Отношение социальной синергетики к классическим и модернистским «философиям истории»

Чтобы оценить должным образом научное и практическое значение социальной синергетики и ее новизну, избегая как терминологической эйфории, так и методологической фобии, надо сравнить синергетическую концепцию истории с известными историософскими концепциями. Последние можно условно разделить на классические (V-XIX вв.) и модернистские (конец XIX — XX в.). Первые, в свою очередь, можно подразделить на три группы: концепции божественного проявления (Августин и др.), исторического круговорота (Дж. Вико и др.) и глобального прогресса (Ж. А. Кондорсэ, И. Гердер, Г. Гегель, О. Конт, К. Маркс и др.). Вторые образуют две группы: концепции локальных цивилизаций (Н. Данилевский, О. Шпенглер, А. Тойнби, П. Сорокин и др.) и абсолютного хаоса (философский деконструктивизм последней трети XX в.). При этом следует обратить внимание на своеобразный терминологический казус, связанный с квалификацией концепций абсолютного хаоса. В современной философской литературе их обычно называют постмодернистскими. Такая терминология, однако, может ввести в заблуждение, ибо постмодернизм всегда представляет своеобразный возврат к классике, но на основе модернизма. Это означает, что постмодернизм — своеобразный синтез модернизма и классики. Концепции же абсолютного хаоса отходят от классических традиций в историософских построениях еще дальше. Поэтому они представляют собой не пост-, а сверхмодернизм. Их новизна по сравнению с концепциями локальных цивилизаций заключается не в учете роли хаоса в истории (идея хаоса присутствует и в концепциях локальных цивилизаций), а в отрицании роли порядка и, тем самым, творческой роли хаоса. Социальная синергетика показывает, что сверхмодернизм является подготовительной стадией для формирования настоящего (конструктивного) постмодернизма.

Если мы теперь сравним синергетическую историософию с только что перечисленными, то нетрудно будет заметить явную тенденцию к творческому синтезу, опирающемуся, в то же время, на энергичную конструктивную критику. Действительно, социальная синергетика, как мы видели, представляет собой прежде всего возрождение концепции глобального прогресса. Однако это уже не тот линейный (бесконечный или конечный) прогресс, о котором писали основоположники прогрессизма. Теперь глобальный прогресс приобретает нелинейный и асимптотический характер. Более того, он вырастает на руинах параболической эволюции локальных цивилизаций, и само его формирование невозможно без такой эволюции. Картина глобального прогресса усложняется и еще в одном отношении: прогрессивное развитие выглядит теперь, вопреки тому, к чему привыкли прежние прогрессисты, как чередование («круговорот») порядка и хаоса. Хаос органически вплетается в картину прогресса, но при этом сохраняет свой творческий характер, порождая новый порядок. Наконец, что самое удивительное, картина глобального прогресса при разглядывании ее под определенным углом зрения выглядит как явление абсолютного человека в образе сверхчеловека (!).

Таким образом, социальная синергетика оказывается настоящей постмодернистской философией истории, высвечивающей с предельной ясностью как сильные, так и слабые стороны как классических, так и модернистских историософских концепций.

Практическое значение социальной синергетики

Теория социальной самоорганизации позволяет по-новому подойти к решению целого ряда фундаментальных проблем философии истории, а именно проблем:

• 1) исторического детерминизма («все дозволено» или «все предопределено»);
• 2) природы социальных кризисов и путей их преодоления (возможно бескризисное развитие общества или нет);
• 3) движущих сил истории (борьба каких именно социальных слоев является главным двигателем истории);
• 4) критерия социального прогресса (существует объективный критерий такого прогресса или его нет);
• 5) роли социальных идеалов и утопий (необходимы ли они или только возможны);
• 6) существования предела культурного развития человечества (есть ли такой предел или его нет);
• 7) возможности долгосрочного социального прогнозирования (справедлива ли попперовская критика такого прогнозирования или нет);
• 8) возможности согласованного развития («коэволюции») общества и природы (должно ли человечество продолжать преобразование природы или ему следует прекратить вмешательство в естественный ход природных процессов) и др.

Проиллюстрируем новизну синергетического подхода на примере проблемы коэволюции. С точки зрения этого подхода социальная самоорганизация есть постэволюция природы, т. е. продолжение развития природы на более высоком уровне. Поэтому преобразование природы человеком в ходе его жизнедеятельности есть продолжение природного развития. Отсюда следует, что само понятие коэволюции общества и природы лишено смысла: причина негативных явлений, связанных с преобразованием природы человеком, заключается не в преобразовании природы как таковом, а в характере этого преобразования (определяемом соответствующим социальным идеалом). Как известно, социальные идеалы имеют утилитарные и духовные компоненты. Роль первых играют экономические и политические идеалы, а роль вторых — этические, эстетические и мировоззренческие. Негативные явления в преобразовании природы возникают тогда, когда или духовные идеалы приносятся в жертву ради реализации утилитарных, или утилитарные ради духовных. Очевидно, что для предотвращения негативных явлений надо согласовывать утилитарное развитие общества с его духовным развитием. Следовательно, для успешной постэволюции природы надо обеспечить коэволюцию (согласованное, гармоничное развитие) утилитарной и духовной компонент в рамках глобальной социальной системы.

Таким образом, с точки зрения социальной синергетики проблема коэволюции приобретает совершенно новый смысл и сама ее постановка существенно меняется. Отсюда, между прочим, следует, что надо, вообще говоря, не только не ослаблять, а усиливать преобразование природы (космическая и биологическая инженерия в XXI в.), но это преобразование должно сочетаться с преобразованием социальных идеалов, определяющих характер преобразования природы (социокультурная инженерия в XXI в., осуществляемая и регулируемая законом дифференциации и интеграции идеалов). При таком условии даже очень радикальное преобразование природы может не только не заключать в себе никакой опасности, но и оказаться великим благом.

Итак, практическое значение теории социальной самоорганизации состоит в том, что она не только не уклоняется от ответа на три самых жгучих вопроса, испокон веков волнующих человечество (не считая их «метафизическими», старомодными или «наивными»), но и дает на них нетривиальные ответы. На вопрос: «Куда мы идем?» — следует предельно краткий ответ: «К суператтрактору» . На вопрос: «Кто виноват?» — мы получаем более пространный ответ: «Противоречивая природа социальной реальности, проявляющаяся в том, что каждый раз, когда мы преодолеваем одни социальные противоречия, вместо них возникают новые» . Наконец, на вопрос: «Что делать?» — мы получаем очень длинный, сложный и хитроумный ответ, который в первом приближении звучит так: «Искать оптимальную для данных исторических условий форму синтеза порядка и свободы („хаоса“)» . Что означает практически такой синтез? Сочетание регламентации одних видов деятельности и либерализации других; иными словами, достижение определенного баланса (равновесия) между «закручиванием гаек» в одних сферах деятельности с их «раскручиванием» в других сферах. Что обычно и делают умные политики.

Но где искать критерий оптимальности? Еще Аристотель обратил внимание на то, что оптимальность противостоит экстремальности и представляет собой «золотую середину» между двумя крайностями. Чтобы найти эту середину, надо знать эти крайности. В рамках социальной самоорганизации такими крайностями (как показывает мировая история) являются:

• 1) на онтологическом уровне — тоталитаризм (культ порядка) и анархизм (культ свободы);
• 2) на гносеологическом — догматизм (культ принципов) и скептицизм (культ отказа от принципов);
• 3) на аксиологическом — утопизм (культ будущего) и прагматизм (культ настоящего).

Оптимальная для данных исторических условий форма синтеза порядка и свободы определяется специфической формой этих крайностей, проявляющейся в данных исторических условиях. Нахождение «золотой середины» между двумя указанными крайностями позволяет найти подобную середину между двумя конечными крайностями, определяющими все поведение человека, — розовым оптимизмом и черным пессимизмом. Роль такой середины играет принцип драматического, т. е. трезвого оптимизма. Только этот принцип позволяет соединить самый возвышенный романтизм с самым трезвым реализмом и обеспечить «твердость духа» в любых критических ситуациях.

Изложенное позволяет дать ясный ответ на вопрос, каким образом социальная синергетика решает проблему интеграции естественно-научного и гуманитарного знания. Из сказанного вытекают следующие выводы.

• 1. Перечисленные выше основные черты естественно-научной методологии имеют общенаучный характер и относятся к зрелой (развитой) гуманитарной методологии в не меньшей мере, чем к зрелой (развитой) естественно-научной.
• 2. Специфика гуманитарной методологии состоит не в отказе от указанных черт, а в специфике их проявления в гуманитарной области. В частности, это предполагает, например, замену классического («линейного») детерминизма, каузализма и рационализма неклассическим («нелинейным») детерминизмом, каузализмом и рационализмом.
• 3. Основой указанной специфики является понятие социальной самоорганизации, для которого характерна (в отличие от социальной организации) нелинейность трех типов (неоднозначность путей развития, диспропорциональность следствия причине и обратное воздействие следствия на причину, т. е. реактивность следствия, или самодействие). Дело еще более усложняется тем, что социальная самоорганизация (в отличие от природной) проявляется на трех уровнях-онтологическом, гносеологическом и аксиологическом — и все эти виды самоорганизации самым причудливым образом переплетаются и взаимодействуют друг с другом.
• 4. Социальная синергетика, однако, не ограничивается критикой перечисленных выше шести «великих иллюзий» (холизма, индетерминизма, телеологизма и т. п.). Она раскрывает их объективные основания в различных аспектах процесса самоорганизации. Именно упомянутая выше нелинейность самоорганизации при ее феноменологическом рассмотрении (т.е. при абстрагировании от сущности происходящих процессов) создает видимость тех альтернативных черт гуманитарной методологии, которые неокантианцы и сторонники «философии жизни» противопоставили естественно-научной методологии и научной методологии вообще. Так, диссипативная структура легко может создать иллюзию холизма, бифуркация — индетерминизма, аттрактор — телеологизма и т. п.
• 5. Социальная синергетика показывает неправомерность противопоставления законов и ценностей. Из трехъярусной структуры социальной самоорганизации следует существование законов самоорганизации ценностей (закон дифференциации и интеграции интерсубъективных идеалов), а из этих последних — законов формирования, развития и переоценки ценностей. Законы, управляющие ценностями, свидетельствуют о недопустимости противопоставления общего и отдельного как в области природных, так и социальных явлений: единство общего и отдельного существует и в природе, и в обществе. И в этом отношении нет принципиального различия между естественно-научным и гуманитарным знанием (вопреки тому, что писали в свое время неокантианцы).
• 6. Особое значение социальной синергетики с точки зрения истории философии состоит в том, что она впервые показала возможность решить эсхатологическую (и экзистенциальную) проблему в рамках последовательного научного мировоззрения. Оказалось, что для решения этой проблемы не требуется ни крен в сторону мистицизма (привлечение «трансцендентных», т. е. сверхъестественных, сил), ни в область солипсизма (растворение объекта в субъекте).

С одной стороны, самоорганизация исключает потребность в организации социальной реальности путем вмешательства потусторонних сил извне (некоего «трансцендентного» дизайнера). С другой стороны, самоорганизация указанной реальности предполагает независимость изменений этой реальности от познающего субъекта. Сплошь и рядом ее поведение оказывается совершенно не соответствующим его намерениям, представлениям и желаниям.

Таким образом, синергетический подход к гуманитарному знанию не допускает доведения специфики этого знания до той крайности, когда для понимания этой специфики требуется мистификация социальной реальности. Но в то же время этот подход не допускает и отрицания всякой содержательной разницы между гуманитарным и естественно-научным знанием и сведения взаимоотношения этих видов знания к чисто формальным различиям в разных способах употребления языка. В этом случае сама проблема интеграции естественно-научного и гуманитарного знания становится псевдопроблемой. Такой взгляд присущ так называемому грамматологичекому подходу. Для него характерно отождествление реальности с «текстом», истины — «с интерпретацией текста», а идеала — с требованием «абсолютной свободы», т. е. безответственного произвола в интерпретации текста как высшей и единственной ценности. Следовательно, социальная синергетика рассматривает проблему интеграции естественно-научного и гуманитарного знания в полемике как с широко распространенным в конце XX в. наукообразным мистицизмом, так и с не менее популярным на рубеже XX—XXI вв. лингвистическим солипсизмом.