Борьба с терроризмом как геополитическая стратегия контроля над пространством

" Мировой хаос": технология глобального управления

В новых условиях информационной революции американские геополитики начали эффективно использовать информационные технологии для контроля над пространством. Основная идея состоит в том, чтобы с помощью информационного фантома — раскрученной и предельно мифологизированной идеи — создавать в информационном пространстве атмосферу всеобщего напряжения, ожидания нового «мирового хаоса» и тем самым объяснить «возможность и необходимость» мировой гегемонии США в «нестабильном, разбалансированном» мире как единственно рациональную модель глобального управления.

В начале нового века такой информационный фантом постепенно, методом проб и ошибок, был найден, и сегодня мощная информационная машина Пентагона работает над его внедрением в СМИ всего мира. Наиболее точно новую геополитическую парадигму можно охарактеризовать как модель «управляемого хаоса», а официальное название пропагандистского мифа Пентагона сегодня знают все: «борьба с международным терроризмом». Интересно и весьма важно проследить, каким образом эта модель была найдена и апробирована, чтобы понять и разоблачить все внутренние пружины ее действия в современных условиях. Сделать это нетрудно, если обратиться к работам ведущих американских геополитиков последних лет.

С самого начала было очевидно, что однонолярный мир по самой своей внутренней сущности является нестабильной геополитической системой. В политике, как и в природе, стабильность обеспечивается минимум двумя точками опоры, поэтому, если центр силы один, необходимы дополнительные меры для придания равновесия и устойчивости системе. Дополнительные факторы устойчивости закладывались в «новый мировой порядок» его архитекторами изначально, и именно этим современная «Рах Americana» отличается от стихийно сложившихся империй прошлого.

Обратим внимание на то. как описывает «новый мировой порядок» один из его главных стратегов Збигнев Бжезинский: «…гегемония влечет за собой комплексную структуру взаимозависимых институтов и процедур, предназначенных для выработки консенсуса и незаметной асимметрии в сфере власти и влияния. Американское глобальное превосходство, таким образом, подкрепляется сложной системой союзов и коалиций, которая буквально опоясывает весь мир… Еe основные моменты включают:

систему коллективной безопасности, в том числе объединенное командование и вооруженные силы, например НATO, американо-японский договор безопасности и т. д.;

— региональное экономическое сотрудничество, например APECI, NAFTA, специализированные глобальные организации сотрудничества, например Всемирный банк, МВФ, ВТО;

процедуры, которые уделяют особое внимание совместному принятию решений, даже при доминировании США;

• — предпочтение демократическому членству в ключевых союзах;
• — рудиментарную глобальную конституционную и юридическую структуру (от Международного суда до специального трибунала по рассмотрению военных преступлений в Боснии)" .

Главный вывод Бжезинского: в отличие от империй прошлого американская глобальная система не является иерархической пирамидой. Напротив, Америка стоит в центре «взаимозависимой вселенной», такой, в которой власть осуществляется через постоянное маневрирование, диалог, диффузию и стремление к формальному консенсусу, хотя эта власть происходит в конце концов из одного источника — Вашингтон, округ Колумбия. Однако, несмотря на все перечисленные выше дополнительные факторы по приданию устойчивости американской гегемонии, Бжезинский с самого начала был преисполнен пессимизма по поводу судьбы одинокой сверхдержавы. Он первым из теоретиков атлантизма написал роковые слова, которые сразу же стали популярным афоризмом среди геополитиков: " После последней мировой сверхдержавы" .

Так было положено начало дискуссии о том, как продлить век американского могущества. В рамках этой дискуссии был дан точный и ясный анализ главных факторов, дестабилизирующих американскую гегемонию.

Во-первых, имперской мобилизации «Рах Americana» мешает демократия. Нигде и никогда в истории популистская демократия не достигала мирового господства. Погоня за абсолютной властью несовместима с демократическими устремлениями. Об этом свидетельствуют и опросы общественного мнения: только 13% американцев поддерживают тех, кто считает, что «как единственная оставшаяся сверхдержава США должны оставаться единственным мировым лидером в решении международных проблем». Подавляющее же большинство американцев (74%) предпочитают, чтобы «США в равной мере с другими государствами решали международные проблемы» .

Во-вторых, по мере того как США все больше становятся обществом, объединяющим многие культуры, им труднее добиться консенсуса по внешнеполитическим вопросам, кроме вопроса о возникновении ситуации общей внешней угрозы национальным интересам. Такой консенсус существовал в США во время Второй мировой войны и даже в годы холодной войны. Но в начале XXI столетия настоящей проблемой для достижения общенационального консенсуса стало отсутствие реального вызова извне.

В-третьих, доминирующая в США массовая культура больше тяготеет к развлечениями и гедонизму, что привело к явному падению патриотических чувств. СМИ играют здесь очень важную роль, формируя у людей сильное отвращение к применению силы, если оно влечет за собой даже незначительные потери.

Вывод напрашивается сам собой: для того чтобы не развалилась под тяжестью этих трех дестабилизирующих факторов, необходимо срочно нивелировать их новой геополитической стратегией Вашингтона. Бжезинский написал об этом более обтекаемо, но каждый вдумчивый читатель может обнаружить его глубокое внутреннее беспокойство между строк: «…необходимо создать геополитическую структуру, которая будет способна смягчить неизбежные потрясения и напряженность, вызванные социально-политическими переменами, в то же время формируя геополитическую сердцевину взаимной ответственности за управление миром без войн» .

Исследование указанных дестабилизирующих факторов и привело стратегов Пентагона к формированию концепции «управляемого хаоса». К поиску новой американской геополитической стратегии подключились все «мозговые центры» Пентагона, и постепенно обозначилось несколько основных моделей решения проблемы. Все они так или иначе были апробированы в американской внешней политике последнего десятилетия:

• — достижение геополитического равновесия с помощью стратегии поддержки гегемоном в каждом из международных центров силы второй по значимости страны против регионального лидера (Британии против Германии, Украины против России, Аргентины против Бразилии, Пакистана против Индии, Японии против Китая);
• — создание в центральном геополитическом балансе сил преобладающих коалиций по «правилу Бисмарка» — «постарайся быть среди трех в мире, где правит баланс пяти» ;
• — политическое и экономическое объединение Западного полушария — Северной и Южной Америки — под эгидой США (начало этому процессу положил «саммит двух Америк» в апреле 1998 г.);
• — концепция «нового изоляционизма» США — гегемон должен прежде всего заботиться о сохранении своих ресурсов и энергии, поскольку вес империи прошлого погибли от перенапряжения сил;
• — создание внутри западной цивилизации более сплоченной «коалиции англосаксов» — тесного круга подлинных союзников, которые разделяют американские ценности (Великобритания, Канада, Австралия, Новая Зеландия, Ирландия, островные страны Карибского и Тихоокеанского бассейнов). Основной принцип коалиции: единый язык — единые ценности — единое пространство;
• — усиление оборонной мощи — создание «оборонительного щита над Америкой», т. е. системы противоракетной обороны (ПРО) стратегического масштаба, которая могла бы «закрыть» не только США, но и всю Западную Европу, Персидский залив и Восточную Азию.

Очевидно, что все перечисленные выше модели не оригинальны, были использованы в прошлом разными «империалистами» — от римских цезарей до Бисмарка и Гитлера, но нигде и никогда не привели к подлинному укреплению и процветанию империй. И что самое главное, все эти стратегии оставляли без изменений разрушительное действие трех дестабилизирующих факторов, подрывающих основы американского имперского могущества: расслабляющий климат популистской демократии, всеобщее стремление к удовольствиям и гедонистической расслабленности и убежденность в отсутствии реальных внешних врагов у США.

Тогда геополитики обратили внимание на данные институтов по изучению общественного мнения американцев относительно того, откуда исходит внешняя угроза:

• — международный терроризм — 80%;
• — применение химического и биологического оружия — 75%;
• — возникновение новых ядерных держав — 73%; эпидемии 71%;

превращение Китая в мировую державу 57%;

• — ноток иммигрантов в США — 55%;
• — конкуренция Японии — 45%;

экономическое соперничество со странами с низким жизненным уровнем — 40%;

• — исламский фундаментализм — 38%;
• — военная мощь России — 35%;
• — региональные этнические конфликты — 34%;
• — экономическое соревнование с Западной Европой — 24%'.

Необходимо подчеркнуть, что приведенные выше данные относятся к весне 1999 г. В конце 2009 г. угрозу международного терроризма как первую по значимости называли уже свыше 90% американцев: заработала пропагандистская машина, и результаты не заставили себя ждать. Так была найдена и актуализирована в общественном сознании с помощью СМИ реальная угроза извне, которая могла бы стать основой для достижения американцами национального консенсуса по международным проблемам. Терроризм оказался силой, способной стать реальным противоядием от гедонистической расслабленности и мобилизовать нацию, без лишнего шума переведя управление страной на режим военного или, точнее, предвоенного времени.