Сравнительный анализ эволюции национальных инновационных систем Южной Кореи и Бразилии

Среди обширного перечня научных публикаций, посвященных непосредственному анализу страновой специфики НИС, следует особо выделить сравнительные исследования эволюции и текущего уровня развития НИС по двум-трем отдельно взятым национальным экономикам.

В частности, на удивление большое число исследований на рубеже веков было посвящено сравнительному анализу НИС Южной Кореи и Бразилии. Такой повышенный интерес объясняется достаточно четкими различиями в стратегических подходах этих двух стран к наращиванию своего технологического потенциала, приведшими в итоге к тому, что корейская модель оказалась намного более эффективной, а также тем, что в обеих странах на протяжении нескольких десятилетий общую государственную стратегию развития определяли авторитарные военные режимы.

Так, в обзорной статье американского исследователя Стивена Фейнсона, посвященной общему теоретическому анализу, в качестве двух наиболее показательных страновых примеров приводится именно сравнение корейской и бразильской ПИС. Причем последняя, как нетрудно догадаться, в основном рассматривается в негативном ключе, тогда как корейская — по большей части — в позитивном.

Стивен Фейнсон отметил низкую эффективность бразильской модели, которая с начала 1970;х гг. строилась на военно-политическом руководстве и придерживалась стратегии агрессивного импорт-замещения, жесткого ограничения присутствия в национальной экономике зарубежных транснациональных компаний и искусственного стимулирования внутреннего промышленного роста путем широкомасштабных иностранных займов и кредитов. Этот курс привел к тому, что уже к концу 1970;х гг. внешний долг Бразилии вырос до 40 млрд долл. США, национальная экономика страдала от высоких темпов роста инфляции и искусственно поддерживаемого обменного курса валюты, а национальные компании становились все менее конкурентоспособными на международной арене.

Общее руководство научно-технологической политикой государства с 1972 г. формально осуществлялось специально созданным Секретариатом, но промышленной технологии при Министерстве промышленности и торговли. Однако, по оценкам исследователей, роль этого Секретариата была на протяжении многих лет весьма ограниченной и концентрировалась на сохранении национального суверенитета при помощи развития местных технологий в военно-промышленном комплексе и ряде стратегических отраслей.

Три ключевые внутренние проблемы Бразилии, приведшие к длительной пробуксовке ее технологического развития, заключались в присутствии многочисленных искусственных барьеров на пути свободного притока новых технологий, низком уровне НИОКР национальных компаний и их неумении конвертировать эти разработки в эффективные производственные решения, а также в крайней нехватке собственных квалифицированных кадров.

Об этом свидетельствует 73%-ная занятость в промышленном производстве в 1980 г. (при этом работники имели незаконченное начальное образование, тогда как доля инженерно-технического персонала от общего числа населения страны на протяжении многих лет оставалась крайне низкой, — в 1990;е гг. она составляла всего 0,13% (для сравнения, в Корее этот показатель примерно в четыре раза выше)).

Существенным негативным фактором являлось и то, что общий курс на импортозамещение и минимизацию оттока иностранной валюты резко ограничивал возможности Бразилии, но приобретению новых зарубежных технологий.

Фейнсон привел весьма показательный сравнительный пример: FINEP, бразильское государственное агентство, созданное с целью финансирования промышленного R&D, за первые 17 лет своего существования инвестировал в национальную экономику ту же сумму денег, которая в среднем ежегодно вливалась в экономику Южной Кореи на те же цели.

Более того, на протяжении многих лет от 70 до 90% совокупных расходов на НИОКР осуществлялись государственными университетами и исследовательскими институтами, тогда как в частном секторе работало менее 1% от общего числа бразильских ученых и инженеров.

Вскоре после прихода к власти в 1985 г. гражданского правительства научно-технологическая политика страны стала постепенно меняться в сторону большей открытости и либерализации, было создано новое Министерство науки и технологии, Бразилия перешла к активному поощрению притока прямых зарубежных инвестиций. Однако долговременная привязанность бразильских властей к жестко централизованному планированию, по мнению западных исследователей, резко ограничила позитивный эффект от этих нововведений, способствуя быстрому разрастанию государственного бюрократического аппарата.

Кроме того, не принесли ожидаемых результатов и меры по привлечению прямых зарубежных инвестиций в национальную экономику: эта политика проводилась с сильным креном в сторону максимизации притока иностранной валюты, тогда как предложенный ограниченный пакет налоговых льгот, а также слабая защита интеллектуальных прав собственности отнюдь не стимулировали желание зарубежных международных компаний передавать свои современные технологии и размещать дочерние подразделения в Бразилии.

Что же касается отдельных успехов, достигнутых бразильскими компаниями на мировом рынке (в аэронавтике, производстве автомобильных двигателей и ряде секторов сельскохозяйственного производства), они во многом были достигнуты скорее не благодаря, а вопреки общей неповоротливой промышленно-технологической политике государства.

В качестве одной из немногих позитивных характеристик НИС Бразилии следует отметить тот факт, что на протяжении нескольких последних десятилетий в этой стране осуществлялась политика активного поощрения создания разветвленной сети технологических парков и бизнес-инкубаторов, рассматривавшихся в качестве центров поддержки процесса становления и развития малых высокотехнологичных компаний.

В настоящее время в Бразилии функционирует несколько десятков таких парков, причем значительная их часть сосредоточена в крупнейшем штате Сан-Паулу, региональное правительство которого осуществляет масштабную программу строительства технопарков в ряде городов, обладающих сильной хайтековской базой (таких как столица штата Сан-Паулу, Кампинас, Сан Жозе дос Кампос и Сан Карлос). В этих «техноемких» городах имеются сильные исследовательские университеты, а также целый ряд прикладных исследовательских институтов бразильских хайтековских компаний.

Самым большим и известным технопарком Бразилии сегодня является научно-технологический парк Кампинас, территория которого составляет почти 8 млн м2. Строительство этого технопарка было инициировано еще в 1980 г. в результате подписания соглашения о сотрудничестве между двумя ведущими национальными телекоммуникационными компаниями — Unicamp и Telebros.

Помимо основного технопарка в Кампинасе была создана «поддерживающая» сеть хайтековских бизнес-инкубаторов и промышленных парков. Благодаря этой активной научно-технологической политике местных властей, Кампинас получил неофициальный статус бразильской «Кремниевой Долины». Основной упор в этой хайтековской зоне делается на развитие сектора ИКТ, в частности, на проведение активных научных исследований в области фотоники.

В отличие от своих более консервативных бразильских коллег, военные лидеры Южной Кореи изначально приступили к осуществлению активной и динамичной технологической политики. Причем главной и первоочередной была сразу же обозначена задача обеспечения быстрого притока в страну новых зарубежных технологий.

Но в качестве основного механизма был избран не традиционный путь стимулирования прямых западных инвестиций и иностранного лицензирования, а универсальная схема массового создания готовых производств во всех приоритетных технологических направлениях (сталепрокатном производстве, химической, бумажной, цементной промышленности и т. д.). А вместо лицензирования корейские экономические идеологи предпочли использовать прямой импорт основных средств производства, и этот подход, по мнению зарубежных аналитиков, оказался наиболее продуктивным методом трансфера современных технологий.

Второй важнейшей задачей национальной технологической политики Кореи стало активное стимулирование использования и внедрения привнесенных новых технологий на внутреннем производстве. Основное отличие от латиноамериканской модели заключалось в возможностях корейцев в очень короткие сроки создать эффективно работающую систему налоговых льгот и прочих послаблений для стимулирования НИОКРовской деятельности национальных компаний. Кроме того, важную роль в этом процессе на начальном этапе сыграли специально созданные по инициативе государства центры R&D.

Значительным стимулом для дальнейшего развития научных исследований в национальных университетах стало также создание корейским правительством в 1971 г. Института передовой науки и технологии Кореи, основной задачей которого была заявлена активная поддержка местных ученых и инженеров.

Статистический итог этих комплексных мер выглядит очень впечатляюще: только за период с 1970 по 1987 г. число частных центров R&D выросло с 1 до 604, совокупные расходы на НИОКР в промышленности — с 22 млн до 1,4 млрд долл. США, а доля расходов на НИОКР в национальном ВНП за период с 1970 по 1995 г. выросла с 0,4 до 2,7%*.

Показательна и динамика изменения распределения расходов на НИОКР между государственными институтами, университетами и частными фирмами. Так, если еще в 1980 г. 62% совокупных расходов на НИОКР осуществлялись государственными учреждениями, а на долю частных компаний приходилось лишь 28,8% (еще 9,2% - на университеты), то уже в 1990 г. картина резко изменилась, — частные фирмы «перетянули» на себя 74% от всех R&D расходов. Это стало еще одним важным отличием корейской НИС от бразильской, в которой явное преобладание государственных расходов на НИОКР над расходами частных компаний сохраняется на протяжении нескольких десятилетий.

Наконец, третьим ключевым элементом стратегии технологического развития Кореи стал курс на массовый экспорт продукции национальных отраслей. В свою очередь, для того, чтобы на время защитить свои молодые и относительно небольшие по мировым меркам компании от жесткой конкуренции со стороны зарубежных фирм корейское правительство избрало несколько стратегических отраслей, предприятия которых были, по сути, помещены в тепличные условия. И важнейшим фактором, обеспечившим успех этой стратегии технологического развития, стала также грамотно выверенная продолжительность «тепличных периодов», т. е. продуманные схемы постепенного снятия протекционистских колпаков.

Впечатляющий долговременный рост корейской экономики был в значительной степени обусловлен и эффективной государственной политикой в области образования. Так, в начале 1980;х гг. на образование ежегодно выделялось порядка 22% от совокупного государственного бюджета, и эти обильные расходы принесли столь же весомые плоды: если еще в середине 1950;х гг. доля грамотного населения Кореи составляла лишь 22%, то через 30 лет она достигла почти 100%.

Куда более спорным представляется вопрос о роли различных государственных учреждений и ведомств Кореи в осуществлении общей координации научно-технологической и инновационной политики страны. В течение многих лет общую ответственность за ее планирование и проведение формально несло Министерство науки и технологии (MOST).

Однако, по оценкам как зарубежных, так и корейских аналитиков, реальное влияние MOST на этот процесс было весьма ограниченным, — значительно большим весом обладало Министерство планирования и бюджета (МРВ).

В 1997 г. была осуществлена управленческая реформа: в соответствии с новым Специальным законом о научно-технологических инновациях был создан Национальный совет по науке и технологии (NSTC) под непосредственным руководством Президента Кореи.

В итоге, именно к NSTC перешла большая часть полномочий и рычагов управления научно-технологической политикой, которые ранее распределялись между МРВ и MOST.

Отметим также два важных решения корейских властей, принятых еще в середине 1980;х гг. для стимулирования развития малого и среднего бизнеса и участия последнего в развитии высокотехнологичных секторов. Во-первых, были созданы особые «технологические заповедники» — 205 промышленных зон, на территории которых была запрещена деятельность крупнейших корейских компаний. И, во-вторых, одним из прямых следствий нового Акта о формировании малых и средних предприятий, принятого в 1986 г., стало появление в стране национального венчурного капитала — первых 12 венчурных компаний смешанного типа.

Существенный недостаток корейской НИС, который признается ее наиболее слабым звеном — это очень низкий уровень НИОКРовской коллаборации между университетами, государственными исследовательскими институтами и частным сектором. Так, по оценкам MOST, в 1990;е гг. лишь 35% от общего объема R&D осуществлялось совместными усилиями промышленных компаний и государственных исследовательских учреждений. Во многом это объясняется серьезным недофинансированием университетов и научно-исследовательских институтов государством, которое и ограничивает интерес крупных промышленных компаний Кореи к сотрудничеству с вузами в сфере совместных НИОКР.