Автократизм судебной власти и пути её демократизации

Современные конституции государств основаны на признании самостоятельности всех ветвей власти и их независимости друг от друга. Но больше всего принцип независимости распространяют на суд. Почему? Ответить на этот вопрос нетрудно. Во-первых, признаётся принцип верховенства закона, его независимости и всеобщности. Эту независимость автоматически распространяют и на тех, кто призван оценивать законность действий членов общества и граждан государства — судов.

Независимость института, призванного обеспечивать верховенство закона, являющегося выражением воли народа, действительно становится условием его беспристрастности и объективности. А чтобы быть независимыми, судки должны быть уверены в прочности своих служебных и материальных позиций, не подвергаться преследованиям за выносимые ими справедливые, но неугодные кому-то из сторон решения. Именно поэтому их избирают на должности пожизненно и без права сокращения оплаты труда во время исполнения ими своих функций, т. е. гарантируя им как их статус, так и материальную независимость. Всё вроде верно, особенно с учётом того, что они назначались правителями и могли быть отстранены от должности в случае вынесения ими справедливых, но неугодных властителям решений.

Не случайно сам принцип независимости суд ей и нахождения их в должности до тех пор, пока они остаются при здравом уме, возник после «славной революции» в Англии 1688 г., положившей конец произволу Стюартов. Этот принцип был заимствован США и продолжает действовать до сих пор, хотя он вопиюще нарушает основной принцип демократии: выборность и сменяемость всех должностных лиц. Это во-первых. Во-вторых, с пожизненным нахождением суд ей в должности можно было бы согласиться, если бы судьи были кристально честными, бескорыстными, принципиальными, объективными, справедливыми и в то же время прекрасно знающими нормы законов людьми, денно и нощно заботящимися о социальном мире, правлении закона и торжестве справедливости в обществе. И ещё: если бы взгляды и позиции людей оставались неизменными на протяжении всей их жизни. Но таковы ли все, кто занимает должности судей, на самом деле? Оставаясь консерваторами в рамках государств, люди всё-таки поступают более разумно, когда формируют составы международных судов. Здесь сроки нахождения в должностях значительно короче — от пяти-шести до десяти лет. Это разумно и позволяет обеспечивать коллегиальность, а соответственно, большую демократичность как самих органов судопроизводства, так и процессов обсуждения исков и вынесения судебных решений.

Образование, обретение знаний просветляет умы людей, но не души. И кто определяет и оценивает наличие у кандидатов на роль судей необходимых для её исполнения качеств? Те же исполнительная и законодательная власти, первая из которых предлагает кандидатуры, а вторая утверждает. А это уже зависимость или ограничение независимости. Предусмотрена возможность освобождения судьи от должности путём импичмента в случае неподобающего поведения. А кто устанавливает факт неподобающего поведения и выносит решение об этом? Если исполнительная и законодательная власти, то опять судьи оказываются зависимыми от них. Может быть, им может стать вышестоящая судебная инстанция? Вполне возможно, но и это не снимает звучавших выше вопросов, ибо она состоит из людей с таким же правовым статусом. Не случайно ведь говорят «рука руку моет» или «ворон ворону глаз не выклюет» .

Суд может стать подлинно независимым от других институтов власти (а от общества он всегда должен зависеть) только в том случае, если судьи, как и законодатели, будут избираться на определённые сроки самим обществом и контролироваться им, отзываться досрочно в случае необладания ими необходимыми для беспристрастного судейства качествами.

Были и есть люди, которые искренне считают выборность судей, как и капитанов кораблей, врачей и т. д., невозможной и вредной, поскольку в таком случае на ответственные должности могут быть избраны не знатоки своего дела, а по политическим убеждениям. Это является серьёзным заблуждением, обусловленным упрощённым отношением к проблеме. Везде и всегда в жизни руководствуются принципом выборности, за исключением случаев, когда выбирать не из кого. Если к судовладельцу придёт десяток опытных моряков, он, безусловно, будет выбирать из их числа нужное ему количество лучших специалистов. То же самое относится и к врачам, если специалистов окажется десяток, а больнице или клинике нужен только один.

Адвокат — профессия, призванная защищать человека от ложных обвинений, специалист, призванный обеспечивать законность по отношению к человеку, избравшему его в качестве своего защитника. Но человек при всех условиях сам выбирает себе адвоката. Во всех случаях выбор осуществляется людьми (индивидуально или труппой) из числа специалистов и знатоков своего дела. Выбирают те, кому специалист призван служить. И в США во многих штатах судьи избирались. Так, в 1878 г в 24 штатах судьи избирались народным голосованием [12, vol. 1, р. 46]. Эта практика первоначально была заимствована также СССР.

Судьи служат многим людям: жителям округа, графства, района и страны в целом. Естественно, народ должен (по районам, графствам, штатам и стране в целом) выбирать из числа квалифицированных специалистов права тех, кому они могут доверить оценку своих деяний в строгом соответствии с законом. Кстати, отбор членов жюри, устанавливающего виновность или невиновность обвиняемого, ни у кого сомнений и возражений не вызывает, и суд жюри считается справедливым и обеспечивающим свободу граждан.

Не всё так просто и с вопросом о независимости судей в материальном плане. Стремление, вроде, благородное, по крайней мере, в отношении судей, но забывают о принципе равноправия граждан или равенства их перед законом, в том числе и перед законом об оплате труд а. Если в отношении суд ей будет нарушен этот принцип, выделив их в особую категорию, а они согласятся с этим, то не станет ли принцип неравенства граждан перед законом доминирующим в деятельности и самих судей? И будет ли это в таком случае судом справедливости и законности?

Конституция США (ст. III, разд. 1) провозгласила независимость суда как самостоятельной ветви государственной власти и в целях её гарантирования провозгласила, что «судьи как Верховного, так и нижестоящих судов занимают свои должности, пока ведут себя безупречно, и в установленные сроки получают за свою службу вознаграждение, которое не может быть уменьшено во время пребывания в должности». Ею же предусмотрена, возможность существования в стране судебных институтов разных уровней. В соответствии с Основным законом учреждены Верховные суды федерации и штатов с полномочиями толковать конституции федерации и штатов, а также законов их конгрессов, что, по мнению некоторых исследователей Конституции США, сводило роль последних к нулю [12, vol. 1, р. 16]. И не только это. Законодательные органы являются таковыми верховного суверена. — народа, выражающими его волю. Десять или полтора десятка людей, ни перед кем не ответственных, наделяются противоестественным правом объявлять эту волю и акты, часто являющиеся выражением этой воли, ложной и недействительной. Это, по существу, является продолжением функционирования норм времён абсолютной монархии в сфере правовой жизни и означает не демократию, а её отрицание.

Нормы формирования судов, их конституционные полномочия, сроки их нахождения в должностях и процедуры принятия решений устанавливаются с игнорированием всех стандартов демократии, в данном случае — необходимости контроля со стороны народа над деятельностью формируемых им институтов и отзыва случайно попавших туда людей. А. Гамильтон объяснял это необходимостью обеспечения точного и беспристрастного исполнения законов. В результате власть суда оказалась выше и сильнее законодательной и исполнительной властей:. Законы можно порою игнорировать, указания исполнительной власти не исполнять, а решения суда подлежат немедленному исполнению.

В большей степени это относится к Верховному, Конституционному и прочим судам, наделённым полномочиями оценивать деятельность институтов общества и государства с позиций Основного закона.

Сомнения в рациональности решения проблемы, высказывавшиеся на конвенте в Филадельфии и в ходе обсуждения проекта Конституции США, ещё более усилились после вступления её в силу. Во-первых, они касались вопроса о пожизненном нахождении человека в должности судьи, пока он остаётся в здравом уме. А кто добровольно признается, что он находится не в здравом уме? Игнорируется здесь и целесообразность сохранения связей с гражданами. При назначении или избрании на должности определяющим факторам выступает наличие профессиональных знаний, квалификации, документа об образовании и опыта работы. Человеческие качества не всегда учитываются, а если и учитываются, то только в самом начале, при избрании или назначении. А если человек изменился на каком-то этапе своей жизни под влиянием тех или иных обстоятельств и перестал быть тем, кем он являлся или считался при избрании? Это уже не может быть учтено, так как он находится в должности без ограничения срока.

Во-вторых, были сомнения относительно возможности судьи путём истолкования законов и их конструирования оказывать влияние на деятельность других ветвей власти, объявляя их решения противоречащими конституции иди закону с прерогативой абсолютности и окончательности вынесенного ими вердикта. (Верховного или Конституционного суда).

В-третьих, как считали критики, такие полномочия предоставлены судам, чтобы помешать реализации воли большинства путём объявления её неконституционной Это давало судебной власти право узурпировать почта неограниченную власть, вкладывать в каждую статью конституции, которая трактуется им в данный момент; иное содержание согласно собственным представлениям, чем вкладывал в них законодатель. Не существует никаких фиксированных правил, которыми суд при этом должен руководствоваться [17, р. 110−111]. Мнение Верховного или Конституционного суда всегда будет иметь силу закона, ибо нет никакой иной власти, предусмотренной конституциями, которая может исправлять их ошибки или контролировать их решения.

Достаточно наглядно это можно видеть на примере Конституционного суда Российской Федерации. Многие его решения (о суверенитете республик, об их праве на природные ресурсы в своём регионе, о праве запретить захоронения на своей территории ядерных отходов, толкование Конституционным судом вопроса о продолжительности нахождения одних и тех же лиц во власти и др.) нелогичны, неубедительны и противоречивы. А некоторые из них имеют прямо антидемократическую направленность. Речь идёт о призыве к властям отказаться от практики проведения всенародных референдумов, решении о придании указам Президента Российской Федерации силу закона, о признании конституционными поправок к УПК РФ, которыми в 2008 г. дела о терроризме и ряде других тяжких преступлении были выведены из компетенции суда присяжных, и др.

Верховный суд, Конституционный суд, Конституционный совет и т. д. — это институты, призванные стоять на страже интересов общества и государства, исправлять ошибки нижестоящих судов и признавать нелегитимными внеправовые действия государственных органов, ущемляющие права и свободы граждан. Их миссия — строго следить за тем, чтобы весь законодательный процесс в государстве осуществлялся в соответствии с буквой и духом его Основного закона, соблюдались права и свободы человека и гражданина, а исполнительные и контрольные органы власти функционировали в строгом соответствии с нормами конституции.

В России, где традиционно принято было считать, что законы даруются народу его правителями, которые сами вовсе не обязаны считаться с ними, общество возлагало на Конституционный суд, учреждённый путём принятия поправок к Конституции РСФСР в 1991 г., особые надежды. Полагали, что этот институт станет гарантом превращения России в правое государство и последовательного соблюдения в нем принципов конституционализма. Первые полтора года своей деятельности он действительно стремился соответствовать такому назначению. Однако после «верхушечного переворота» Б. Ельцина в сентябре 1993 г., действия которого были признаны Конституционным судом антиконституционными, деятельность последнего была приостановлена самим же нарушителем конституции (с октября 1993 г. по февраль 1995 г. суд не выносил ни одного решения).

В декабре 1993 г. в России стал действовать не вполне легитимный Основной закон, после чего состав Конституционного суда был пополнен новыми членами. Отныне ему предстояло только «освящать» этот «Основной закон» и участвовать в постепенном искоренении федеративного духа Российского государства путём объявления всех отличительных положений конституций его республик и уставов областей и краёв противоречащими Конституции Российской Федерации, превращая их из равноправных субъектов Федерации в управляемые непосредственно из Москвы регионы.

Россия — многонациональное государство. Статья 1 (п. 1) Конституции провозглашает её демократическим федеративным государством с республиканской формой правления. Если это действительно так, то здесь должны строго руководствоваться принципами федерализма, республиканизма и демократии, а также во всей полноте соблюдаться права живущих в ней народов. По официальным данным, Российское государство образуют 176 народов, живущих в 21 республике, 9 краях, 46 областях, 4 национальных (автономных) округах, одной автономной области и двух городах федерального значения.

Федерации основываются на равенстве всех её субъектов, а их конституции в тех или иных формулировках закрепляют это равенство. Так, штаты США, Мексики, кантоны Швейцарии, земли Германии и провинции Канады равны между собой по статусу и правам. «Граждане каждого штата имеют право на все привилегии и вольности граждан других штатов» , — провозглашает разд. 2 статьи IV Конституции США. О том, что «каждый немец имеет в каждой земле одинаковые гражданские права и обязанности», говорится в п. 2 ст. 33 Конституции ФРГ Как мы видели выше, Конституция США разрабатывалась представителями штагов, уже имевших свои конституции, весьма ревниво относившихся к собственным правам и полномочиям и желавших создать центральные органы власти для решения некоторых общих для всех субъектов создаваемой Федерации проблем. Они изначально исходили из того, что правительство должно быть ограничено как полномочиями, так и размерами аппарата власти и управления.

Б. Ельцин и его окружение, под диктовку которых был написан проект Конституции Российской Федерации, забыли об этом или сочли это унижающим их достоинство. Конституционному суду следовало бы дать, во-первых, правовую оценку самому документу, называемому Конституцией Российской Федерации, и установить, насколько правовые акты государства и деятельность его должностных лиц соответствуют требованиям и природе многонационального, демократического федеративного государства республиканского типа" .

Самая важная из этих задач — первая. Но Конституционный суд не осмеливается даже высказаться по нему. Относительно легко решить вторую и третью задачи, но для этого членам Конституционного суда, являющимся учёными со степенями и званиями, нужно обладать определённой гражданской смелостью, научной добросовестностью и правовой честностью. Не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы увидеть, что власти России шли и продолжают идти от зародышевого федерализма обратно к империи через дальнейшее усиление «властной вертикали». Конституционный суя Российской Федерации мог бы под твердить правоту граждан России, указывающих на грубейшие нарушения Конституции как законодательной, так и исполнительной властями, и, таким образом, пресечь эти попытки, оценив их как нелегитимные. Но, видимо, помня об опыте первого состава Конституционного суд, а и судьбе Генерального прокурора России Ю. Скуратова, лишённого должности единоличной волей президента за проявление самостоятельности, на что Ельцин опять-таки не имел конституционных полномочий, новый состав Конституционного суда решил не «высовываться» и почти во всём поддерживать действия главы государства. Своими противоречивыми и неубедительными решениями, которые, тем не менее, считаются окончательными и подлежащими немедленному исполнению, этот суд по существу поддерживает в стране нелегитимность, о чём вынужден был откровенно заявить член этого суда В. Ярославцев в интервью испанской газете El Pais. В нем учёный-юрист; видимо, на основе собственного опыта, заявил, что «судебная власть в России за время президентства В. Путина и его преемника Д. Медведева превратилась в инструмент на службе исполнительной власти», что «законодательные органы парализованы», так как «центр принятия решений находится в администрации президента», а не в самих судах.

Об этом же свидетельствовал и экс-Генеральный прокурор Российской Федерации Скуратов, который был освобождён от должности с организацией провокаций против него, как только стало известно, что он приступил к изучению коррупционных дел, в которые оказалось замешанной семья самого Президента Б. Ельцина. [3].

31 коля 1995 г. Конституционный суд вынес решение 10-П, связанное с началом чеченской трагедии. Можно представить себе, с какими трудностями ему пришлось столкнуться в этой ситуации. Он имел дело одновременно с правами и народа, и субъекта Федерации, а также с правами и обязанностями самого федеративного государства по обеспечению целостности его территории и со многим другим. Он мог не только объявлять действия федерального центра в отношении Чеченской Республики конституционными иди неконституционными, но и сказать новое слово, предложить альтернативный (оптимальный с его точки зрения) конституционный вариант решения проблемы.

Конституционный суд Российской Федерации тогда оказался примерно в такой же ситуации, как и Верховный суд США в 1803 г. при рассмотрении дела Marbury vs Madison. И в том, и в другом случаях нужно было сказать не просто «конституционно» или «неконституционно», а сформулировать доктрину правового анализа. Тем более, что этого требовала от него часть вторая ст. 74 Федерального конституционного закона «О Конституционном суде Российской Федерации», которая гласит, что принимая решение по делу, необходимо оценивать не только буквальный смысл рассматриваемого документа, но и смысл, придаваемый ему официальным толкованием иди сложившейся правоприменительной практикой и местам документа среди правовых актов.

Дело действительно оказалось непростым. Оценки указам Президента и Постановлению Правительства Российской Федерации давались на основе сообщения судей-докладчиков, объяснений сторон, выступлений экспертов и специалистов, а также исследования представленных материалов. Но мнения самих судей относительно оценки деяний федеральных властей разошлись. Восемь судей из 18 членов Конституционного суда, участвовавших в рассмотрении дела, не согласились со многими положениями постановления и изложили свои особые мнения.

Совет Федерации и группа депутатов Государственной Думы Российской Федерации, по запросу которых проводилось изучение, считали, что Указы Президента Российской Федерации (№ 2137 от 30 ноября 1994 года, № 2166 от 9 декабря 1994 года), а также Постановление Правительства Российской Федерации (№ 1360 от 9 декабря 1994 года) составили единую систему нормативных правовых актов и привели к неправомерному применению Вооружённых сил Российской Федерации, поскольку их использование на территории страны возможно лишь в рамках режима чрезвычайного или военного положения. Результатам этих мер, считали они, стали незаконные ограничения и массовые нарушения конституционных прав и свобод российских граждан. Ими оспаривалась также и конституционность Указа Президента Российской Федерации № 1833 от 2 ноября 1993 г. в части, касающейся возможности использования Вооружённых сил Российской Федерации при разрешении внутренних конфликтов, и Постановления Правительства Российской Федерации № 1360 от 9 декабря 1994 г. По их мнению, использование во исполнение этих актов на территории Чеченской Республики Вооружённых сил Российской Федерации, повлёкшее значительные жертвы среди гражданского населения, противоречило ст. 15 Конституции Российской Федерации и международным обязательствам, принятым на себя Российской Федерацией.

Обосновывая конституционность действий президента и правительства, Постановление Конституционного суда повторяло официальные оценки самих федеральных властей: незаконный разгон «сепаратистами» Верховного Совета республики в 1991 г. (вскоре Президент РФ сам повторит эту акцию на федеральном уровне в ещё более жестокой форме), отрицание действия Конституции: Российской Федерации и федеральных законов на территории Чечни (поступали в соответствии с советом Президента РФ «берите столько суверенитета, сколько сможете проглотить»), создание регулярных незаконных вооружённых формирований, оснащённых новейшей военной техникой (переданной им российскими же властями!).

Конституционный суд отметил, что Указ Президента Российской Федерации № 2137 от 30 ноября 1994 г. предписывал в качестве мер по восстановлению конституционного порядка в Чеченской Республике создание группы для руководства действиями по разоружению и ликвидации вооружённых формирований и введению на территории республики режима чрезвычайного положения, а также определял механизм координации деятельности федеральных органов исполнительной власти и сил обеспечения безопасности при осуществлении этих мер и как бы выражал сожаление о том, что «запланированные мероприятия в указанное время не были проведены, а состав группы и её полномочия были в дальнейшем изменены» .

Конституционный суд снял с рассмотрения Указ Президента № 2137, признал конституционным его Указ № 2166 и ограничился признанием не соответствующими Конституции Российской Федерации только п. 3 (ч. 5 абзаца первого) и 6 (абзац второй) Постановления Правительства № 1360, оставив без надлежащей оценки акт в целом. Некоторые судьи Конституционного суда настаивали на признании не только этого постановления, но и указов президента, в том числе и снятого с рассмотрения, полностью неконституционными.

Большинство членов Конституционного суда не заметило, что среди этих мер не было главного и основного, с чего начинается регулирование любого конфликта: какова истинная воля самого народа Чеченской Республики, которая должна стать основой политики государственных институтов в этом регионе, и установлена, ли она. Не значилась эта мера и в Указе Президента Российской Федерации от 9 декабря 1994 г. Конституционность этою указа суд обосновал ссылками на статьи конституции, из норм которых следует, что президент обязан принимать меры по охране суверенитета Российской Федерации, её независимости, безопасности и целостности государства. Президент и Правительство Российской Федерации обеспечивают выполнение полномочий федеральной государственной власти на всей территории Российской Федерации, в том числе в такой сфере ведения федерации, как оборона и безопасность. Формально верно, но благородные цеди перечисленных статей достигаются не «большой дубинкой», а политикой, основанной на воле народа Российской Федерации. Её никто не устанавливал.

Судья Конституционного суда Б. С. Эбзеев считал, что обсуждаемые акты Президента и Правительства Российской Федерации не могут оцениваться Конституционным судом не только без учёта событий, которыми они были вызваны, но и вне последовавших за их исполнением результатов — многочисленных жертв среди мирного населения, больших разрушений и уничтожения имущества граждан. «Неадекватность актов, и особенно мер, но их реализации, потребностям пресечения покушения на конституционный строй Российской Федерации придаёт им характер покушения на Конституцию Российской Федерации» , — заявил он. По мнению этого судьи, оцениваемые Конституционным судом акты в процессе их реализации оказались репрессивной мерой, наносящей ущерб основам конституционного строя Российской Федерации. В частности, избранные в соответствии с этими актами способы охраны Конституции Российской Федерации на территории Чеченской Республики привели к нарушению принципа демократического правового государства (ст. 1 Конституции РФ), согласно которому конституционные органы государственной власти могут действовать только в рамках установленных конституцией полномочий и в предписанных ею пределах. Судья Конституционного суда усмотрел противоречие содержащейся в п. 2 мотивировочной части постановления Конституционного суда посылки о существовании у Президента Российской Федерации исключительных полномочий на основе так называемого надпозитивного права государственной необходимости или «скрытых полномочий» согласно ст. 80 и 90 Конституции Российской Федерации. «Апелляция к скрытым полномочиям всегда опасна, — заявил судья В. Д. Зорькин. — Ни разгул банд, ни интервенция такой апелляции не оправдывают; а то, что её оправдывает (т.е. сложно построенный мятеж), нам не доказано и Конституционным судом не выявлено. И если мы это примем сегодня, то завтра для использования так называемых скрытых полномочий окажется достаточно ничтожных поводов, может быть, разбитых витрин универмага. А это путь не к господству права и закона, а к произволу и тирании. Этого допустить нельзя» .

Судки Конституционного суда АП. Кононов, В. Д. Зорькин, В. О. Лучин, Б. С. Эбзеев исходили из того, что неадекватность использовавшихся для достижения указанных в оспариваемых актах средств провозглашённым в них целям привела к нарушению закреплённого в ст. 2 Конституции Российской Федерации принципа, согласно которому человек, его права и свободы являются высшей ценностью. А Постановление Правительства № 1360 от 9 декабря 1994 г. предусматривало ряд ограничений прав и свобод граждан, присущих обычно режиму чрезвычайного положения. Чрезвычайное положение, однако, не вводилось, и, следовательно, ч. 1 ст. 56 Конституции: Российской Федерации не могла служить правовой основой установленных правительством ограничений. Кроме того, в постановлении правительства Российской Федерации № 1360 не были установлены ограничения для действий органов государства и их должностных лиц, на которых возложено исполнение данного акта, и не указаны гарантии защиты гражданского населения и объектов, необходимых для его выживания, установок и сооружений, предусмотренных Дополнительным протоколом к Женевским конвенциям от 12 августа 1949 г., касающимся защиты жертв вооружённых конфликтов немеждународного характера. Тем самым были созданы условия для нарушения обязательств по международным договорам Российской Федерации, которые согласно ст. 15 Конституции Российской Федерации являются составной частью её правовой системы.

Судья А. П. Кононов в своём особом мнении отметил «крайне жестокие и запрещённые международным гуманитарным правом методы ведения войны, применение неизбирательных средств массового поражения, массовую гибель населения, колоссальный поток беженцев, глобальные разрушения жилых и производственных объектов, экологически опасных сооружений, культурных и культовых ценностей, карательные экспедиции с так называемой „зачисткой территорий“, создание абсолютно незаконных фильтрационных пунктов, факты бессудных расстрелов и казней, применения истязаний и пыток» .

Судья не сомневался в том, что «в результате издания и применения этих актов грубейшим образом были нарушены нормы Женевской конвенции 1949 г, дополнительных протоколов к ней, прежде всего, прямо относящиеся к данному случаю нормы Протокола П от 12 августа 1949 г, касающиеся защиты жертв вооружённых конфликтов немеждународного характера» .

По мнению Кононова, не мог служить непреодолимым препятствием праву народа на самоопределение и принцип территориальной целостности. «Являясь одним из основных прав и открывая Международный пакт о гражданских и политических правах 1966 г., право народа на самоопределение не содержит здесь никаких оговорок и ограничений, является реально действующим в международной практике, отражает прогрессивную историческую тенденцию и в силу ст. 15 (ч. 4) Конституции Российской Федерации включено в систему основных конституционных прав. Это право выряжается и в ст. 3 Конституции через принцип народовластия, и в ст. 66, предусматривающей возможность изменения статуса субъекта Российской Федерации в определённом порядке». Он полагает, что «территориальная целостность не может утверждаться насильственно вопреки выраженному в законной форме самоопределению народа, и конфликт должен быть разрешён цивилизованным путём в пользу последнего» .

Судья Конституционного суда Г. А. Гаджиев полагал, что Указом Президента от 9 декабря 1994 г. и Постановлением Правительства от 9 декабря 1994 г. был создан особый правовой режим, сопровождающийся ограничением прав граждан. Он не является ни режимом чрезвычайного положения, ни режимом военного положения.

Судья В. О. Лучин справедливо считал, что «несоответствие благих целей средствам их достижения никак не может быть объяснено и оправдано». Причинно-следственная связь указов президента и постановления правительства с известными трагическими событиями в Чеченской Республике настолько очевидна, писал он в своём особом мнении, «что не может быть дезавуирована даже организованным сопротивлением восстановлению конституционного строя и правопорядка в республике. Федеральная власть, избрав вооружённый метод решения чеченского вопроса, не приняла всех необходимых мер по защите основных прав и свобод граждан». Конституционный строй, замешанный на крови, людском горе и бедах, теряет своё основное предназначение — служить человеку" .

" Если рассматриваемые акты, как признал Конституционный суд, конституционны, тогда массовые нарушения прав человека и огромные разрушения гражданских объектов — это тоже конституционно или это результат «отдельных эксцессов» исполнителей, прежде всего действий армии, которая вышла из подчинения своему Верховному Главнокомандующему?" , — справедливо спрашивал судья Конституционного суда В. Д. Зорькин.

В решении Конституционного суда почему-то оказалось полностью игнорированным право многонационального народа тогда ещё Чечено-Ингушской республики на выражение своей воли путём всенародного референдума.

Хорошо известно, что если народы чувствуют себя в содружестве наций уютно, если ничто не угрожает их культуре, языку, обычаям и традициям, если в этом сообществе уважаются права и свободы человека независимо от его национальной, этнической, религиозной и т. д. принадлежности, то они могут довольствоваться внутренним самоопределением — реализацией своего права на самоопределение на уровне автономии в рамках федеративного государства. Если же так называемые лидеры «титульных» народов вздут себя как господа и пытаются поставить все остальные народы в положение вассалов, допускают их дискриминацию, а языкам, культуре, традициям последних создают реальную угрозу, то народы будут стремиться к реализации своего права на самоопределение на максимальном уровне, вплоть до образования своего собственного государства. Правда, попытки подобного рода могут встречаться и в первом случае, ибо проявления крайнего национализма и сепаратизма характерны для любого этноса, но они не будут пользоваться поддержкой большинства народа. Сепаратизм многократно усиливается в результате отрицания государствами законных прав местных народов на внутреннее самоопределение и суровых репрессий в отношении недовольных такой политикой.

Инициировали сепаратизм и «ответную на него реакцию» тесно связанные между собой политические силы Грозного и Москвы и контролируемые ими средства массовой информации. 5 результате этой преступной авантюры согни тысяч граждан России лишились жизни, жилья и имущества, в развалины превратился полумиллионный промышленный и культурный центр Северного Кавказа — город Грозный.

Между тем, конфликта в Чеченской республике можно было не допускать. А если даже он и начался, то его можно было урегулировать в соответствии с принципами конституционализма. Необходимо было определить волю населения конфликтного субъекта Федерации — по примеру провинций Квебека в Канаде и Восточного Тимора в Индонезии. Даже простые подсчёты показывали тогда, что большинство населения Чечни выскажется против выхода этой республики из состава России. Так, по переписи 1989 г. в тоща ещё Чечено-Ингушской автономной республике проживали 1277 тыс. человек. После начала смуты в Чечне, отделения Ингушетии, выезда из республики тысяч обеспокоенных за судьбы своих семей граждан население Чечни составило около 900 тыс. человек. Примерно 65% из них являлись чеченцами, около 30% - русскими и около 5% - представителями других народов.

Известно, что население конфликтных регионов по своим ориентациям делится на твёрдых сепаратистов, твёрдых федералистов и не определившихся примерно в равных долях, т. е. по 32−33%. Вместе с 35% русскоязычного населения Чечни, кровно заинтересованного в единстве с Россией, сторонники федерализма составляли не менее 67−70% населения беспокойной республики, т. е. конституционное большинство. Но тогдашним властям нужны были не референдум и не твёрдая: определённость. Им нужны были нестабильность, противостояние, война, которые разожгли бы худшие страсти людей и отвлекли внимание населения страны от политических проблем России. Сепаратисты в Чечне были вооружены самими же властями. Таким образом, корни всех внутрироссийских конфликтов, в том числе и национализма, сепаратизма, религиозной нетерпимости, а также ключи к их разрешению находились в Москве. Но Конституционный суд этого как бы не заметил. Некоторые его судьи указывали на поспешность рассмотрения проблемы без изучения и даже без знания всех обстоятельств принятия решений.

К сожалению, в последующем эта тенденция в деятельности Конституционного суда усилилась. Даже особых мнений суд ей стало значительно меньше. 7 июня 2000 г. Конституционный Суд вынес постановление по деду о проверке конституционности отдельных положений Конституции Республики Алтай и Федерального закона «Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации». Он определил как неконституционные положения Основного закона Республики Алтай о суверенитете Республики Алтай (ст. 4 и 162), об объявлении достоянием Республики Алтай всех природных ресурсов, находящихся на её территории (ч. 1 ст. 16) и о запрете складирования радиоактивных отходов и отравляющих веществ в Республике Алтай (ч. 2 ст. 10). Напомним, что проект Конституции Российской Федерации 1993 г. не подучил здесь требуемого Законом «О референдуме» большинства голосов избирателей. Постановление Конституционного суда было вынесено по запросу председателя правительства Республики Алтай. К сожалению, и на этот раз Конституционный суд не захотел увидеть «за деревьями леса» и утопил важную проблему прав человека и народов в казуистике.

Часть 1 ст. 16 конституции Республики Алтай, принятой, в отличие от Конституции Российской Федерации, легитимно, объявляла землю, недра, леса, растительный и животный мир, водные и другие природные ресурсы достоянием (собственностью) Республики Алтай и национальным богатством её народа, которые используются и охраняются как основа его жизни и деятельности. Это положение конституции Республики Алтай было заимствовано из п. 3 ст. III Федеративного договора — Договора о разграничении предметов ведения и полномочий между федеральными органами государственной власти Российской Федерации и органами государственной власти суверенных республик в составе Российской Федерации, которым было предусмотрено, что земля и её недра, воды, растительный и животный мир являются достоянием (собственностью) народов, проживающих на территории соответствующих республик, и что статус федеральных природных ресурсов определяется по взаимной договорённости федеральных органов государственной власти Российской Федерации и органов государственной власти республика составе Российской Федерации.

Конституционный суд утверждал, что, дескать, после принятия Конституции Российской Федерации указанные положения Федеративного договора и основанные на них соглашения могут применяться лишь с учётам требований Конституции Российской Федерации. «Это означает, что право собственности на природные ресурсы, как и её разграничение, должны устанавливаться в соответствии с Конституцией Российской Федерации, имеющей верховенство, высшую юридическую силу, прямое действие и применяющуюся на всей территории Российской Федерации, а не на основе Федеративного договора, в котором данный вопрос решён по-иному». Но ведь Конституция федеративного государства не должна расходиться с Федеративным договорам. Последний в обязательном порядке должен был либо войти в конституцию, либо стать её основой. Если этого не сделали, то необходимо рассмотреть вопрос о легитимности самой Конституции Российской Федерации. Да, действительно, в конституции, навязанной стране против воли большинства её населения и без согласия субъектов Федерации, нет ни слова о собственности субъектов Федерации. Её ст. 9 провозглашает, что «земля и другие природные ресурсы используются и охраняются в Российской Федерации как основа жизни и деятельности народов, проживающих на соответствующей территории». Но кому они принадлежат; в чьём пользовании находятся, кто ими распоряжается? В той же статье говорится, что они «могут находиться в частной, государственной, муниципальной и других формах собственности». Понятия собственности республик, краёв, областей здесь, в отличие от конституций других федераций мира, нет.

Статья 69 Конституции Российской Федерации гласит, что «Российская Федерация гарантирует права коренных малочисленных народов в соответствии с общепризнанными принципами и нормами международного права и международных договоров Российской Федерации», которые, согласно п. 4 ст. 15 этого же документа, «являются составной частью её правовой системы». «Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора», гласит данный пункт.

Существует множество международных деклараций и соглашений о суверенитете народов над их природными богатствами и ресурсами и о правах коренных народов. Плюс к ним резолюции Генеральной Ассамблеи ООН 2184 (XXI) от 12 декабря 1966 г. и 2202 (XXI) от 16 декабря 1966 г., которые осуждают как преступления прошв человечности нарушение экономических и политических прав коренного населения.

Субъекты любой федерации вправе, руководствуясь названными международными соглашениями и следуя мировой традиции, провозглашать в своих конституциях или уставах их суверенитет над природными ресурсами и богатствами на своей территории и эксплуатировать их прежде всего в интересах населения субъекта, даже если такого положения нет в Конституции Федерации. Стремление федеральных властей не допускать этого нелегитимно. К сожалению, Конституционный суд Российской Федерации в такой ситуации стоит на стороне не права, а правонарушителей. Вопреки положениям международных соглашений о суверенитете народов над природными ресурсами в ареале их проживания, он утверждает в своём постановлении, что «субъект Российской Федерации не вправе объявлять своим достоянием природные ресурсы на своей территории и регулировать отношения собственности на природные ресурсы», поскольку согласно Конституции Российской Федерации собственником является многонациональный народ России в целом.

Конституционный суд любит оперировать формулой «многонациональный народ России, являясь в силу конституционного принципа народовластия носителем суверенитета и единственным источником власти в Российской Федерации, осуществляет её как непосредственно, таки через органы публичной власти». Это не случайно. Осуществлять свою власть всему многонациональному народу непосредственно либо очень трудно, либо не дают. Остаётся формула «через публичную власть», превращающая федерального чиновника в абсолютную силу Стало быть, по формуле Конституционного суда, собственностью на территории Республики Алтай вправе распоряжаться только властный центр Федерации и его функционеры, что, собственно, и делается.

В докладе, посвящённом 20-летию Конституционного суда, В. Зорькин, вновь избранный в 2002 г. председателем суда, забыв о своей принципиальности в бытность рядовым его членом, оправдывал это решение тем, что, дескать, Конституционный суд не только объективировал в своих решениях конституционно-правовые основы восстановления полной (а не выборочной, как это нередко было в 1990;е годы) конституционной законности в области федеративных отношений. По его мнению, суд решительно и однозначно утвердил принцип принадлежности государственного суверенитета исключительно Российской Федерации. «В соответствии с нашей Конституцией суверенитет (т.е. полновластие внутри страны и независимость на международной арене) может принадлежать только народу в целом и созданному этим народом государству, но никак не отдельным его частям. Единство, верховенство и независимость есть свойства, присущие только общегосударственной власти» [2].

Что верно, то верно. Но федеральные отношения, за торжество которых «особы ратовал Конституционный суд, строятся на равноправии субъектов Федерации, делегирующих определённые полномочия учреждаемой ими федеральной власти. Эти полномочия никак не могут быть абсолютными, позволяющими федеральному центру диктовать субъектам Федерации, что они могут делать и чего не могут. Во-первых, федерация — это особый уровень ассоциации народов со своими специфическими полномочиями. Во-вторых, реализация права народа на суверенитет происходит по «закону большинства», в том числе и населения субъекта Федерации, при уважительном отношении к мнению меньшинства.

Многонациональный народ России — это совокупность около двухсот отдельных народов, имеющих свои ареалы исторического проживания, национальные, культурные и иные традиции. Сознательное забвение этой истины, поддержанное Конституционным судам, становится одной из главных причин нарушения федеральным центром прав отдельных народ ов. Подобно тому, как общество — это совокупность индивидов, являющихся высшей его ценностью, так и народ многонациональной страны — это совокупность разных этносов, представляющих для неё такую же ценность. Каждый из них обладает неотъемлемыми правами, в там числе правом пользования и распоряжения землёй, на которой он проживает исторически, её недрами, правом беречь чистоту среды своего проживания и т. д.

Поучительным для России мог бы стать опыт других федеративных государств мира по решению аналогичных вопросов. Так, по Конституции Канады, всеми топливно-энергетическими и сырьевыми ресурсами владеют провинции. Они выдают лицензии, устанавливают нормы добычи, отводят земли под трубопроводы, формулируют экологические требования. В исключительном ведении провинций находятся вопросы изменения их конституций, финансы провинций, местные займы, землепользование и многое другое.

Среди фундаментальных прав человека числится и право на чистую окружающую среду, чистую питьевую воду и чистый воздух. Декларация Конференции ООН в Стокгольме 16 июня 1972 г. призывает улучшать взаимосвязь человека и природы, вносить вклад в сохранение и усовершенствование окружающей среды для нынешних и будущих поколений, а также углублять понимание людьми необходимости отказа от ее милитаризации и загрязнения. Эли идеи почти в тех же формулировках повторены в международной конвенции «О запрещении военных или любых других враждебных природе метод ов модификации окружающей среды». «Люди находятся в центре заботы о жизнеспособном развитии, они имеют право на здоровую и производительную жизнь в гармонии с природой» , — провозглашает Декларация Рио-де-Жанейро 1992 г.

Каждое государство, каждый регион и даже каждый индивид обязаны принять меры по сохранению чистоты окружающей среды. Трагические события в мире с наводнениями, пожарами, катастрофами и другими стихийными бедствиями являются прямой реакцией природы на безрассудное отношение человека к ней. Поэтому отрицание Конституционным судом права субъектов Российской Федерации устанавливать запреты на захоронение радиоактивных материалов на их территории и обоснование права федеральной власти на загрязнение территории любого из них даже без их согласия способно вызывать лишь недоумение. Подобных несуразностей в отношениях как между Российской Федерацией и её субъектами, так и между самими субъектами много. Конституционный суд, вместо того чтобы содействовать их устранению, по существу помогает их приумножению, консервации и увековечению.

Природ, а центральной власти в России существенно не менялась в связи с превращением России из империи в федеративную республику. В классических федерациях центральная власть формируется путём делегирования полномочий от субъектов к федерации. Центральная власть в России, напротив, сама возводила части государства в ранг субъектов Федерации и по своему усмотрению предоставляла им те или иные статусы (республики, края, области и т. д.) и властные полномочия. Вместо того чтобы идти дальше по пути развития принципов федерализма, власти России пытались и пытаются вернуться к имперским методам правления, воздавая лидерам каждого субъекта пропорционально их покорности. Конституционный суд по существу участвует в этих неправедных играх. Очевидным подтверждением этому может послужить его Постановление по делу о проверке конституционности положений п. 5 ст. 18 и ст. 301 Федерального закона «Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации», ст. 108 конституции Республики Татарстан, ст. 67 Конституции (Основного Закона) Республики Саха (Якутия) и ч. 3 ст. 3 закона Республики Саха (Якутия) «О выборах Президента Республики Саха (Якутия)», от 9 июля 2002 г.

Вопрос о выборности и сменяемости должностных лиц — очень больной для России, где почти восемь веков правили Рюриковичи, 304 года — Романовы, в период Советской власти (1922 — 1982) — три человека: Сталин, Хрущёв и Брежнев. На остальных ступенях власти правили их ставленники — наместники, губернаторы, секретари обкомов, формально избираемые, наделе рекомендуемые из центра.

Одним из главных требований, с которых начинались реформы 1980;х гг., было ограничение сроков пребывания в должности одного и того же лица. В соответствии с мировой практикой установили не более двух сроков по 4 или 5 дет каждый, что применительно к первому должностному лицу государства было закреплено и в Конституции 1993 т. формулировкой «одно и то же лицо не может занимать должность Президента Российской Федерации более двух сроков подряд». В Федеральном законе «Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации», вступившем в силу 19 октября 1999 г., эта формулировка (п. 5 ст. 18) повторена, применительно и к руководителям субъектов Российской Федерации (ст. 81, ч. 3).

Мотивируя своё постановление, Конституционный суд, с одной стороны, логично рассуждал, что в силу единства системы государственной власти в Российской Федерации ориентирующей является норма Конституции Российской Федерации, согласно которой одно и то же лицо не может занимать должность Президента Российской Федерации более двух сроков подряд. А потому государственная власть в субъектах Российской Федерации должна базироваться на тех же принципах формирования и функционирования, включая выборность и сменяемость, что и федеральная государственная власть.

Некоторые субъекты Федерации, проявив правовую ответственность, почти (фазу же включили норму о двух сроках в свои конституции и уставы, а другие не сделали этого до принятия в 1999 г. Федерального закона «Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации». 8 февраля 2001 г. этот закон был дополнен ст. 30, согласно которой положение о не более чем двух сроках подряд применяется без учёта начавшегося до вступления в силу данного Федерального закона срока, на который избиралось лицо, замещавшее на день его вступления в силу должность высшего должностного лица субъекта Российской Федерации.

Вместо того чтобы рассматривать вопрос о соответствии этой попрании норме Конституции, Конституционный суд поставил его выше Конституции. Он делает неожиданный вывод. Раздел второй «Заключительные и переходные положения» Конституции: Российской Федерации, мал, не содержит каких-либо положений о сроках полномочий высших должностных лиц субъектов Российской Федерации, избранных на должность до вступления в силу Конституции Российской Федерации, федеральный законодатель не придал и не мог придать норме, ограничивающей число сроков возможного пребывания одного и того же лица в должности высшего должностного лица субъекта Российской Федерации, обратную силу Отсюда следует, что норма п. 5 ст. 18 Федерального закона «Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации», с учётам её взаимосвязи со ст 30, регулирует отношения, которые сложились после вступления в силу названного Федерального закона, т. е. с 19 октября 1999 г. Поэтому в субъектах Российской Федерации, законодательство которых на тот момент не содержало ограничения числа сроков избрания одного и того же лица на должность высшего должностного лица субъекта Российской Федерации, положение п. 5 ст. 18 во взаимосвязи со ст. 30 Федерального закона действует со дня вступления данного Федерального закона в силу, т. е. с 19 октября 1999 г. Стало быть, руководители некоторых субъектов, уже избиравшиеся по два и более раза, могут участвовать в выборах как новые лица ещё по два раза.

Таким образом, Конституционный суд сам показал относительность формулировок конституции «одно и то же лицо не может…», «все равны перед законом». Некоторые лица, оказывается, могут, поскольку «более равны» .

Вынося решение по делу Murbury vs Madison, Верховный суд США установил правило: во всех случаях, когда возникает конфликт между Конституцией и каким-либо правовым актом, принятым конгрессом, приоритет имеет Конституция. Название «Конституционный суд» предполагает то же самое, при условии, разумеется, безусловной легитимности самой конституции. Но на деле, оказывается, не всегда это так. В первом из рассмотренных нами постановлений Конституционного суда Российской Федерации так называемое надпозитивное право с какими-то «скрытыми полномочиями» президента оказалось приоритетнее Конституции. Во втором случае Конституция Российской Федерации противопоставлена Федеративному договору — Договору о разграничении предметов ведения и полномочий между федеральными органами государственной власти Российской Федерации и органами государственной власти суверенных республик в составе Российской Федерации, противоречий между которыми, в случае легитимности первой, не должно быть. В третьем же случае Федеральный закон «Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации!» поставлен выше Конституции. Невольно вспоминается спор между лорд-канцлером Великобритании Ф. Бэконом и главой юстиции Э. Коком. К сожалению, и некоторые судьи Конституционного суда Российской Федерации ведут себя не как независимые и авторитетные арбитры в вопросах права и справедливости, а как «льны перед троном», что очень опасно для страны. Не для этого существует весьма дорогостоящий для общества Конституционный суд.

Хотя и слабым, но утешением является то, что некоторые судьи Конституционного суда правильно понимают свою миссию и действуют соответствующим образом. Но их число с каждым годом уменьшается путём выдавливания поборников законности из состава суда.

Практически соблюдать конституционные нормы не так просто. Ветви государственной власти всегда и во всех странах соперничают друг с другом, доходя нередко до острых, вплоть до применения артиллерии, конфликтов. Особенно сильно стремление исполнительной ветви к усилению своей власти за счёт узурпации полномочий других ветвей власти Система сдержек и противовесов при её последовательном соблюдении весьма эффективна, но требует постоянного развития и совершенствования с учётам происходящих изменений и интересов живущих поколений. Поэтому во всех странах мира живо обсуждается проблема совершенствования системы государственной власти и управления в сторону её большей демократизации, усиления роли верховного суверена — народа, постоянного расширения круга прав и свобод человека. Здесь встречаются и попятные движения. Если в одних странах активно обсуждаются вопросы об усилении влияния народа на институты власти, то в других странах, в том числе и России, чаще всего поднимается вопрос об усилении полномочий исполнительной власти. А естественное стремление одной ветви власти сдерживать другую ветвь нередко рассматривается как соперничество, непримиримость и противостояние. Видимо, должно пройти значительное время, чтобы стала очевидной истинно положительная роль системы сдержек и противовесов.