Особенности публицистических текстов

Специфика речевого оформления публицистического текста зависит от многих обстоятельств: сферы общения, канала распространения, темы сообщения, замысла, характера взаимодействия автора и адресата. Особенности публицистических текстов в самом общем их виде покажем на примере письма Д. С. Лихачева (см. текст-образец), представляющего собой истинный образец литературной публицистики.

Тема публицистического текста всегда двуедина. Во-первых, она связана с предметом речи, прежде всего с тем, на чем сконцентрировано внимание субъекта речи: с событием, ситуацией, персоной, предметом или чужим высказыванием, т. е. ситуативно-предметна. Во-вторых, она связана с идеей текста — выражением оценочного или преобразующе-побудительного отношения к предмету речи, а значит, она субъективна.

Действительно, в письме ученого рассуждение строится вокруг распространенного в обществе людей чувства обиды. Ситуативно-предметная сторона темы выражена с помощью цепочки однокоренных слов, семантика корневой морфемы в них выступает ключевой для текста (обижаться, обидеть, обида, обидчивость, обидчивый). Развертывание темы поддерживается использованием контекстуальных синонимов (<случайность, до нее, ее, чувство, побуждение, оскорбительное замечание, невнимательность, забывчивость, черта характера, сердиться, оскорбили), указаниями на носителя этого чувства {вы, вы сами, вас), и того, кто это чувство вызывает, причем он может быть назван определенно {"забывчивый" человек) и неопределенно {хотят обидеть, вас оскорбили).

Субъективная сторона развития темы двуаспектна: она связана с отношением к предмету речи, которое эксплицируется в оценочное™ и волеизъявлении.

Оценочное отношение публициста к проявлению чувства обиды выражено прямо: в квалифицирующих предложениях с помощью оценочных существительных, прилагательных, наречий {…Излишняя обидчивость — признак недостатка ума или какой-то закомплексованности; Обидчивость ведь очень мучительная черта характера) и косвенно: указанием на «местоположение» {опускаться до обиды, лежит где-то низко, до нее следует наклониться) и подбором оценочных синонимов и антонимов. Оценки выступают основой для выработки совета или рекомендации.

Волеизъявление, направленное на формулирование совета, рекомендации и назидания не поддаваться этому чувству, представлено цепочкой глаголов в форме повелительного наклонения, других форм выражения предостережения, с помощью которых предлагается модель поведения, необходимая человеку для нейтрализации в себе чувства обиды {Не сердясь, выяснить недоразумение…', Стоит подумать', следует ли опускаться до обиды.:. Произведите некое математическое действие', Вычитайте… все, что к вам не относится', …Произведите деление вашего чувства на побуждения благородные', Произведя в уме… некую математическую операцию, вы сможете ответить на обиду с большим достоинством', Будьте умны и т. д.).

Таким образом, развертывание не только ситуативно-предметной и субъективной стороны темы происходит в тесной взаимосвязи.

Композиция публицистических текстов воплощается в архитектонике, представляется в специфических алгоритмах коммуникативных действий, направленных на реализацию коммуникативного замысла.

Свои алгоритмы лежат в основе информационных, аналитических, убеждающих, рекламно-побудительных и «продвигающих», имиджеформирующих коммуникативных стратегий. Тем самым обнаруживается связь между характером информационно-воздействующей речевой деятельности и речевым воплощением текстов.

Однако важно подчеркнуть, что коммуникативные действия, реализуемые в речевой практике, обладают диалогической природой, поскольку создание текстов определяется информационными запросами и коммуникативными интересами аудитории, которые должен учитывать автор.

Типовой авторский замысел (в лингвистических терминах — интенциональность), лежащий в основе создания текста, с одной стороны, входит в структуру медийной речевой деятельности, а с другой — под влиянием представлений автора о типовых информационных запросах аудитории вырабатывается как ответ на высказанное ранее суждение о предмете речи.

Фактор адресата в медиатекстах проявляется в удовлетворении информационных запросов и приведении композиционно-тематических и стилистических характеристик текста в соответствие с гипотезами об информационных ожиданиях читателя. В этом случае развертывание публицистического текста можно представить как взаимодействие смысловых позиций автора и адресата, которое протекает, но крайней мере тремя способами:

• — ответы-сообщения корректируются для того, чтобы предупредить возможное непонимание каких-то фрагментов содержания текста;
• — свои оценки объясняются и подтверждаются, чужие — опровергаются для того, чтобы предупредить возможное несогласие с ними читателя;
• — побуждение к действиям обосновывается утверждением его значимости для социума.

В живом и многообразном творческом процессе эти коммуникативные действия (оценочные, вопросительные, побудительные) являются не только адресацией к аудитории, но и ответом на ее гипотетическое сопротивление речевому воздействию. А потому они становятся интерактивными композитивными единицами, которые осложняются, наполняются новым содержанием и чередуются, благодаря чему происходит развитие содержания текста.

Анализ этих интерактивных единиц позволяет:

— определить в публицистическом тексте особенности развертывания и отражения в речевой структуре текста не только реального, непосредственного диалога (интервью), но и имплицитного (скрытого), с прогнозируемой позицией читателя;

вскрыть социально ориентированную природу публицистического творчества, состоящую в том, что речевое стимулирование свойственно не только автору, но и адресату.

В результате в тексте могут отражаться и полные диалогические единства — интеракции, и усеченные — со стимулирующей или ответной частью. Понятно, что и те, и другие принадлежат одному субъекту — автору, но автор, ведя беседу со своим гипотетическим объектом, предусматривает его возможные реакции-ответы и с учетом их продолжает беседу.

В нашем тексте-образце представлены и полные, и усеченные диалогические единства. Так, в первом предложении автор сформулировал вопросстимул так, будто ему поступил вопрос от сомневающегося читателя:

Ну, а если хотят обидеть? [Далее в косвенной, вопросительной форме дается ответ-рекомендация.] Прежде чем отвечать на обиду обидой, стоит подумать, следует ли опускаться до обиды? Ведь обида обычно лежит где-то низко и до нее следует наклониться, чтобы ее поднять.

Если решили все же обидеться В придаточном условия изложена гипотеза читательского сомнения, в ответ на нее автор дает совет.], то прежде произведите некое математическое действие — вычитание, деление и пр. [ В последующих сложноподчиненных предложениях, построенных аналогично, совет разворачивается, но каждый раз так, будто в ответ на гипотетическое сомнение адресата.] Допустим, вас оскорбили за то, в чем вы только отчасти виноваты. Вычитайте из вашего чувства обиды все, что к вам не относится. Допустим, что вас обидели из побуждений благородных, — произведите деление вашего чувства на побуждения благородные, вызвавшие оскорбительное замечание, и т.д. [ В завершение своего увещевания автор формулирует назидание, в этом случае диалогическое единство представлено лишь одной стимулирующей репликой.] Произведя в уме некую нужную математическую операцию, вы сможете ответить на обиду с большим достоинством, которое будет тем благороднее, чем меньше значения вы придаете обиде. До известных пределов, конечно.

В общем-то, излишняя обидчивость — признак недостатка ума или какой-то закомплексованности. Будьте умны.

Анализируя архитектонику письма, мы обнаруживаем, что в основе его создания лежит единый — диалогический — механизм порождения речи.

Композиция публицистического текста представляет собой речевое воплощение последовательности двусоставных полных и усеченных коммуникативных действий, воссоздающих объективную логику взаимодействия автора и гипотетического адресата.

Порядок следования этих коммуникативных действий воспроизводит процесс речевой деятельности, порядок отношений, способ достижения коммуникативного замысла: убедить, что обидчивость — проявление человеческого характера, крайне вредное прежде всего для самого человека.

В зависимости от коммуникативного статуса адресата различна тональность публицистического текста. Каждый вид тональности имеет свой стилистический рисунок. В массовой коммуникации, которая осуществляется сверху вниз (когда народу разъясняются решения власти — такое общение характерно для тоталитарных режимов), а адресат мыслится объектом информирующего воздействия, тональность текста — призывная, официальная, порой ригористичная, вплоть до императивной. В коммуникации, направленной снизу вверх (это характерно для оппозиционной прессы, митинговых выступлений) речь чаще всего конфликтна, агрессивна. Но важно, что при любой направленности вертикальной коммуникации наблюдается значительная отстраненность от адресата.

При горизонтальной коммуникации, когда коммуникативные статусы автора и адресата равны (как в тексте-образце), текстам присуща рекомендательная модальность и большая интимизация. В письме Д. С. Лихачева господствует интонация размышления, она создается вопросно-ответными комплексами, прямыми обращениями к читателю, к его сомнениям и к его чувствам. Несмотря на назидательность, которая чувствуется в отдельных местах текста, в целом тональность его остается дружеской. Это обусловлено тем, что рекомендации, которые дает автор, взвешенны и аргументированны.

Обратим внимание на то, что, прежде чем ввести в текст аргумент, автор предупреждает об этом читателя:

Есть хорошее английское правило: обижаться только тогда, когда вас хотят обидеть, намеренно обижают. На простую невнимательность, забывчивость (иногда свойственную данному человеку по возрасту, по каким-либо психологическим недостаткам) обижаться не надо. [Обратим внимание на содержание вставной конструкции: в ней автор советует снисходительно относиться к человеческим слабостям. Такое внимание к внутренней жизни человека, безусловно, не проходит незамеченным, а потому некатегорично звучит следующее далее предостережение, выраженное отрицательной конструкцией.] Напротив, проявите к такому «забывчивому» человеку особую внимательность — это будет красиво и благородно.

Это если «обижают» вас, а как быть, когда вы сами можете обидеть другого? В отношении обидчивых людей надо быть особенно внимательными. Обидчивость ведь очень мучительная черта характера.

Эти мудрые советы — плод личного богатого опыта общения автора с людьми (а он прожил почти сто лет) и вызваны стремлением не утвердить во что бы то ни стало правоту своей позиции, а помочь человеку сделать жизнь светлой.

Таким образом, публицистический стиль призван продемонстрировать гражданственность, гуманность человека, мобилизовать все его интеллектуальные и лучшие душевные свойства. А в некоторых случаях публицистические тексты развивают и практическую сметку, поскольку в целом стремятся удовлетворять очень разные информационные запросы.

Ш Прочитайте комментарий политического обозревателя А. Бовина «Люди, будьте бдительны!» (в сокращении). Как выражены в тексте категории темы, композиции и тональности?

В октябре прошлого года президент создал комиссию по противодействию политическому экстремизму. Государственная дума отреагировала оперативно: по предложению ЛДПР она потребовала распустить указанную комиссию. Если рассмотреть основные аргументы противников подобных законов, то вырисовывается следующая картина.

Аргумент первый. Его четко сформулировал комитет Государственной думы по законодательству… Сферу идеологии нельзя регулировать мерами уголовного преследования. Ибо наша Конституция гарантирует «идеологическое многообразие», признает «свободу мысли и слова». В принципе так оно и есть. Но между принципами и практикой располагается область исторического опыта, здравого смысла. Что такое фашизм, мы испытали на собственной шкуре. Хватит! Идеологический плюрализм — да, конечно. 11о в любом нормальном обществе, в любом нормальном государстве есть вещи, которые находятся вне пределов самого широкого понимания свободы слова. И это в общем порядке предусмотрено нашей же Конституцией. Однако фашизм, национал-социализм «заслужили» особое внимание, особое место в законе. Кстати, законы, ограждающие общество от националсоциалистической идеологии, приняты в Австрии, Дании, Германии, Италии и Нидерландах. Было бы и нам не вредно…

Аргумент второй. Нет общепризнанных определений фашизма или экстремизма. Поэтому удар может быть направлен в произвольном направлении. Начнется «борьба с инакомыслием», — заявил Н. И. Рыжков… Закон против фашизма ударяет по «другим краям демократии», предупредил А. И. Лукьянов.

В теоретических спорах вокруг нюансов можно утопить любую проблему. Наделе же мы довольствуемся практически значимой «мерой общепризнанности». По просьбе президента Академия наук предложила такое, например, определение фашизма: «Фашизм — идеология и практика, утверждающие превосходство и исключительность определенной нации или расы и направленные на разжигание национальной нетерпимости…» О деталях можно спорить до бесконечности, пытаясь, как говорят англичане, «расщепить волос», но суть, по-моему, схвачена.

Возражения связаны, насколько я понимаю, с тем, что в данное определение многие смотрят как в зеркало. Себя там видят. В законопроекте «О запрещении пропаганды фашизма», который внес представитель КПРФ…, опущены такие признаки фашизма, как отрицание демократии, культ вождя, оправдание войны как средства решения споров между государствами. И, думаю, понятно почему. Ведь эти признаки характерны и для нашей родной советской формы коммунистической идеологии. И в этом контексте законопроект представляет собой своеобразное политическое алиби для КПРФ, рассчитанное на то, чтобы отвести удар от себя.

Аргумент третий. Его с большим нажимом использовала партия ЛДПР. Никакого фашизма в России нет. Есть карликовые «партии», «кучки ряженых», на которые не стоит обращать внимания. Боюсь, что наши «либеральные демократы» или сами ошибаются, или хотят, чтобы мы сами ошиблись. Экстремистские, «правые», профашистско-националистические «партии», группы и движения действительно не слишком многочисленны, а их лидеры склонны к хлестаковщине и опереточным эффектам. Но они чрезвычайно активны. Они умело используют конъюнктуру. Они, несмотря на склоки и столкновения амбиций, тесно связаны между собой. Они, наконец, имеют все больше аналогов за пределами России, на постсоветском пространстве. Вглядимся, например, в военизированное движение Русское национальное единство (РНЕ). Его лидер… разумеется, категорически отрицает свою причастность к фашизму. Он называет себя русским националистом, национальным социалистом. Что бы ни говорил о себе лидер РНЕ, его сторонников роднит с гитлеровцами яростный антисемитизм, роднит с фашистами настаивание на исключительности собственного народа… Я не склонен переоценивать роль и значение экстремистских групп. Но фактом является то, что они существуют и действуют. Фактом является то, что они, паразитируя на реальных трудностях и проблемах, втягивают в свои ряды молодежь. Фактом является то, что они проповедуют, распространяют идеологию, решительно противоречащую Конституции. Уверен, что никто не сможет принести столько вреда русскому народу, никто не сможет создать ему столько врагов, сколько те, кто тоскует о господстве «русской расы» и «русского порядка». Дурные примеры заразительны. Мне представляется, что, если Государственная дума действительно озабочена судьбами страны, она должна найти возможность усилить, укрепить законодательные барьеры на пути распространения экстремистских, фашистских и профашистских воззрений. «Люди, будьте бдительны!» — эти знаменитые когда-то слова звучат и сегодня.