Духовное образование и приходское духовенство

В России долгое время не хватало собственного, по-настоящему образованного духовенства. Система духовного образования в полном смысле этого слова начала развиваться лишь при Екатерине II, а законченный вид приобрела в первой четверти XIX в. В 1808−14 гг. по инициативе М. М. Сперанского была проведена реформа системы духовных заведений. По примеру светской системы народного образования были созданы 4 ступени духовных учебных заведений, объединявшихся преемственностью учебных программ: церковно-приходская школа, уездное духовное училище, духовная семинария, духовная академия. По своему уровню преподавание в духовных семинариях приближалось к гимназическому, а в духовных академиях — к университетскому.

В годы правления Николая I эта система подверглась заметным изменениям. С 1838 г. в семинариях резко сократился объем преподавания общеобразовательных дисциплин (одновременно увеличивался курс церковной истории), а в академиях упразднялось изучение философии. Не терпевший отвлеченных знаний император приказал ввести в семинариях преподавание агрономии, медицины и ветеринарии, чтобы лица, исполнявшие священнические обязанности, могли оказать селянам элементарную помощь и дать полезные советы по ведению хозяйства. В 1840-е гг. появились женские духовные училища для обучения грамоте и рукоделию. Чуть раньше (1836 г.) при приходских церквах стали создаваться церковно-приходские школы для мирян, сыгравшие значительную роль в начальном образовании городских низов и крестьян.

В начале XIX в. в России насчитывалось 3 академии, 37 семинарий и 76 низших училищ, в которых обучались 27 тыс. человек. К концу века стало 4 академии, 58 семинарий и 183 училища, обучавших около 80 тыс. человек. Что касается церковно-приходских школ для мирян, то их в 1860 г. было 18 тыс. со 320 тыс. учащихся, а в 1900 г. — 42,6 тыс. с 1,6 млн соответственно.

По итогам переписи 1897 г. православное население России составляло 87,4 млн человек. С начала XIX в. в стране значительно увеличилось количество церквей. В 1810 г. оно составляло 25,2 тыс., а в 1880-е гг. — 98,9 тыс. На протяжении XVIII в. практика выбора священника прихожанами сошла на нет, и Павел I узаконил передачу должности священнослужителя по наследству только старшему сыну. Однако претендентов на место священника или дьякона часто бывало больше, чем вакантных мест, а потому «поповичи» шли на гражданскую службу или занимались свободными профессиями. При Александре II правило передачи места священнослужителя по наследству было отменено, и представитель любого сословия, окончивший духовную семинарию, мог его занять.

Духовенство, в том числе и приходское, являлось в России привилегированным сословием. Оно освобождалось от рекрутчины, подушной подати и прочих натуральных и денежных повинностей, ас 1801 г. — и от телесных наказаний. Тогда же приходское духовенство получило право приобретать в собственность недвижимость в городах и селах и безвозмездно пользоваться казенным лесом. Материальный достаток его был весьма различен и зависел от местоположения прихода и зажиточности прихожан. Сельский священник, чтобы содержать семью, вел такое же хозяйство, как и селяне, и их скудные подношения за требы были лишь дополнением к его сельскохозяйственным занятиям.

Сельское духовенство страдало и от многочисленных поборов со стороны благочинных и епархиального начальства, и от разбоя дворянства, имевшего в первой половине века право безнаказанно обирать и избивать священнослужителей. Несладко приходилось им и в приходах, принадлежавших помещику. Последний был для священника таким же барином, как и для крепостных крестьян. Он мог приказать выдрать «попа» на конюшне или повелеть селянам не платить ругу (денежное содержание священника). Но даже в таких непростых обстоятельствах в среде священнослужителей появлялись замечательные пастыри, высокообразованные, заботливые, тонкие политики и моралисты.

Среди православных иерархов XIX в. особенно выделялся Московский митрополит Филарет (1782−1867), в миру Василий Михайлович Дроздов. Сын коломенского дьяка, он вскоре после окончания Сергиею-Лаврской семинарии был вызван в Петербург и уже в 1812 г. определен ректором местной духовной академии. Интересы Филарета были весьма разнообразны: он внимательно следил за новинками богословских наук, изучал языки, философию, любил музыку (сам пел в хоре), увлекался шахматами и рыбной ловлей. При этом отличался редким самообладанием, сильным диалектическим умом, не был чужд самоанализа.

Будучи привлеченным в Библейское общество, Филарет с помощью трех богословов перевел на русский язык Новый Завет, который в 1821-м и 1822 гг. был издан тиражом в 100 тыс. экземпляров. А вот перевод Ветхого Завета постигла беда — первый его том в 1825 г. был сожжен по приказу Александра I. Лишь на закате жизни Филарет вернулся к своей мечте и возобновил работы по переводу полного текста Библии. Естественно, что врагов у него хватало, но он умел отводить их наветы, порой очень опасные.

В 1826 г. Филарету удалось произнести блестящую речь-проповедь на восшествие на престол Николая I. Император возвел его в сан митрополита и потом всю жизнь оказывал высочайшее покровительство. Став главой церкви в Москве, Филарет превратился в сурового цензора и кадровика, не терпящего отклонений от строгих канонов, но подбиравшего умных, работящих помощников. Правда, они никогда не выходили за установленные митрополитом границы.

Он и позже останавливал, ограничивал, запрещал и увольнял. Душу талантливого священнослужителя заметно высушила деспотическая, формалистическая атмосфера николаевского царствования. Но при этом Филарет много работал, писал книги, умело руководил важнейшей епархией, заботился о материальном благополучии академий и семинарий. Ему постоянно приходилось исполнять роль мудрого и щедрого пастыря, помогая нравственно и денежно многочисленным страждущим и просителям.

§ 3. Монастыри и монашество Священнослужители, о которых говорилось выше, принадлежали к белому духовенству. Высшие же иерархи церкви и обитатели монастырей назывались духовенством черным. Монашествующие священнослужители, занимавшие заметные посты в Православной церкви, имели, как правило, высшее духовное образование. К концу XIX в. в России насчитывалось около 500 мужских монастырей с 8000 монахов, 7500 послушников и 250 женских монастырей с 7000 монахинь и 17 тыс. послушниц. Только треть монастырей находилась в городах, остальные — в сельской местности, зачастую отдельно от сел и деревень.

Прежде чем стать монахом, претендент должен был 3 года проходить в послушниках и, достойно проявив себя, принимал постриг (новое крещение, получал другое имя). Это и был прием в монахи. Существовал еще и самый высокий монашеский чин — схима, при посвящении в который монах еще раз менял имя. Изучая историю России, нельзя не отметить материальные деяния монастырей: освоение новых сельскохозяйственных территорий, садоводство, рыболовство, огородничество и т. п. Среди монахов было немало замечательных ремесленников и кузнецов. Монастыри занимались организацией богаделен, больниц, школ, мастерских.

Конечно, среди монахов попадались люди лицемерные, корыстные, развратные, бездельники. Однако не они считались цветом русского монашества, людьми высокой культуры и нравственности, умеющими сопереживать человеческим бедам и утешать страждущих. Наглядным примером высокого служения людям навсегда останутся так называемые старцы XIX в. Старцы — это монахи, которые удалялись из монастыря в пустынь (пустынное место) и жили там годами, совершенствуя благочестие и духовность. Именно XIX столетие по-настоящему востребовало существование института старчества. Очевидно, официальная церковь не всегда могла оказать нравственно-психологическую поддержку пастве. Количество посетителей старцев насчитывалось тысячами и десятками тысяч.

Самым известным старцем в первой половине XIX в. был Серафим Саровский, который удалился из одного из монастырей в Тамбовской губернии в лесную глушь и много лет жил там, возделывая маленький огород и собирая лесные дары. О нем складывались легенды. Только через 30 лет пустынничества (около 1812 г.) Серафим открыл себя людям, стал принимать посетителей, общался с монастырской братией и богомольцами. Слава о нем разнеслась по всей стране, и более 20 лет он врачевал духовные, а то и душевные болезни людей. Серафим Саровский канонизирован Православной церковью в 1903 г. В середине и конце XIX в. центром старчества становится Оптина пустынь в Калужской губернии. Первым оптиным старцем стал отец Леонид, в схиме получивший имя Льва. Толпы посетителей осаждали его келью, что весьма раздражало настоятеля монастыря. Он запрещал Льву принимать посетителей, переводил из скита в монастырь, снимал с него схимническую одежду — ничего не помогало. Вскоре у Льва появился талантливый помощник отец Макарий (Михаил Николаевич Иванов) — дворянин, помещик, человек прекрасно образованный.

Он-то и начал замечательное дело оптинского книгопечатания. Вскоре в Петербурге было издано 5-томное собрание трудов святых отцов. Подготовить это издание помогли известные славянофилы И. В. Киреевский и С. П. Шевырев. Деятельность Макария продолжил третий знаменитый оптинский старец Амвросий (Александр Михайлович Гренков). Правда, на первое место он ставил общение с людьми и даже превзошел своих предшественников в умении духовно помогать посетителям. Его проницательность, прозорливость, мягкость поражали приходивших к нему людей. Амвросия посещали Ф. М. Достоевский, Л. Н. Толстой, B.C. Соловьев, К. Н. Леонтьев. Его черты мы видим в образе старца Зосимы в романе Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы» .

Монашеский мир сыграл большую роль в религиозной жизни России XIX в., наверное, даже более значительную, чем мирское духовенство. Дело не только в том, что у монахов было больше времени для общения с верующими, но и в том, что посетители могли выбирать своих наставников. В миру же они были лишены такой возможности. Важно и то, что старцы были относительно свободными людьми. Они, безусловно, подчинялись суровым, а порой и деспотическим законам, преодолевали интеллектуальные и моральные препоны, устанавливаемые властью, но жили старцы относительно обособленно. Поэтому могли беседовать с посетителями раскованно, творчески, давать им нетрадиционные наставления. Идея святой Руси выводилась ими не из установления государства и власти, а из уважения церкви и веры. Это был смелый шаг к разграничению церкви и государства, к возвращению православию изначального значения, в котором все социальные и политические связи оказывались вторичными.

Мирское же духовенство находилось в несравненно более жестких иерархических рамках, поэтому духовная отдача прихожанам была у него сильно ослаблена. Руководство синодальных чиновников церковью не проходило бесследно. Исследователи называют XIX век, особенно его вторую половину, самым тяжелым временем в жизни Русской православной церкви. На первый взгляд такое суждение кажется парадоксальным, поскольку выросло и материальное благополучие церкви, и забота правительства о возрастании ее роли и авторитета. Однако связи священнослужителей с паствой ослабевали от десятилетия к десятилетию, ореол священнического звания переставал манить даже их детей (недаром столько выходцев из духовного сословия оказались в революционных кружках и организациях). Все большая формализация жизни официальной церкви вызывала растущее беспокойство у лучших людей России. Л.H. Толстой, B.C. Соловьев мечтали о подлинно пастырской церкви, не подчинявшейся светским властям и заботящейся о духовном здоровье верующих.