Homo soveticus и homo consumens: подвиги производства и потребления

Homo soveticus и homo consumens: подвиги производства и потребления

Оценивая специфику человека в обществе потребления большинство исследователей останавливается на констатации его сугубо негативных характеристик, таких, например, как перфекционизм, потребительское отношение к себе подобным и миру в целом и т. д. На наш взгляд, данные характеристики не исчерпывают сущности современного человека, который может быть рассмотрен позитивно, а именно, как герой, осуществляющий подвиг потребления. Основная задача данной статьи, таким образом, заключается в проведении анализа образа человека, сформированного в рамках двух отечественных культур (советской культуры сталинского периода и культуры общества потребления) с целью выявления его позитивной специфики. Выбор культур обосновывается очевидным сходством, с одной стороны, их экономического и политического состояния (состояния стабильности) и, с другой, структурным и содержательным сходством их мифологий (идеологий).

Период стабильности советской культуры, по мнению большинства исследователей, начинается с 30-х гг. XX в. В июне 1931 г. в Москве созван партийный Пленум, посвященный перестройке советских городов, прежде всего, Москвы. В сущности, это событие можно считать началом выстраивания в масштабах России имперской пространственной структуры, предполагающей деление на кольца, пояса и т. п. По логике вещей СССР должен был сделаться страной, пространство которой представляет собой систему концентрических кругов с центром в столице. Москва — центр империи, полностью повторяющий ее конфигурацию. Как об этом пишет К. Кларк, «Москва стала центром нации (еще более чем в двадцатых годах), но, в свою очередь, столица имела собственный центр. Пространственная иерархия была выражена сериями концентрических кругов, что-то вроде национальной куклы-матрешки: внешний круг — сама страна (периферия), первый внутренний круг — Москва, затем — Кремль. Существовал также и «самый внутренний» круг — кабинет Сталина в Кремле, но, так как он обычно воспринимался как святая святых, его нельзя было изображать, но его можно было видеть только как «свет в окне». Формирование четко структурированного пространства столицы совпадает по времени с периодом возникновения культа личности Сталина, укрепления вертикали власти, общей централизации страны и появления единого советского художественного стиля — соцреализма.

Идеологический образ советского мира также обретает устойчивые формы и определяется такими понятиями, как космос, стабильность, упорядоченность. Революция победила во всех без исключения областях, и дальнейшее развитие культуры было направлено на поддержание достигнутого состояния изобилия (реального и / или декларируемого): «Бороться за коммунизм, за претворение его идей в жизнь это означает в наши дни неустанно развивать и двигать вперед промышленность и сельское хозяйство, увеличивать производство угля, стали, нефти, электроэнергии, машин, хлеба, мяса, овощей, бороться за изобилие продуктов народного потребления, повышать производительность труда, развивать науку и культуру. Именно так и понимают комсомольцы, советские юноши и девушки борьбу за коммунизм Молодёжь еще энергичнее будет бороться за обилие продуктов сельского хозяйства. В ближайшие годы еще на полмиллиона увеличится армия молодых животноводов. Это будут посланцы комсомола — упорные, настойчивые, знающие. Они будут бороться за увеличение надоев молока, настрига шерсти, за откорм 40 миллионов голов свиней, за создание в колхозах и совхозах новых кролиководческих ферм, возьмутся за разведение птицы и рыбы». Демонстрация изобилия в социалистическом обществе отчетливо выразилась, прежде всего, в произведениях искусства и архитектуры. Примером последнего может служить Выставка достижений народного хозяйства, целью которой была демонстрация образцовых колхозов, экспериментальных делянок, колхозной электростанции, «мичуринского сада», посадок субтропических культур и т. п. Внутреннее и внешнее архитектурное убранство ВДНХ также выражало идею социалистического рая. Так, павильон Республики Украина на ВДНХ украшен скульптурами колхозников с урожаем овощей и фруктов. В изобразительном искусстве этого периода особенно популярной становится «пищевая» тема: фантазматически тучные стада, избыточные урожаи, ломящиеся от пищевого изобилия столы, примером чего представляется картина А. А. Пластова «Колхозный праздник» (1937). Хорошо известна также картина В. Н. Яковлева «Мясо» (1935), буквально воспроизводящая (как стилистически, так и композиционно) голландские натюрморты XVII в. Апофеозом же пищевого изобилия явилась впервые изданная в 1939 г. и к настоящему времени выдержавшая 12 переизданий «Книга о вкусной и здоровой пище».

Демонстрация знаков изобилия в советской культуре сталинского периода, на наш взгляд, выражает две взаимосвязанных идеи: 1) идею креативной силы тоталитарной власти и 2) идею производства, эффективность которого напрямую зависит от доверия рядового гражданина власти и его готовности стать проводником указанной креативной силы. О последнем прекрасно написал Б. Гройс: «Характерной чертой героев литературы сталинского времени является способность совершать подвиги, очевидно превосходящие человеческие силы, — способность эта проявляется у них вследствие их отказа подходить к жизни «формалистически». Этот отказ позволяет им одной силой воли излечиваться от туберкулеза, начать выращивать тропические растения в тундре без парников, одной силой взгляда парализовать врага и т. д. Стахановское движение без всякого дополнительного применения техники, только одной силой воли рабочих, повысило производительность их труда в десятки раз. Без всякого применения «формалистических методов генетики» академику Лысенко удалось превратить одни виды растений в совершенно другие. Лозунгом эпохи стало: «Для большевиков нет ничего невозможного». Всякая ссылка на факты, технические возможности или объективные границы третировались как «малодушие» и «маловерие», «недостойные истинного сталинца». Маловерие в данном случае есть недоверие к творческим способностям вождя и партии.

Образ человека («Homo soveticus») в мифологии сталинской культуры формируется на основе идеи служения обществу, партии и государству. Подвиг служения в различных вариациях (военных и мирных) представляется единственно достойной целью человеческого существования. Семантическим ядром подвига как некоего индивидуального поступка видится преодоление, понимаемое в самом широком смысле: от преодоления пространства и тяжелых климатических условий, до преодоления косности природной материи в производстве. Собственно, преодоление если не приравнивается к производству, то с неизбежностью предполагает его в обозримом будущем.

Например, подвиг преодоления, осуществленный покорителями Северной Арктики (Папанин, Шмидт), или героический подвиг челюскинцев, с одной стороны, направлен на воспитание сверхчеловеческих качеств самих покорителей и, с другой — на расширение территории СССР и присоединение новых, «диких» земель в сверхтяжёлых условиях. Исходя из марксистско-ленинской интерпретации, человек не адаптируется подобно животному к природным условиям, но активно преодолевает и изменяет их, вырабатывая в собственном теле новые сверхъестественные качества, одновременно одерживая победу над слепыми силами природы и косностью материи.

Преодоление материи на производстве и в сельском хозяйстве определяется задачей ее полного подчинения человеку. При этом труд, понимаемый как подвиг, имеет целью наращивание изобилия (перевыполнение сверхнормы) и обретение сверхъестественных телесных качеств. Звания героя стахановского движения, героя труда, отличника производства и т. п. выражали идеи перевыполнения плана, расширения и увеличение того, что уже достигнуто и демонстрировали изобилие возможностей сверхорганизованного человеческого тела. Многие картины советских художников были посвящены теме труда и героизму. Например, работы таких авторов, как А. Осипов «Правление колхоза» (1967), Г. Горелова «Портрет А. С. Субботина, сталевара завода „Серп и молот“» (1949), Е. Кацман «Портрет Нины Золотовой, бригадира бригады коммунистического труда автозавода имени Лихачёва» (1958), П. Котова «Портрет электросварщицы Е.К. Михеевой» (1947) и т. д. Примерами подвига преодоления физической неполноценности (телесного несовершенства) могут, в свою очередь, служить героические биографии Павла Корчагина (Н. Островский, «Как закалялась сталь»), Алексея Мересьева (Б. Полевой, «Повесть о настоящем человеке»), Александра Матросова и т. д. В данном аспекте обретение сверхчеловеческих качеств и силы духа рассматривается как необходимое условие трудового и воинского служения, о чем было сказано выше.

Воспитание в советском человеке необходимых для государства качеств, согласно мифологии, происходит постепенно, в процессе закалки, постоянной работы над собой и собственным телом. Примером подобной героической биографии выступает жизнь Павла Корчагина, посвятившего свою жизнь революции и пожертвовавшего своим здоровьем ради строительства железной дороги. Название романа Островского «Как закалялась сталь» выражает именно этот смысл: закалка стальной воли необходима для подчинения тела. Данное положение в свое время было отмечено Х. Гюнтером в статье «Тоталитарное государство как синтез искусств» при сравнении двух тоталитарных культур XX в.: «Идеалом Гитлера были „тела солдат, твёрдые как сталь“, он ратовал за развитие в юношестве „стальной гибкости“ через спорт Стальная символика в Советском Союзе и Германии имела различные коннотации. Если для героя — большевика нет ничего важнее, чем железная воля и сознательность, то героизм национал-социалистский немыслим без брони солдатского тела, образцы которого представлены в обнажённых скульптурах Третьего Рейха».

Поскольку герои сталинской эпохи характеризуются именно своей способностью к производству и воспроизводству, одной из доминирующих тем искусства сталинского периода является материнство, как закономерное проявление, развитие и кульминация принципа семейственности. Семья — ячейка общества и одновременно комбинат по производству детей, которые практически сразу же обретают независимое от родителей существование. Изображения яслей, детских садов, фабрик-кухонь таковы, что кажутся местами складирования; сугубо функциональным интерьером своим они напоминают заводские помещения, предназначенные для хранения готовых деталей. Образ советской женщины производен от выполняемых ею функций в советском обществе. Как таковые «женские» атрибуты, привлекающие мужчину, как, например, красивая одежда или косметика отсутствуют в изображении советских женщин. Женщина изображается в процессе «строительства» социализма: на производстве, в быту, в семье и т. д.

Женское тело, в свою очередь, представляется нейтральным (в эмоциональном отношении) механизмом, природные функции которого подчинены размеренному режиму труда и активного отдыха. Можно назвать это тело охлажденным спортом, деэротизированным, гигиенически стерильным: качественный продукт (дети) может быть произведен исключительно в стерильной атмосфере исключительно здоровыми особями. Спорт, гимнастика, водные и другие процедуры позволяют содержать телесный механизм в состоянии идеальной чистоты и функциональности.

Таким образом, для советской мифологии сталинского периода образ человека и его подвиг были выражены в трёх основных аспектах служения государству: подвиг тела в преодолении пространства (образ героя-полярника), подвиг тела в преодолении физической неполноценности (образ героя, побеждающего недуги) и подвиг тела как расширение его возможностей для (ре-) продуктивной деятельности. Специфика женского служения отличалась способностью женщины участвовать не только в производстве техники и / или продуктов питания, но также в производстве детей. Основной целью всех указанных видов служения была демонстрация состояния расцвета социализма, приумножение богатства, пищевого изобилия и численности населения.

Общество потребления, на наш взгляд, является периодом стабилизации, следующим за революционным периодом постмодерна. Вместе с тем, несмотря на принципиальное сходство мифологии общества потребления со сталинской мифологией изобилия, мы вправе констатировать принципиальное смещение акцентов с производства на потребление. Аналогично в антропологической плоскости человека производства вытесняет человек потребления со специфическими, присущими только ему, телесностью, способом мышления, системой потребностей и т. д.

Согласно концепции Жана Бодрийяра («Общество потребления. Его мифы и структуры»), потребление представляет собой не изобилие материальных благ, но изобилие информативных знаков. «Потребление — это не материальная практика и не феноменология „изобилия“, оно не определяется ни пищей, которую человек ест, ни одеждой, которую носит, ни машиной, в которой ездит, ни речевым или визуальным содержанием образов или сообщений, но лишь тем, как все это организуется в знаковую субстанцию: это виртуальная целостность всех вещей и сообщении, составляющих отныне более или менее связный дискурс. Потребление, в той мере, в какой это слово вообще имеет смысл, есть деятельность систематического манипулирования знаками». Именно средства массовой информации создают атмосферу общества потребления, включая в неё систему информативных знаков и обеспечивая их бесперебойную циркуляцию. Именно потребление знака, визуального образа, а не материальных благ, создаёт основу общества потребления. Так, реклама призывает к использованию различных товаров, буквально заставляя зрителя потреблять их знаки. Согласно утверждению Э. Фромма, потребление не имеет границ в мире, где все становится товаром: «Удовольствие заключается в удовлетворении от потребления и „поглощения“ товаров, зрительных впечатлений, пищи, напитков, сигарет, людей, лекций, книг, кинокартин — всё это потребляется, поглощается».

Одним из наиболее ярких примеров потребительского принципа общества являются практики современного искусства. В рамках сравнения советской и «постсоветской» культур, отметим следующее: для советского искусства основным является демонстрация результатов производства, т. е. знаков нетронутого изобилия, достигнутого благодаря героическому производству. Для культуры общества потребления, напротив, значимой оказывается демонстрация знаков потребленного изобилия, результатов потребления. Результат потребления материальных объектов нередко представлен в инсталляциях, перфомансах и т. д. Здесь уместно привести в качестве примеров инсталляцию Олега Кулика «Красный вагон», фрагментами которой, выступали мусор, отходы, иначе говоря, потреблённые объекты. Коллажи Веры Хлебниковой из газетных обрывков (отходов), инсталляция «Ящик с мусором» Ильи Кабакова, сооружённая из советских газет, стульев, красок, чайника, щётки, банок, кроссовок и т. д., также представляют собой наглядные примеры «искусства потребления». В инсталляциях, объектах, фотоколлажах и перфомансах из цикла «Ost Pop» Милан Кунц смешивает символы западного коммерческого мира потребления (бутылки Coca Cola, сэндвичи, телевизор) с советской символикой (серпом и молотом). Здесь частью произведения искусства также становятся потребленные объекты материальной культуры, потерявшие свою практическую значимость.

Образ человека («Homo consumens») в мифологии общества потребления формируется на основе идеи служения собственному телу. Подвиг служения телу в различных вариациях (спортивных, медицинских и т. п.) представляется единственно достойной целью человеческого существования. Семантическим ядром подвига как некоего индивидуального поступка видится потребление, понимаемое в самом широком смысле: от потребления пространства, до потребления любого рода материальных объектов и их виртуальных копий. Собственно, потребление здесь фактически приравнивается к производству, о чем было сказано выше.

Рекламная мифология позиционирует образ сексуального тела, основным назначением которого является получение удовольствия. В этом контексте особое значение приобретает стремление «скрыть» приобретённый жизненный опыт, а первым подвигом (в противоположность советской культуре) оказывается не преодоление пространства, но преодоление времени. С целью преодоления времени тело консервируется посредством потребления различного вида средств против старения и его знаков: морщин, складок, родинок и других изъянов. Ведь если признать, что любая врожденная линия или метка на коже является отпечатком судьбы, а рубец или шрам — знаком переживаний, т. е. выживаний в борьбе с чем-то внешним, то идеалом современного тела представляется тело априорное, доопытное, не несущее на своей поверхности никакой запечатленной информации. Гладкость тела есть также знак избыточной жизни, растягивающей кожу изнутри — это эротическая гладкость, намекающая на потенциальную возможность производства новой жизни. Сказать точнее, наделенное безупречной гладкостью, тело перестает быть переходом, перестает развиваться и как бы застывает в вечном очаровании собственным совершенством.

Борьба с внутренними врагами организма продолжает «линию партии» на искоренение любого рода несовершенства, за вечную жизнь в потоке нескончаемых удовольствий. В этом контексте подвигом представляются в равной мере диетологическая аскеза и тотальное очищение организма, приводящее порой к весьма неожиданным эффектам. Так, согласно Ж. Бодрийяру, патологическое увлечение современной медицины «стерильностью» породило такое явление, как иммунные заболевания: СПИД, рак и т. д. В сверхзащищённом пространстве тело постепенно теряет свою защиту. «В операционных помещениях профилактика такова, что ни один микроб, ни одна бактерия не может выжить. Но именно здесь можно увидеть возникновение таинственных, аномальных вирусных болезней. Потому что вирусы начинают распространяться, как только для них образуется свободное пространство. В мире, где уничтожены старые инфекции, в идеальном клиническом мире появляется неосязаемая, неумолимая патология, рождённая самой дезинфекцией».

Подвиги преодоления пространства в культуре общества потребления также присутствуют, принимая различные формы: от туризма до «агрессивных» видов спорта. Турист — это современный кочевник, завоеватель, одержимый идеей потребления экзотики. Сувенир — первая добыча номада, присвоенная часть, значимая не сама по себе, но как представитель целого. Поясним: приобретая за символическую цену местную (непременно рукотворную) безделушку, турист становится обладателем всей местной культуры. Рукотворность сувенира значима в силу того, что только произведенная коренным жителем той или иной области может претендовать на подлинность и, как следствие, фокусировать в себе местную культуру. Схваченный взглядом туриста объект, который в силу своей громоздкости не может быть перемещен в реальном пространстве, превращается в знак, и таким образом появляется памятная фотография, т. е. снимок освоенного номадом места. Означенный фотографией объект становится собственностью туриста, приобретающего, таким образом, здания, памятники и целые ландшафты. Наконец, фотография «на фоне» объекта возникает в результате означивания номадом собственного тела и одновременного наложения его на означенный объект. В полученной знаковой комбинации знак тела является доминирующим; он неизменно находится в центре и / или на переднем плане композиции, он агрессивно выдвинут на предполагаемого зрителя, заставляя последнего почувствовать величие акта двойного обладания, т. е. одновременного господства автора снимка над его собственным телом и освоенным объектом.

Что касается «агрессивных» видов спорта, то их агрессия направлена на само пространство, точнее, на его фрагменты, функционально призванные регулировать режим движения, т. е. ограничивать свободу перемещения, направляя его в строго отведенные русла, регулировать скорость и т. п. Можно заметить, что основой всех видов такого спорта является использование в качестве плоскостей скольжения фрагментов городского ландшафта, никак не предназначенных для передвижения: оград, бордюров, лестниц и т. д. Таким образом, негативной идеей, служащей основанием для агрессивного спорта является идея сопротивления установленному порядку (а разделение пространства на зоны и есть установление порядка), а позитивной — идея скольжения, лишенного искусственных преград, приносящего ощущение свободы и контроля над скоростью и окружающим субъекта пространством.

Отметим, что в отличие от культуры сталинского периода преодоление пространства не легитимируется в обществе потребления никакими высокими целями. Фактически, ландшафты потребляются только затем, чтобы быть потребленными, а пространство преодолевается лишь затем, чтобы быть преодоленным. Хорошим примером бессмысленности современных подвигов преодоления может служить цитата из работы Жана Бодрийяра «Америка»: «„I did it!“ Лозунг новой разновидности рекламы, аутистического шоу, чистой и пустой формы, вызова самому себе, который заменил прометеевский экстаз соревнования, старания, успеха. Марафон — это демонстративная форма самоубийства, форма его рекламы: бегут для того, чтобы доказать, что мы способны дойти до конца самих себя, чтобы доказать. но доказать что? Что в состоянии дойти».

Наконец, если в культуре сталинского периода подвиг преодоления материи обретал свою кульминацию в производственной деятельности, то в культуре общества потребления кульминационной точкой оказывается потребление. Увеличение физических возможностей организма заключается в потреблении всё большего количества продуктов, услуг, секса, информации и т. д. Отметим, что потребление «умных» вещей исключает процесс размышления над тем, как их употребить.

Потребление материи совершается с целью формирования совершенного тела, целью которого, в свою очередь, является производство удовольствия. В этой связи женское тело обретает в культуре общества изобилия всё большее значение, и вне зависимости от специфики рекламируемого товара основным образом, используемым в рекламе, является обнажённое женское тело. Отличительным признаком женского тела в современной культуре представляется, во-первых, его сексуальность (не связанная непосредственно с идеей вопроизводства) и, во-вторых, о чем в общих чертах было сказано выше, его законсервированность во времени и витальная избыточность. Сексуальное тело «формируется» его владельцем в процессе потребления различных средств по уходу за телом, которые помогают «вернуть» тело в прежнее «доопытное» состояние. Стирание следов «опыта», возникших вследствие естественного процесса старения организма, осуществляется посредством целого ряда медицинских, косметических, гигиенических и спортивных процедур, имеющих целью придание телу желаемых форм.

Таким образом, можно подвести следующие итоги. Переход культуры в состояние стабильности подразумевает, как ранее было доказано, достижение состояния изобилия. В официальной идеологии данное положение хорошо выражено в образах человека и мира. Для советской мифологии сталинского периода образ человека («Homo soveticus») и его подвиг были выражены в трёх основных аспектах служения государству: подвиг тела в преодолении пространства (образ героя-полярника), подвиг тела в преодолении физической неполноценности (образ героя, побеждающего недуги) и подвиг тела как расширение его возможностей для (ре-) продуктивной деятельности. Специфику женского служения отличала способность женщины участвовать не только в производстве техники и / или продуктов питания, но также в производстве детей. Основной целью всех указанных видов служения была демонстрация состояния расцвета социализма, приумножение богатства, пищевого изобилия и численности населения.

Образ человека («Homo consumens») в мифологии общества потребления формируется на основе идеи служения собственному телу. Подвиг служения телу в различных вариациях (спортивных, медицинских и т. п.) представляется единственно достойной целью человеческого существования. Семантическим ядром подвига как некоего индивидуального поступка видится потребление, подразделяемое на несколько разновидностей: преодоление времени (стирание знаков времени), потребление пространства (туризм, «агрессивные» виды спорта), потребления любого рода материальных объектов и их виртуальных копий. Основной целью указанных видов служения является достижение состояния вечного получения удовольствий, т. е. нескончаемого потребления достигнутого изобилия.

человек культура сталинский изобилие.