Инновативная диспозиционная структура личности как фактор, определяющий отношение к нововведениям

ДИПЛОМНАЯ РАБОТА ИННОВАТИВНАЯ ДИСПОЗИЦИОННАЯ СТРУКТУРА ЛИЧНОСТИ КАК ФАКТОР, ОПРЕДЕЛЯЮЩИЙ ОТНОШЕНИЕ К НОВОВВЕДЕНИЯМ

Психологические проблемы инноваций привлекают внимание исследователей, практиков и вообще широкий круг людей, включенных тем или иным образом в современные преобразования общества. В настоящее время проблема инноваций в контексте психологии особенно актуальна и недостаточно разработана.

Утверждением, лежащим в основе данной работы, является положение теории отношений о том, что восприятие событий и явлений определяет поведение и деятельность субъекта. В нашем контексте это означает, что отношение личности к разного рода изменениям активно влияет на восприятие нововведений и реальное участие в их осуществлении. Для определения отношения личности к инновациям использовалась диспозиционная концепция.

Теоретическую базу диспозиционной теории составляют работы по психологии установки Ш. Надирашвили, В. Г. Норакидзе, Д. Н. Узнадзе, Г. М. Андреевой, Г. Олпорта, Л. Г. Асмолова и работы по психологии отношений В. Н. Мясищева.

В самом широком смысле инновация — вновь созданная духовная психическая реальность, существо которой вступает в определенное противоречия с имеющейся традицией. Традиции — устойчивые и значимые компоненты культуры, передаваемые из поколения в поколение, которыми личность овладевает в процессе самореализации. Соотношение традиций и инноваций определяется прочностью традиций и силой инноваций; социокультурными особенностями общества и его развития; характером их взаимодействия (трансформацией традиций при возникновении инновации; их дифференциацией; частичной или полной заменой-отмиранием или вырождением; непрерывностью традиций в результате их обновления etc.) Следует отметить, что стабилизация общественной жизни может происходить за счет именно баланса традиций и инноваций, причем преобладание традиций не служит показателем нормального состояния общества, так как традиции не будут сохраняться без обновления.

Инновация возникает как ответ на внутреннее напряжение, проблему, противоречие в привычном, традиционном укладе жизни, проявляющееся как в окружающей среде, обществе, так и в самом человеке, в среде его ценностей, потребностей, установок etc.

Еще один уровень противоречий в восприятии и осуществлении инноваций — принятие/не принятие личностью инноваций в обществе актуален в условиях коренной ломки общественных структур. Следует подчеркнуть, что отношение личности к инновациям активно влияет на успех становления и принятия общественных и культурных изменений.

Сложность любой инновации как новой духовной реальности обнаруживается и в столкновении интересов с организационными структурами как элементами и носителями стабильности и прочности.

Для развивающегося общества характерно стремление к поиску позитивных инноваций, освоение нового, преодоление хаоса. Отсутствие или недостаточность в обществе позитивных, или приравненных к ним инноваций, может нарушить поступательное развитие общества и стать фактором риска.

Современные социальные процессы протекают крайне быстро и характеризуются тем, что в них самым непосредственным образом участвуют широкие слои населения. Особенно важно для психологии личности, социологии, социальной психологии то, что происходящие инновационные процессы требуют практически от каждого изменения своего отношения к действительности, то есть более или менее крутой ломки стереотипов, формировавшихся на протяжении многих лет.

Крутой перелом при переходе к рыночной экономике, требующий от человека большей индивидуальной инициативы, принятия на себя ответственности за собственные действия встречает немалое сопротивление в сложившихся культурных «моделях» прошлого. Это диктует необходимость определения готовности человека к восприятию социальных изменений и расчета границ возможности его участия в инновациях.

Само понятие «инновация» заимствовано из исследований культурологов XIX века, связанных с введением европейских обычаев и способов организации в традиционные азиатские и африканские общества.

В рамках инноватики и в другой научной литературы термины «инновация», «нововведение», «инновационный процесс» часто употребляются как синонимы. Кроме того, как синонимы могут использоваться понятия «нововведение» и «изменение», то есть нововведение может пониматься расширительно, включая любые управляемые изменения.

Таким образом, понятие «инновация» может иметь более узкое по сравнению с «вновь созданной духовной реальностью» значение: множество изменений, возникающих как стихийно, не целенаправленно, так и инициируемых и контролируемых изменений разного рода, вида, уровня.

Особым образом следует отметить, что социально-психологическая проблематика инноваций частично находит свое отражение в других областях знаний, изучающих нововведения и изменения: культурологии, социологии, инноватике, педагогике etc. Несмотря на то, что психологические проблемы инноваций в этих дисциплинах получили определенное изучение и значение, все же психологическая проблематика остается отрывочной и мало заметной в общем потоке комплексных междисциплинарных проблем реформирования общества, что повышает актуальность выделения социально-психологической тематики в самостоятельное направление.

Актуальность исследования состоит в необходимости выявления основных психологических характеристик отношения людей к нововведениям, которые обуславливают с одной стороны саму их возможность, а с другой — успешность их осуществления в деятельности и в производственных отношениях. Помимо этого, актуальным является и совершенствование методических основ традиционных задач психологических служб и служб управления персоналом на предприятиях. Для них одним из важнейших вопросов являются вопросы детализации портретных характеристик и объективирования психологических механизмов отношений к инновациям. Такая необходимость диктуется тем, что в рамках вопросов ротации и набора кадров задачи, ставящиеся службами, подчинены вопросам обследования персонала, в особенности, в ситуациях массовых изменений. Вопросы собственно исследовательского характера не являются вопросами служб, однако являются одним из условий развития их деятельности.

Для описания, объяснения, интерпретации поведения личности в условиях инноваций используется понятие инновативная диспозиционная система личности как система общих и особенных предрасположенностей личности к изменениям.

Новизна работы состоит в том, что полученные данные представляют портретные характеристики обобщенных установок отношений к нововведениям (инновациям) с точки зрения теории личностных факторов и общих механизмов контроля личности над собственной жизнью (интернальность — экстернальность).

Предпосылками реформирования электроэнергетики является ряд объективных обстоятельств, зафиксированных ещё в 1990;х годах. В этот период стали проявляться признаки стагнации и кризиса отрасли, обусловленные общим экономическим кризисом. В период общеэкономического кризиса в России, объем потребления электроэнергии существенно уменьшился, в то же время процесс обновления мощностей практически остановился. Итогом послужило отставание российских энергокомпаний от своих аналогов в развитых странах по показателям технологического обновления и прогресса.

Опуская детали, можно сказать, что одной из основных задач реформирования электроэнергетики является разделение отрасли на естественно-монопольные и конкурентные виды деятельности. В результате будет достигнуто организационное разграничение генерации, передачи, сбыта электрической энергии, диспетчеризации и ремонтной деятельности, а также непрофильных видов деятельности. В ходе инноваций исчезает прежняя, монопольная структура электроэнергетики: на смену большинства вертикально-интегрированных компаний приходят новые компании целевой структуры отрасли.

Наряду с основными этапами достижения целей развития ЕЭНС, отдельной задачей в рамках реформирования стоит вовлечение человеческого ресурса необходимого качества, так как он является основным ресурсом, вовлекаемым в инновационный процесс. В этой связи проводятся запланированные обследования резервных кадров.

Целью настоящего исследования является эмпирически проверить следующие гипотезы.

Гипотеза — отношения к инновациям на разных уровнях обобщенной инновационной диспозиции (инноваторы, консерваторы) обуславливается отношением к инновациям в различных сферах жизни личности, оценкой восприятия изменений и личностными особенностями (интеллектуальным, эмоционально-волевым, коммуникативным характеристиками и локус контроля).

Предполагается, что:

— инноваторы имеют следующие характеристики:

включены в новое социальное время. Склонны видеть позитивные изменения там, где они большинством не замечаемы. Имеют абстрактное мышление, гибкие, готовы к сотрудничеству, легко приспосабливаемы, коммуникабельны, с тенденцией к независимости, легко воспринимающие жизни, склонны к непостоянству, имеют тягу к риску и острым ощущениям, готовые пробовать новое. Имеют скорее высокий уровень экстернальности.

— Консерваторы имеют следующие характеристики:

соответствуют новому социальному времени и имеют среднюю неудовлетворенность новым социальным временем. Имеют высокие оценки в восприятии изменений в реальной жизни. Для них характерна некоторая ригидность мышления, склонность к обособлению, постоянству, конформность, практичность, неприятие перемен, тенденция возражать против изменений и откладывать их «на потом». Имеют скорее низкий уровень экстернальности.

Объектом экспериментального исследования выступали сотрудники ОАО ФСК ЕЭС включенные в инновации. Выборка в составе 378 человек не является репрезентативной, но достаточно однородна по профессиональному признаку. Большинство испытуемых — мужчины (73%) в возрасте 24−54 лет граждане России, проживающие в Саяногорске, Абакане, Красноярске, Новосибирске, Улан-Удэ, Омске работающие в ОАО ФСК ЕЭС.

Предмет исследований — инновативная диспозиционная структура личности, обуславливающая отношение к нововведениям.

В соответствии с целью и гипотезой исследования нами были определены следующие задачи:

1. свести воедино и проанализировать разрозненно существующую научную литературу по проблемам инноваций, отношения к изменениям и нововведениям;

2. подобрать инструментарий для диагностики компонентов инновативной диспозиции и личностных особенностей;

3. обосновать и опробовать технологию конкретных психологических методик к исследованию инноваций с помощью инновативной системы диспозиций, пригодную для изучения различного рода и вида изменений;

4. применить инновативную диспозиционную теорию как средство объяснения отношений личности к изменениям;

5. рассмотреть отношения личности к нововведениям под углом зрения диспозиционного подхода в рамках краткого анализа диспозиционных образований как системы, специфическим образом регулирующей поведение в зависимости от социальной ситуации, реальной деятельности и общения.

1. Социокультурные традиции отношения к новому

1.1 Новации и традиции в социокультурном процессе

В данном разделе речь пойдет об особенностях социальной культуры, общесоциальных условиях, соотношении традиций и новаций в социокультурном процессе, влияющих на отношения личности к изменениям.

Изучением традиций и новаций занимаются многие дисциплины: социология, культурология, социальная психология, история etc.

Культурные особенности самосознания достаточно хорошо прослеживаются в трудах И. С. Кона (Кон, 1978).

Социологи утверждают, что в индивидуализации как историческом процессе необходимо различать две стороны: количественную (степень выделения индивида из общины) и качественную (по каким признакам идет это выделение).

Достаточно часто индивид и общество противопоставляются в решении вопроса: что возникает раньше — индивидуальное «Я» или коллективное «Мы». И хотя обычно считается, что общество предшествует личности, вопрос все же сложнее простого ответа и психологически состоит не в том, что возникает раньше, а в том, как меняется содержание этих понятий и по каким признакам и насколько отчетливо они различаются.

Первобытное сознание не ставит резкого разделения не только между отдельными индивидами, но между человеком и природой вообще. Первобытный человек отличается от современного не тем, что у него отсутствует всякое самосознание, а тем, что это «Я» допускает сравнение себя с другими членами общины только по ограниченному набору признаков, заданных самой общиной.

Индивид органически сливается с родом в первобытном обществе, хотя монолитность не следует абсолютизировать, так как традицию не следует понимать как точное воспроизведение старых образцов. Живая традиция как раз и предполагает вариативность и творчество, и трудность состоит именно в том, чтобы понять законы этой вариативности.

В классовом обществе с наследственными социальными привилегиями общественные функции не «выбираются» в порядке самодеятельности, а «даются» как нечто внешнее, обязательное.

За различиями в понимании «Я» стоят разные типы культуры. В истории европейской культуры, начиная с эпохи Возрождения, преобладает тенденция рассматривать индивидуальное «Я» в качестве важнейшей моральной и социальной ценности, признавая его внутренне цельным, активным и имеющим право и даже обязанность на постороннюю, действенную, земную реализацию своих планов.

В истории древнекитайской культуры высшей добродетелью считалось подчинение человека обычаю и подавление им своего «Я». В индийской культуре индивид достигает самореализации через отрицание своей эмпирической природы, путем разрыва всех конкретных связей с другими людьми, обществом, миром, своими собственными деяниями.

В истории и философии исследуется само определение понятия «традиция», например, Е. Шацкий трактует следующим образом: «Традиция не тождественна историческому сознанию, но представляет собой особую его разновидность, связанную с преображением фактов прошлого в однозначные ценности современности» (Шацкий, 1971, с. 85). У В. И. Ленина «традиция живет только обновляясь, а у новации нет другого способа выжить, как доказать свою органичность, укорененность в культуре и как можно быстрее добиться статуса традиции» (Проблемы философии истории: традиция и новация в социокультурном процессе, 1989, с. 16). Дело в механизмах конкретной адаптации традиции и новации в конкретном месте и времени.

Для изучения национальных и социокультурных различий продуктивно понятие социального стереотипа.

У. Липман определяет (Липман, 1922) социальный стереотип как «схематичный, стандартизованный образ или представление о социальном объекте, обычно эмоционально окрашенный и обладающий высокой устойчивостью» (Филос. энцикл. словарь, 1983, с. 654). Являясь одним из проявлений социальной установки и каузально-атрибутивной схемы, он (стереотип) определяет социальное восприятие и поведение в ситуациях межкультурной коммуникации.

Одним из свойств стереотипов является их высокая устойчивость. Поэтому необходимо определить границы и возможность их применения.

Результаты исследования (Е.А. Миронов, 1995, с. 74) позволяют утверждать, что стереотипы изменяются после контактов с представителями другой культуры. При этом важно то, что «когнитивные» факторы оценки становятся более адекватными, а эмоциональная оценка представителей другой культуры возрастает.

В настоящее время актуально и изучение полоролевых стереотипов, так как в связи с политической и экономической ситуацией в стране российские женщины коренным образом изменяют свою социальную позицию. Их активность одновременно сокращается (возрастание женской безработицы, уход в семью) и расширяется (занятие политикой, бизнесом), что, естественно, отражается на структуре общественного сознания.

Интересны так же исследования социокультурных различий мировых моделей управления и менеджмента, которым посвящены специальные исследования (Э.А. Уткин, 1996).

Главное отличие японской модели состоит в том, что в Японии делают упор на коллективные решения и коллективную ответственность, а в США ориентируются на индивидуальную инициативу и ответственность работника.

Особенности российского национального характера и специфика местных социально-экономических условий таковы, что они скорее ближе к японской модели, чем к американской.

1.2 Социокультурное отношение личности к изменениям

диагностика диспозиция психологический инновативный Вопрос отношения личности к изменениям — это вопрос о роли субъекта в преобразованиях общественной жизни.

Важно рассмотреть отношения, которые складывались между коллективом и его членами. Коллективистское воспитание с некоторого момента стало накапливать отрицательную тенденцию личной безответственности. Отсутствие обостренного сознания личной ответственности, готовности принять на себя вину за неуспех (интернальности личности) — один из несомненных тормозов времен российской перестройки. Соотношение психологических типов «интерналов» и «экстерналов» различается в разных культурах. Психологические исследования (Муздыбаев, 1983) указывают на то, что чем выше уровень фиксированной в должностных правилах персональной ответственности, тем чаще наблюдается и реальное самостоятельное поведение; чем лучше организована работа на данном предприятии, тем выше средние показатели принятия на себя ответственности членами коллектива.

В настоящее время, решающее значение имеет система социальной организации, которая как бы переводит технико-технологические требования работы на язык культуры производства, взаимоотношений между его участниками, на язык социальных отношений между людьми. Принцип «коллектив всегда прав» направлен на борьбу против индивидуализма. Абсолютизация этого принципа приводит к отождествлению коллективизма с конформизмом — конформности личности.

Важны исследования конформности, описанные Б. Кочубеем (Кочубей, 1989). В них отмечается, что особую эффективность механизму конформности в обществе придают его глубокие корни в нашей истории. Крестьянская община в России отличалась исключительно высоким уровнем конформности: никакие нововведения, никакие технологические или организационные изменения в хозяйстве без разрешения «мира» были абсолютно недопустимы.

Следует выяснить: всегда ли мнение группы более правильно, чем мнение индивида? В результате многочисленных исследований оказалось, что группа далеко не всегда рассуждает лучше какого-либо из своих членов. Совместная познавательная деятельность группы лиц может быть эффективней, чем индивидуальная, лишь в определенных условиях — при разумной организации внутригрупповой дискуссии, открытости группы по отношению к внешней критике, предоставлении каждому ее члену возможности свободно высказывать и аргументировать свою точку зрения.

Можно говорить о том, что, ориентируясь на групповое сознание, мы взаимно поддерживаем друг в друге стереотипные знания, мысли, образы, установки.

В работе Б. Кочубея комплекс, включающий деиндивидуализацию, конформность, отчуждение и внешний локус контроля, рассматривается как следствие «идеала тотального равенства». Отмечается, что уравнительные идеалы имеют давнюю традицию и в основе культа личности, культа первого среди равных, лежат, по-видимому, механизмы проекции и деиндивидуализации (R. Orive, 1984). Чувство «я такой же, как все» способствует созреванию и проявлению агрессивных эмоций, деструкции чувства ответственности, росту враждебности к «другим». По мнению ряда исследователей гипертрофированные установки на групповую сплоченность ведут к психологическому отторжению от других людей (L. Kwok, 1984. Cr. Maria, 1985).

Обнаружено (A. Szaster-Zbrojewisz, 1988), что для понимания другого человека абсолютно необходима достаточная степень осознания своей отдельности, отличия своего поведения от поведения других.

Главный вывод исследования Б. Кочубея состоит в том, что этот социально-психологический комплекс проявляется на уровне установок как нивиляторство, на уровне группового поведения как конформность и деиндивидуализация, на уровне личности как внешняя атрибуция ответственности. Наиболее яркой результирующей этих сил является отчуждение человека от власти, общества и производства.

Экспериментально установлено, что один из главных параметров и эмпирических индикаторов локуса контроля личности — каузальная атрибуция ответственности (К Муздыбаев, 1983, с. 72−75). Конкретнее, лица с интернальным локусом контроля в ситуациях успеха и неудачи более склонны приписывать свои результаты интрапсихологическим факторам, чем экстерналы.

В настоящее время происходит превращение психологии развития личности в психологию жизненного пути, то есть основой его периодизации становятся не психофизиологические сенситивные периоды, социальные переходы и нормативные кризисы сами по себе, а те конкретные биографические события, в которых эти процессы переживаются личностью.

Исследования социально-психологических особенностей регуляции и саморегуляции социального поведения личности позволяют сделать несколько важных выводов, связанных с этими вопросами (В.А. Ядов, 1988).

Первый вывод состоит в том, что человек аккумулирует на основе своего жизненного опыта много «готовностей», диспозиций воспринимать реальность и действовать в ней вполне определенным образом. Такая диспозиция личности многослойна, это обобщенная жизненная позиция, концепция жизни — продукт социализации, корни которой уходят в детские и юношеские годы, перестройка жизненной позиции в зрелом возрасте затруднительна.

В этом смысле оптимальное социальное воздействие состоит в том, чтобы, опираясь на данную, уже сформированную общую направленность личности, осмыслив ее жизненную позицию, ориентировать ее в общественно полезное русло.

Другой уровень личностных «готовностей» к определенному поведению — это более или менее структурированная система ценностей, связанная с жизненной позицией, то есть представления о целях жизни и средствах достижения этих целей, она не столь жесткая, как ее внутреннее ядро — жизненная позиция. Какие-то ценности более податливы к изменению своего положения в общей иерархии. Результатом воздействия многообразных условий практической повседневности оказывается чаще всего разрыв между системой ценностей и практикой реального поведения.

Целенаправленное воспитание и образование, воздействие меняющихся жизненных условий, социально-культурные влияния и пропаганда одобряемых обществом образцов поведения будут способствовать благоприятным для общества сдвигам в общей иерархии ценностных ориентации личности.

Еще более подвижной и изменчивой оказывается система обобщенных социальных предрасположенностей: на нижних уровнях поведенческих «готовностей» трудно передаются на высшие, ценностные «этажи», тогда как сдвиги в высших уровнях иерархии активно воздействуют на нижележащие уровни предрасположенностей к определенному поведению.

Анализ литературы об особенностях социальной культуры, общесоциальных условий, соотношения традиций и новаций в социокультурном процессе, влияющих на отношение личности к изменениям, позволяет сделать такие выводы.

1. Отношение к новому, к изменениям (инновативная компонента) является самостоятельной составляющей культуры любого народа, имеет исторические корни, с течением времени изменяется. Согласно М. Веберу и другим классикам мировой социологии, культуру вообще можно рассматривать с точки зрения инновационной компоненты или традиционности. Первобытная культура строится на принципе: «Делай, как делали до тебя», сам тип таких культур получает название традиционных. Классовые культуры диктуют ценностно-ориентационное поведение по принципу: «Делай, как выгодно твоей общности, твоей группе, классу, клану». Рациональный тип культуры (капитализм) формирует модель культурной регуляции целеориентированной, то есть «Делай так, чтобы было эффективно». Прагматический компонент доминирует, что формирует концепцию рационального, «экономического» человека.

В современной культуре существуют разные элементы: и традиция, и социально-конмформная привязанность, и рациональность etc. Культура задает лишь один из параметров, формирующих индивидуализированную конфигурацию инновативной диспозиции личности.

2. Инновативная компонента социокультурного процесса располагается на шкале понятий от трансформации этничности до социального стереотипа. Следует подчеркнуть, что изменчивость, трансформация распространяются на самые стабильные и константные элементы человеческой субъективности, почти не зависящие от изменения социальных ролей, статусов, видов деятельности, к которым могла бы быть отнесена этническая идентичность, базирующаяся на осознании общности происхождения, традиций, ценностей, верований, ощущении исторической и межпоколенной преемственности. Кроме того, столь устойчивое понятие, как стереотип, может изменяться в своих когнитивных, эмоциональных и поведенческих компонентах социальной установки и каузально-атрибутивной схемы, что, в свою очередь, требует более внимательного отношения к психологической составляющей инновативной компоненты социокультурного процесса.

3. Культурологические исследования позволяют вычленить всеобщие свойства модального типа личности, которые фиксируются в данной культуре, например японской, русской, американской. Так, последняя более рациональна, более инновативна, более связана с ориентацией на продуктивное поведение, более индивидуализирована в смысле рациональности, обновляемости действий личности в трудовой, деловой активности, но предполагает конформность во вне трудовой и деловой жизни, в бытовом поведении.

4. Для понимания факторов, определяющих отношение личности к изменениям, исключительно важен социально-исторический контекст. Чем более динамичными выступают общесоциальные условия деятельности, тем больше они действуют на социокультурные факторы в сторону расшатывания традиционной (то есть уже сложившейся) и стимулирования инновативной составляющей отношения человека к восприятию внешней среды.

Периоды ломки, бурных социальных изменений вообще ведут к разлаживанию, ломке устоявшихся стереотипов, возникновению противоречия в системе ценностей, в уровнях диспозиционной регуляции. Социокультурная компонента в регуляции индивидуального поведения, возможно, ослабевает. В это время утрачивается социальная идентификация личности, которая теряет привычное ощущение принадлежности к определенной группе, классу. Поиск новой идентификации, а значит, и отношения к жизни, к переменам в ней, толкает к осознанию себя в наиболее устойчивых общностях, которые способны дать больше стабильности, обеспечить более надежную защиту в меняющемся мире, что приводит к росту национального самосознания как наиболее устойчивому по сравнению с профессиональным, классовым.

Возможно, что именно в этих условиях личный опыт, индивидуальные особенности начинают играть более важную роль сравнительно с общесоциальными и иными внешними условиями жизни.

2. Социально-психологические исследования отношения к новому

2.1 Социально-психологические исследования восприятия нового

Нововведения с точки зрения социальной психологии изучает довольно большая группа авторов: Г. М. Андреева, В. И. Антонюк, В. И. Белоусов, В. В. Бессоненко, В. Ф. Галыгин, Ф. Генов, Н. А. Ильина, Г. И. Максимов, Г. Моченов, И. Перлаки, Л. И. Подлесная, А. Л. Свенцицкий etc. В рамках этого направления рассматриваются социально-психологические факторы, оказывающие влияние на успешность внедрения нововведений в трудовых коллективах.

Долгое время одним из ведущих направлений социально-психологических исследований являлось изучение феномена психологического барьера перед нововведениями.

В теоретическом плане исследователями были предложены объяснительные модели, раскрывающие сущность данного феномена.

А. И. Пригожий одну из составляющих психологического барьера к новому определяет как «сила привычки, нежелание менять устоявшийся стандарт поведения, боязнь неопределенности…» (А.И. Пригожин, 1995, с. 31).

Некоторые авторы понимают под психологическим барьером субъективные переживания трудностей в деятельности человека. Другие связывают психологический барьер с препятствиями, мешающими нормальному протеканию процесса адаптации субъекта. Названные характеристики не позволяют выделить специфические особенности психологического барьера к новому по сравнению с другими формами барьеров: информационным, коммуникативным.

В работе Л. И. Подлесной психологический барьер перед новым рассматривается как «неосознанная актуальная установка, детерминирующая индифферентное или отрицательное установочное отношение к общественно значимому новому».

А.Л. Свенцицкий отмечает, что точнее говорить в данном случае «о психологическом барьере как психическом состоянии личности, с которым неразрывно связаны ее внешне наблюдаемое поведение и субъективные реакции по отношению к нововведениям».

В последнее время исследователи обращают внимание не только на изучение психологических барьеров, но и на исследование комплекса объективных и субъективных факторов, определяющих характер отношения работников к нововведению.

В данном направлении большой интерес представляет работа ИА. Ильиной. В этом исследовании путем стандартизированных и полустандартизированных интервью, анкетных опросов и в результате наблюдений фиксировались три аспекта отношения к нововведению:

— когнитивный (знания о «плюсах» и «минусах» инновации, источниках идей etc.);

— эмоциональный;

— поведенческий (разные уровни практического отношения — от широкой поддержки до явного сопротивления).

В этом исследовании рассматривались различные объективные и субъективные факторы, оказывающие влияние на отношение к нововведениям: тип и этап инновационного процесса, ожидание позитивных и негативных последствий от внедрения новшества, особенности состава работников и особенности взаимоотношений в бригадах до и в процессе нововведения.

В результате этого исследования установлено, что при достаточно благоприятном отношении к технико-технологическим нововведениям фиксируется явно негативное отношение к организационно-управленческим, и особенно социально-экономическим, причем отношение к ним улучшается по мере внедрения, в то время как к технико-технологическим по мере внедрения отношение ухудшается.

Установлено также, что чем сложнее инновация, тем хуже эмоциональное к ней отношение и показатели участников ее реализации. Иными словами, чем всестороннее нововведение, тем хуже отношение к нему.

Отмечается также, что если инициатива внедрения возникла «изнутри» производственного коллектива, то у его членов формируется более положительное отношение к нововведению, чем в ситуации, когда оно спущено «сверху».

Для понимания инновационных процессов важно выделять целевые ориентации основных групп участников процесса нововведения, выражающиеся в их позиции по отношению к нововведению. Такой подход называют характеристикой человеческого фактора инновационных процессов. На этой основе формируются основные ролевые группы:

— инноваторы (профессиональные и самодеятельные);

— организаторы;

— изготовители;

— пользователи.

Позицию выделенных групп, по отношению к конкретному нововведению, определяют как инициативу, содействие, противодействие, бездействие.

В.В. Сазонов считает, что исходной инновационной ситуацией является позиция «инноватора», который выдвигает новую идею и настаивает на ней. Все остальные позиции менее обязательны. Один и тот же член организации может попасть одновременно в несколько позиций. Позиции группируются по двум линиям противопоставления — по линии противопоставления «отрицающих» и «поддерживающих» инновацию и на базе противопоставления «потенциальных разработчиков» и «потенциальных пользователей».

B.C. Дудченко выделяет три типа позиций:

«позиции-функции», соответствующие организационным статусам — должностям, профессиям, членству в общественных организациях etc. Это будут позиции администраторов, конструкторов, членов ВОИР etc;

«позиции-роли», вытекающие из разделения в инновационном процессе ролей по отношению к нововведению. Это такие позиции, как инноватор, организатор, эксперт, пользователь etc;

«позиции-отношения», отражающие меру принятия / непринятия нововведения работником.

Надо признать, что для инновационного процесса наиболее важны инноваторы, социально активные элементы общества, которые своей инициативностью вносят в нашу действительность конструктивную новизну.

Для инновационного сознания характерны не только высокий интеллектуальный потенциал, но и критичное отношение к действительности, устремленность на поиски альтернативы, ее несовершенству. Поэтому носители этого типа массового сознания нередко оказываются в длительном противоречии со своей средой.

Это довольно распространенное мнение, что инновационная деятельность неотделима от творчества, что «качество нововведения зависит от оригинальности и созидательного мышления одной или нескольких индивидуальностей. Без творчества не может быть нововведения» (Б. Твисс, с. 44).

Прежде всего, следует выделить черты творческих идей. Во многих определениях творчества подчеркивается роль воображения в генерировании новых концепций или необычных решений проблемы. Важным элементом выступает «следование образцу», при этом факты, взаимосвязи или параметры выстраиваются в новой комбинации. Замечено, что большая часть новых идей не призвана ниспровергать существующее положение дел, эти идеи лишь расширяют представление о нем. Поэтому большинство творческих актов не представляют собой большого скачка вперед и в ретроспективе, по-видимому, выступают как единственно возможный логический шаг, который и следовало предпринять.

Отмечается, что творчество всегда сдерживалось традициями мышления и устоявшимися обычаями. Концентрация на проблеме происходит в рамках непроизвольно возникающих границ. Поэтому большая часть аккумулированных нами знаний и опыта исключается из возможного использования и может быть обращена на решение проблемы только в том случае, если ослабить эти границы, разрешить себе «какой-то бред». Более того, исследования Л. Хадсона позволяют предположить, что личные свойства среднего ученого, сосредоточенного на одной проблеме, в основе своей препятствуют творчеству.

А. Герстенфельд, обобщая результаты нескольких исследований, представил перечень главных показателей, характеризующих творческие способности: порог знаний, предшествующая творческая деятельность, приверженность убеждениям и настойчивость.

Инновационная ориентированность учителей исследовалась временным научно-исследовательским коллективом «Школа» под руководством В. С. Собкина. Это исследование показало, что учительство в одних вопросах выступает как монолитная общность, а по другим разделяется на группы, которые выделяются как основная масса учительства, учителя традиционалистской и инновационной ориентации. Последний, наиболее социально перспективный тип ориентирован на личностный подход к развитию ребенка, склонен брать на себя основную ответственность за ситуацию в образовании, ориентирован на общеполитическую идеологию перестройки, которую он принимает. Наконец, это тип учителя, ориентированный на наукоемкую организацию педагогического процесса и обладающий достаточной социальной уверенностью и оптимизмом.

Другой тип, опирающийся на консервативную идеологию, ориентирован на сохранение сложившегося в рамках народного образования варианта статусно-иерархических отношений и считает, что с нарушением этих отношений необходимо бороться репрессивными методами. Такая стратегия поведения характеризуется перекладыванием ответственности за трудную ситуацию, сложившуюся в школе, на внешних и внутренних «врагов». Подобную позицию вряд ли можно признать конструктивной, поскольку она лишь увеличивает зазор между интересами общества, личности, с одной стороны, и ведомства, системы управления народным образованием — с другой.

Учителя с инновационной ориентацией имеют принципиально иной характер частоты конфликтов, у них гораздо реже конфликты с учениками, но чаще, чем у других учителей, конфликты с администрацией школы, инспекторами и методистами РОНО, коллегами по работе, то есть инновационная деятельность встречает сегодня достаточно сильное противодействие.

Четвертая часть учителей с инновационными установками отметила, что испытывает придирки со стороны администрации по любому поводу, в то время как среди обычных учителей на эту причину конфликта очень мало указаний.

Одним из важных результатов данного исследования следует считать выявление в инновационно-ориентированном типе педагогов тенденции личностной направленности на взаимодействие с учащимися. Это существенно отличает таких педагогов от основной массы учителей. Не менее важно, что инновационно ориентированные учителя находятся в достаточно напряженных конфликтных отношениях как с администрацией школы, так и с органами управления более высоких рангов.

Результаты этого исследования можно интерпретировать так, что диспозиционная структура личности стремится к целостности, что средние и низшие ее уровни изменяются под воздействием ценностных ориентации, распространенных в обществе, как это произошло с социальными установками учителей. Но вместе с тем не исключается возможность рассогласованной работы диспозиционной структуры личности, например, под воздействием различного жизненного опыта на обобщенные диспозиции.

2.2 Факторы, способствующие и препятствующие внедрению нового

Вполне естественными препятствиями для распространения нового служат некоторые межгрупповые механизмы группового восприятия: стереотипизация, идентификация, децентрация, хорошо описанные В. С. Агеевым (Агеев, 1989).

Идентификация — процесс уподобления себя другому, процесс отождествления себя с другим, децентрация — близкий, но не тождественный механизму идентификации — способность человека принять точку зрения другого, отойти от собственной эгоцентрической позиции. Одни из этих механизмов актуализируются в привычных условиях, при взаимодействии хорошо знакомых между собой людей, другие, напротив, начинают действовать в непривычных условиях, при контактах с малознакомыми или вовсе незнакомыми людьми, т. е. первые работают при восприятии «ближнего», а вторые — «дальнего». Первый тип социального восприятия и обеспечивающие его механизмы можно отнести к межличностным, второй — к межгрупповым.

Механизм стереотипизации и социальные стереотипы трактовались всегда как неизбежное зло, барьер, помеха, встающие на пути точного и полного взаимопонимания людей, как свидетельство чуть ли неполноценности или испорченности «человеческой природы».

Сам по себе этот процесс не плох и не хорош, он выполняет объективно необходимую функцию, позволяя быстро, просто и достаточно надежно категоризовать, упростить социальное окружение индивида.

Вместе с тем часты негативные оценки социальных стереотипов как социального явления на социологическом уровне познания. Вне всякого сомнения, социальные стереотипы, полные этноцентризма, предрассудка враждебности etc., — явления отрицательного порядка. Однако было бы заблуждением видеть детерминанту содержательной стороны стереотипов в психологическом процессе стереотипизации. Детерминанты содержательной стороны стереотипов кроются, конечно же, в факторах социального, а не психологического порядка. Например, представления о собственной группе, как правило, не наполнены враждебностью и предубежденностью (но и здесь бывают исключения), а, напротив, характеризуются весьма благоприятно оценочной окраской, хотя являются в такой же степени стереотипными, как и негативные аутгрупповые стереотипы.

Идет ли речь о межэтнической, половой, профессиональной, региональной или возрастной дифференциации — везде мы сталкиваемся с одним и тем же феноменом, а именно: тенденцией максимизировать воспринимаемое различие между группами и минимизировать различия между членами одной и той же группы. Это и является самой существенной психологической характеристикой и отличительной чертой процесса стереотипизации.

Стереотипизация выполняет объективно полезную функцию, поскольку грубость, упрощенность, схематизм — это оборотная сторона медали, неизбежные «издержки» таких необходимых для психической регуляции человеческой деятельности процессов, как селекция, ограничение, стабилизация, категоризация. На психофизиологическом и общепсихологическом уровнях эти процессы изучены достаточно основательно, и их целесообразность ни у кого не вызывает сомнений. Действительно, достаточно представить себе, что эти в высшей степени полезные, но «консервативные» по сути механизмы вдруг перестали бы действовать, чтобы убедиться: человек «утонул» бы в хаосе информации, поступающей как из внешнего мира, так и от собственного организма. Одна из главных идей, по мнению В. С. Агеева, состоит именно в том, что и на социально-психологическом уровне действуют аналогичные механизмы, важнейшим из которых является механизм стереотипизации.

Межличностные механизмы более тонки, гибки, индивидуализированы. Это новое в эволюционном смысле приобретение человеческого разума, соответствующее этическим и эстетическим идеалам современного человека — творчеству, новизне, свободе etc. Диапазон индивидуальных различий в степени овладения этими механизмами огромен и обусловливается как психологическими, так и социальными факторами. Свобода в «пользовании» этими механизмами порой достигается путем серьезных испытаний, напряжения и кропотливой внутренней работы, а также мучительных «поисков себя».

Межгрупповые механизмы, напротив, ригидны, консервативны, в меньшей степени личностны: это архаичное, а потому и устойчивое образование. Если соотносить их, как в первом случае, с некоторыми этическими ценностями, то это будут ценности традиционных обществ — стабильность, постоянство, ритуал, покой. Они в большей мере задаются социальными и культурными факторами, нежели межличностные. Усвоение их — пассивный и автоматический процесс, не требующий особых индивидуальных усилий. Поэтому индивидуальные вариации в способностях актуализировать эти механизмы значительно уже, и требуются некоторые экстраординарные условия или личностная незаурядность, чтобы противостоять непроизвольной актуализации этих механизмов в тех условиях, для которых они перестали быть релевантными. Иначе говоря, в данном случае усилия требуются не для того, чтобы овладеть этими механизмами, а для того, чтобы противостоять им.

Дж. Лэнгриш с соавторами выявили семь факторов, определяющих успех фирмы:

1. Высокопоставленная личность, присутствие выдающегося человека, наделенного определенной властью.

2. Некоторые другие типы работников с выдающимися способностями.

3. Четкое определение потребности.

4. Реализация потенциальной полезности открытия.

5. Хорошая кооперация.

6. Достаточный объем ресурсов.

7. Помощь из правительственных источников.

Там же приводится шесть факторов, выступающих причиной отказа от нововведения:

1. Недостаточная разработка некоторых смежных технологий.

2. Отсутствие рынка или потребности.

3. Потенциал не был осознан управляющим.

4. Сопротивление новым идеям.

5. Недостаток ресурсов.

6. Слабая кооперация или слабые коммуникации.

2.3 Понятие психологической готовности к изменениям

По мнению Б. Д. Парыгина (1991), на пути поисков выхода из кризиса одна из ключевых ролей принадлежит феномену психологической готовности. Он отмечает, что «в ситуации замкнутого круга, когда объективные и социально-психологические факторы лишь взаимно порождают друг друга, способность к его разрыву может быть реализована лишь самим человеком. Эта способность находится в прямой зависимости от уровня психологической готовности людей к этому». (Б.Д. Парыгин, 1991, с. 12).

Психологическая установка и психологическая готовность к эффективному действию достаточно близкие понятия. Психологическая установка означает известную предрасположенность и в этом смысле готовность как к восприятию, так и к действию определенным образом. Готовность к эффективному действию, в свою очередь, подразумевает наличие психологической установки на достижение ожидаемого результата. Вместе с тем эти понятия не тождественны друг другу, так как психологическая готовность не сводится к установке на начало действия, но предполагает еще и способность ее реализации, т. е. успешного осуществления.

Следствием многообразия и трудности осознания происходящих перемен на первых порах может стать формирование не однозначной и определенной психологической установки, а эмоционально-окрашенного умонастроения, имеющего не очень четко очерченную направленность. Одна из функций такого, например, политического настроя на необходимость социального обновления состоит в формировании готовности к соответствующему социальному действию. При этом процесс формирования психологической готовности к действию проходит ряд стадий, когда от смутного и неопределенного на первых порах настроения осуществляется переход к его более очерченному и четкому состоянию, а от него — к психологической установке.

В свою очередь, каждая из психологических установок должна быть подкреплена соответствующей ей способностью к ее практической реализации. Все это в совокупности и может рассматриваться в качестве интегральной характеристики психологической готовности к эффективному социальному действию.

В более поздней работе Б. Д. Парыгин указывает, что «психологическая готовность к эффективному действию в отличие от психологической установки как формы готовности к действию не несет в себе терапевтического эффекта избавления от личной ответственности, подобно тому как это происходит в том случае, когда установка задана извне. Психологическая готовность к действию в условиях плюрализма социальных ориентации неизбежно сопровождается необходимостью принятия на себя дополнительной нервно-психологической нагрузки, связанной с возложением личной ответственности за включение в ситуацию экстремальной деятельности. Следовательно, психологическая готовность к современной эффективной деятельности включает в себя еще и готовность к испытанию стрессом, стрессовой ситуацией в отличие от ситуации однозначной заданности установки, которая снимает эту напряженность» (Б.Д. Парыгин, 1993, с. 32−33).

Кроме того, психологическая готовность к перестроечной деятельности в отличие от однозначной установки предполагает ситуацию выбора установок, мотивов и способов деятельности.

И, наконец, в числе основных составляющих общей психологической готовности к эффективному управленческому действию в условиях перестройки является готовность к согласованности усилий со всеми другими субъектами власти. Последняя не исчерпывается одной установкой на готовность к согласованности усилий, но предполагает и определенный потенциал способности, навыков и умения ее реализации.

Иными словами, вся структура психологической готовности к эффективной деятельности может быть представлена пятью блоками, в каждом из которых есть стартовая установка к тому или иному виду деятельности и одновременно способность к достижению необходимого позитивного результата:

— установка и способность к полному включению в деятельность;

— установка и способность к нестереотипной деятельности;

— установка и способность на принятие самостоятельного и обоснованного решения;

— готовность и способность к испытанию стрессом;

— готовность и способность достижения согласия.

Таким образом, психологическая готовность — состояние наивысшей вариабельности и максимальной включенности творческих сил и способностей субъекта в деятельность.

Отмечается, что уровень требований к психологической готовности в случае самоуправления неизмеримо возрастает, поскольку именно здесь перестает работать схема чисто «установочной» деятельности и идет бескомпромиссное испытание психологической готовности к деятельности инновационной.

А.Л. Журавлев (1993) рассматривает вопрос о психологической готовности людей к происходящим реформам, используя данные, полученные в ходе исследований лаборатории психологии малых групп и коллективов, а также в ходе исследования личности и группы в условиях организационно-управленческого типа нововведений.

В отношении к любым социальным изменениям, в том числе к экономическим реформам, всегда проявляются большие индивидуальные различия как между людьми, так и между разными группами. Но за этим многообразием проявлений можно увидеть повторяющееся, типичное. Так, А. Л. Журавлевым было предложено выделять различные социально-экономические типы людей по их отношению к организационно-экономическим нововведениям в зависимости от интенсивности проявления трех психологических компонентов:

— психологической готовности к нововведениям (мотивационного компонента);

— подготовленности к жизнедеятельности в новых условиях (знаний, умения, навыков, опыта etc.);

— реальной активности (действий, поступков, деятельности).

Разные сочетания желаний, знаний и действий позволяют разбивать людей на следующие социально-психологические типы (названия их, конечно, условны):

— «активные реформаторы» (желают экономических изменений, умеют работать в новых условиях и активно действуют на реформы);

— «пассивные реформаторы» (желают, умеют, но не действуют);

— «пассивно-положительно относящиеся к нововведениям» (в основном желают изменений, но не умеют и не действуют);

— «преодолевающие себя» (умеют и действуют, но не желают изменений);

— «неэффективные» (желают и действуют, но не умеют);

— «выжидающие» (умеют, но не желают и не действуют);

— «слепые исполнители» (выраженного желания нет, не умеют, но действуют в направлении изменений с помощью других);

— «пассивные противники» (не желают, не умеют и не действуют);

— «активные противники» (не желают, не умеют и действуют против изменений). (А.Л. Журавлев, 1993, с. 10).

Можно группировать и по-другому, однако главное заключается в том, что различные социально-психологические типы людей необходимо и оценивать по-разному, и работать с ними разными методами. Экономические преобразования неэффективны, если они опираются на концепцию «среднего унифицированного человека» или рассчитаны на депсихологизированные трудовые группы и слои общества. Ясно, что упрощение социально-психологической типологии, недооценка ее значимости или тем более ее игнорирование чрезвычайно опасны в ситуации интенсивных социальных изменений.