Аристотель о связи права и власти при разработке проекта идеального государства

Связь права и власти

Знание темы происхождения государства важно ее связью с мировоззрением и господствующим в обществе сознанием. Симптоматично, что для разных эпох было характерно свое понимание истоков и природы государства. И естественно не всех даже выдающихся мыслителей того или времени в одинаковой мере занимал вопрос его происхождения. Ответ на него казался аксиоматичным.

Что вызвало к жизни государство и право, каковы цели государства и права, каковы идеальная власть и идеальный правопорядок? Убеждение в связи земной жизни с космосом, волей богов является неизменной особенностью всех традиционных представлений об источниках власти, ответа на вопрос откуда пришла к человеку власть и зачем она. Суммируя известные мифы можно было бы следующим образом выразить их содержание. Вначале в доисторические времена власть пришла к народам через посвященных, пророков, связанных с богами или Богом. Таковы основатель арийского племени Рама, брахманизма в Индии Кришна, посвятитель Египта Гермес, пророк еврейского народа и отец единобожия Моисей, сын бога Аполлона Орфей ставший будителем души древних греков. Пророки приходили к людям и в исторические времена, то есть когда уже была власть, отделенная от человека, его рода и племени. Они лечили души людей, открывая новые эры в их жизни. Таковы основатели современных мировых религий И. Христос и пророк Магомет.

Все мифы о происхождении государственной власти едины в том, что власть и связанный с ней правопорядок видели как способ выйти людям из «тьмы»: дикости, хаоса, анархии, войны всех против всех. Благодаря Богу все же торжествует некое начало в пользу создания условий для соблюдения порядка. Появляется власть, задача которой состоит в том, чтобы преодолевать и предотвращать анархию.

Помимо просто объективных исторических процессов, которые вели народы к реализации принципов демократического правового государства, существовали также и учения о том, каким должно быть государство, как оно должно строиться и как управляться.

Право существует не одно тысячелетие и поэтому кажется ясным само по себе. Но так ли это? Мы постоянно путаем право и закон, право и справедливость, право и обычай. Особенно сегодня. Да и что мы понимаем под правом?

Вряд ли я сильно ошибусь, если скажу: право — это то, что мне может предоставить и гарантировать государство.

Что же такое право и когда оно возникло? Сначала в ранних государствах древнего мира (Египте, Вавилоне, Индии, Китае) возникли законы. Первые правовые нормы представляли собой алгоритмы (инструкции), в которых фиксировались особенности ситуации (конфликты, нарушения разного рода), а также санкции, применяемые в этих ситуациях. Здесь же зафиксированы первые попытки обоснования характера данных санкций.

Второй этап формирования права, если первым считать появление законов, обсуждение великим философом античности Аристотелем того, как добиться в суде справедливости? С одной стороны, «следование закону», с другой — получить «середину ущерба и выгоды». «Несправедливым, — пишет Аристотель, — называют, как нарушающего закон, так и берущего лишнее с других, и человека, не равно относящегося к другим людям … Если человек, преступающий законы, несправедлив, а держащийся законов — справедлив, то ясно, что всё, установленное законом, в известном смысле справедливо» Кечекьян С. Ф. Учение Аристотеля о государстве и праве. М. — Л., 1947. Интересно, что в «Никомаховой этике» Аристотель бьётся над вопросом, как определить, что такое справедливое действие (решение) независимо от его законности. Дело в том, что в Древней Греции законов было относительно мало. Они были несовершенны, следовали им не всегда, поэтому Аристотель старался решить вопрос прежде всего в плоскости мышления, создавая для него особую норму — этическую. Определив справедливое как «середину ущерба и выгоды, ограничивающую произвол», как «равное отношение» в суде, Аристотель вроде бы решил задачу, причём в этическом плане. Во всяком случае он и его последователи так думали. Однако что такое ущерб или выгода и как найти середину между ними?

Аристотель пытался выявить связи и взаимодействия между правом и государственной властью, которые бы обеспечивали гармоничное функционирование общества. Он считал, что наиболее разумна и справедлива лишь та политическая форма жизни, при которой закон общеобязателен как для граждан, так и для самого государства.

На основе понятия справедливости Аристотель обсуждает и ряд других, например понятие «преступление». «Преступление и справедливый образ действия определяются понятием произвольного и непроизвольного: когда преступление произвольно, его хулят и в силу произвольности именно оно и есть преступление: следовательно, нечто может быть несправедливым, не будучи ещё преступлением, а именно, если отсутствует произвольность. Произвольным же я называю, как уже ранее сказано, — продолжает Аристотель, — то действие, которое находится во власти человека и которое он совершает сознательно, не будучи в неведении ни относительно лица, ни средств, ни цели…». Другой важный момент, отмеченный Аристотелем, — необходимость создания новых законов, в ситуации, когда законы в силу общности своего строения относительно частных случаев не покрывают всех частных случаев. По Аристотелю если закон есть общее положение, а частный случай не подходит под общее положение, то, говоря безусловно, правильно поступит тот, кто исправит пробел, оставленный законодателем.

Этот совет Аристотеля, как известно, породил сложные проблемы. С одной стороны, что значит «частный случай не подходит под общее положение» (закон)? Всё зависит от искусства толкования или интерпретации. С другой — многое зависит и от характера самого общего положения: одни законы достаточно конкретны или содержат в дополнение к себе более конкретные «вторичные правовые нормы», другие законы весьма абстрактны и действительно общи, причём или по содержанию, или по замыслу. Давид Рене, в частности, отмечает, что в европейской традиции законы — «это не более чем ядра, вокруг которых вращаются вторичные правовые нормы… повсюду граница между правом и фактом весьма искусственна, и трудно сказать, в какой мере решение сложного вопроса основывается на оценке данного дела и в какой — на толковании правовой нормы». Затем Давид Рене специально обсуждает вопрос о том, что в современном демократическом государстве сам характер законов (в силу необходимости при их создании удовлетворения противоположных требований) не позволяет непосредственно применять многие из них к конкретным обстоятельствам. «Законодатель, — пишет он, — употребив формулы без уточнения, тем самым дал полномочие на «свободный дополнительный поиск в рамках закона (inter legem). Этот свободный поиск требует от судей самостоятельных ценностных суждений, которые не могут быть введены из позитивного права… Кроме того, намерения законодателя — это по большей части сфера гадания; особенно сложно их установить в условиях современной демократии, когда закон выступает как коллективная воля, процесс формирования которой весьма сложен» Лазарев Ф. В., Трифонов М. К. Философия. — Симферополь, 1999.

Но вернёмся к классической античности и Аристотелю. Что же, в конце концов, он сделал? Во-первых, выделил область мышления и рассуждений, относящуюся к судопроизводству. Во-вторых, приступил к описанию и формированию её, правда, пока в этическом плане: в этой связи речь шла не о юридическом, а этическом мышлении. Однако Аристотель весьма близко подошёл к сущности права. Утверждая, что справедливость связана с исполнением законов и всё законное в известном смысле справедливо, он задаёт место для права, очерчивает его смысловой каркас. Тем не менее последнего шага — сформулировать идею права — Аристотель сделать так и не смог. Весьма близко к этой идее его представление о политической справедливости, которая, как пишет Аристотель, имеет место между людьми, принадлежащими к одному общению, и имеет целью самоудовлетворённость их, притом между людьми свободными и равными в смысле или пропорциональности, или числа вообще. Но только близко: здесь важна мысль Аристотеля о том, что справедливость может быть гарантирована в рамках общины, устанавливающей определённую конвенцию, договор, а также, что необходимое условие справедливости — равенство и свобода субъектов справедливости.

Ещё одно соображение касается характера нормирования мышления в сфере античного судопроизводства. Именно Аристотель распространил на эту область общий подход, предполагающий следование правилам логики, а также выделение истинных знаний «начал», на основе которых в доказательстве получались все остальные знания данной области. С современной точки зрения, выделение начал рассуждения — это не что иное, как построение исходных понятий, задающих соответствующую предметную область знаний. Выше мы привели примеры таких понятий, справедливости и преступления. Аристотелевские начала, как правило, содержат в себе два важных элемента: характеристику определённых событий объектов и отношение, связывающее эти события. Например, рассматривая понятие «преступление», Аристотель задаёт такие события, как собственно «преступление», «произвольное» и «непроизвольное». При этом он специально объясняет, что произвольные действия — это такие, которые «находятся во власти человека», которые последний «совершает сознательно, не будучи в неведении ни относительно лица, ни цели». Отношения между событиями Аристотель задаёт так: «в силу произвольности (действия) именно оно и есть преступление» Борисов В. Н. Философия Аристотеля: пособие по истории античной философии. Самара: Изд-во СаГА, 1996. Здесь можно прокомментировать два момента. Отношение, заданное понятием «преступление», в том случае, если установлены соответствующие этому понятию события, позволяет в рассуждении и доказательствах получать новое знание (утверждение), не обращаясь к анализу реальной ситуации. Другими словами, осуществлять акт мышления. Но условием этого (как видно из объяснения о том, что есть произвольное действие) является толкование (интерпретация) соответствующих событий. Можно заметить и ещё одно важное обстоятельство — аристотелевские начала представляют собой обобщения. Они отличаются от отдельных эмпирических случаев, сконструированы в определённом языке, понимаются не как явления, а как сущности.