Господские смерды. 
Феодализм в россии

Таковы основные черты положения владельческих крестьян на Западе в средние века. В какой мере соответствует им положение владельческих крестьян в России в эпохи дружинную (киевскую) и удельную?

Крестьяне в Киевской Руси назывались смердами. Слово это по своему значению соответствует слову «крестьянин», потому что смердами назывались вообще все поселяне, сельские жители, жившие как на волостных землях, так и на частновладельческих. В общем смысле сельского жителя слово «смерд» употреблено в следующих известиях: «Боярин боярина пленивше, смерд смерда, град (горожанин) града, якоже не остатися ни единой веси не плененей» (Ипатьевская летопись, 1221 г.); и «Кто купець поидеть в свое сто, а кто смерд, тот потягнеть в свой погост», т. е. волость (Договорная грамота).

Для смердов, живших на частновладельческих землях, особого названия не было. Но, называясь одинаково смердами, они по своему состоянию значительно отличались от других смердов, подобно тому как позднее крестьяне владельческие, крепостные, отличались от крестьян волостных, хотя и те и другие назывались одинаково крестьянами.

О смердах владельческих говорит Русская Правда так называемой второй редакции, узаконенная между 1054—1078 гг. Этот памятник представляет собою небольшой наказ из 25 статей, уставленный, как сказано в ее заголовке, на съезде трех князей, Изяслава, Святослава и Всеволода, сыновей Ярослава Мудрого, в присутствии четырех их дружинников. Этот наказ касается узкого круга отношений, особо интересовавших князей. Он говорит, с одной стороны, о княжеской дружине: о дружинниках-огнищанах, княжеских тивунах, мечниках, вирниках —'И, с другой стороны, содержит в себе ряд постановлений, интересовавших князей как сельских хозяев. Здесь в качестве нового общего правила устанавливается очень высокая вира за убийство княжеского конюха, в 80 гривен, со ссылкою на виру в этом размере, взысканную князем Изяславом, когда дорогобужцы убили его конюха. Затем идет речь о сельском старосте княже, рядовичах, смердах и целый ряд статей о наказаниях за кражу коней, княжеских и смердьих, вола, коровы, тели, барана, утки, гуся и т. д., о сожжении или повреждении княжеской борти, о порче межи, о покраже сена и Дров.

Это небольшое уложение о наказаниях, касающееся специально княжеской дружины и княжеских доменов. В нем установлена пеня за повреждение княжеской борти («а в княжи борти 3 гривны, или пожгут или издерут») и ничего не сказано о повреждении борти других лиц. В нем установлена вира за убийство княжеского сельского старосты и не упомянуто о боярском сельском старосте; только в позднейшей сводной Русской Правде «* к этой статье, взятой из рассматриваемого устава XI в., сделано пояснение «такоже и за бояреск», т. е. та же вира за убийство боярского старосты и рядовича.

Вслед за статьями о княжеском сельском старосте и княжеском рядовиче (порядчике-управителе) в этом уложении упоминается и смерд, очевидно тоже княжеский, живущий в княжеском имении— домене. Правовое положение такого княжеского (частновладельческого) смерда довольно ясно видно как из этой Русской Правды второй половины XI в., так и из позднейшей, сводной. Княжеский смерд не раб, потому что он владеет имуществом; Правда говорит о смердьем коне наряду с конем княжим; не раб он и потому, что Правда назначает ему вознаграждение за обиду в том же значении, как и за обиду дружинника, только в меньшем размере (смерду «за обиду 3 гривны; а в огнищанине и в тиуници и в мечнице 12 гривен»).

Но вместе с тем княжеский смерд и не свободный человек в полном смысле слова. Правда устанавливает за его убийство одинаковую виру, как и за холопа, 3 гривен ¹⁰°*.

В. И. Сергеевич говорит о четырех редакциях Русской Правды (Сергеевич В. И. Русская Правда в четырех редакциях по спискам Археографическому, Троицкому и князя Оболенского. СПб., 1904). Ближе к существу дела надо различать: 1) Правду Ярослава (1019—1054 гг.), небольшой устав о мести и вирах; 2) Правду сыновей Ярослава (1054—1078 гг.), устав о княжеской дружине и княжеских вотчинах; 3) сводную Русскую Правду, в которую вошли как эти два устава, так и другие, нссохранившиеся. Так называемая четвертая редакция представляет собою вторую редакцию этого сводного текста.

¹⁰°* «А в смерде и в хо[ло]пе 5 гривен». Чтение, принимаемое В. И. Сергеевичем, «а в смердьи холопе», т. е. в принадлежавшем смерду холопе, недопустимо: 1) потому что, если бы слово «смердьи» имело значение прилагательного, тогда бы за ним нс было предлога «в» (в смердьи в холопе; повторение предлога в указывает, что здесь соединены два имени существительных); 2) потому что странно допустить назначение особой виры за смердьего холопа, когда не указано виры за смерда и когда холопы у В сводной Русской Правде находится статья, также указывающая на то, что владельческие смерды были очень близки к холопам или же, по меньшей мере, были в тесной зависимости от господ, как полусвободные. В древнейших списках сводной Правды эта статья читается так: «Аже смерд умреть, то задницю князю. Аже будут дщери у него дома, то даяти часть на не; аже будут замужемь, то не даяти части им» (ст. 117, 118).

«Аже смерд умреть, то задницю князю» — после смерти смерда имущество его переходит к князю. Это правило, хорошо известное на Западе, эта manus mortua* древнего французского серважа. Эта manus mortua объясняет нам значение статьи, которая казалась столь странной нашим исследователям, что они считали текст испорченным и для объяснения его пользовались позднейшими списками, в которых статья читается совершенно иначе: «Аже смерд умрет без дети, то задницю князю», т. е. имущество смерда переходит к князю только тогда, когда оно является выморочным. Но даже и такое понимание этой статьи явно указывает на особое приниженное положение смерда, и конечно смерда княжеского, частновладельческого. Статья эта не может касаться всех смердов-крестьян. При слабости княжеской власти в то время, при громадном значении самоуправляющихся общин, никак нельзя допустить, чтобы выморочные имущества всех смердов-сельчанвервников поступали в обладание князя. Такого порядка не было даже и в позднейшее время, когда власть князя-вотчинника приобрела несравненно большее значение.