Послесловие. 
Современный маркетинг. 
Часть 2

Из нулей легко сделать цепь.

Ежи Леи,

Классическая литература вновь становится интересна широкому кругу читателей и зрителей. Это связано, в первую очередь, с поиском ответов на драматические переживания современного человека и его стремлением понять социальные реальности современного мира. Несомненно, каждый настоящий писатель говорит и пишет о том, что волнует и будоражит умы современных людей. Однако, как говорил немецкий философ и писатель Ф. Кафка, «высказанная вслух мысль сразу же и окончательно теряет значение. Записанная, она тоже всегда его теряет, зато иной раз обретает новый смысл». Поэтому каждый видит в творениях писателей и поэтов что-то свое. Эта многогранность и позволяет назвать их великими. Они не утверждают — они требуют от читателей размышлений. В этом состоит и парадокс культуры. Если Сервантес и сегодня является великим писателем, то это означает, что внутренний мир современного человека, мир его переживаний мало чем отличается от мира современников Сервантеса.

Среди великих русских писателей Ф. М. Достоевский — гений в области анализа человеческой души. В его книгах поступки героев диктуются не только внешними обстоятельствами, но и личными внутренними разногласиями. Из-за своих душевных переживаний герои Достоевского всегда находятся на краю пропасти между здравомыслием и сумасшествием, между реальностью и вымыслом, между Богом и дьяволом. Он пишет: «Нет, широк человек, слишком даже широк, я бы сузил. Черт знает что такое даже, вот что! Что уму представляется позором, то сердцу сплошь красотой. В содоме ли красота? Верь, что в содоме-то она и сидит для огромного большинства людей, — знал ты эту тайну иль нет? Ужасно то, что красота есть не только страшная, но и таинственная вещь. Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы — сердца людей».

Своеобразие романов Достоевского заключается в том, что все они связаны между собой, но не героями, а мыслями и идеями этих героев, изменяющимися и развивающимися от романа к роману, иногда превращаясь из мимолетно сказанной фразы в целую теорию.

По мнению В. Розанова, «только Достоевский, способный совмещать в себе „обе бездны — бездну вверху и бездну внизу“, мог написать … действительно серьезную трагедию борьбы, которая уже тысячелетия раздирает человеческую душу». И сегодня эта борьба продолжается.

Роман «Братья Карамазовы» — это роман о борьбе этих бездн. Бездны божественного порыва и бездны дьявольского грехопадения. Кульминация этой борьбы показана в Поэме о Великом Инквизиторе, воспроизведенная в разговоре Ивана и Алеши Карамазовых.

Искушение Христа.

Иван Крамской. «Христос в пустыне». 1872 г.

«И сказал Ему диавол: если Ты Сын Божий, то вели этому камню сделаться хлебом. Иисус сказал ему в ответ: написано, что не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом Божиим». (Лк. 4:3, 4).

«И, возведя Его на высокую гору, диавол показал Ему все царства вселенной во мгновение времени». (Лк. 4, 5).

«И сказал Ему диавол: Тебе дам власть над всеми сими царствами и славу их, ибо она предана мне, и я, кому хочу, даю ее; итак, если Ты поклонишься мне, то все будет Твое. Иисус сказал ему в ответ: отойди от Меня, сатана; написано: Господу Богу твоему поклоняйся, и Ему одному служи». (Лк. 4:6, 7, 8).

«И повел Его в Иерусалим, и поставил Его на крыле храма, и сказал Ему: если Ты Сын Божий, бросься отсюда вниз, ибо написано: Ангелам Своим заповедает о Тебе сохранить Тебя; и на руках понесут Тебя, да не преткнешься о камень ногою Твоею». (Лк. 4:9,10,11).

«Иисус сказал ему в ответ: сказано: не искушай Господа Бога твоего.

И, окончив все искушение, диавол отошел от Него до времени". (Лк. 4:12,13).

Достоевский категоричен. Нельзя построить хрустальный дворец человеческого счастья на страданиях хотя бы одного ребенка. Есть в мире вещи, которые люди не могут друг другу простить, а потому прощение и гармония в принципе невозможны. Алеша возражает, что есть существо, способное всех простить. Существо, на котором и будет строиться здание человеческого счастья. Это Иисус Христос. Спаситель. И тогда Иван рассказывает ему свою поэму об Иисусе Христе и Великом инквизиторе.

Действие поэмы происходит в Испании, в XVI в., во времена расцвета инквизиции. Услышав мольбы людей, Христос возжелал снизойти к ним. Он появляется тихо и незаметно, но все замечают его и следуют за ним, как следовали пятнадцать столетий назад. От Иисуса исходит целящая сила, он воскрешает девочку, люди окружают его, они просят благословения. И тут появляется сам Великий инквизитор. «Это девяностолетний старик, высокий и прямой, с иссохшим лицом, со впалыми глазами, но из которых еще светится, как огненная искорка, блеск». Он хмурится и велит схватить Иисуса. И толпа, окружавшая Христа, безропотно расступается. Ночью Инквизитор приходит в камеру к Сыну Божьему.

Инквизитор спрашивает Иисуса, зачем он пришел мешать им, когда люди только начали слушаться и думать, что они свободны. Он именно «ставит в заслугу себе и своим помощникам, что наконец-то они обрели свободу и сделали так для того, чтобы сделать людей счастливыми». Инквизитор говорит, что это у них получилось потому, что они последовали советам умного духа, искушавшего Иисуса в пустыне, взяв за основу три его вопроса. А ведь «если бы возможно было помыслить, лишь для пробы и примера, что три этих вопроса страшного духа бесследно утрачены в книгах и что их надо восстановить, вновь придумать и сочинить, чтоб внести опять в книги, и для этого собрать всех мудрецов земных — правителей, первосвященников, ученых, философов, поэтов — и задать им эту задачу: придумайте, сочините три вопроса, но такие, которые мало того, что соответствовали бы размеру события, но и выражали бы сверх того, в трех словах, в трех только фразах человеческих, всю будущую историю мира и человечества, — то думаешь ли ты, что вся премудрость земли, вместе соединившаяся, могла бы придумать хоть что-то подобное по силе и глубине тем трем вопросам, которые действительно были предложены тебе тогда могучим и умным духом?», — говорит Инквизитор, обращаясь к Иисусу. Тот молчит, и старик рассказывает дальше. Он говорит, что, в отличие от Христа, они приняли вопросы духа-искусителя.

В Евангелии написано, что после крещения в Иордани Иисус удаляется в пустыню и там молится. Через сорок дней появляется дьявол, который искушает его.

Первое искушение гласит: «Если ты Сын Божий, скажи, что камни сии сделались хлебами», на что Иисус отвечает: «Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божьих». Иисус рассудил, что свобода не может существовать, если послушание куплено хлебами. Но инквизитор приходит к выводу, что «пройдут века и человечество провозгласит устами своей премудрости и науки, что преступления нет, а стало быть, нет и греха, а есть лишь голодные». И тогда люди обратятся к Инквизитору и будут слушаться его, потому что он будет их кормить, ведь никакой «хлеб небесный не может сравниться в глазах слабого, вечно порочного и вечно неблагодарного людского племени с земным».

Эрнест Хемингуэй (1899—1961).

Затем Инквизитор переходит ко второму искушению Христа, когда «дьявол берет его во Святой город, и поставляет Его на крыле храма, и говорит Ему: «Если Ты Сын Божий, бросься вниз; ибо написано: Ангелам Своим заповедает о Тебе, и на руках понесут Тебя, да не преткнешься о камень ногою твоею». Иисус сказал ему: «Не искушай Господа Бога твоего». По мнению старого Инквизитора, Иисус отказался от того, что более всего другого влечет человека к Богу, а именно: от чуда, тайны, авторитета. Инквизитор понимает это: «И так как человек оставаться без чуда не в силах, то насоздаст себе новых чудес, уже собственных, и поклонится уже знахарскому чуду, бабьему колдовству, хотя бы он сто раз был бунтовщиком, еретиком и безбожником». Человек слишком слаб и немощен, чтобы верить в Бога без чудес. Иисус судил о людях слишком высоко, тем самым требуя от них большего, и непосильна становилась человеку его ноша. Лишь немногие смогут ее пронести. «А что будет с остальными?», — вопрошает Инквизитор. Он не понимает, «чем виноваты остальные слабые люди, что не могли вытерпеть того, что могучие? Чем виновата слабая душа, что не в силах вместить столь страшных даров? Да неужто же и впрямь приходил ты лишь к избранным и для избранных?» И старик раскрывает свой страшный замысел: «Мы исправили подвиг твой и основали его на чуде, тайне и авторитете. И люди обрадовались, что их вновь повели как стадо и что с сердец их снят, наконец, столь страшный дар, принесший им столько муки. Неужели мы не любили человечества, столь смиренно осознав его бессилие, с любовью облегчив его ношу и разрешив слабосильной природе его, хотя бы и грех, но с нашего позволения?».

Уолли Олинс (род. 1930) миллионы счастливых слабых и тысячи несчастных сильных, хранящих тайну и принимающих грехи. И тогда Христос вновь придет со своими избранниками, они встанут и скажут: «Суди нас, если можешь и смеешь, ведь вы спасли лишь самих себя, а мы спасли всех». Инквизитор заканчивает свою речь, обещая уже завтра сжечь Иисуса на костре. Иисус молчит, затем встает и тихо целует старика в уста. Тот вздрагивает, открывает дверь темницы и отпускает пленника.

Общество потребления — это мир нового витка отчуждения человека. Потребление стало Всем Социальным Миром. Это мир человека Потребляющего.

Создается социальный механизм трансферта личностных качеств на товары, которые в свою очередь социализируются и очеловечиваются. В этой схеме товары становятся социальными, одухотворенными и одушевленными элементами социальной реальности. Они социализированы и очеловечены. Они — мир. Люди потеряли контроль над этим миром, став товарами. Товары замещают людей. Люди просто таковы, каковы вещи, их окружающие.

Получается так, что в потреблении сегодня человек теряет свои личностные свойства, приобретая их через потребление товаров, наделенных в культурах этими свойствами. Потребление становится сферой отчуждения человека от самого себя. Процессом «оскотинивания» человека (по Марксу).

Оказалось, что Шопенгауэр был прав, когда говорил, что внешнее богатство не компенсирует внутренней пустоты. Однако новая гиперреальность постмодерна вполне гармонично увязывает материальную полноту с душевной пустотой.

Производители рассматривают человека в качестве потенциально безграничного источника отчуждаемых потребностей. Человек здесь исчезает. Он сам становится знаком, симулякром.