Катарсис в зрелищном общении и его латентные функции

От катарсиса в формах спорта к катарсису в формах трагедии

Показав, как культура противостоит агрессии, важно это противостояние продемонстрировать на конкретных примерах, которые уже представляют реальность ритуализированного поведения, но еще сохраняют связь с неритуализированным прототипом. Разумеется, таковыми являются все виды зрелища, будет ли это поединок, агон или состязание. Например, для К. Лоренца типичный пример поединка, — турнир, в нем борьба исключает смерть побежденного, что предполагает неритуализированный прототип:

Вся их (турнирных боев. — Н. X.) организация направлена на то, чтобы выполнить важнейшую задачу поединка — определить, кто сильнее, — не причинив серьезного вреда более слабому. Поскольку турнир или спортивное состязание имеют ту же цель, то все турнирные бои неизбежно производят даже на знающих людей впечатление «рыцарственности» или «спортивного благородства»¹⁶⁷.

Не случайно турнир как зрелище можно представить моделью любого механизма разрядки агрессии, вызванного в истории культуры к жизни. Поэтому турнир и пользовался такой популярностью в различных культурах. Именно с его помощью можно проиллюстрировать способность культуры сохранить в истории неритуализированный прототип, но в то же время и сводить к минимуму связанные уничтожением проигравшего его деструктивные проявления. В основе этого ритуала лежит игровое и зрелищное воспроизведение борьбы, которое психологически действует так же как и заканчивающееся смертью побежденного реальное противостояние. В конце концов, включаясь в драматическую атмосферу зрелищного состязания, зритель испытывает физическое напряжение, концентрацию этого напряжения, а затем изживает его, освобождаясь от деструктивных комплексов, пробуждающихся в нем под воздействием включенности в атмосферу поединка. Собственно, имея в виду турнир, можно уже говорить о катартической функции зрелища вообще, поскольку его воздействие осуществляется по логике действия на зрителя античной трагедии. Подобная сублиминальная интерпретация турнира позволяет точнее представить функцию спорта в обществе, в том числе, и в современном. Очевидно, что, как любое зрелище, спорт, как нами уже отмечалось, воспринимается по логике катарсиса, т. е. спортивная борьба актуализирует или провоцирует в противостоящих «партиях» болельщиков архаические деструктивные комплексы или агрессию, позволяя затем в ходе борьбы освободиться от этих комплексов или, как выражаются исследователи античной трагедии, очиститься.

Правда, механизм очищения или катарсиса проявляется лишь в том случае, если логика спортивного состязания протекает в соответствии с правилами, т. е. «драматургией» спортивного состязания, в соответствии с которым должен быть победитель и побежденный, а победа должна представать финалом драматического состязания, в котором можно фиксировать разные этапы и ситуации, исход которых предугадать невозможно. В том случае, когда соревнование от этой логики отклоняется, изживания агрессии, а следовательно, катарсиса может не наступить. В этом случае, будучи спровоцированной в массе болельщиков, агрессия (а спортивные состязания человек обычно воспринимает, оказываясь частью толпы), не получая в процессе собственно зрелища выхода, проецируется на какие-то иные объекты и способна спровоцировать конфликты и столкновения, в том числе, и кровопролитные. Об этом свидетельствуют многочисленные в среде спортивных фанатов столкновения, моделирующие архаическую оппозицию «мы — они». Логика катартического воздействия спортивного состязания обращала на себя внимание художников, которые, выстраивая логику восприятия своих произведений, учитывали секреты воздействия спортивного состязания. Это обстоятельство свидетельствует о том, что как древнейшая форма изживания агрессии спортивное состязание продолжает воздействовать по логике катарсиса, являясь одним из ярких признаков воздействия зрелищ. О том, как значима эта катартическая или терапевтическая функция зрелища, и не только спортивного, свидетельствует потребность человека в изживании агрессии.

В этом отношении поучительна логика функционирования современной культуры. Все дело в том, что гуманистический тип общества, который в поздней истории воспринимается идеалом, вызвал к жизни такое количество культурных механизмов нейтрализации агрессии, что это оказалось как это ни покажется странным, для выживания человека опасным. Получается, что, способствуя выживанию и прогрессу общества, культура забывает о человеке или в меньшей степени с его потребностями считается. Как мы стремились показать, преодоление агрессии не может быть полным, ибо для человечества оно может представить настоящую опасность, а именно, утрату способности выживать. Агрессия сопровождает жизнь во всех ее проявлениях и, по сути дела, если жизнь предстает борьбой, то агрессия предстает синонимом жизни. Человек начинен агрессией, что помогает ему выжить. Лишь выявляя позитивную роль агрессии, начинаешь понимать, что существует некоторая доля правды в шокирующих высказываниях Ф. Ницше, обвинявшего христианскую церковь в том, что, смягчая мораль, она, по сути дела, приводит к деградации и вырождению человечества, теряющего способность к сопротивлению, борьбе, противостоянию, а, следовательно, лишившегося агрессии как дара природы, помогающего ему выживать в любых условиях. Отсюда и призыв Ф. Ницше к культивированию насилия, в особенности, в элитарных субкультурах, ибо, чтобы управлять массой, элита должна иметь волю к насилию, проявлять жестокость В противном случае она оказывается неспособной управлять¹⁶⁸. Таким образом, читая Ф. Ницше, понимаешь, что уроки Н. Макиавелли мимо немецкого философа не прошли.

Однако современные общества организованы так, что человеку для изживания агрессивности остается все меньше клапанов. В силу этого, человек, представляющий гуманистическое общество, становится невротиком. Коль скоро проявления агрессивности внутри общества невозможны, агрессия в ее архаических формах выплескивается во время военных столкновений, которые в XX в. приобретают крайние формы. Хотя на ранних этапах истории войны игру не исключали, тем не менее, современные войны предстают способами массового уничтожения, в процессе которых к противостоящей стороне относятся как к тому, что необходимо уничтожить. Соответственно, в таких столкновениях ничего игрового не остается. Да, собственно, не остается в них и ничего человеческого, поскольку современная форма войны противостояние людей исключает. Она ведется с помощью ракет, наводчики которых не знают, кого именно эти ракеты могут поразить. В поздней истории столь крайние формы война приобретает еще и потому, что она актуализирует противостояние разных обществ, а это противостояние оказывается удобным объектом для проекции агрессии, невозможной внутри каждого из противостоящих обществ. По сути дела, война между разными государствами — это компенсация войны, невозможной внутри общества. Получается, что война оказывается единственным способом изживания агрессии. Поэтому, если смотреть на нее с психологической точки зрения, то она остается неустранимой и по сей день. Тем не менее войны происходят не всегда, а человек, оказываясь наедине со своей агрессией, постоянно, превращается в невротика. Именно поэтому в современных гуманистических обществах возрождается и принимает такие широкие масштабы спорт, выступая клапаном, созданным для катартического изживания агрессии. Как пишет К. Лоренц, спорт и филогенетически возникшие турнирные бои предотвращают «вредные для общества воздействия агрессии и одновременно поддерживают в состоянии готовности ее функции, необходимые для сохранения вида»¹⁶⁹.