Использование неясности. 
Риторика и теория аргументации

Ясность речи [греч. aa (pf|veta >ioyon] представляет собой доступность ее смысла для восприятия. В «Риторике к Гереннию» читаем: «Ясность есть то, что делает речь открытой и прозрачной»^[1]. Неясность речи определим как ее непонятность, недоступность ее содержания для осмысления, уяснения и объяснения. Неясную речь именуют туманной, темной [лат. obscuritas rei, букв, ‘темнота предмета']; это означает, что смысл ее либо не просматривается, не угадывается, не поддается восприятию, либо отсутствует. Американский логик Кристофер Тиндал считает, что в случае неясности возникает «не проблема выбора из слишком большого количества значений, а проблема их отсутствия»¹; именно этим неясность речи отличается от ее многозначности. Неясность является традиционным предметом логики и теории аргументации^[2][3]; вместе с тем конкретные причины неясности и конкретные тактики эристического использования данной категории до сих пор не определены.

Назовем основные причины неясности речи.

1. Затрудняют восприятие текста глоссы [греч. уАяхтоа ‘архаизм или диалектизм'], или агнонимы [греч. dyvoEco ‘быть неизвестным', ovupa ‘имя'] — незнакомые слова, точнее, слова с незнакомыми, как правило, корневыми морфемами. Укажем основные категории таких слов:

A. Устаревшая лексика, в частности архаизмы: Царь. Мне свейский государь Через послов союз свой предложил (А. С. Пушкин. Борис Годунов). Несколько примеров из «Илиады» Гомера в переводе Н. И. Гнедича: лилейнораменная Гера, пышнопоножные мужи ахейцы; Там они [корабли] кдтвы бросают; прекрасного вида плеснйцы, стрелы и сулицы, черный понт^[4].

Б. Узкоспециальные слова, а также элементы профессионального жаргона. Пример из поэмы М. Ю. Лермонтова «Тамбовская казначейша»: Любил налево и направо / Он в зимний вечер прометнуть, / Четвертый куш перечеркнуть, / Рутеркой понтирнутъ со славой, / И талью скверную порой / Запить цимлянского струей.

B. Редкие онимы: Оятъ, Ижма; их желательно употреблять в сопровождении соответствующих детерминативов: река Оятъ, деревня Ижма.

Г. Слова иноязычного происхождения. Особенно остро эта проблема стоит в сфере терминологии. Стремлению научной речи к ясности отвечает производство «ориентирующих терминов»^[5], внутренняя форма которых «подсказывает» их значение, ср. электромагнитные волны и менее ясное фотоны, аналогично: акустические волны и фононы, языкознание и лингвистика, единоначатие и анафора. Иноязычные термины оторваны от словообразовательных гнезд заимствующего языка и потому с трудом запоминаются. Это обстоятельство является одним из источников терминологического пуризма (стремления к изгнанию иноязычных терминов), ср. замены, предложенные П. И. Пестелем: штаб —управа, батальон — сразин, штандарт — знамя; В. И. Далем: автомат — самодвиг, гимнастика — ловкосилие; математиками.

XVIII в.: диаметр —размер, сегмент — иссек, пропорция — подобенство¹. Данная тенденция терминотворчества, отражающая «стремление во что бы то ни стало избежать появления слов с новыми корнями»^[6][7], часто становится предметом иронии: «Можно, конечно, по примеру братьев украинцев вводить в административном порядке „самопер“ вместо „автомобиля“, да никому этого не хочется» (А. Левин).

Д. «Темным» становится текст и в том случае, если адресату неизвестны некоторые значения слов. Приведем несколько «странных», с точки зрения современного состояния русской речи, употреблений слова судьба: Судьба свершилась (А. С. Пушкин), судьбы Всевышнего (Н. М. Карамзин), последняя судьба всего живого (Е. А. Баратынский).

Лексика перечисленных нами пяти разрядов является предметом обязательного пояснения и комментирования. В публичных выступлениях перед неподготовленной или малообразованной аудиторией, с тем чтобы не потерпеть коммуникативную неудачу, следует выражаться предельно ясно и просто, т. е. адаптировать свою речь к уровню данной аудитории:

Если мы имеем даже самые точные знания, все-таки нелегко убеждать некоторых людей на основании этих знаний, потому что оценить речь, основанную на знании, есть дело образования, а перед толпой она — невозможная вещь. Здесь мы непременно должны вести доказательства и рассуждения общедоступным путем [курсив наш. —В. М], как мы говорили это и в «Топике» относительно обращения к толпе.

Аристотель. Риторика.

• 2. Не только содержание, но и форма речи может стать непонятной, неясной. В письменной речи затрудняет понимание небрежный почерк — так называемая какография [греч. како<; ‘плохой', ypdupco ‘пишу']. В устной речи понимание затрудняется быстрым ее темпом («скороговоркой»), а также использованием неполного стиля произношения, основанного на обильном применении звукового эллипсиса и нечеткого произношения, когда «в словах часть звуков проглатывается, часть съедается, концовки же вовсе не произносятся»^[8]: Сан Санна (= Александра Александровна), дополни[^Тк]ый (= дополнительный) .
• 3. Неясным делает текст отсутствие иллюстративных примеров.
• 4. Затемняют смысл речи длинноты, отсутствие рубрикации, усложненные синтаксические построения, путаный порядок слов, что наиболее актуально для устной речи: здесь фразы должны быть короче, чем в речи письменной, ибо «если к тому времени, когда говорящий заканчивает фразу, слушатели забыли ее начало, работа оратора окажется бесплодной»^[9]. Следует избегать так называемой конкатенации [лат. concatenatio ‘присоединение, сцепление, связь'] — усложненной конструкции, компоненты которой связаны отношениями последовательного подчинения: дом племянника жены кучера брата доктора (каламбурное речение, составленное А. М. Пешковским), ср. в анекдоте: «Решили послать сходить купить выпить». Как пример нанизывания придаточных предложений приведем пародию Марка Розовского на «типичное школьное сочинение» (тема — «Образ бабы Яги»):

«Товарищ, верь! Взойдет оно!» — писал на обломках самовластья великий русский поэт Пушкин. И в это же время особенно звонко прозвучал свежий язык неизвестного автора сказки о бабе Яге, которая навсегда вошла в сокровищницу нашей литературы, у которой всегда были произведения этого замечательного жанра, который всегда был любим народом, которому никогда не были страшны никакие испытания, которым никогда не остановить его на пути, по которому он всегда идет в настоящем навстречу будущему, которое всегда приходит на смену прошлому, которому никогда не задушить его голос, который всегда был светлый и звонкий.

Облегчает восприятие речи ее расчлененность на обозримые части; этому служат: 1) рубрикация, т. е. подразделение на главы, разделы, подразделы и параграфы, применяемое в случае пространности текста:

Если рассуждение это покажется слишком длинным для прочтения за один раз, то его можно разделить на шесть частей. В первой окажутся различные соображения относительно наук; во второй — основные правила метода, найденного автором; в третьей — некоторые из правил морали, извлеченных автором из этого метода; в четвертой — доводы, с помощью коих он доказывает существование Бога и человеческой души, которые составляют основание его метафизики; в пятой можно будет найти последовательность вопросов физики, какие он рассмотрел, и, в частности, объяснение движения сердца и рассмотрение некоторых других трудных вопросов, относящихся к медицине, а также различие, существующее между нашей душой и душой животных; и в последней — указание на то, что, по мнению автора, необходимо для того, чтобы продвинуться в исследовании природы дальше, чем это удалось ему, а также объяснение соображений, побудивших его писать.

Р. Декарт. Рассуждение о методе.

2) абзацное членение; 3) метабазис [греч. рбтбфаспс; ‘переход'] — комментарий, относящийся к ходу логических рассуждений: рассмотрим то-то, обратимся к тому-то, перейдем к тому-то, остановимся

подробнее на том-то, подводя итоги, отметим то-то; итак, таким образом. Без таких ««логических мостиков между фразами»¹ текст будет напоминать шоссе без дорожных знаков, предупреждающих о спуске, подъеме, повороте и т. д.

5. Неясной делают речь ее неполнота и чрезмерная краткость. Если пропущенные звенья неполной речи не поддаются восстановлению по контексту или конситуации («ситуативному контексту»), то такая речь воспринимается как неясная, если же возможен ряд истолкований — то как двусмысленная. Так, просьба В клетку, пожалуйста вне конситуации будет воспринята как неоднозначная, в магазине же «Ткани» («Канцтовары», «Одежда») эта просьба приобретет однозначность. Считается, что «языковой реальностью для нас является только полное высказывание в рамках соответствующего ситуативного контекста»^[10][11]. Однако «языковой реальностью» может стать и нарочито незавершенное высказывание. Так, фигурой нарочито неполной (и потому неясной) речи является умолчание.

«Темный слог» традиционно трактуется как «погрешность»^[12]. Правила классической риторики гласят: «Будь предельно конкретен и краток», «Выражайся определенно», «Объясняй, объясняй и еще раз объясняй»^[13]. У категории неясности есть, однако, и другая сторона, на которую обратили внимание еще античные ученые. Редкие, малопонятные слова делают речь, с одной стороны, менее ясной, с другой — более необычной, или, по Аристотелю, «благородной и не затасканной»^[14]: В живые чаши этих роз, / Как в ароматные слезницы, / И на закате дня, и с выходом денницы, / Заря хоронит тайну слез (В. Бенедиктов); В полях блистает май веселый! / Ручей свободно зажурчал, / И яркий голос Филомелы / Угрюмый бор очаровал (К. Батюшков). В. Б. Шкловский поясняет:

Поэтический язык по Аристотелю должен иметь характер чужеземного, удивительного; практически он и является часто чужим: шумерийский у ассирийцев, латынь у средневековой Европы, арабизмы у персов, древнеболгарский как основа русского литературного. Сюда же относятся столь широко распространенные архаизмы поэтического языка, затруднения языка dolce stil nuovo (XII в.), язык Арно Даниеля с его темным стилем^[15].

Риторическую ценность «некоторых типов неясной речи» отмечают и отдельные современные ученые — впрочем, без экскурсов в античную и средневековую традиции и без анализа конкретных приемов реализации этой номинативной стратегии¹.

Итак, лишь случайная неясность является ошибкой, нарочитая же (состоящая в заведомом «затемнении значений»^[16][17]) — фигурой речи. Марк Фабий Квинтилиан, руководитель первой государственной риторической школы, основанной в I веке н. э. римским императором Веспасианом, приводит историю о том, как один ритор учил своих подопечных затемнять смысл всего, что те говорят. Он повторял: Ikot^cdv! ‘Затемняйте!'^[18]. К этому восклицанию восходит термин классической риторики скотисон [греч. акотЦсо ‘покрывать тьмой'], означающий нарочитую неясность речи. Начиная с античной эпохи скотисон как хитроумная уловка использовался в судебной речи:

Я заметил, судьи, что вся речь обвинителя была разделена на две части: в одной из них он, будучи уверен в застарелом предубеждении против приговора Юниева суда, строил, по-видимому, именно на нем свои расчеты, а в другой части только потому, что так принято, робко и неуверенно касался вопроса об обвинениях в отравлении, между тем как этот суд учрежден на основании закона как раз для разбора дел о преступлениях такого рода. Ввиду этого я в своей защитительной речи решил сохранить то же деление на две части и коснуться в первой из них упомянутого мною предубеждения, а во второй — самого обвинения, дабы все могли понять, что я не захотел ни уклониться от обсуждения того или другого вопроса, умолчав о них, ни затемнить их [курсив наш. —В. М.], говоря о них.

Цицерон. Речь в защиту Авла Клуенция Габита Квинтилиан отмечает, что Цицерон свое обещание не выполнил и речь свою затемнил. Известно, что его подзащитный был оправдан.

Неясность, неопределенность является очень удобной и потому обычной формой предсказания — с тем, чтобы его адресат смог при необходимости истолковать или перетолковать его в любом направлении. В декабре 2006 года московский колдун Кулебякин (расстроенный тем, что обворовали его квартиру) по поводу вопроса о том, когда же наконец выпадет снег, заявил следующее:

— Ждите, скоро будет снег, как только душа моя успокоится.

В тексте «Послания Генриху II», принадлежащем перу известного средневекового пророка Мишеля Нострадамуса, многие при желании видят события, имевшие место в России XX века:

И будет в месяце октябре так, что произойдет несколько великих перемещений, таких, что покажется, будто тяжесть земли потеряла свое натуральное движение, чтобы погрузиться в вечные мраки, и после начнутся величайшие изменения, преобразования правлений, из-за великого дрожания земли, вместе с распространением нового Вавилона. Презренный город увеличится из-за мерзости первого жертвоприношения, и продержится это 73 года и 7 месяцев. И измененные города, царства и провинции, оставившие первоначальные пути для освобождения, а на самом деле поработившиеся еще глубже, будут втайне тяготиться своей свободой и, совершенно религию утратив, начнут бить сторону левую ради возвращения вправо. Простой народ подымется, прогонит сторонников законодателей и покажется, что Создатель освободил Сатану из пределов адских.

Однако это неясное описание приложимо к истории любой революции (русской, французской и т. д.), любого народного бунта, «бессмысленного и беспощадного», по определению А. С. Пушкина. Знаменитый пример неясного пророчества — ответ дельфийского оракула лидийскому царю Крезу (546 г. до н. э.) на вопрос, стоит ли начинать войну с персами: «Крез, начав войну, разрушит великое царство». Не было, однако, уточнено, какое именно царство будет разрушено: Лидия или Персия (Геродот пишет, что поражение потерпел именно Крез и что Лидия в результате этой войны была завоевана персами). Дельфийский оракул подвел и Диогена Синопского — того самого, который, по слухам, жил в бочке:

Диоген в сочинении «Барс» признает, что он обрезывал монеты. Некоторые рассказывают, что его склонили на это работники, когда он был назначен заведовать чеканкой, и что он, отправившись в Дельфы, спросил, сделать ли ему то, что ему предлагают. Оракул посоветовал ему «сделать переоценку ценностей», а он не понял истинного смысла, стал подделывать монету, был уличен и, по мнению одних, приговорен к изгнанию, по мнению других, бежал сам в страхе перед наказанием.

Рассмотрим риторические тактики и уловки, основанные на нарочитой неясности речи.

• [1] M. T. Ciceronis, ut ferunt, Rhetoricorum ad Herennium libri quattuor. Lipsiae, 1828.P. 181.
• [2] Tindale W. Ch. Fallacies and argument appraisal. Cambridge Univ. Press, 2007. P. 68.
• [3] Например: Keefe R. Theories of vagueness. Cambridge Univ. Press, 2000;Williamson T. Vagueness. London, 1994; Fine K. Vagueness, truth and logic // Synthese. An international journal for epistemology, methodology and philosophy of science. Vol. 30.1975. P. 265—300.
• [4] Такого рода лексика нередко становится объектом лексикографического описания, например: Heifetz J. Dictionary of unusual, obscure, and preposterous words, gathered fromnumerous and diverse authoritative sources. New York, 1974; Сомов В. П. Словарь редкихи забытых слов. М., 1996.
• [5] Лотте Д. С. Основы построения научно-технической терминологии. М., 1961. С. 24—26.
• [6] Примеры извлечены из кн.: Кутина Л. Л. Формирование языка русской науки. М., 1964.
• [7] Будько Н. С. Границы стандартизации // Русская речь. 1971. № 1. С. 67.
• [8] М. Fabii Quintiliani Institutionis oratoriae libri duodecim / Rec. E. Bonnell. Vol. II. Lipsiae, 1854. P. 214.
• [9] Гольдинер В. Д. Искусство судебной речи // Русская речь. 1968. № 3 с. 41.
• [10] Corbett Е. R, Connors R. J. Classical rhetoric for the modern student. 4th ed. Oxford Univ. Press, 1998. P. 366.
• [11] Malinowski B. Coral gardens and their magic. Indiana Univ. Press, 1965. P. 11.
• [12] Например: Остолопов H. Словарь древней и новой поэзии: в 3 ч. Ч. 3. СПб., 1821.С. 199; Corbett Е. R, Connors R. J. Classical rhetoric for the modern student. 4th ed. OxfordUniv. Press, 1998. P. 282.
• [13] Weston A. A rulebook for arguments. 3rd ed. Hackett Pub. Comp., 2000. P. 5, 60 & 67.
• [14] Аристотель. Об искусстве поэзии [Поэтика]. М., 1957. С. 113.
• [15] Шкловский В. Искусство как прием // Поэтика. Пг., 1919. С. 113.
• [16] Например: Garvey Т. G. The value of opacity: a Bakhtinian analysis of Habermas’sDiscourse ethics // Philosophy and rhetoric. Vol. 33. № 4. 2000. P. 370—390.
• [17] Perelman Ch., Olbrechts-Tyteca L. The new rhetoric. A treatise on argumentation. Univ. ofNotre Dame Press, 1969. P. 133.
• [18] Lanham A. R. A handlist of rhetorical terms. Univ. of California Press, 1991. P. 141.