Заключение. 
Книговедение. 
Философия книги

Вхождение в третье тысячелетие от Рождества Христова ознаменовалось для человечества таким взрывом информационных технологий и, соответственно, таким ростом значимости информационного воздействия на общественное и индивидуальное сознание, которое побуждает искать какие-либо новые ориентиры в этом безбрежном океане слов и образов, которые помогли бы осознать суть происходящего с человечеством.

На этом вскружившем многим нестойким умам головы фоне традиционная книжная культура кажется порой чем-то архаичным и уходящим. Однако, вдумываясь в суть достаточно сложных и переменчивых отношений человека и книги, мы неизбежно приходим к убеждению о неразрывности этих отношений, о том, что «человек разумный» и «человек читающий» — это, по сути, одно и то же.

Более того, книга по сути своей соответственна человеку, ибо, как и он, имеет телесную, т. е. материальную оболочку, обладает, пусть тиражированной, но индивидуальностью, вложенной в нее создателем, и, так или иначе, несет в себе духовную составляющую, соотносясь с понятиями добра и зла, истины и лжи, любви и ненависти. В той же мере соответственна тому или иному типу цивилизации присущая ему книжная культура. Что касается материальной оболочки, то она, как известно, меняется в довольно широких пределах. Появление аудиокниг, электронных книг при всем их отличии от традиционной бумажной книги-кодекса, не изменило сути, как не увело и от самого слова «книга». Посему сетования на якобы близкий конец книги как таковой не более основательны, чем печаль, вызванная исчезновением из обихода глиняных книг Месопотамии или древнекитайских текстов на бамбуковых дощечках. Можно с уверенностью утверждать, что «смерть книги» наступит не раньше, чем исчезнет само человечество.

Несколько более продуктивны споры о том, какое слово более действенно — прочитанное с листа, с экрана или услышанное, — и, соответственно, о том, какое из прочтений более стимулирует творческую активность. Желательным результатом такого рода дискуссий могло бы стать как сохранение всех ныне существующих, так и признание возможности возникновения новых видов книг.

Стоит, однако, обратить внимание на то, что «телесность» книги, легко переходящей из одного «тела» в другое, существенно отличается от телесности человека, для которого реинкарнация остается всего лишь досужей мечтой.

Куда более подобна человеческой душа книги, под которой мы понимаем ее индивидуальность, которая, однако, меняется еще стремительнее, чем ее тело. Данный курс в значительной степени посвящен исследованию этих изменений.

Мы проследили, как священные книги древности, доступные лишь избранным жрецам, сменялись уже не божественными, а человеческими творениями мудрецов-универсалов, лишь соотносимых с божественной мудростью.

Мы увидели, как постепенно расширялись функции книги, становящиеся все более утилитарными и в то же время всеобъемлющими. Эпоха Просвещения превратила книгу в главный инструмент жизнеделания, направляющего экономическую, социально-политическую, интеллектуальную и эстетическую деятельность. Спустившись с сакральных высот, книги и их авторы нередко становились властителями дум, на многие годы и даже века определяя направления желательных и нежелательных изменений человеческого бытия.

В сущности, все то, что мы называем историческим процессом, двигалось именно книгами и их авторами, поскольку активность их воздействия на общественное сознание определяла скорость и саму суть изменений общественного бытия, правда, далеко не всегда в соответствии с намерениями авторов.

В Новейшее время особую роль стали играть средства массовой информации. Порожденные книжной культурой, они еще в большей степени, чем книжные издания, способствовали измельчению функций печатного слова.

Мы не рассматривали отдельно взаимосвязь книжной культуры и СМИ, с одной стороны, в виду очевидности наличия этой связи, а с другой — потому, что сфера деятельности современных СМИ в значительной степени стирает индивидуальность журналиста, уводя, таким образом, эту деятельность слишком далеко даже от творений книжного масскульта, в которых личность автора может отразиться хотя бы пунктирно. Для современных СМИ, особенно в сфере Интернета, характерно вытеснение текстов, выражающих позицию автора, рекламными и пиар-текстами, зачастую отражающими не действительность, а навязываемую заказчиками фантастическую «реальность». В совокупности эти тексты составляют единый «текст», уводящий всех погружающихся в него в некую виртуальную, произвольно формируемую реальность.

Продолжатель традиции русских философов Серебряного века А. С. Панарин рассматривает эту проблему в контексте противостояния западной цивилизации, стремящийся подчинить своему диктату весь мир, и цивилизации православной, опирающейся на традиционные ценности восточного христианства и сохраняющей способность к новой сакрализации мира^[1]. Основным инструментом этого нового Возрождения может стать только дух творчества, составляющий самую суть подлинно книжной культуры, без которого книга уже не книга, а просто стопка испачканной типографской краской бумаги. Соотнесенность книги с высшими ценностями, выводящими нашу жизнь за рамки этого мира, нетрудно усмотреть не только в любом художественном тексте, но и в научном труде, взыскующем истины и объективно направленном на постижение Божьего замысла — даже в том случае, если автор отрицает бытие Божие. Справочник слесаря-сантехника служит добру в той же мере, в какой методичка для террориста-смертника служит злу. Антидуховность — это тоже духовность, хотя и с обратным знаком. Поэтому книга, зовущая ко злу, творящая заведомый обман или разжигающая похоть, — это тоже книга.

О подобии книги человеку заставляют задуматься и ритуальные казни, которым не столь уж редко подвергались книги. Не случайно совершающие казни книг люди, как и те, кто казнил себе подобных, именовались палачами.

Таким образом, мы приходим к убеждению, что из всех творений человека книга в наибольшей степени проникается сущностью своего творца, являясь, как и он, соединением трех начал: тела, души и духа.

И вот тут-то мы приходим к еще одному выводу. Рожденная человеком книга способна жить собственной жизнью, весьма похожей на жизнь человека, с той лишь разницей, что она может быть ничтожно краткой, не дольше комариной, а может длиться целую геологическую эпоху, называемую антропогеном. И суть этой жизни состоит в том, что она заражает творческой энергией всякого прикасающегося к ней человека.

Русские философы, филологи, литераторы, богословы, с особой пристальностью вглядывавшиеся в сущность слова и словесного творчества, неизменно приходили к этому же выводу, отмечая еще и сакральную, магическую силу слова, в большей степени способного соединить человека с Богом, чем человека с другим человеком, поскольку, по словам Ф. И. Тютчева, «нам не дано предугадать, как наше слово отзовется». К этому следует добавить, что не только слово, но и звук (фонема), как опять же было доказано отечественными мыслителями, несет в себе некую энергетическую составляющую, способствующую эмоциональному восприятию смысла высказывания, хотя бы и бессловесного, т. е. чисто музыкального. То же самое можно сказать о художественном оформлении книги, все аспекты которого оказывают эмоциональное воздействие на читателя.

Итогом всех наших размышлений должно стать определение того, что есть книга. В данном случае, человеческая книга, а не Божественное откровение, дать определение которому смертным не дано. Пусть оно не будет окончательным и всеобъемлющим, мы все же рискнем дать его.

Книга есть запечатленный в любой материальной форме результат интеллектуальных, эмоциональных и духовных усилий одной или нескольких творческих личностей, способный быть воспринятым и отраженным в сознании читателей.

• [1] Панарин А. С. Православная цивилизация в глобальном мире. М.: Алгоритм, 2002. С. 426—430.