Правомочие владения как отличительная содержательная черта всякого вещного права

— Результаты наших собственных наблюдений по поставленному вопросу мы уже выносили на читательский суд1. Говоря коротко, правомочием, выражающим собою возможность абсолютного фактического господства лица над вещью является, по нашему мнению, правомочие владения. Во всяком случае, оно присутствует в составе всех без исключения прав, отнесенных к числу вещных Гражданским кодексом РФ — праве собственности (см. п. 1 ст. 209), праве пожизненного наследуемого владения земельным участком (ст. 266), праве постоянного бессрочного пользования земельным участком (ст. 269), праве хозяйственного ведения (ст. 294) и праве оперативного управления (ст. 296). Некоторое сомнение могут вызывать сервитуты, содержание которых определено абз. 1 п. 1 ст. 274 ГК РФ как «право ограниченного пользования» без каких бы то ни было упоминаний о владении, но достаточно ознакомится с абз. 2 п. 1, п. 2 и 3 ст. 274 ГК РФ, чтобы убедиться, что целый ряд видов «пользования» чужим земельным участком никак не возможен без определенного (сильно ограниченного, но от того не исчезающего) фактического господства над участком^[1][2]. Иными словами, именно правомочие владения вещью сообщает субъективным правам, в которые оно входит, абсолютный характер, а значит и является бесспорным индикатором принадлежности того или другого абсолютного права к числу вещных. Абсолютное субъективное право на вещь, в составе которого присутствует правомочие владения, необходимо является правом вещным.

Можно ли доказать абсолютный характер правомочия владения?

• 1) Определение возможности (правомочия) владения как юридической формы отношений фактического господства над вещью (фактического обладания ею) является общепризнанным и в особенном обосновании не нуждается. Чтобы в этом убедиться, достаточно обратиться к любому учебнику по римскому или гражданскому праву. «Под правомочием владения, — пишет, в частности, Е. А. Суханов, — понимается основанная на законе (т. е. юридически обеспеченная) возможность иметь у себя данное имущество, содержать его в своем хозяйстве (фактически обладать им, числить на своем балансе и т. п.)»^[3]. Определение подвластной вещи как своей для владеющего ею лица равнозначно ее одновременному позиционированию как чужой, причем, для всех других лиц. Неразрывная связанность понятия о владении с разделением вещей на свои и чужие указывает на то, что именно владение (фактическое владение) равнозначно состоянию фактической присвоенности (принадлежности) вещи определенному лицу (ее отчужденности от всех других лиц).
• 2) Понятие о владении как состоянии (факте), известное со времен римского права, всегда предполагает пребывание кого-то или чего-то под властью (господством) владеющего. Власть юридического свойства, т. е. юридически защищенная возможность совершения определенного действия, обеспеченная, по крайней мере, всеобщим запрещением препятствовать совершению такового, есть ни что иное, как субъективное право (при своем самостоятельном существовании) или правомочие (при своем существовании вкупе с другими возможностями). Владение — это фактическое господство над вещью, состояние ее присвоенности или принадлежности строго одному-единственному лицу, противопоставившего себя тем самым всем другим лицам; правомочие владения и обеспечивающая его обязанность всякого и каждого воздерживаться от действий, составляющих нарушение владения — юридическая форма такого господства.
• 3) Такое словоупотребление в полной мере соответствует не только традиционной юридической терминологии, но и этимологии русского слова «владение». «Овладеть» или «завладеть» — значит сделать ту или иную вещь предметом своего влияния, господства или своей власти. Близко к термину «владелец» термины «владетель», а также «властитель», т. е. лицо, имеющее фактическую, либо юридическую власть (господство) над кем-либо или чем-либо. О владении говорят и тогда, когда хотят подчеркнуть присущие лицу знания или навыки (владение предметом, инструментом, иностранным языком и т. п.). Наконец, «овладеть» и «завладеть» может не только лицо: нечто может овладеть (завладеть) лицом, т. е. занять его время, захватить его чувства, сделаться предметом его размышления (мысль, дума, тревога, страх и т. п.). Именно владение — состояние, доступное наблюдению любых посторонних владеющему лиц. Также владение — это состояние, являющееся одним из элементов нормального течения хозяйственной (в т. ч. и производственной) деятельности, а значит — одним из элементов общественного благоустройства и правопорядка^[4]. Именно владение на первоначальном этапе развития юридического мышления заменяет собою не только фактические, но и правовые отношения собственности: собственником (обладателем права собственности) является тот, кто фактически владеет вещью, так как именно фактическое владение дает лицу такие возможности в отношении вещи, которых нет и не может быть у иного (не владеющего) лица¹. «Древнее право, не созревшее для отвлеченностей, признает одни тела имуществами, и даже в тех случаях, когда воля лица по имуществу ограничена и представляется нам правом на чужую вещь, древнее воззрение признает имуществом не право, а самую вещь. Передается право на вещь: значит, передается самая вещь, только с большими иди меньшими ограничениями. Можно сказать, что понятия: „владети“, „дати“, „взяти“, вмещают в себе всю древнюю русскую юриспруденцию»^[5][6]. Позволим себе добавить: и не только русскую, но и, к примеру, римскую. А иначе откуда бы взялась не утихшая и по сию пору дискуссия о том, чем было владение по римскому праву — фактом или правом? С точки зрения современного правоведа оно было и могло быть только фактом, а вот с точки зрения римского юриста, помещавшего понятие о праве в сферу реального (или хотя бы защищенного иском), а не возможного, оно вполне могло быть и правом.
• 4) Несложно провести границу между владением и распоряжением — последнее предполагает совершение юридических действий, т. е. имеет своим объектом субъективное право (возможно, что и право на вещь), в то время как суть владения состоит в возможности совершения именно фактических действий, т. е. имеет своим объектом именно саму вещь, а не право на нее^[7].
• 5) Сложнее отграничить владение вещью от пользования ею, поскольку последнее как и владение представляет собой вид фактического воздействия на вещь (воздействия, предпринимаемого в целях извлечения из вещи полезных свойств, т. е. ее потребления). Правомочие пользования, стало быть, «тесно связано с правомочием владения, ибо в большинстве случаев можно пользоваться имуществом только фактически владея им»^[3]. Где же пролегает граница между владением и пользованием? Как отличить владельца от пользователя?

Ответ на этот вопрос удобнее всего дать на примере права арендатора, поскольку таковое может, по нашему законодательству (ч. 1 ст. 606 ГК РФ), существовать в двух вариантах, а именно — включать в себя одно только правомочие пользования арендованным имуществом (пользовательская аренда), либо также и правомочие владения им (владельческая аренда). Чем отличается фактическое положение арендатора-владельца (т. е. арендатора, перевезшего арендованную вещь, например, пианино, в собственную квартиру) от положения арендатора-пользователя (обучающегося фортепьянной игре на квартире собственника инструмента — арендодателя, остающегося владельцем арендованной вещи)? Что фактически может (имеет возможность) делать с арендованной вещью владеющий арендатор и чего не может с нею делать арендатор не владеющий?

Исходя из положений ст. 305 ГК РФ приходим к выводу о следующем принципиальном качестве владения, отличающем его и от возможности пользования вещью, и от любых иных возможностей совершения фактических действий в отношении вещи: владение — это единоличная (исключительная и ни от кого независимая) прерогатива решения вопроса о физическом допуске (доступе) любых лиц (включая, между прочим, и собственника) к подвластной вещи. В договоре владельческой аренды этот вопрос решает арендатор, в договоре пользовательской аренды — арендодатель¹. Юридическая возможность владения, следовательно, не имеет самостоятельной ценности; тем не менее, как совершенно справедливо неоднократно отмечалось в литературе, ее наличие является средством для реализации иных возможностей управомоченного лица, в т. ч. возможностей пользования вещью, исполнения принятых на себя обязательств в отношении вещи (например, по сохранению или перевозке вещи), а иногда (например, при розничной продаже) также и распоряжения вещью^[9][10].

6) На наш взгляд, приведенные факты могут свидетельствовать ни лишь о том, что владение — это действие одного лица, ориентированное против всех других лиц, т. е. действие, имеющее абсолютную направленность. При том, объектом владения является вещь. Нет и не может быть владения относительного; нет и не может быть владения чем-либо иным, кроме вещи. Нельзя в отношении одного лица быть владельцем вещи, а в отношении другого таковым не быть. Даже незаконное владение от своей незаконности не перестает быть владением, в т. ч. и в отношении самого законного и бесспорного, но лишь потенциального (управомоченного) владельца — собственника.

Если приведенных фактов недостаточно, можно обратиться к литературе. Цитирование всех ученых, писавших об абсолютном и вещном характере правомочия владения заняло бы неоправданно много места, в силу чего ограничимся лишь одним фрагментом. Всякое вещное право, по указанию его автора, «устанавливает непосредственное господство лица над вещью…, юридически оформляет непосредственное отношение лица к вещи, дающее ему возможность использовать данную вещь в своих интересах без участия иных лиц (независимо от совершения ими каких либо действий). Абсолютность вещных прав обусловлена как раз тем, что они закрепляют отношение лица к вещи, а не к другим лицам, исключая для них возможность препятствовать управомоченному лицу в использовании вещи либо воздействовать на вещь без его разрешения»¹.

В литературе также подчеркивалась неразрывная генетическая связь правомочия владения с правом собственности — центральным вещным правом. Да простят нас читатели за обширную цитату — но уж очень созвучны ей отстаиваемые нами взгляды: «Стержень элементарной модели права собственности образуют нормы, посвященные защите права собственности, центральное место среди которых занимают правила об истребовании вещи из чужого незаконного владения. Вокруг этих норм группируются все другие нормы, составляющие данный институт. Для института, построенного по этой модели, характерна направленность в первую очередь на гражданско-правовое обеспечение закрепленности вещей за их собственниками. Это основное социальное направление действия всего института права собственности. Нормы, образующие право собственности, разумеется, не создают этой закрепленности вещей за индивидами. Они лишь обеспечивают ее гражданско-правовыми способами против возможных нарушений, тем самым юридически санкционируя экономически нормальные факты. Нормы о защите права собственности образуют стержень права собственности, построенного по элементарной модели, но не исчерпывают всех правил, охватываемых этим институтом. Вокруг них конструируются все остальные нормы, образующие данный институт. Среди них находятся правила о способах возникновения и прекращения права собственности. Их основное назначение — указать, кто из участников разнообразных экономических отношений, затрагивающих объект права собственности, имеет право истребовать вещь из чужого незаконного владения»^[11][12].

• [1] См.: Белов В. А. Гражданское право: учебник. Общая и особенная части. М., 2003(п. 1282 и сл.).
• [2] Такое мнение уже было высказано в литературе (хотя и совсем недавно); увы, онопребывает в явном научном меньшинстве. См.: Коновалов А. В. Владение и владельческая защита в гражданском праве. СПб., 2001. С. 65—66.
• [3] Учебник. Т. 2. С. 27.
• [4] Вспомним о теории гражданского мира И. А. Покровского как философском объяснении проблемы основания юридической защиты фактического владения.
• [5] «Право собственности в древней Руси неопределенно и в отвлечении не сознается ей [юриспруденцией]: она [юриспруденция] нуждается в фактической опоре дляуразумения этого права и находит ее во владении. Кто владеет имуществом, тот имеетвозможность осуществить на деле все содержащие права собственности, и право собственника есть, прежде всего, право на владение» (Мейер Д. И. Древнее русское правозалога // Избранные произведения по гражданскому праву. М., 2003. С. 229).
• [6] Там же. С. 247, 248.
• [7] Это обстоятельство подтверждается простейшим соображением: вещью можновладеть, не имея права на такое владение.
• [8] Учебник. Т. 2. С. 27.
• [9] Обратимся к примеру с двумя случаями аренды фортепьяно: арендатор, перевезший инструмент в свою квартиру (арендатор-владелец) получает возможностьне только самостоятельно играть на нем, но и допускать к этому других («Приходите, поиграем!»), в то время, как в случае с арендатором-пользователем сама постановкаподобного вопроса («Он пришел со мной играть на твоем пианино!») была бы неуместной и даже нелепой.
• [10] Не случайно Р. фон Иеринг уподоблял владение ключу от сокровищницы или лестнице для срывания плодов с фруктовых деревьев: ни из ключа, ни из лестницы самихпо себе нельзя извлечь пользы, но без ключа не получить доступа к сокровищам, а безлестницы не сорвать плодов.
• [11] Учебник. Т. 2. С. 5. Там же Е. А. Суханов указывает, что возможность абсолютнойзащиты субъективных прав объясняется не столько их вещным характером, скольконаличием в их составе правомочия владения. Но если правомочие владения имеет абсолютную защиту, то очевидно, что это правомочие само по себе может иметь толькоабсолютный характер.
• [12] Развитие советского гражданского права на современном этапе (Н. С. Малеин, В. П. Мозолин, И. С. Прокопченко и др.) / отв. ред. В. П. Мозолин. М., 1986. С. 99 (авторглавы — А. А. Рубанов).