«Наследование» («наследство») как фактическое отношение

— В ходе выполненного нами небольшого и, строго говоря, поверхностного обзора тех общественных отношений, которые служат базой возникновения феномена наследования и смежной юридической проблематики, мы, по большому счету уже вышли на все те категории, которые считаются ключевыми для овладения азами науки наследственного права. Первая из них — само понятие о наследовании.

В юридической науке «наследование» отождествляется с понятием о «наследственном правопреемстве» и это отождествление — обычное для нашей литературы — всегда нужно иметь в виду. Употребить термин «наследование» или любое, от него производное слово (наследство, наследовать, унаследовать, передать по наследству и т. д.) применительно к кому-то и (или) чему-то — чаще всего значит желание указать на участие кого-то или значимость чего-то, кто или что были упомянуты говорящим, в процессе наследственного правопреемства. «Я получил дом в порядке наследования», «дом мне достался по наследству», «когда я наследовал этот дом…», «случилось мне раз унаследовать дом», «а дом свой он передал по наследству…» — все эти и иные подобные высказывания говорят об одном и том же — о том, что в составе некой наследственной массы — объекта наследственного правопреемства — фигурирует (среди прочих составляющих) право собственности на известный дом. Соответственно, общественные отношения в области наследования — это отношения в области наследственного правопреемства, т. е. в области открытия, принятия, приобретения, оформления и (вероятно) раздела наследства. Позволю акцентировать внимание — чисто юридические, выходит, отношения.

Вот в этом-то и коренится небезынтересная закавыка. Как же так? Ведь юридические отношения не могут появиться иначе, чем под воздействием права на некие общественные отношения. Что это за отношения? как они, хотя бы, называются? Вероятно, отношения, возникающие в связи с наследованием, наследственные отношения. Но мы только что сказали, что они создаются правом — что же им, в таком случае, регулируется? Неужели право регулирует… юридические отношения, т. е. те отношения, которые оно (право) само же и создало? Зачем же оно создало их в таком виде, что отношения эти нуждаются в повторном правовом воздействии? А, может быть, никакого повторного воздействия (регулирования) здесь и нет — может быть, функция права в данном случае ограничивается одним только созданием общественных отношений? Но как это вписывается в столь распространенное у нас представление о регулятивном и охранительном воздействии права на фактические (жизненные) отношения, складывающиеся сами, независимо от воздействия права и под его влиянием — лишь изменяющиеся (трансформирующиеся) в правоотношения? И если как-нибудь вписывается, то не означает ли это, что кроме наследственных правоотношений никаких других особых отношений по наследству (не являющихся правоотношениями) просто не существует? А если не вписывается, то где же в жизни можно встретить те фактические отношения, которые можно было бы назвать наследственными, но которые при том не совпадали бы с одноименными правовыми отношениями? Собственно, именно к последнему и сводится все обилие заданных здесь вопросов; можно сказать, что все они служат его перефразировкой.

Прежде чем корректировать традиционное «регулятивно-охранительное» представление о праве попробуем найти какие-нибудь жизненные отношения, которые можно было бы назвать наследственными. Обратимся к одному наблюдению.

Вот на детской площадке мило беседуют молодые мамы: «Какой замечательный у вас комбинезон! — восклицает одна, показывая на копошащуюся в песочнице малышку — где купили?». «Да нет — отвечает мама этой самой малышки — не покупали. Нам по наследству достался. От московских приятелей» (от брата, сестры, от друзей и т. д. — тут, как говорится, возможны варианты). Что это значит? Неужели у кого-то случилась такая страшная трагедия — скончался малыш, оставивший после себя «в наследство» почти неношеный комбинезон? Разумеется нет! — имелось в виду всего лишь то, что какой-то ребенок подрос, комбинезон оказался мал (не нужен) — вот его и отдали тем, кому он может пригодиться. На первый взгляд в этом примере нет ничего юридического — разве что неграмотное употребление слова «наследство»: коль никто не умирал, то и наследства никакого быть не может. И все-таки вглядимся в пример повнимательнее, отвлечемся от конкретики (бытовых особенностей) и попробуем вычленить признаки тех абстрактных отношений, которые он описывает. Предмет таких отношений — имущество; содержание — его переход (передача и принятие) во владение от одного лица к другому; экономическое основание (встречное удовлетворение — consideration) отсутствует; объяснение (мотив) — объективное отпадение надобности в вещи и, соответственно, интереса в обладании ею, не обусловленное ухудшением или иным изменением свойств самой вещи.

Но не те же ли самые признаки мы наблюдаем и в настоящих наследственных отношениях — отношениях, которые выше мы обозначили словом «подхватывание» имущества умершего? Предмет в них — несомненно имущество. Знаменательно, но у нас крайне редко кто — даже из юристов — скажет «я получил по наследству право собственности на дом» (право пользования домом, право залога на дом, право требования дома, право проживания и т. д.) — скажут «я получил по наследству дом» («я могу пользоваться домом…», «я получил дом в залог…», «я могу потребовать дом», «я могу проживать в этом доме» и т. д.). Первый признак совпадает. Второй — содержание — получение этого имущества во владение, или, говоря более обобщенно, принятие его под свое фактическое господство. Да, мера этого господства будет определяться тем субъективным правом, которое позволило лицу господство установить, но оно будет рассматриваться скорее как следствие этого господства, как его характеристика, а не причина. Третий момент — встречное удовлетворение: в ситуации с классическим наследованием его отсутствие выглядит очевидным и неизбежным — кому его предоставлять, если наследодатель умер? Наконец, момент четвертый и последний — такой странный переход вещи в чужое владение объясняется отнюдь не изменением свойств вещи и ее отчуждением за ненадобностью, а отпадением объективной в ней надобности. Собственно, отпадают не просто надобность и интерес в вещи, но прекращает существование и самый субъект надобности и интереса. В могилу с собой он вещь не заберет (скифские и прочие подобные традиции теперь почти не соблюдаются, исключая совсем уж экзотические случаи), ну, а «на том свете» земные вещи покойному уж точно не понадобятся.

Конечно, из рассмотренного примера невозможно вывести такого свойства наследственных отношений, как их универсальность — одномоментное осуществление во всей массе — всех вещах, включая соединенные с ними обременения, риски, издержки и прочие неприятности. Но это и не удивительно — многого ли можно требовать от чисто бытового словоупотребления? Зато универсальность прекрасно выводится на другом примере — вспомним, что где-то неподалеку от «наследства» маячит этимологически весьма сходное «наследие». На что же указывают те словосочетания, в которых это слово традиционно фигурирует, как не на универсализм? Вспомним «наследие предков», «великое наследие», «культурное наследие», «научное наследие», «литературное наследие», «мировое наследие», «наследие ЮНЕСКО», «наследие Рима», «наследие России», «наследие исчезнувших цивилизаций», «наследие вождей», наконец «наследие Богов» и т. д. — да есть ли устойчивые словосочетания с «наследием», хоть чуточку менее глобальным?

По всей видимости нет ничего неестественного (натянутого, надуманного, искусственного и т. д.) в том, чтобы признать существование особого рода фактических отношений — отношений по безвозмездному приобретению фактического господства над имущественной массой умершего, соединенного с бременем ее содержания, риском случайно гибели или повреждения и иными отягощающими ее факторами. Наверное, не было бы смысла придумывать для их обозначения особый термин, но… но так сложилось, что термин уже придуман. Термин этот — наследование или наследственные отношения. Именно в этом значении — т. е. для обозначения именно фактических отношений, а не юридических форм (институтов и конструкций) и предлагается его использовать в дальнейшем — все-таки ситуация, когда различные слова используются для обозначения различных понятий, гораздо предпочтительнее чем та, в которой одно и то же явление обозначаются несколькими разными словами, а явление, особого обозначения не имеющее, не замечается.