Законодательство российского государства в сфере цензуры во второй половине xix — начале xx в

Свод уставов о цензуре 1857 г. и правовая регламентация цензурной деятельности

Истоки преобразований цензуры, направленной на удержание ее главенствующего положения в обществе, по мнению ряда ученых, были заложены в 1848 г., когда образовался Бутурлинский комитет (другие названия — «Комитет 2 апреля 1848 года», «Комитет для высшего надзора за духом и направлением печатаемых в России произведений»). Устанавливаемые порядки в осуществлении цензуры сводились к рассмотрению прошедших предварительную цензуру и вышедших в свет изданий с последующим утверждением и объявлением решений и распоряжений от имени императора. Указанный Комитет также являлся органом высшего наблюдения за деятельностью цензурных установлений, в его компетенцию входили, кроме того, разбирательства допущенных цензорами правил и представления их к наказанию — служебным взысканиям.

Следующий этап цензурных реформ, связанных, с одной стороны, жесткой регламентацией цензурной деятельности, а с другой — определенными ослаблениями правительственных ограничений, начался в 1855 г. Он связан со вступлением на престол императора Александра II и ознаменован принятием Свода уставов о цензуре^[1].

Указанный законодательный документ стал новым как по форме, так и по содержанию. Его главной отличительной особенностью было то, что свод как правовой акт включал в себя не только общие положения, но и выступал в качестве современного кодекса, поскольку распространял отдельные санкции на нарушителей цензурного законодательства. Кроме того, данный свод уставов значительно расширил сферу полномочий органов, осуществлявших цензурирование, стал более объемным, содержащим более 350 статей. Также в закон были включены новые субъекты (в их число, например, вошли книгопродавцы, распространители периодической печати и книг), введены в силу положения новых отраслей права (именно в данном правовом акте были заложены основы формирования авторского права, получившего свое развитие в начале XX в.).

Несмотря на эти изменения, главным предметом цензуры по прежнему оставались произведения словесности, наук и искусств, изданные посредством книгопечатания, гравирования или литографии. В связи с увеличением поступавших из-за границы изданий важной составляющей цензурной деятельности оставался контроль за иностранными произведениями.

Под произведениями словесности, наук и искусств понимались «книги всякого рода и на всех языках, эстампы, рисунки, чертежи, планы, карты, а также ноты с присовокуплением слов».

Неизменными, с момента принятия Устава 1828 г., остались запреты на издание и распространение произведений словесности, наук и искусств, направленных против учений православной церкви, ее преданий и обрядов, истин и догматов христианской веры; нарушающих неприкосновенность верховной самодержавной власти; допускающие оскорбления и содержащие непристойные выражения и клеветнические измышления.

Оставалось в силе положение о разделении цензуры на внутреннюю и иностранную. При этом цензура продолжала руководствоваться правилами, установленными в ст. 3 Устава. Вместе с тем значительно больше внимания власти стали придавать цензуре книг нравственного содержания, не делая, однако, привязки к словам и отдельным выражениям, продолжала следить за тем, чтобы «о предметах важных и высоких упоминаемо было с должным уважением и приличием». Цензура не препятствовала появлению сочинений, в которых под общими чертами осмеивались пороки и слабости, свойственные людям.

Сводом уставов о цензуре был предусмотрен новый порядок издания создаваемых журналов, сборников (повременных изданий), газет и других периодических сочинений. Основанием для издания становилось прошение, подаваемое через местные цензурные комитеты в Главное управление цензуры, которое и принимало решение. В отдельных, особо важных случаях, требовалось высочайшее разрешение. На дозволение периодических изданий политического содержания через Комитет Министров необходимо было получить высочайшее соизволение.

К видам повременных изданий были отнесены сборники — «собрание новых, оригинальных или переводных сочинений или статей разных писателей, издаваемое одним или несколькими частными лицами под общим заглавием», имеющие литературное, ученое или художественное значение. Устанавливалось, что сборник мог выходить в свет лишь один раз или ежегодно.

К сборникам не относились собрания напечатанных прежде сочинений и переводов, (хрестоматий), собрания древних актов, записки ученых обществ, местные календари, разного рода словари.

Ведомственные периодические сочинения печатались по согласованию с министром народного просвещения.

В начале второй половины XIX в. цензурные комитеты помимо Петербурга, Москвы, Вильно и Риге были созданы в Киеве, Одессе и Тифлисе, а в Дерпте, Ревеле и Казани назначены цензоры.

Изменились требования, предъявляемые к цензору. Так, занять эту должность как по внутренней, так и иностранной цензуре могли «только чиновники, получившие образование в высших учебных заведениях или иным способом приобретшие основательные в науках сведения, если они притом достаточно ознакомлены с историческим развитием и современным движением отечественной или иностранной словесности…». Цензору не позволялось совмещать свою работу с выполнением других обязанностей, а также принимать участие в работе редакций периодических изданий.

Достаточно обширным оставался так называемый список исключений, не подлежащих рассмотрению внутренней цензуры. Так, например, издание официальных актов, законоположений и т. п. документов Правительствующего Сената, Главного штаба, министерств и местных воинских и гражданских начальств осуществлялось под надзором указанных учреждений. Книги духовного содержания рассматривались духовной цензурой, состоящей в ведении Святейшего Синода.

Сочинения по части законодательства, теоретического или исторического содержания или заключавшие в себе собственные рассуждения авторов рассматривались в общей цензуре. Те из них, в которых теория законодательства или финансовой и административной науки применялась автором к существующим в России учреждениям, предварительно направлялись в соответствующие правительственные учреждения. Разрешение об издании таких произведений принималось после изучения полученных отзывов и замечаний.

Планы, фасады, чертежи, рисунки по части строительной и путей сообщения, представлявшиеся в цензуру, предварительно рассматривались в Главном управлении путей сообщения и публичных зданий и печатались после их одобрения.

Географические карты Российской империи разрешались к печатанию после предварительного рассмотрения их в военно-топографическом учреждении.

Порядок цензурования официальной части губернских ведомостей определялся в Общем губернском учреждении, неофициальная часть подвергалась рассмотрению цензурных комитетов в тех городах, где они существовали, а в остальных обязанность цензурования по решению попечителей учебных округов и утверждению министра народного просвещения возлагалась на одного из профессоров или училищных чиновников.

Цензура периодических изданий в пограничных губерниях — Прибалтийских, Виленской, Гродненской и Новороссийских — подчинялась ведению главных начальников указанных губерний. Цензор рассматривал данные издания и если одобрял их, то доносил об этом по установленной форме своему непосредственному начальству. Во всех сомнительных случаях цензор руководствовался постановлениями и разрешениями, полученными от местного начальства.

Военные ведомости, в частности, газета «Русский Инвалид», «одобрялись к напечатанию при Главном штабе его императорского величества», а Сенатские ведомости издавались «под ответственностью канцелярии Правительствующего Сената».

Рассмотрение всякого рода афиш и мелких объявлений возлагалось на руководство местных полицейских органов, работавших под надзором Министерства внутренних дел.

Таким образом, мы можем констатировать, что помимо внутренней цензуры в своде уставов о цензуре были предусмотрены специальные, преимущественно ведомственные виды и подвиды цензуры — официальных, военных изданий, научных работ, драматических произведений, театральных постановок, транспортных и промышленных ведомостей и др.

Впервые в Своде уставов о цензуре 1857 г. в разделе «О порядке производства дел по внутренней цензуре» были установлены сроки действия данного цензором или комитетом разрешения на опубликование рукописи. Так, в зависимости от вида и, главным образом, объема произведения разрешение на издание рукописи оставались действительным в течение определенных сроков: «для сочинений однотомных — одного года, для сочинений, заключающих от двух до трех томов, — двух лет». Такое правило, на наш взгляд, позволяло автору, издателю переиздавать наиболее монументальные работы — художественные и научные произведения с целью их последующего распространения. Допускалась также публикация избранных мест уже вышедшей в свет книги. Однако во всех указанных выше случаях сохранялся цензурный контроль за изданием подобных книг и извлечений из них.

Неизменными остались изложенные в Уставе 1828 г. правила, касающиеся порядка прохождения рукописи в цензурном ведомстве: выходные данные на издание, регистрация в журнале, присвоение соответствующих литер и т. д. В течение тридцати лет действовало положение о порядке вынесения цензором или комитетом запрета на издание рукописи, оставалось в силе правило подачи апелляции и рассмотрение ее в Главном управлении цензуры.

В процедуре рассмотрения рукописей для членов цензурных комитетов была предусмотрена возможность заявления особого мнения, которое записывалось в журнале. Новое правило появилось в уставе по причине возникавших расхождений во взглядах и мнениях на отдельные рассматриваемые работы. В связи с этим была установлена персональная ответственность за одобрение книги или статьи, «противной общим правилам цензуры, или за произвольное запрещение того, что по сим правилам должно быть одобрено», на цензора или на подписавших об этом определение членов цензурного комитета.

Более подробно в Своде уставов о цензуре 1857 г. была прописана процедура отчетности цензоров и комитетов. По истечении каждого месяца цензурные комитеты представляли в Главное управление цензуры вместе с выписками из журналов своих заседаний ведомости о рассмотренных ими рукописях и книгах с отметкою, сколько, какие и по какой причине остались не рассмотрены. Отдельные цензоры представляли ведомости цензурным комитетам в двух экземплярах (один оставался в комитете, а другой препровождался в Главное управление цензуры).

Сроки рассмотрения рукописей и книг в новом Своде уставов получили детальную прописку. Как было зафиксировано в ст. 76, представленные рукописи и книги «должны быть рассматриваемы без всякого отлагательства, а срочные издания всех поспешнее». Цензору не дозволялось задерживать рукописи или книги более трех месяцев, а статьи для периодических изданий — более срока, в который положено программой издания выходить каждой книжке или листу. В итоге рукопись должна быть рассмотрена, одобрена или запрещена или же возвращена предъявителю для исправления замеченных мест.

На цензурные комитеты и цензоров также возлагалась обязанность отправлять два экземпляра (ранее, в соответствие с Уставом 1828 г. — один) каждой вновь отпечатанной книги в Императорскую Публичную библиотеку, по одному — в Гельсингфорсский Александровский университет, Императорскую Академию наук и Главное управление цензуры.

Кроме того, содержатели типографий были обязаны доставлять в Третье отделение собственной его императорского величества канцелярии по одному экземпляру печатаемых у них газет, журналов, альманахов.

Как было установлено в Своде уставов о цензуре, «каждое издаваемое в пределах империи сочинение, более или менее относящегося к законоведению, и в особенности отечественному», надлежало доставлять по экземпляру в библиотеку Второго отделения собственной его императорского величества канцелярии.

Также предписывалось в библиотеку Генерального штаба доставлять «безденежно два экземпляра книг, относящихся до географии физической, математической, политической и военной, топографии, путешествий, статистики, фортификации, археологии, истории политической, естественной и военной, физики, химии, математики чистой и прикладной, астрономии, артиллерии и вообще сочинений, входящих в обширный круг военных познаний…».

В Военно-цензурный комитет^[2] направлялись сочинения и журнальные статьи, подлежащие его рассмотрению. В духовно-цензурные комитеты доставлялись, помимо книг, одобренных духовной цензурой православного исповедания, по одному экземпляру книг или статей, в которых «рассмотрены духовной цензурой некоторые места, переданные из цензуры светской».

Для надлежащего исполнения должностей по цензурной части в пятом отделении Свода уставов о цензуре определялись обязанности лиц, на которых «возложено исполнение цензурного устава в отношении к внутренней цензуре», в частности, попечителей учебного округа и цензоров.

Так, попечителю учебного округа, председательствующему в цензурном комитете, предписывалось наблюдать за «успешным течением цензурных дел по установленному единожды с общего согласия комитета порядку», принимать и разрешать жалобы авторов и издателей на цензоров. При этом попечитель мог выступать в качестве своеобразного мирового судьи, поскольку ему также предписывалось «соглашать их в случае разномыслия, с тем, однако же, чтобы от сего не могло произойти упущения ни в исполнении предписанного Уставом, ни стеснения прав лица частного».

В Своде уставов был введен самостоятельный раздел «О цензорах», в котором содержались основные профессиональные требования. Так, в соответствие со ст. 89 «цензоры обязаны отправлять свою должность по словам и разуму Цензурного устава, не увлекаясь никакими личными видами, пристрастием или предубеждением, не взирая на лица и не потворствуя злоупотреблениям, кем бы оные замышляемы ни были».

Цензоры были обязаны обращать внимание «на дух и направление книг, не останавливаясь на частных неисправностях, требующих только небольшой перемены, и на словах или отдельных выражениях, когда самая мысль не предосудительна и не противна правилам Устава».

Цензор не имел права заменять что-либо в представляемых на его рассмотрение рукописях и книгах, между тем он мог «прибавлять к оным от себя какие-либо примечания или толкования». Места в рукописях, «противные цензурным правилам», отмечались красными чернилами, затем цензор представлял текст сочинителю или издателю с требованием исключить или изменить их и лишь потом давал одобрение к печатанию. Впрочем, издатель мог отказаться от дополнительной правки, а «вверить цензору исправление замеченных мест по его усмотрению».

Другое вмешательство в процесс выпуска произведения не допускалось. Одобрив рукопись или книгу к печатанию, цензор не имел права требовать печатных или корректурных листов для вторичного просмотра и был обязан подписать позволительный билет на выдачу книги, если она напечатана в соответствие с одобренным подлинником.

Если до выпуска одобренной книги в продажу цензор замечал, что «по неосторожности и поспешности» им было «сделано какое-либо важное упущение», то ходатайствовал об исключении из печатаемой или напечатанной книги предосудительного места.

Цензоры имели право на пенсии по правилам Общего пенсионного устава. За преступления и проступки по цензурной части подвергались ответственности на основании ст. 1361— 1364 Уложения о наказаниях. Когда сомнения цензора разрешались предписанием начальства, то всякая ответственность с него снималась.

Цензура иностранных книг как самостоятельный вид деятельности, между тем, осуществлялась по правилам, изложенным для внутренней цензуры. По предметам ведения в Комитет цензуры иностранной представлялись привозимые из-за границы книги для последующего принятия решения: 1) дозволения к обращению в целом или с исключением некоторых мест;

2) запрещения ко всеобщему обращению; 3) «запрещению безусловному».

По-прежнему при рассматривании книг иностранных обращалось особое внимание на их цель, «дух и намерение автора, не принимая всех его выражений в тесном смысле». Тем не менее указывалось, что «книга не должна быть подвергаема запрещению, если в ней приведены из другой книги предосудительные мнения с изъявлением справедливого негодования или же с искренним намерением опровергнуть оные собственными рассуждениями и доводами автора». Решение о выпуске такой книги принимало Главного управления цензуры.

Для разрешения дел о книгах и иных сочинениях, привозимых из-за границы, при Министерстве народного просвещения продолжал действовать Комитет цензуры иностранной. Подведомственные ему отдельные цензоры осуществляли деятельность в городах Риге, Вильне и Одессе.

Одно из новшеств Свода уставов касалось назначения председателя Комитета цензуры иностранной. Высокопоставленный чиновник определялся и увольнялся по представлению Главного управления цензуры именным высочайшим Указом.

Предметы ведомства цензуры иностранной содержались в ст. 110—136. Список подлежащих рассмотрению иностранных книг и сочинений и установленных исключений оставался в течение тридцати лет неизменным, что свидетельствует о консервативных взглядах на иностранные произведения. В Своде уставов более подробным образом излагался порядок производства дел по цензуре иностранной.

В соответствие со ст. 111, на рассмотрение Комитета цензуры иностранной поступали, кроме определенной печатной продукции, установленной Уставом о цензуре 1828 г.: «а) все присылаемые и привозимые из-за границы в С.-Петербург книги, картины гравированные и литографированные, планы, ландкарты, музыкальные ноты с присовокуплением слов и т. п.». Отныне стали рассматриваться отдельно (ранее входили в «исключительный список») книги, привозимые из-за границы на имя высших ученых и учебных заведений, находящихся не только в С.-Петербурге, но и в других городах Российской империи.

Книги, рассмотренные в иногородних цензурных комитетах и отдельным цензором в г. Ревеле, а также местными гражданскими начальниками и другими ведомствами, подавались в Комитет цензуры иностранной в виде списков поступивших к ним новых или неизвестного содержания книг.

Очень сложной была процедура рассмотрения присылаемых из-за границы на имя книгопродавцев иностранных книг. Кипы, тюки, ящики, в которых пересылались книги, поступали в таможенные учреждения, где владельцы печатной продукции уплачивали пошлину. Затем опломбированный груз из таможен направлялся в цензурные учреждения.

В цензурных учреждениях кипы, тюки, ящики и проч. с иностранными книгами вскрывались в присутствии книгопродавца или его уполномоченного, которые были обязаны представить подлинные фактуры или же реестры книг в двух экземплярах. Сверив книги с фактурами или реестрами, чиновники цензурных учреждений приступали к разбору и рассмотрению книг. Произведения, известные цензуре и прежде дозволенные, передавались книгопродавцам без замедления. Новые книги, которые могли быть выпущены в продажу беспрепятственно, передавались книгопродавцам сразу же, те книги, которые признавались цензурой «подлежащими безусловному запрещению», запечатывались и по распоряжению Главного управления цензуры отправлялись обратно в таможни для хранения до отсылки (в течение года) за границу.

Допускалось направление в продажу книг, с вырезкой нескольких листов. В данном случае цензурные учреждения после рассмотрения таких произведений уведомляли об этом книгопродавцев и выдавали им столько экземпляров книг с произведенными в них вырезками, сколько они хотели получить для продажи. Прочие экземпляры и все вырезанные листы содержались в цензуре до того времени, пока книгопродавец не изъявлял намерение отправить их за границу. В таком случае указанные экземпляры, а равно и те, которые могли быть возвращены книгопродавцами в цензурные учреждения, после вложения в них вырезанных листов отправлялись за границу тем же порядком, какой был установлен в отношении книг запрещенных.

Иностранные запрещенные книги, которые по каким-либо причинам не были вывезены или высланы обратно за границу из Империи и Царства Польского в течение установленного срока, равно и все подлежащие конфискации, а также «тайно водворенные» запрещенные книги, передавались из таможен в распоряжение Императорской Публичной библиотеки.

Отдельная глава Свода уставов в связи с особым, национальным и приграничным, статусом была посвящена цензуре в Кавказском учебном округе. В Тифлисе для цензурования журналов, газет и всякого рода сочинений, издаваемых в пределах Кавказского учебного округа создали Кавказский цензурный комитет. Также комитету вверялось рассмотрение сочинений, привозимых из-за границы в Закавказский край, а также книг на восточных языках.

На наместника Кавказского Главным управлением цензуры возлагались обязанности по руководству Кавказским цензурным комитетом. Все представления комитета к наместнику Кавказскому шли через попечителя Кавказского учебного округа. Отношения с прочими лицами и местами производились прямо от комитета за подписью председательствующего.

Рассмотрению Кавказского цензурного комитета подлежали все издающиеся в пределах Кавказского учебного округа книги, сочинения и проч., со следующими исключениями:

• 1) ведомству внутренней цензуры не подлежали губернские ведомости, приказы, отдаваемые по войскам, и сочинения, издаваемые по распоряжению или с разрешения наместника Кавказского;
• 2) сочинения духовного содержания на русском и грузинском языках, предполагаемые к изданию в пределах Кавказского учебного округа, препровождаются из Кавказского цензурного комитета к Экзарху Грузии для рассмотрения через духовных лиц, по назначению Экзарха. С тою же целью препровождались из Кавказского цензурного комитета к Патриарху и Католикосу всех армян сочинения духовного содержания на армянском языке, предполагаемые к изданию в пределах Закавказского края или привезенные из-за границы;
• 3) предполагаемые к изданию в пределах Закавказского края книги духовного содержания на армянском и грузинском языках, которые предназначались собственно для закавказских католиков (направлялись через наместника Кавказского в Министерство внутренних дел для рассмотрения в Римскокатолической духовной коллегии);
• 4) сочинения медицинские (рассматривались в Управлении медицинскою частью Гражданского ведомства на Кавказе на общем основании).

Высшей цензурной инстанцией Российской империи считалось Главное управление цензуры. Данное ведомство по-прежнему состояло в С.-Петербурге при Министерстве народного просвещения. Однако все чаще при дворе и властных структурах Империи поднимался вопрос о передаче этой важной правительственной функции в ведение Министерства внутренних дел.

В Своде уставов о цензуре предусматривался расширенный состав Главного управления цензуры. Данный цензурный орган состоял из президентов Академии наук и Академии художеств, товарища министра народного просвещения, а также из «сторонних членов» от Духовного ведомства православного исповедания, Министерства внутренних дел и Министерства иностранных дел, определяемых именными высочайшими указами, из управляющего Третьим отделением собственной его императорского величества канцелярии, из попечителя С.-Петербургского учебного округа и из других лиц, на которых могла быть возложена обязанность «по особому высочайшему доверию».

В состав Главного управления цензуры назначался также один представитель от Царства Польского как член одного из ведомств Империи.

К числу основных предметов Главного управления цензуры (ГУЦ) относилось «наблюдение за точным исполнением правил Цензурного устава как внутреннею, так и иностранною цензурою».

Также члены ГУЦ рассматривали «сомнительные случаи и жалобы сочинителей, издателей и других лиц». Решение по тому или иному делу принимались «на основании законов окончательно по большинству голосов».

Отдельные ситуации, возникающие в процессе издания книг и других сочинений, нашли отражение в пятой главе Свода уставов. Здесь регулировались отношения цензурных учреждений и отдельных цензоров с сочинителями, издателями книг и содержателями типографий. В частности, законодательно закреплялось право сочинителя или издателя книги, несогласного с решением цензурного комитета, обратиться с жалобой в Главное управление цензуры.

Среди обязанностей, распространяемых на содержателей типографий и литографий, граверов и проч., одной из главных оставалось правило о безусловном тиснении только тех произведений словесности и искусств, которые рассмотрены и одобрены цензурой.

Автору произведения разрешалось во время печатания делать «перемены и поправки в слоге и выражениях, с тем, однако же, чтобы смысл оных не был противен общим правилам цензуры». В таком случае важнейшие перемены, сделанные автором, отмечались в особой записке, подаваемой в цензуру при представлении печатного экземпляра.

Необходимо отметить, что в рассматриваемый период действовало Уложение о наказаниях и отдельные положения цензурного законодательства, в частности, статьи Свода уставов о цензуре содержали отсылочные нормы, касающиеся уголовной, административной (полицейской), дисциплинарной ответственности. Основные нормы, порядок и практика их применения будет рассмотрена нами ниже.

Однако содержащиеся в Своде уставов положения предусматривали возможность исправления выявленных недостатков, как, например, перепечатка замеченных цензором запрещенных по уставу измененных или добавленных в процессе печати мест в тексте за счет автора. Кроме того, автор должен был представлять исправленную книгу вновь для получения так называемого разрешительного билета.

Если во время печатания уже одобренной книги в нее незаконно включались запрещенные или «вообще противные общим правилам цензуры» места, то листы, в которых они заключались, должны быть перепечатаны вновь на счет виновного, а листы, прежде напечатанные, уничтожались «при свидетеле, от цензуры доверенном». Кроме того, содержатель заведения подвергался ответственности на основании ст. 1368 Уложения о наказаниях.

За напечатание не дозволенной цензурой книги содержатели типографий или управляющие, а также наборщики подлежали ответственности на основании ст. 1366 Уложения о наказаниях.

Если содержатель типографии, получив из цензуры билет на выпуск книги, печатал ее в соответствие с экземплярами, представленными в цензуру, в последующем освобождался от ответственности, так как в данном случае выполнил все условия цензурного ведомства.

Отдельные правила были приняты для книгопродавцев, торгующих российскими книгами. В первую очередь книгопродавцы, а также мелкие продавцы и комиссионеры книжной продажи при казенных местах были обязаны представлять в комитеты внутренней цензуры каталоги имеющихся у них книг. Строго по суду карались продававшие «заведомо напечатанные без дозволения цензуры книги».

Если правительство запрещало напечатанную с одобрения цензуры книгу, то книгопродавцы обязывались через полицию «не иметь и не продавать оной, подвергаясь за нарушение сего взысканию по законам». Напечатавший одобренную и потом запрещенную книгу получал от правительства компенсацию за понесенный убыток.

Книгопродавцам, содержателям библиотек для чтения и магазинов для продажи произведений словесности, наук и искусств запрещалось продавать или выпускать в обращение иным образом книги, эстампы, ноты со словами и т. п., не рассмотренных и не одобренных Комитетом цензуры иностранной.

Содержатели библиотек были обязаны иметь «для обращения в публике те только книги, которые поименованы в одобренных цензурою каталогах или в рассмотренных ею реестрах».

Глава шестая, касающаяся духовной цензуры по ведомству православного исповедания, состояла их шести отделений. В ст. 182 устанавливалось, что цензура духовных книг, относящихся к православному исповеданию, зависела от академических конференций и составляемых при них цензурных комитетов.

Духовные цензурные комитеты были созданы в СанктПетербурге, Москве и Киеве. Санкт-Петербургский и Московский духовные цензурные комитеты состояли из трех членов академической конференции, которые избирались на заседании собрания действительных членов местной академической конференции. На каждое место выдвигались с согласия епархиального преосвященного через посредство Духовно-учебного управления по два кандидата. Избранные таким образом члены духовных цензурных комитетов представлялись на утверждение Святейшему Синоду.

В Духовных цензурных комитетах рассматривались «все духовные сочинения на российском языке и переводы на сей язык, кем бы оные ни были составлены», а именно:

• 1) все вновь составляемые сочинения, «относящиеся до церковного служения и жизнеописания святых»;
• 2) сочинения и переводы, содержащие изложение или «защищение христианской веры или религии вообще и в особенности догматов православной церкви, а также правил и оснований христианского нравоучения»;
• 3) сочинения и переводы, содержащие изложение истин, относящихся к основаниям христианской веры или религии вообще;
• 4) разные поучительные слова, духовные рассуждения и прочие мелкие сочинения и переводы духовного и христианского содержания;

• 5) сочинения и переводы, заключающие в себе целое или части церковной истории;
• 6) сочинения и переводы о предметах, относящихся к церковному управлению;
• 7) все сочинения и переводы, назначаемые к классическому употреблению в духовных училищах.

Рассмотрению духовных цензурных комитетов не подлежали сочинения, издаваемые с дозволения Святейшего Синода.

Рассматривались в Своде уставов отношения духовных цензурных комитетов с разными «установлениям и частным лицам». Так, во взаимоотношениях со Святейшим Синодом в сфере духовной цензуры высшему духовному органу поручалось рассматривать и разрешать: «а) вновь назначаемые к печатанию сочинения, к церковному служению относящиеся, б) жизнеописания святых, в первый раз издаваемые, в) сочинения и переводы, содержащие изъяснения целых книг Священного писания, г) сочинения и переводы, содержащие изложение догматов православно-католической веры и правил христианской деятельности, д) сочинения и переводы, относящиеся к церковному управлению».

Остальные сочинения и переводы, заключавшие в себе: «1) изъяснения некоторых частей в книгах Священного писания, 2) рассуждения о частных предметах, относящихся к основаниям христианской религии, 3) рассуждения, заключающие изложение или защищение каких-либо неосновных догматов веры и христианской деятельности, 4) изложение церковной истории, целое или по частям, 5) исследование вопросов филологических, исторических и хронологических, относящихся к изъяснению Священного писания, истин веры, священной истории и христианских древностей, 6) разные поучения или слова, издаваемые порознь и в совокупности, и прочие мелкие сочинения и переводы» комитет одобрял и отдавал к напечатанию или наоборот, не одобрял и отказывал в напечатании.

По истечении каждого года духовный цензурный комитет представлял Святейшему Синоду отчет, в котором в обязательном порядке указывалось, какие книги и когда поступили в комитет, какие из них и кем были рассмотрены и пропущены или не пропущены к напечатанию и по каким причинам.

Естественно, предусматривались взаимные отношения цензурных комитетов, преследовавшие в первую очередь цели предупреждения злоупотреблений, могущих произойти со стороны сочинителен, переводчиков или издателей, коих рукописи рассмотрены в одном из комитетов, но не одобрены к напечатанию. Каждый из комитетов сообщал другому о не одобренном им сочинении или переводе, излагая его содержание и «в особенности некоторые неодобренные места».

Учитывались возможные отношения комитетов с содержателями типографий. Главное правило, которому должны были следовать содержатели типографии, заключалось в строгом запрете не печатать «никакой духовной книги, относящейся к православному исповеданию, если она не одобрена духовным цензурным комитетом».

Запрещения, касающиеся публикации отдельных сведений, содержались в «Особом наставлении при цензировании статей…»^[3], являвшемся приложением к Своду уставов о цензуре 1857 г. В Наставлении определялся перечень статей в той или иной сфере государственной деятельности, недопустимых для распространения. В документ были включены такие важные для государства сферы и отдельные вопросы, как военные интересы, решения по судебной части, финансовые сведения и др.

В самостоятельный список были занесены запрещенные темы, находящиеся в ведении Министерства внутренних дел: по сословным учреждениям, крестьянскому делу, предметам иноверческих христианских исповеданий, по делам о евреях, относительно западных губерний и др.

Запрещалась публикация статей, оскорбительных для чести русского войска, могущих «поколебать понятие о дисциплине и уважение к ней, мнения, подрывающие уважение подчиненных к лицам начальствующим и ослабляющие доверие к правительству». В статьях, относящихся к армии и военной администрации, не допускались «ничего противного тому значению, которое наша армия имеет по законам в государстве; ничего, могущего ослабить уважение публики к нашему военному сословию, и никаких предосудительных сравнений с иностранными порядками, несогласными с установленною формою нашего правления».

По судебной части не допускалось «печатание порицаний решений Правительствующего Сената и других высших правительственных учреждений». Вместе с тем допускался печатный разбор таких решений судебных мест 1-й и 2-й степени суда, которые по силе существующего тогда законодательства могли бы быть «перевершены или изменены судом высшей степени».

Не следовало допускать к печати статьи, в которых имелись подозрения в отношении истины фактов, объявляемых в государственных финансовых актах. Крайне нежелательной была публикация статей, «имеющих целью повредить государственному кредиту и произвести колебание курсов, если притом можно предположить, что это делается в видах спекуляции».

Под строгим «государевым оком» — Министерством внутренних дел находились статьи и сочинения, относящиеся к сословным учреждениям. Так, для предупреждения неточного или преждевременного сообщения в периодических изданиях известий о постановлениях и совещаниях дворянских и городских собраний, доставлявшихся частными лицами, не допускалась их публикация в Санкт-Петербурге без разрешения МВД, а в Москве, губерниях и городах — без согласия главных или местных губернских начальников. Должностные лица были обязаны удостовериться, что «сообщаемые известия согласны с истиною, что передаваемые во всеобщее сведение постановления получили законное утверждение и что распубликование их не противно видам правительства».

Не допускались к печати в повременных изданиях статьи, касавшиеся прав дворянства на обсуждение в дворянских собраниях общих государственных дел и вопросов. Равным образом не разрешались к напечатанию статьи, оскорбительные для дворянского сословия или вызывающие положительные мнения о необходимости уничтожения дворянства как государственного учреждения.

Не допускалось порицания высочайше утвержденных Положений 19 февраля 1861 г. по крестьянскому вопросу. В связи с этим не дозволялось печатание статей, содержание которых преследовало политические цели, «могло бы возбуждать неосновательные и неуместные толкования по этому вопросу».

В периодических изданиях, а равно в отдельных книжках, брошюрах, предназначаемых для народного чтения, не допускалась публикация статей, в которых излагались мнения «о принадлежащем будто бы крестьянам праве собственности на землю, предоставленную им только в пользование на установленных в законе условиях».

При сообщении в газетах постановлений местных губернских присутствий по крестьянским делам не разрешалось осуждать эти документы, так как эти постановления со времени утверждения их в законном порядке имели законную обязательную силу для той местности, до которой они относились.

Не допускались в печати никакие резкие и язвительные отзывы «о настоящих отношениях между помещиками и их служителями или бывшими крестьянами…». Не разрешались также статьи и рассуждения, которые «могли бы возбуждать неудовольствие и раздражение одного сословия против другого».

Как сказано в Наставлении, по предметам иноверческих христианских исповеданий надлежало допускать к печати духовные сочинения римско-католические и лютеранские не иначе как с разрешения духовных консисторий этих исповеданий, а в случаях, «возбуждающих сомнение, представлять на усмотрение Министерства внутренних дел по Департаменту духовных дел иностранных исповеданий». Также окружные и другие послания иноверческого духовенства печатались не иначе как с разрешения указанного департамента.

Статьи, в которых положительно высказывались требования о расширении гражданских прав живущих в России евреев, предоставлялись на усмотрение Министерства внутренних дел.

В связи с усилиями польской пропаганды к распространению польско-национального влияния на менее образованные классы населения Западного края империи и к возбуждению в них вражды против царского правительства цензурному ведомству предписывалось с особенным вниманием рассматривать сочинения и статьи, в которых развивалось такое влияние, вникать как в их сущность, так и в наружную форму.

К числу особых наблюдаемых предметов цензуры были отнесены критические статьи о земской повинности, особенно с точки зрения сословной. Отдельную строку составляли публикации об арестантских делах, тюрьмах, полиции.

«Указание недостатков, конечно, полезно, — говорилось в Наставлении, — в подкрепление указаний могут быть приводимы примеры; но в самой форме изложения этих указаний и ссылок на примеры не должно быть терпимо нынешнего одностороннего и постоянного стремления изыскивать только все дурное, на нем останавливаться и умалчивать о всем улучшающемся и о всем хорошем».

Заключительное положение Наставления предписывало «газетные статьи о празднествах и обедах, устраиваемых в честь губернских сановников, особенно при их увольнении от должностей, не дозволять к печатанию без предварительного рассмотрения Министерства внутренних дел или главных местных губернских начальств».

Таким образом, мы отмечаем, что накануне цензурной реформы 1862—1865 гг. были созданы правовые предпосылки ее проведения. Это проявилось прежде всего в постепенно формирующейся отрасли полицейского права — цензуре. Ее закрепление проходило в социально-политических условиях укрепления государственного аппарата, контроля за всеми сферами жизнедеятельности государства.

Периодическая печать, художественная литература, театральное искусство входили в число жизненно важных интересов государства, поскольку могли своим освобождением из-под надзора государства нанести основам самодержавной власти значительный вред, вызвать дестабилизирующие явления в обществе. Поэтому власть под воздействием процессов в сфере печати сочетала карательные меры с отдельными послаблениями, закрепленными в праве.

• [1] Сборник постановлений и распоряжений по цензуре с 1720 по 1862 год.СПб., 1862. С. 315—396.
• [2] См.: Волковский Н. Л. История информационных войн. В 2 ч. Ч. 1. СПб., 2002. С. 335.
• [3] Сборник постановлений и распоряжений по цензуре с 1720 по 1862 год.СПб., 1862. С. 469—482.