Судебная власть и ценности английской правовой системы

Судьи стали одним из центральных факторов, сформировавших своеобразный облик, «душу» правовой системы Англии — ее ценности и идеалы. «У нас есть важное правило, согласно которому правовая система не может поддерживаться одним лишь телом права. Телу правовой системы нужна душа, возможно даже сверх-душа. Правовая система найдет эту душу в характере и образе различных ценностных норм», — говорил судья Элон^[1].

Следует отметить, что эффективное постижение любой национальной правовой системы невозможно без осознанного выделения ее правовых ценностей, идеалов, анализа взаимосвязей между ценностями, идеалами и реальными процессами внутри правовой системы. Как известно, эффективность действия права определяется исходя из его социальных задач, которые, в свою очередь, являются системами координат, заданными в соответствии с правовыми ценностями. К сожалению, вопрос о ценностях, об идеологическом срезе той или иной национальной правовой системы остается малоразработанным в отечественной юриспруденции.

Вопрос о ценностях права обычно освещается теоретиками права в общем формате. А. В. Поляков выделяет такие эйдетические (сущностные, свойственные праву самому по себе) ценности права, как порядок, безопасность, свобода, справедливость^[2].

В либертарной концепции В. С. Нерсесянца правовыми ценностями являются равенство, свобода и справедливость^[3].

Высшими ценностями права, по С. С. Алексееву, являются неотъемлемые права и свободы человека, свобода и разум. Право трактуется как увековечение разумных начал и противопоставляется насилию и произволу^[4].

Со сменой правовых ценностей от коллективистских, социоцентристстких, когда приоритетными объектами правовой защиты являются общество, коллектив, община, к персоноцентристским, в которых ядром всей правовой системы выступает личность, персона, связывает А. П. Семитко правовой прогресс: «Основным разграничительным признаком социоцентристского и персоноцентристского типов правовой культуры является то, какие ценности защищаются правом в первую очередь: если это человек, личность, персона, то перед нами — персоноцентристская правовая культура, если это любая иная ценность, если это не личность, а община, общество, государство, идея, божество и т. п., то перед нами — социоцентризм, в котором формируются, действуют и защищаются так называемые коллективистские права, коллективистское право в целом и соответствующая — коллективистская — правовая культура»^[5].

Исходя из данной классификации правовых культур и систем английская правовая система, несомненно, принадлежит к числу ярких представителей персоноцентризма, и это будет показано далее. Тем не менее думается, что дихотомия персоноцентризм-социоцентризм не охватывает всех ценностных граней той или иной национальной правовой системы, потому как самобытность, уникальность конкретной правовой системы, в том числе и в плане правовых ценностей и идеалов, формируется и функционирует не только в континууме «личность — государство».

Прикладной характер всего английского права, нацеленность не на создание и законодательное закрепление абстрактных декларативных принципов (что так часто имело место в континентальной Европе), а на эффективное разрешение конкретных споров — результат существовавшего в течение нескольких веков центрального положения внутри правовой системы именно практиков-судей, а не теоретиков-законодателей. В силу характера своей деятельности законодатель мыслит абстрактно, а судья — всегда конкретно.

«Характерным для романо-германского юриста является склонность к понятийной абстракции, понятийной конструкции, к возможно более полной систематизации всех правовых областей и дедуктивно-логическому рассмотрению логических связей. Английский юрист не утруждает себя обобщениями и абстракциями. Он лучше импровизирует и успешно опирается на свой собственный опыт», — отмечает А. X. Саидов^[6].

Той же точки зрения придерживаются и немецкие исследователи сравнительного права К. Цвайгерт и X. Кетц, которые в своем классическом труде «Введение в сравнительное правоведение в сфере частного права» пишут: «Юристы общего права избегают обобщений и по возможности определений; их метод — активная казуистика. Они переходят от одного конкретного случая к другому и стремятся создать не что-то вроде логической системы, а исправно действующий механизм регулирования для каждого из них, не опасаясь логических несоответствий, которые рано или поздно могут привести к трудностям»^[7].

Именно в силу конкретного (индуктивно-описательного) характера мышления, обусловленного природой судейской деятельности, английское право всегда черпало свои истоки не в логике и абстрактных понятиях, а в опыте и правовых ситуациях. Наиболее обобщенно его можно соотнести с правом континентальной Европы как эмпиризм с рационализмом^[8].

Примечательны в этом отношении слова известного американского судьи О. Холмса, который утверждал: «Жизнь права управляется не логикой, а опытом. Ощущение насущных потребностей времени, преобладающих моральных и политических теорий, интуитивное понимание общественной практики, сознательное или неосознанное, даже предрассудки, которые разделяют судьи со своими сослуживцами, имеют гораздо большее значение, чем силлогизмы в определении правил, при помощи которых должны управляться люди»^[9].

Центральное положение судей в правовой системе во многом явилось источником формирования ведущих ценностей профессионального и обыденного правосознания в Англии. В первую очередь необходимо выделить такие ценности судейского правосознания как стабильность, традиционность и преемственность.

Две последние ценности сформировались во многом благодаря естественно-правовому правопониманию, которое являлось главенствующим в Англии XII—XVIII столетий. Показательной в этом смысле является деклараторная теория общего права известного английского юриста Уильяма Блэкстона, которую он сформулировал в классическом четырехтомном труде «Комментарии к законам Англии» (1765—1769).

В соответствии с деклараторной теорией общее право Англии существует объективно и неизменно во времени, а английские судьи, «хранители и живые оракулы общего права», не создают его, а лишь открывают и декларируют в суде. Иными словами, в доктрине У. Блэкстона английское общее право является вечным, объективным и по сути «над-человеческим» феноменом.

Применяя данную теорию на практике, многие поколения английских судей разрешали судебные дела таким образом, словно в общем праве в принципе не может существовать пробелов, а если разрешению спора не может помочь ни прецедентное право, ни законодательство (почти не развитое в тот период), то нормы общего права нужно постараться «открыть» с помощью опыта и разума английских судей.

Именно здесь кроется одна из центральных причин преемственности в развитии английского права. Исследователи отмечают: «Преемственность, как основная идея правового развития, выражается в том, что в Англии ни перед законодателем, ни в правоприменительной практике никогда не стоит проблема подлежащего заполнению „пустого правового пространства“ путем издания правовых актов. Наоборот, там всегда исходят из изначального существования общего права как постоянно действующей всеобъемлющей юридической данности (all-embracing law). И она, эта всеобъемлющая юридическая данность, это всеобъемлющее право не может быть, как таковая, устранена. Она продолжается вечно»^[10].

Преемственности, эволюционному развитию английской правовой системы способствовал также основной метод судебного разрешения дел — метод аналогии, или принцип подобия — «сходные дела должны решаться сходным образом» {like cases are treated alike). В данном методе судебной деятельности заложен принцип уважения к опыту, накопленному судебной практикой прошлого, а потому английские судьи были вынуждены искать правильное решение настоящего судебного дела в судебных ежегодниках прошлого и всегда предпочитали традицию всевозможным новациям.

Именно в силу многовекового восприятия общего права Англии как вечного и неизменного судьи воспринимали законодательство как внешний по отношению к праву источник искусственного характера, «рукотворного» происхождения, который может лишь дополнять, но не изменять кардинально «судейский» фундамент английского права — традицию общего права. В литературе не без оснований отмечается, что еще в XVIII в. английские юристы единодушно полагали, что «право не относится к тому, что может быть сотворено людьми. Право просто есть и, следовательно, статуты, принимаемые парламентом, — это не что иное, как поправки к уже существующему порядку вещей»^[11].

В основу английской правовой системы положены такие ценности, как эмпиризм, эффективность и практичность. Именно данные правовые ценности являются причинами казуистичности прецедентных норм, гораздо большей близости английского, нежели континентального права к тому, что в социологической юриспруденции принято называть «живым правом».

По мнению О. Эрлиха, право не сводится исключительно к юридическим правилам, принятым государством. В государственно организованном обществе всякая, даже самая малая, социальная ассоциация, в частности, семья, деревня, община имеет специфическое именно для нее «право… религию… мораль, кодекс внешнего приличия, такта, моды». Правовая норма, по Эрлиху, регулирует вопрос, который, по крайней мере, по воззрениям группы, где норма возникла, очень важна^[12].

Во-первых, «живое» право, в отличие от «книжного», непосредственно отзывается на субъективных правах и обязанностях граждан через вынесение различными судами решений. Дж. Фрэнк, например, вообще полагал, что не нормы, а судебные решения образуют право. Решая дела, судьи творят право^[13].

Во-вторых, «живое» право является гибким, открытым и постоянно эволюционирующим, развивающимся в силу того, что судебные решения выносятся ежедневно и определяют, ограничивая или расширяя, субъективные права граждан. Именно поэтому общее право Англии, согласно Р. Паунду, нельзя представить в виде закрытой системы с четко определенными связями и структурой, неким «закрытым перечнем» норм, а скорее особыми приемами судебного разрешения дел и методами юридического мышления^[14].

Аналогичную мысль высказывал и авторитетный французский компаративист Р. Давид: «Английское право — „система открытая“: оно выступает как метод, который позволяет разрешить любой вопрос, но не содержит норм, подлежащих применению в любых обстоятельствах»^[15].

В-третъих, «живое» право неразрывно связано с фактами судебных дел, общественными отношениями, и потому более объективно и справедливо отражает их и судит их участников, нежели застывшее «книжное» право.

Эффективность и практичность английского права сложились также благодаря судьям. При разрешении конкретного судебного спора для сторон дела важен в первую очередь ощутимый результат, исходя из которого (наряду с другими факторами) отдельный индивид и общество в целом оценивают эффективность системы правосудия и всей национальной правовой системы. Поэтому совсем не случайно один из основных принципов английского прецедентного права гласит: «право там, где средства его защиты» (ubijus ibi remedium)^[16]. Та или иная отрасль английского права представляет в содержательном плане совокупность практических проблем, которые решаются английскими судами и создают нормативные решения — судебные прецеденты.

Практичность как одна из ведущих правовых ценностей в Англии проявляется также и в том, что юридическое образование и ныне, и на протяжении истории страны было нацелено на практику, реализацию своих знаний учениками юридических школ-гильдий, а в XX столетии — студентами школ права.

Если в системе юридического образования в континентальной правовой семье судебная практика, или закон в действии, является чем-то дополнительным по отношению к базовым теоретическим знаниям юридических принципов и законодательства в его чистом, статичном виде, то в англо-американской правовой семье знание судебной практики первостепенно — без него не сдать ни один экзамен по юридическим дисциплинам, а закон только тогда и считается частью действующего англо-американского права, когда он начинает реализовываться, — толковаться и применяться в судебной практике.

Определяющее значение в генезисе прецедентного права Англии сыграли такие ценности, как справедливость и моральность, составляющие основу права справедливости. Э. Аннерс отмечает: «Взгляд на право и правопорядок англичан в основном был и во многом остается и по сей день более религиозно-моральным по своему характеру, чем на континенте. В Англии в основном использовали только методику естественного права того времени. В такой методологии сохранялась еще связь с моральной теологией Средневековья. Среди английских юристов-профессионалов — судей и появившихся позднее во время Средневековья адвокатов, составлявших одно целое (поскольку ряды одних в значительной степени пополнялись за счет других) развилась религиозно-моральная по характеру точка зрения на право, которая постепенно превратилась в профессионально-этическую традицию, претендующую на главную роль юристов в деле сохранения правопорядка в стране. Среди английских юристов господствовало представление об их особом моральном призвании по защите и сохранению идей справедливости почти религиозного характера»^[17].

В результате судебной практики лорда-канцлера были выработаны морально-правовые нормы-принципы — максимы права справедливости: «К праву справедливости может обращаться лишь тот, у кого „совесть чиста“, „кто добивается справедливости, должен сам поступать справедливо“, „право справедливости не оставит любое неправильное и нечестное поведение без ответственности“, „равенство есть справедливость“, „что обещано, то должно быть исполнено“, „право справедливости признает приоритет закона, но не допускает ссылки на закон в целях достижения бесчестных намерений“» и др.^[18]

Тесная взаимосвязь права и морали дает о себе знать и в английской судебной практике XX в.: в деле DPP v Shaw (1962) английский суд создал и ретроспективно применил новый состав преступления — сговор с целью растления общественной морали; лорды-судьи апелляционного комитета палаты лордов специально отметили роль суда как гаранта общественной морали.

Отечественные исследователи зарубежного уголовного права отмечают: «В уголовном праве Англии и США имеет хождение и классификация преступлений согласно морально-этической оценке конкретных деяний. С этой точки зрения преступные деяния делятся на две группы:

• 1) преступления, которые «сами по себе являются злом», т. е. противоречат представлениям людей о добре и зле, о моральном и аморальном (убийство, телесные повреждения, хищения, мошенничество и т. п.);
• 2) деяния, которые становятся преступными только в силу вводимых государством запретов, независимо от того, осуждаются они моралью или нет (нарушения эксплуатации транспортных средств, нарушения в производстве и реализации товаров, лекарств, различные налоговые нарушения и т. п.). Английский юрист П. Девлин считает, что все преступления подразделяются на действительные (реальные), которые являются «грехом, получившим юридическое оформление» (убийство, хищения и пр.), и квази-преступления (формальные уголовные правонарушения)"^[19].

В то же время важно подчеркнуть, что тесная взаимосвязь правовых и моральных регуляторов в английской правовой системе не является достаточным основанием для причисления правовой системы Англии к неотдифференцированным религиозно-правовым или обычно-правовым (традиционным) системам, в которых правовые и неправовые социальные нормы не разграничиваются и функционируют в целостном единстве.

Чтобы внутри той или иной национальной правовой системы были слиты воедино правовые и морально-нравственные нормы, необходима высокая степень гомогенности общественной морали, что возможно в традиционных культурах (или при условии соединения государства и религии). Данная характеристика, вполне возможно, присутствовала в средневековой Англии XIV—XV вв., когда сформировалось право справедливости. Но очевидно также, что ее нет в современной Англии.

Право и мораль функционируют в стране раздельно, хотя изменения в развитии моральных регуляторов влияют на развитие правовых и vice versa. Так, в классическом учебнике Смита и Хогана по уголовному праву указывается, что в средневековой Англии общее право рассматривало все преступления как аморальные, греховные действия, в то время как современное уголовное право наказывает не только действия, противоречащие общественной морали, но и индифферентные для морали действия (бездействие). В то же время далеко не все аморальные действия (например, супружеские измены, аборты) считаются уголовно наказуемыми деяниями^[20].

На тот факт, что нарушение далеко не всех заповедей Моисея (т. е. аморальных действий с точки зрения христианина) считается в современном английском уголовном праве преступлением, указывает Т. Молан^[21].

Англия является родиной либерализма, страной самого раннего в Европе судебного признания и законодательного закрепления прав и свобод личности и их достаточно эффективной защиты. Поэтому представляется обоснованным охарактеризовать английскую правовую культуру как персоноцентристскую: правовой системе Англии свойственны такие ценности, как индивидуализм (развившийся в Новое время), экономическая и политическая свободы^[22], неприкосновенность личности и частной собственности, которые ставятся выше государственных и общественных интересов, каких-либо абстрактных идей и др^[23].

Уже текст Великой хартии вольностей 1215 г. (Magna Carta) содержит показательную в этом плане ст. 39: «Никакой свободный человек не должен быть схвачен или посажен в тюрьму, или ущемлен в своих правах и владениях, признан вне закона или сослан, или лишен своего положения каким-либо иным путем; мы не будем ни применять против него силу, ни посылать других делать это, кроме случаев законного суда ему равных или в силу закона этой земли»^[24].

Известнейший юрист-классик, председатель Суда общих тяжб Эдвард Кук во время борьбы с английским абсолютизмом (I пол. XVII в.) в своих «Институциях» подчеркивал, что «свобода для человека ценней всего остального», настаивал на том, что не может быть торговли «правосудием или правом», никому не может быть отказано в «правосудии или праве», не может быть отсрочено исполнение «правосудия или права»^[25].

Хабеас Корпус Акт 1679 г. и Билль о правах 1689 г. также содержат статьи, указывающие на то, что в Англии Нового времени первостепенными правовыми ценностями являлись свобода и неприкосновенность личности и собственности.

Важно подчеркнуть, что традиционно именно судебная власть в Англии стояла на стороне защиты гражданских прав и свобод британских подданных. На это указывал и известный британский государствовед А. В. Дайси, который, раскрывая содержание принципа верховенства права, определил английских судей как защитников прав и свобод британских подданных^[26].

В подтверждение тезиса о центральной роли судов как защитников прав британских подданных можно привести несколько прецедентов конституционного значения. Например, в деле Entick v Carrington (1765) суд признал незаконным приказ об обыске, выданный Государственным секретарем, и восстановил нарушенное право истца на неприкосновенность жилища. Лорд Кадмен в своем решении заявил, что любое проникновение в частные владения является правонарушением (trespass'), если на это нет согласия хозяина или строго установленного законом разрешения.

В деле Att.-Gen v Wilts United Dairies (1922) действия правительства по установлению нового налога, исходя из делегированных парламентом полномочий, были признаны судом незаконными, за пределами полномочий (ultra vires). Суд определил, что ни Закон об оброке (1914), ни один из актов делегированного законодательства, на основании которого действовали представители правительства, ни прямо, ни косвенно не давали им права устанавливать дополнительные налоги^[27].

Несмотря на то, что законодатели и судьи Англии, в отличие от коллег в континентальной Европе, никогда не стремились создать исчерпывающих перечней снабженных юридической защитой прав и свобод граждан, которые представали бы в письменных документах в виде декларативных норм-принципов, в стране традиционно в отношении прав и свобод граждан действует общедозволительный тип правового регулирования — дозволено все, кроме прямо запрещенного законом. Английские конституционалисты писали: «Гражданин может пойти или поехать, куда он захочет, при условии, что он не нарушает запретов и велений уголовного права или прав других лиц»^[28].

Именно общедозволительный тип регулирования гражданских прав и свобод является визитной карточкой персоноцентризма. «Различие между социои персоноцентристской правовой культурой в плане защиты интересов личности и коллектива примерно такое же, как различие между общедозволительным и разрешительным типами правового регулирования. Все дело в том, что лежит в основе — дозволение или запрет, чему отдается предпочтение в случаях коллизии интересов: интересам личности или интересам коллектива», — отмечает А. П. Семитко^[29].

Общедозволительный тип регулирования в отношении прав и свобод человека и гражданина объясняется тем, что в Англии традиционно считали, что права и свободы носят естественный характер, не зависят от провозглашения их в законе и являются не следствием, а источником законов. Ведь из строго позитивистского видения прав и свобод граждан с логической необходимостью следует, что любое право может быть приостановлено или совсем отнято с такой же легкостью, как оно было провозглашено, потому как для этого достаточно изменить текст закона. Поэтому права и свободы британских граждан (также как и прецедентное право в целом) в течение многих столетий воспринимались как естественно-правовые, что служило эффективной гарантией защищенности граждан от произвола государства и должностных лиц. Именно в силу такого естественно-правового восприятия прав и свобод в Англии объем защищаемых английскими судами прав и свобод граждан являлся и в настоящее время остается достаточно широким.

В 2000 г. британские граждане получили свой достаточно долго ожидаемый, писаный «Билль о правах» (Bill of Rights) — на территории Великобритании вступил в юридическую силу Акт о правах человека (1998), инкорпорировавший Европейскую конвенцию о защите прав человека и основных свобод (1950) в национальное законодательство Великобритании.

Тем не менее данный документ ни в коей мере не противоречит естественно-правовому пониманию прав и свобод граждан в английском общем праве, а лишь предоставляет еще одну «конституционную» гарантию их соблюдения.

Необходимо также отметить и исключительно практическую направленность английского подхода к институту прав и свобод граждан: для англичан важны не теоретические принципы, пусть даже самые гуманные и закрепленные в писаной Конституции высшей юридической силы, но вполне конкретные, «осязаемые» средства защиты отдельных прав частных лиц.

Англичане всегда «обращали гораздо больше внимания на приискание средств, которыми можно заставить признавать права частных лиц, чем на провозглашение прав человека», — отмечал А. В. Дайси^[30].

Таким образом, представляется обоснованным вывод о том, что правовой системе Англии свойственна персоноцентристская ментальность западного типа, характеризующаяся «развитостью личностного начала, настойчивым стремлением к выделению своего индивидуального „я“ из общего „мы“, умением ценить и отстаивать духовную, интеллектуальную, нравственную, политическую независимость, бороться за гражданские свободы и права»^[31].

В основе общего права Англии, разработанного судьями, лежат ценности разумности, соразмерности и целесообразности. На протяжении всей истории английского права право считалось плодом разума (lex est aliquid rationis).

Известный английский юрист XVII в. Эдвард Кук говорил, что «разум — это жизнь права, и общее право есть не что иное, как разум». Наличие разума как специфического источника английского права было вызвано естественно-правовым взглядом на право английских юристов, а также сменой культурных парадигм, которая произошла в Новое время и охарактеризовалась сменой веры в метафизику верой в разум, рациональность.

Исторически разум являлся тем фильтром, через который «просеивались» различные местные обычаи в результате работы разъездных судей. По сей день обязательным признаком правового обычая является его разумность (т. е. наличие правового смысла).

В настоящее время под разумом понимается некий правовой смысл, который должно нести в себе принятое судьей решение в ситуации пробела в праве: судебное решение должно быть разумно и целесообразно по отношению к существенным (материальным) фактам дела, отвечать требованиям правовой политики и справедливости в каждом конкретном деле. Таким образом, можно констатировать, что разум является английской аналогией права — т. е. тем инструментом, с помощью которого заполняются лакуны в казуистичном прецедентном праве и законодательстве.

Важно подчеркнуть, что разум как английская аналогия права основывается не на произвольном суждении того или иного судьи о справедливости в том или ином деле, а на общих принципах английского права, которые могут быть найдены в выработанных английскими юристами-классиками правовых доктринах; во мнениях судей, изложенных в obiter dicta судебного решения (в том числе могут быть использованы решения судов государств, в которых действует система общего права), а также в морально-правовых нормах-принципах — максимах права справедливости.

Следует также отметить, что разум действительно играет существенную роль в английском праве: он является основой конструкции «разумного человека», тест на разумность служит ведущим основанием для признания того или иного термина договора недобросовестным и недействительным, деятельность оферента (offeror) или акцептанта (offeree) в договорном праве, делинквента (tortfeasor) в деликтном праве, собственника (freeholder; owner) или арендатора (tenant) земельного участка — в земельном праве, доверительного собственника траста (trustee) — в праве доверительной собственности также оценивается из критериев разумности применительно к конкретной ситуации.

Помимо этого, разум должен являться основой работы любого английского судьи и составлять постоянный ориентир, определяющий границы судейского усмотрения: «…материальные ограничения могут быть сведены к заключению, что у судьи есть обязанность использовать свое усмотрение разумно. Он должен действовать так, как разумный судья стал бы действовать при данных обстоятельствах дела»^[32].

Разум, по мнению судьи А. Барака, включает в себя запрещение произвола, сознательный выбор здравого, внутренне непротиворечивого, согласованного решения, стремление достигнуть наилучшего решения путем взвешивания разумных соображений и определения весомости каждого из противоположных мнений^[33].

• [1] Цит. по: Барак А. Указ. соч. С. 89.
• [2] Более подробно см.: Поляков А. В. Указ. соч. С. 304—359.
• [3] См.: Проблемы общей теории права и государства / под ред. В. С. Нерсесянца. М., 1999. С. 194—199.
• [4] См.: Алексеев С. С. Восхождение к праву. Поиски и решения. М., 2002. С. 369—382,507—509, 545—556.
• [5] Семитко А. П. Развитие правовой культуры как правовой прогресс. Екатеринбург, 1996. С. 172; Он же. Типы правовой культуры // Вестник Гуманитарного университета: Серия «Право»: Научный альманах. 2002. № 1. С. 61.
• [6] Саидов А. X.

  Введение

  в сравнительное правоведение. М., 1988. С. 58.

• [7] Цвайгерт К. Кетц X.

  Введение

  в сравнительное правоведение в сфере частногоправа. Т. I. Основы. М., 2000. С. 283.

• [8] Вполне справедливо замечание Н. Н. Тарасова: «В современном мире достаточносложно включить в рамки некой юридической науки английскую правовую систему, хотя об ее определенном научно-исследовательском обеспечении говорить, видимо, можно». Тарасов Н. Н. Методологические проблемы юридической науки. Екатеринбург, 2001. С. 216.
• [9] Holmes О. The common law. Boston, 1938. P. 1. Цит. по: Боботов С. В. Буржуазнаяюстиция. Состояние и перспективы развития. М., 1989. С. 12А—125.
• [10] Кох X., Магнус П., Моренфелъс В. Международное частное право и сравнительноеправоведение. М., 2001. С. 351—352.
• [11] Caenegem R. С. van. Judges, Legislators and Professors. Chapters in European LegalHistory. L., 1987. P. 2A—25. Цит. по: Романов А. К. Правовая система Англии. M., 2000.С. 65.
• [12] Дробышевский С. А. Указ. соч. С. 291.
• [13] Цит. по: Богдановская И. Ю. Указ. соч. С. 55—56.
• [14] Pound. R. The Spirit of Common Law. Boston, 1921. P. 1. Цит. по: Романов А. К. Указ, соч. C. 96.
• [15] Давид P., Жоффре-Спинози К. Основные правовые системы современности. М., 1999. С. 245.
• [16] Судебные системы западных государств / под ред. В. А. Туманова. М., 1991. С. 90.
• [17] Аннерс Э. История европейского права. М., 1994. С. 262—263.
• [18] См.: Романов А. К. Указ. соч. С. 111—114; КохХ., Магнус П., Моренфельс В. Указ, соч. С. 358.
• [19] Крылова Н. Е., Серебренникова А. В. Уголовное право зарубежных стран (Англии, США, Франции, Германии). М., 1998. С. 75.
• [20] Smith & Hogan. Criminal Law. 10th ed., L. 2002. P. 17.
• [21] Molan T. M. Criminal Law. Textbook. 9th ed., L. 1994. P. 3.
• [22] Английский либерализм вырос на компромиссной основе: в XI—XII вв. он был этнополитическим — между франко-нормадской элитой и англо-саксонским населением;затем, в XIII—XVbb., — уже политическим — между монархом и местными баронами. В Новое время складывается компромисс между земельной аристократией и буржуазией. См.: Смирнов А. В. Состязательный процесс. СПб, 2001. С. 155—156.
• [23] Подробнее о социоцентризме и персоноцентризме см.: Семитко А. П. Развитиеправовой культуры как правовой прогресс. Екатеринбург, 1996. С. 147—205; Он же. Типы правовой культуры // Вестник Гуманитарного университета: Серия «Право»: Научный альманах. 2002. № 1.
• [24] Конституции зарубежных стран: сборник / сост. В. Н. Дубровин. М., 2001. С. 12.
• [25] Coke Е. Institutes. Pt. 2. Р. 45—46. Цит. по: Ливанцев К. Е. История средневековогогосударства и права. СПб, 2000.
• [26] Административное право зарубежных стран / под ред. А. Н. Козырина. М., 1996.С. 51; Wade Е. С. S., Bradley A. W. Constitutional and Administrative Law. L., 1994. P. 100—101.
• [27] Конституционное право зарубежных стран / под ред. М. В. Баглая, Ю. И. Лейбо, Л. М. Энтина. М., 2000. С. 402.
• [28] Уэйд Э.К.С., Филлипс Д. Г. Конституционное право. М., 1950. С. 410.
• [29] Семитко А. П. Развитие правовой культуры как правовой прогресс. С. 173; Он же. Типы правовой культуры. С. 61.
• [30] Дайси А. В. Основы государственного права Англии. М., 1907. С. 28. Цит по: Алеба-строва И.А., Осавелюк А. М. Основы конституционного права Великобритании // Конституционное (государственное) право зарубежных стран. Учебник. В 4-х томах. Том 3.Отв. ред. Страшун Б. А. М., 1998. С. 15.
• [31] Бачинин В. А., Сальников В. П. Философия права. Краткий словарь. СПб, 2000.С. 177.
• [32] Барак А. Судейское усмотрение. М., 1999. С. 36.
• [33] Побробнее о «зоне разумности» в судебной деятельности см.: Барак А. Указ, соч. С. 37—39, 148—199, 312, 313. О разуме как источнике английского права см.:Давид Р., Жоффре-Спинози К. Указ. соч. С. 264, 265, 268, 269; Марченко М. Н. Указ, соч. С. 718, 719.