Дополнительные аргументы: ферральные и заброшенные дети

Приведем еще несколько аргументов, свидетельствующих в пользу изложенной теории. Изучение ферральных детей (более известных как «Маугли») показывает, что при отсутствии раннего погружения в социальную среду (или — как уже отмечалось — при отсутствии языкового программирования мозга ребенка социальным окружением) нормальная человеческая психика не формируется, впрочем, как и прямохождение. Это позволяет сделать еще один вывод: наличие здорового мозга является необходимым, но недостаточным условием формирования и адекватного функционирования человеческой психики — обязательно требуется языковое программирование. А так как инстинкты и рефлексы у ферральных детей функционируют, то нужно признать их генетическую обусловленность, в отличие от разумной деятельности, которая является функцией приобретаемой, формируемой и развивающейся только в социальной информационной среде. Добавим, что ферральные дети усваивают программы поведения и язык (систему информационного обмена) того животного сообщества, в котором им удалось выжить, что еще раз подтверждает выдвинутые автором положения.

В психологии хорошо известны хрестоматийные случаи, когда ферральные дети могли общаться только по-волчьи или по-собачьи и даже только на птичьем языке (описан и такой казуистический случай, когда лишенный нормального общения ребенок провел раннее детство в изоляции от несохранных родителей, но в окружении попугаев). Это еще раз подтверждает гипотезу автора, согласно которой процесс воспитания и обучения рассматривается как вариант программирования и импринтинга. Напомним, что импринтинг определяется как психофизиологический механизм, при котором воспринимаемые анализаторами (зрительным, слуховым, обонятельным и т. д.) образы или определенные паттерны поведения жестко фиксируются в памяти при минимуме предъявлений. Этот механизм действует как у человека, так и у животных, но его особенность состоит в том, что он возникает и функционирует только в самом раннем детстве и, естественно, является неосознаваемым.

А теперь подчеркнем некоторые чрезвычайно важные особенности импринтинга, которые ранее ускользали от внимания большинства исследователей. Во-первых, неосознанное запечатление и последующее копирование тех или иных паттернов поведения (из ближайшего окружения младенца), осуществляется независимо от того являются ли они созидательными или ведут к разрушению. То есть копироваться могут как позитивные, так и негативные паттерны поведения, в том числе, например, агрессивного или депрессивного регистра. Во-вторых, то, что ферральные дети оказываются способными не только адаптироваться к тому или иному животному сообществу, но и полностью идентифицируются с ним, позволяет сделать вывод, что, рождаясь, человеческие индивиды не относят себя к какому-либо конкретному виду живых существ. То есть адекватная или ложная идентификация с тем или иным видом формируется именно на основе импринтинга («первичного запечатления» ближайшего окружения, в первую очередь того, которое заботиться о поддержании жизни младенца).

Как отмечалось в публикациях, затрагивающих проблемы ферральных детей^[1], при длительном нахождении в животном сообществе они полностью перенимали повадки своих «приемных родителей», которые затем фактически не поддавались коррекции, даже несмотря на все усилия психологов и врачей-реабилитологов. Такие дети демонстрировали хорошую приспособленность к передвижению на четырех конечностях; принимая пищу, они вначале ее обнюхивали, отдавая предпочтение сырому мясу и потрохам, которые добывали, охотясь на кур и мелких грызунов; испытывая жажду, облизывали губы, воду не пили, а лакали; плохо переносили дневной свет; так же как и животные, не узнавали себя в зеркале. Они убегали от людей и от огня, принимали угрожающие позы и рычали при появлении других опасностей; справляли естественные надобности так, как это делают животные. Относительно поведения — все, в принципе, естественно. Но особенно следовало бы выделить неспособность смеяться при наличии всей нормальной иннервации и всех мимических мышц. О формировании «социальной улыбки» у младенца имеется множество исследований, но сделаем еще только один вывод: вне социума человеческий индивид, по сути, перестает быть человеком улыбающимся и отвечающим на улыбку (можно ли представить наш мир без этого?). И одновременно в нем пробуждаются дремлющие в каждом из нас природные (животные) инстинкты, готовые реактивироваться всякий раз, как только исчезает культурное обрамление. Этому тезису также имеются некоторые подтверждения. Например, широко известная история девочки, которая вначале развивалась нормально, а затем в результате «решения» явно несохранных родителей с 3 до 8 лет жила в будке с собакой, и в результате (уже после обретения навыков прямохождения и речи) стала бегать на четырех конечностях, лаять, выть, есть и пить так, как это делала ее «приемная мать».

Исходя из этого тезиса (о легкости реактивации подавляемых культурой примитивных паттернов поведения), наметившаяся еще в начале XX в. тенденция «более толерантного» отношения к различным проявлениям неформального и отклоняющегося поведения требует серьезного переосмысления.

• [1] Никандров В. В. Психология. — М.: Проспект, 2007, с. 396—397; Петровский В. А. Психология неадаптивной активности. — М., 1992, с. 45.