Десятая. 
НАКАНУНЕ ПРИСОЕДИНЕНИЯ

Возобновление трактата при Георгии XII

В 1796 г. скончалась Екатерина, в 1797 г. убит Ага-Магомет-хан, в 1798 г., 11 января, не стало Ираклия. Как сложатся отношения между новыми государями?

Георгий XII вступил на престол Карталинии и Кахетии и привел к присяге население тотчас же после смерти Ираклия. Он стал царем Грузии по наследственному праву и для того, чтобы пользоваться поддержкой России, должен был, по трактату 1783 года, получить императорскую инвеституру¹.

Летом 1798 года обстоятельства принимали такой оборот и впечатления русского покровительства были таковы, что Георгий видел себя принужденным ответить на фирман нового шаха Фетали посылкой к нему своего тестя князя Цицианова; и готов был искать покровительства Турции; но оба посланца вернулись обратно — кн. Цицианов, потому что узнал о неудачах Баба-хана (это другое имя шаха), отправленного же в Турцию вернули из Ахалциха, потому что приехавший из Петербурга царевич Давид привез оттуда добрые вести^[1] .

Вслед за тем Георгий получил, в ответ на собственное письмо государю, Высочайшее поздравление со вступлением на престол, причем прибавлено было, что от него ожидается формальное ходатайство об утверждении, предусмотренное арт. 3-м трактата¹.

В ноябре того же года Георгий отправил в Петербург с соответствующим прошением кн. Авалова и возобновил полномочия кн. Гарсевана Чавчавадзе, в качестве министра при Имп. дворе. Помимо собственного утверждения Георгий добивался признания сына своего Давида наследником по себе^[2][3]. 18 апреля 1799 года Высочайшей грамотой утвержден Георгий на царстве, Давид же — наследником, со ссылкой на ст. 3 трактата^[4].

В ноябре 1799 г. доставлены в Тифлис инвеститурные знаки, и Георгий принес присягу на верность Императору. Итак, отношения Грузии и России в конце 1799 г. определяются всецело началами трактата 1783 года^[5].

Но обратим внимание на следующее: царь Грузинский просил об утверждении — и Император утвердил наследником по Георгии сына его Давида.

В трактате ничего не говорится о наследниках; напротив, ясно следует из него, что вопрос о замещении престола есть вопрос внутренней жизни Грузии, который решается независимо от сюзерена, словом, это вопрос грузинского престолонаследия, а не усмотрения Императора. И если теперь Георгий просит об утверждении наследником по нем Давида, то едва ли он считал такое утверждение необходимым юридическим условием для вступления на престол¹; ведь сам же он стал царем, не ожидая, не испрашивая императорского разрешения. Смысл просьбы его не этот — он желал обеспечить своему сыну, как Высочайше предназначенному на царство наследнику, политическую поддержку русской власти.

А о такой поддержке надо было заботиться, так как, на беду Грузии, позже, в самый решительный момент, не было одного мнения на тот счет, кто законный наследник Георгия: сын его, Давид, или брат, Юлон? Права последнего основывались на завещании царя Ираклия, сила и даже подлинность которого оспаривались.

Нам нет нужды входить здесь в рассмотрение вопросов грузинского престолонаследия. Нам нужно было отметить, что подтверждением прав Давида, как наследника, Император не создавал ему этих прав — этого он не мог, так как, по трактату, не имел на то власти, а брал лишь на себя перед царем обязанность оказать содействие сыну его, при будущем вступлении на престол.

Но император Павел, давая такое утверждение, очевидно, и не думал о том, насколько это вяжется с трактатом, на который сам же он ссылается.

Как бы то ни было, трактат теперь в полной силе, и в виду серьезных опасностей русскому влиянию в Закавказье со стороны Персии, а отчасти и Турции, правительство русское решается действовать энергичнее и, беря за отправную точку свою связь с Грузией, прочнее обосноваться по ту сторону хребта.

Одновременно с утвердительной грамотой царю Георгию, последовало наконец назначение министра в Грузию, — ему же поручены и персидские сношения.

Инструкция, данная этому чиновнику из Государственной коллегии иностранных дел, показывает, как ревниво относится теперь Россия к неоспоримости своего влияния в Грузии. «Легко случиться может, читаем там, что вдовствующая царица, имея сыновей — братьев владеющего царя… вступит в какие-либо сплетни, столь в тех краях свойственные, к предосуждению е. в. и видам нашим». Поэтому «надлежит вам бдительное смотрение иметь за поступками царицы… и людей ей приверженных…» Конечно, «по превратности тамошних владельцев и двоякости, часто их руководствующей», необходимо следить^[6]

и за поступками самого царя, «дабы никогда не могло им ничто учинено быть вопреки интересов Высочайшего двора»¹.

От такого надзора один шаг до вмешательства; пусть прибудут войска для защиты Грузии; неусыпный надзор и вооруженная сила обеспечат исполнение всякой воле. А страна, истерзанная веками несчастий, находившаяся с 1783 г. под гнетом постоянной опасности, не сможет и не пожелает говорить о себе так громко, чтобы остановить властное решение Империи.

Теперь события развиваются с силой урагана; эта связь царства и Империи, веками томительных, бесплодных сношений, дошла до десятилетий покровительства, приносившего несчастия, и, наконец, в несколько месяцев, маховое колесо истории довело дело до разрушительного конца, не пощадив хрупких, запоздавших желаний грузинского народа.

Но рушилось то, чему при данных условиях уже не было места на этой земле; зато суждено было постепенно водвориться порядку там, где самая мысль о нем давно утратилась. Грузия шла навстречу лучшему ли, худшему ли — но неизбежному будущему.

• [1] В апреле 1798 г. кн. Чавчавадзе формально известил Коллегию иностр. дел о вступлении на престол Георгия. Цагарели, т. II, № 132. Он прибавляет, что царь не прислалпока собственноручного извещения, так как обстоятельства не оставляли ему времени. Еще раньше о намерении Георгия прислать просьбу об утверждении на престол писалаимп. Павлу вдова Ираклия, царица Дария, См. письмо ее 10 марта 1798 г. (ib. № 130).
• [2] Ср. предыдущее примечание. «Формальное» ходатайство противополагается приведенному там письму Георгия от 30 июня. Ср. также письмо неизвестного из Петербургак царю Георгию, ib. № 137. Вообще, не остается сомнений, что Георгий энергично искалпокровительства имп. Павла, который наконец с большим вниманием отнесся к грузинским делам.
• [3] См. грамоту Георгия кн. Чавчавадзе 11 окт. 1798 г. у Цагарели. т. И, № 138. Одновременно царь пишет кн. Безбородко о положении вещей и замечает: «Уже второе столетие, как все наше упование — Российский В. Двор, и мы избегаем вступать в сделкус названными соседями (т. е. персиянами и турками), во-первых, из-за христианства, во-вторых, будучи связаны присягой пред В. престолом. Мы, находясь в таком положении, никогда не имели при В. Дворе заступника и ходатая. Блаженной памяти отец нашимел великое упование на кн. Потемкина; но он нас обманывал, думая только о возвеличении своего имени, а для других ничего не делал». Георгий надеется, что Безбородкобудет радеть, как следует, о грузинах (ib. № 141). Прошение Георгия в двух пунктах, об утверждении его на престол и о признании наследником Давида, ib. № 143. См. Приложение В.
• [4] Акты Кавк. археограф, комиссии, т. II, с. 1147. Копия с утвердительной Е. И. В. грамоты царю Грузинскому Георгию от 28 апр. 1799 г.
• [5] Из представления царя Георгия имп. Павлу, посланного одновременно с просьбойоб инвеституре в октябре 1798 г., ясно видно, что в начала Георгий отнюдь не думало чьем бы то ни было вмешательстве в дела управления; напротив, он категорическижелал, чтоб русские начальники ни с кем, кроме царя, не имели дела: чтоб он могсноситься непосредственно с Двором, через своего министра, минуя пограничноеначальство, во избежание волокиты (при этом он ссылается на случившееся в 1795 г.).Георгий прямо просил такого протектората, который бы навсегда избавил его от необходимости искать помощи и покровительства в другом месте и т. д. Цагарели, II,№ 144. Печальный опыт принес пользу, но несколько просветленное понимание этихлюдей позже не могло противостоять force majeure.
• [6] Целый ряд выражений в цитированных выше грузинских грамотах не оставляетсомнений на этот счет.