Тюрки и народы сибири: предыстория и выход на историческую арену. 
Авары, ранние болгары и угры в истории восточной европы

Тюркский каганат и миграции тюрков на запад

Тюркские народы попали на страницы всемирных хроник практически одновременно со славянами — во второй половине V—VI вв. и. э. Переселение гуннов из Центральной Азии в Центральную Европу привело в движение все народы Евразии. Кочевые племена — иранские и тюркоязычные — продолжали свой натиск на Китай, Иран и Византию и могли именоваться по традиции гуннами (так белъши гуннами именовались ираноязычные племена эфталитов, занявшие в V в. бассейн Аму-Дарьи и столкнувшиеся с сасанидским Ираном); объединение таких «гуннов"-савиров существовало в V—VII вв. в Северном Дагестане, «стране гуннов». Волнообразное движение кочевников на запад, напоминающее «цепную реакцию», описано византийским дипломатом Приском, возглавлявшим в 448 г. посольство к Аттиле. В 463 г. в Причерноморье вторглись племена огуров (урогов), сарагуров и оногуров, которых вытеснили савиры/Сабиры, тех же, в свою очередь, заставили двигаться на запад авары, которых теснили народы, живущие у океана — то есть на краю ойкумены. В Северном Причерноморье племена огуров и др., видимо, и создали объединение болгар — тюркоязычных «протоболгар» (см. ниже).

Главными источниками по ранней истории народов Евразии на Востоке стали китайские хроники: подобно античным авторам, описывавшим скифов и сарматов, китайские историки оставили описания быта и нравов «северных варваров» (см. подборку этих сведений: [Бичурин 1950—53; Малявкин 1989]).

По известиям китайских хроник восстанавливается процесс формирования тюркской суперэтнической или метаэтнической общности. В передвижения на востоке Евразии были вовлечены позднегуннские тюркоязычные племена, переселившиеся на территорию северо-западного Китая, но вытесненные оттуда в Турфанскую котловину на отроги Тянь-Шаня. Там они смешались с ираноязычными тохарами и, видимо, восприняли от них родовое имя ашина. Но здесь их подчинили себе племена жужан (жуань-жуаней) по одной из этногенетичеких гипотез, на западе известные как авары: исследователи спорят о том, насколько верно это отождествление, равно как и о том, на каком языке говорили жужане (авары), тюркском или монгольском (ср. [История Востока. Т. 2, 60; Кляшторный, Савинов 2005, 47—48, 56]). Жужане вели войны с Китаем и уйгурами, создали обширное государство в Центральной Азии, их правитель как глава разноплеменного объединения впервые принял титул каган (к нему восходит и позднейшая форма — хан), приравнивавшийся в раннесредневековом мире к императорскому, претендовал (как и правители гуннов) на равноправные отношения с Китаем, основанные на договорах «о мире и родстве». Подчиненных своей власти ашина жужане переселили в 460 г. на Алтай. Там ашина прославились как кузнецы и возглавили объединение местных племен тюрк, получившее в китайских источниках VI в. наименование туцзюе (тугю, тукю), в арабских и европейских — тюрки [Кляшторный, Савинов 2005, 79 и сл.; Кычанов 2010,114 и сл.]; эти племена, делившиеся в китайских источниках на восточных и западных тугю (западные включали 10 племен, в том числе тюргешей и др.), издревле контактировали с ираноязычными и — на севере — самодийскими соседями.

Первый Тюркский каганат и народы Евразии (по С. Г. Кляшторному). (История Востока. Т. 2. М., 1995. С. 62).

Согласно этногенетической легенде, донесенной китайскими источниками, племя Ашина — прародители тюрков — было истреблено врагами, уцелел лишь мальчик, которому отрубили руки и ноги.

(характерный автохтонный миф — лишенный конечностей был прикован к «своей» земле). Мальчика выкормила волчица, ставшая его женой и бежавшая после его гибели в горы Восточного Туркестана, где родила десять сыновей — предков тюрков-ашина [Бичурин 1950, т. 1, 220 и сл.]. Волк был символом-тотемом многих тюркских народов, вплоть до половцев-кипчаков, хан которых выл по-волчьи перед битвой — ему откликалась волчья стая (ПВЛ. 115).

Сам этноним тюрк, по одной из версий, может свидетельствовать о традиционных связях тюркских и монгольских народов: его возводят к монгольскому слову тюркюн — «родня замужней женщины»; вероятно, по правилам экзогамии монголы брали жен из тюркских племен. Это обстоятельство может объяснять и те сложности, с которыми исследователи различают тюркские и монгольские племенные объединения гуннской и аварской (жужанской) эпохи. Слово ашина может означать синий (голубой) цвет: цветовая символическая классификация характерна для монгольских, тюркских и др. народов Востока — разными цветами обозначали разные стороны света, племена (в том числе кёк тюрк — ‘синие тюрки') и государственные образования (вплоть до Синей и Белой — «Золотой» Орды в государстве Чингизидов [Кононов 1978]).

Тюрки-ашина смогли в VI в. подчинить себе часть другого объединения тюркоязычных племен — теле (огузов) — и восстали (552 г.) против жужан-аваров. Согласно китайским источникам, правитель тупо потребовал у кагана жужан руки его дочери, но тот заносчиво назвал его «простым кузнецом» («плавильщиком железа»), после чего и началась война [Бичурин 1950, т. 1, 228]. Презрительное отношение к покоренным и враждебным народам как к своим слугам и рабам характерно было для господствующих этносов раннесредневековых государств: первопредок самих жужан в китайских источниках именовался рабом [Кычанов 2010, 91], а татаро-монголы перед битвой на Калке (1223) отговаривали русских князей от союза с половцами-кипчаками, называя их своими «конюхами». Навыки в кузнечном ремесле (на Алтае, как и в Туве, обнаружено развитое железоделательное производство — плавильные печи, кузнечные мастерские) сыграли, видимо, не последнюю роль в исходе войны. Тупо сочетали гуннскую тактику конной войны с использованием железного доспеха — кольчуг и шлемов. Жужане были разбиты, большая их часть бежала в Северный Китай и Корею, прочие двинулись на запад, по пути гуннов, подчиняя и вовлекая в свое движение племена Евразийской степи. В 558 г. авары достигли дунайской границы Византии.

Правители ашина тем временем восприняли жужанский титул каган, подчинили себе монголоязычных киданей и тюркоязычных енисейских кыргызов (в Туве и Хакасско-Минусинской котловине), заставили выплачивать дань Китай и породнились с императорским домом. В китайских источниках тюрков сравнивали с гуннами, их правитель именовался гуннским титулом шанъюй, а тюркские аристократы Ашина получали при императорском дворе высокие должности. Тюркский каганат разгромил государство ираноязычных эфталитов («белых гуннов») в Средней Азии, стал угрожать сасанидскому Ирану, завязал дипломатические отношения с его врагом — Византией и стремится к контролю над международной торговой магистралью, связующей Китай и Восточное Средиземноморье, — Шелковым путем (см. [Хансен 2014]). Менадр Протектор, византийский автор второй половины VI в., описал обмен посольствами между императором Юстином и каганом Дизибулом (Истеми): сам император расспрашивал посла кагана — согдийца Маниаха о власти тюрков над эфталитами и аварами, а в 586 г. отправил стратига Зимарха в ставку кагана на «Золотую гору» (Алтай). Зимарх сопровождал кагана во время его похода на персов, а затем направился в обратный путь через степи к Атилю (Волге), где подвластный тюркам предводитель местных угорских (?) племен предупредил посольство о засаде, устроенной персами. С большими опасениями посольство двинулось к Алании на Северном Кавказе, где их встретил дружественный правитель; после этого Зимарх достиг берегов Понта (см. [Хенниг 1961, 83—92]). Власть тюрков простиралась, таким образом, до Северного Кавказа и Причерноморья (отношения тюрков с кавказскими аланами неясны). Глава Тюркского каганата именовался «каганом десяти племен» — деление, соответствующее этногенетическому мифу о десяти потомках волчицы, но в исторической реальности это была уже военно-административная система, где племенное объединение подчинялось традиционной для кочевых «империй» (начиная с гуннской эпохи) десятичной организации войска (десятки, сотни, тысячи, тумены-тьмы).

Огромное объединение — «кочевая евразийская империя» (см. Кляшторный 2003), простиравшаяся от Маньчжурии до Боспора Киммерийского, — было, естественно, непрочным и к концу VI в. распалось на Восточный каганат (в Центральной Азии) и Западный (в Средней Азии). Попытки государственных реформ в Восточном каганате с привлечением китайских и согдийских чиновников и увеличением налогового гнета привели к внутреннему кризису и вторжению китайских войск. В Западном каганате правитель пытался упрочить систему «десяти племен», или «десяти стрел», назначив в каждое племенное объединение члена своего рода — правителя с титулом шад, не связанного с местной племенной знатью: эта политика была характерна для раннесредневековых государств, стремящихся преодолеть племенной сепаратизм (в том числе для Руси). Западный каганат опирался также на земледельческое население и согдийские города в Семиречье, которых считал своими данниками — «татами».

В тюркских каганатах — прежде всего среди правящих верхов — формируется специфическое осознание «сверхплеменного» (суперэтнического) единства тюрков, которое поддерживалось контактами с иранцами и византийцами, именовавшими все народы каганата тюрками. Это осознание выразилось в тюркских орхонских рунических надписях — поминальных похвальных словах тюркским каганам, высеченных на каменных стелах. Тексты, высеченные в 732—35 гг. в честь правителей Восточнотюркского каганата, повествуют о первых каганах VI в.: «Когда вверху возникло Голубое Небо, а внизу — Бурая Земля, между ними обоими возник род людской. И воссели над людьми мои пращуры (предки составителя надписи Йоллыг-тегина. — В. П., Д. Р.) — Бумынкаган, Истеми-каган. Воссев на царство, они учредили Эль (Государство) и установили Тёрю (Закон) народа тюрков…» (перевод С. Г. Кляшторного в книге: [История татар, 219; ср. там же, 410]). В енисейских рунах государство кыргызов именуется «божественным элем». Возникновение государства совпадает здесь с космогоническим актом, а тюркские каганы оказываются правителями всего человеческого рода, опираясь на тюркский племенной союз и суперэтническую общность — «тюркский народ». Соответственно, целью тюркского государства было установление порядка во вселенной — продолжение космогонического акта: Каганы «привели в порядок и устроили народы четырех стран света… имеющих головы заставили склониться, а имеющих колени заставили согнуться». Помещение «своего» народа и государства в центр Вселенной — этнический (и государственный) эгоцентризм — было свойственно архаическим системам мировосприятия, в том числе и древним цивилизациям: ср. наименование Китая «Срединным царством» и т. п. Эти представления в немалой степени вдохновляли завоевателей, стремящихся покорить Вселенную и распространить свой «порядок». Существенно, однако, что «свой народ» в новой этногосударственной системе ценностей должен был подчиняться государственному порядку, но не племенным традициям; в тех же орхонских надписях о мятеже тюркского племенного объединения — токуз-огузов — говорится: «Народ токуз-огузов был мой собственный народ; так как Небо и Земля пришли в смятение, он стал нам врагом» (ср. [Базен 1986; Кляшторный, Савинов 2005, 85 и сл.; Кычанов 2010, 114 и сл.]). Отсюда характерное для тюркской этнонимии уничижительное наименование мятежных, «отколовшихся» племен (ср. ниже о болгарах, кипчаках и т. п.).

Немаловажным для становления тюркского самосознания, как и для самосознания славян и других народов, было столкновение с миром древней цивилизации. Когда в ставку кагана Бумына на Алтай прибыл китайский посол (545 г.), тюрки, по свидетельству китайского автора, поздравляли друг друга и говорили: «Теперь наше государство будет процветать. Ведь к нам приехал посол великого царства!» Вскоре, однако, тюркские каганы заставили Китай платить им дань и стали уничижительно именовать китайских правителей «сыночками» — вассалами [История татар, 222].

Внутренние распри, восстания подвластных тюркоязычных племен, прежде всего тех, что входили в объединение теле — огузов, уйгуров (токуз-огузов), карлуков, а также енисейских кыргызов и курыканов, — постоянные войны с Китаем, наконец, начавшееся в VIII в. арабское завоевание Средней Азии привели к распаду Тюркских «империй».

Усилившееся в Центральной Азии к середине VIII в. объединение уйгуров подчинило себе тюркоязычное население Тувы (чики), разбило союзных ему енисейских кыргызов и карлуков, на востоке в Монголии — монголоязычных татар. На смену Тюркскому пришел Уйгурский каганат, в 787 г. заключивший договор о вассалитете с Китаем (за кагана была выдана принцесса из правящего дома Тан [Кычанов 1997, 123]) и простиравший свою власть от Монголии (столица располагалась на р. Орхон) до Тувы. Чтобы продемонстрировать свою конфессиональную состоятельность перед распространяющимся в Китае буддизмом и наступающим с запада исламом, каган избрал гонимое мировыми религиями манихейство в качестве государственной религии. В Туве были построены согдийскими архитекторами крепости и замки из сырцового кирпича и глинобитные, туда был назначен наместник и правители отдельных районов (ышбары, тарханы). В систему укреплений входила также стена, призванная защитить каганат от натиска северных племен. И здесь укрепления не смогли спасти древнее государство от военной опасности: Уйгурский каганат пал под натиском енисейских кыргызов в 840 г. [Кызласов 1979].

Древности Уйгурского каганата (Степи Евразии. С. 140).

Енисейские кыргызы (киргизы) населяли Хакасско-Минусинскую котловину с гуннской эпохи и были упомянуты в китайских источниках под именем Хагас, Хягас (к нему возводится современное наименование Хакасия, хакасы). Считается, что тюркоязычные кыргызы смешались на Енисее с иноязычными соседями — предками кетов (известными по китайским источникам как динлин), сформировался и смешанный антропологический тип, сочетающий признаки европеоидной и монголоидной расы. Это объединение, возможно, существовало еще в гуннскую эпоху и оставило таштыкскую культуру. Сам широко распространенный этноним кыргыз, киргиз (от тюркского кыр — ‘поле' и гизмек — ‘кочевать') означает степных кочевников. Но кыргызы сумели создать на периферии степных «империй» достаточно прочное государственное образование как раз потому, что основой его экономики было не только традиционное скотоводство, но и ирригационное земледелие (сохранились следы оросительных систем); жили кыргызы не только в переносных юртах, но и на постоянных поселениях, в срубных домах, крытых берестой. Известны и остатки пограничных крепостей, а также деревянного городка, посреди которого на каменном стилобате было построено из сырца дворцовое здание; Л. Р. Кызласов интрепретировал его как манихейский храм-дворец: дуалистическая манихейская религия была распространена у тюркских народов (особенно у уйгуров) благодаря согдийскому культурному влиянию. Другое дворцовое сооружение из сырцового кирпича — прямоугольный замок с четырьмя башнями с восточной стороны — приписывается самому Кагану. Государственный аппарат включал чиновников шести разрядов (по китайскому образцу [Кычанов 2010, 144 и сл.]). Власть государства кыргызов простиралась в период расцвета от Байкала до Иртыша, Алтая и Саянских гор, правитель претендовал на титул кагана, знать накопила богатства, которые обнаруживают во время раскопок характерных каменных курганов, окруженных несколькими менгирами (стоячими камнями) — чаатасов, что значит по-хакасски ‘камень войны' (драгоценная посуда, украшения поясов и конской сбруи и т. п.). Вокруг чаатасов под курганами хоронили рядовых кыргызов. Караванные пути связывали землю кыргызов со Средней Азией, странами Арабского Халифата (изображения верблюдов сохранили петроглифы); изделия минусинских ювелиров обнаруживают и на Руси (Гнёздово, Новгород славились производством оружия). Подвиги кыргызских героев восхваляли рунические надписи (т. н. енисейские руны) на поминальных камнях — стелах. Несмотря на то, что уйгурам и киданям удалось вновь вытеснить кыргызов за Енисей, их государство просуществовало еще несколько столетий, до монголо-татарского завоевания.

Среди объединений тюркских (телеских) племен Восточной Сибири древними источниками упомянуты курыканы (гулиганъ китайских хроник), живущие на Ангаре. Им приписывается курумчинская культура VI—X вв. в Прибайкалье (А. П. Окладников). Вопреки описанию Гардизи, арабского автора второй половины XI в., где в соответствии.

Древности культуры чаатас (Степи Евразии. С. 136).

с распространенной архаичной традицией курыканы противопоставлены кыргызам как живущие в лесах и болотах дикари, не понимающие чужих языков, это объединение вело оседлый или полуоседлый образ жизни, основанный на комплексном хозяйстве — пашенном земледелии (главная культура — просо) и скотоводстве (мелкий и крупный рогатый скот, развитое коневодство, верблюд). Кроме постоянных поселений с землянками и полуземлянками для них характерны городища-убежища, где можно было укрыть от врагов людей и скот. Могилы курыканы устраивали в виде конических юрт, сложенных из каменных плит. Известно было им и енисейское руническое письмо. Курыканам приписываются знаменитые памятники древнего наскального искусства — Ленские писаницы. Миграции тюркоязычных объединений на север Восточной Сибири предшествовали сложению этноса якутов.

Миграции тюркоязычных племен степи затронули лесостепь и повлияли на этническую историю племен тайги I тыс. н. э. В процессе этнокультурного взаимодействия происходит частичная тюркизация угорского населения в Зауралье и междуречье Оби и Иртыша кетоязычного и особенно самодийского населения в Среднем и Верхнем Приобье. Видимо, под давлением тюрков самодийцы (самоеды) расселяются в VII—IX вв. на Севере, в тайге и тундре, и на Саяно-Алтайском нагорье [Могильников 1974; Матвеева 2016]: так, в этногенезе тувинцевтоджинцев и тофаларов — оленеводов Саян, наряду с самодийскими и кетоязычными группами, принимают участие тюрки туба. Вероятно, ранее — в начале н. э. — началось продвижение кетов на Енисей, вклинившихся в этнический ареал уралоязычных народов (ср. [Первобытная периферия, 147 и сл.]). Шире распространяются навыки производящего (скотоводческого) хозяйства у охотников и рыболовов южной части тайги. В Приобье складываются археологические культуры (потчевашская, кулайская и др.), которые увязываются археологами с самостоятельными обско-угорскими (ханты, манси) и самодийскими (селькупы, ненцы) этносами (ср. [Чиндина 1991; Очерки культурогенеза народов Западной Сибири]).

На Дальнем Востоке тюркское влияние было ощутимо в культуре тунгусо-маньчжурских племен. Китайские хроники VII в. сообщают о живущих в Забайкалье племенах оленеводов уванъ — его сближают с самоназванием тунгусов эвенки. Увань, видимо, входили наряду с родственными племенами мохэ и чжурчженей — предков маньчжуров — в объединение племен хи, сформировавшееся еще в хуннскую (гуннскую) эпоху [Туголукое 1980]. На основании данных исторической ономастики Г. М. Василевич предположила, что тюрки разделили пратунгусов во время своей миграции в Забайкалье. При этом передвижения самих тунгусских племен, видимо, способствовали дальнейшему расселению палеоазиатов на Крайнем Севере. Наиболее изученной остается эскимосская древнеберингоморская культура I тыс. н. э. [Арутюнов, Сергеев 1969]: эскимосы, как и другие палеоазиаты, относились к представителям хозяйственно-культурного типа морских зверобоев: они создали гарпуны с костяными поворотными наконечниками, специфические типы кожаных лодок-каяков и меховой одежды. Раскопками на Чукотке (поселение Эквен) открыты многочисленные предметы декоративно-прикладного искусства 1 тыс. до н. э. — 1 тыс. н. э.: резьба по кости — традиционное искусство эскимосов и палеоазитов. Миграции тунгусов привели к усвоению палеоазиатами новых культурных навыков; характерные черты материальной культуры, известные по данным этнографии, — свайные летние жилища, лодкидолбленки — роднят коряков, ительменов и тунгусоязычные народы Приамурья; оленеводство было заимствовано чукчами и коряками у северных тунгусских народов (эвенов) [Гурвич 1980, 218 и сл.]. Считается, что племена мохэ участвовали в этногенезе тунгусоязычных охотников и рыболовов Нижнего Приамурья — предков нанайцев, ульчей, орочей, возможно, удэгейцев (ср. Деревянко 1981), сохранивших мохэские родо-племенные названия. Сами мохэ были пашенными земледельцами и скотоводами, разводившими преимущественно свиней и лошадей; десятки их поселений и городища IV—VIII вв. исследованы в Приамурье. Мохэ создали государство Бохай в северо-восточном Китае и южном Приморье (698—926 гг.): в долине р. Раздольной сохранились руины городов, крепостей, буддистских храмов; население жило в полуземлянках, отапливаемых канами. Культура Бохай испытывала влияние Китая, тюрков и других соседей. В X в. Бохай было разгромлено монголоязычными киданями. С этого времени начинается проникновение монгольских племен в Прибайкалье [Крадин, Ивлев 2014].

На юге, в Средней Азии, тюрки сами подверглись влиянию новой раннесредневековой цивилизации. В государстве Караханидов, основанном карлуками, и под давлением державы Саманидов тюрки приняли ислам (IX—X вв.), оставив традиционный культ Неба, воплощением которого был бог Тенгри (почитавшийся еще в гуннскую эпоху), и распространившееся у тюрков Центральной Азии несторианство (учение одной из раннехристианских сект). Обращенные в ислам тюрки направляют оружие против соплеменников — язычников, кочующих на границах державы Караханидов. В это время (VIII—X вв.) в восточных степных регионах — на Алтае, в Прииртышье и Восточном Казахстане формируются объединения родственных племен кимаков и кипчаков, в Приаралье и Прикаспии — объединение гузов (западных огузов, узов, торков), на Енисее упрочивается государство кыргызов, далее на западе — в Поволжье, Северном Кавказе и в степях Причерноморья — объединения болгар (протоболгар) и Хазарский каганат.

Предки кимаков (в арабских источниках — йемеки) входили в состав населения Западно-Тюркского каганата и кочевали в Прииртышье. Легенда, приводимая арабским автором Гардизи, связывает их родословную с предводителем «татар»: его младший сын бежал с любовницей-рабыней на некую реку, куда к нему явились «родственники татар» — 7 человек, имена которых стали эпонимами разных тюркских племен; среди них были и имена собственно татар и кипчак; рабыня вышла к ним и сказала: «иртыш» — «остановись» — отсюда название реки, где сформировалось объединение кимаков и кипчаков (характерный мотив реки как этнической границы, ср. Дунай в славянской традиции). Тюркский этникон татары означал в восточной (арабской) историографической традиции XI в. уже широкое объединение тюркско-монгольских племен Центральной Азии. Согласно той же традиции (Худуд-ал-Алам), кипчаки — народ более «дикий», чем кимаки: кимаки назначали к ним царя. Формирование кимако-кипчакского союза связывают с продвижением на Иртыш тюркоязычных (теле-уйгурских) племен, входивших в состав Уйгурского каганата: они оставили т. н. сросткинскую культуру IX—XI вв. [Могильников 1981, 44 и сл.]. На востоке они соседствовали с енисейскими кыргызами. В X в. тюркоязычные племена, в первую очередь кипчаки, кочевавшие в степях Прииртышья и Северного Казахстана, продолжили движение на запад, где на границах Хазарского каганата уже враждовали гузы и печенеги, и в начале XI в. вышли в Поволжье.

Движение тюркских племен на Запад, в Закавказье и на Средний Восток на рубеже I и II тыс. н. э. во многом определяло политическую и этническую историю этих регионов. Гузы (западные огузы) были расселены Саманидами на Сырдарье как федераты, — чтобы защищать державу Саманидов от других тюрков [Бартольд 1963, 234 и сл.]. В союзе с кимаками и карлуками они вытеснили печенегов в Причерноморские степи и заняли их кочевья между Уралом и Волгой. Гузы продолжили миграцию в XI в. и сыграли значительную роль в этногенезе туркмен, азербайджанцев, турков и др. тюркоязычных народов. На западе евразийской степи племена гузов — узы (как называли их византийцы), торки русских летописей — вытеснили из Приаралья в Причерноморье печенегов, а затем сами были оттеснены кипчаками к границам Руси и стали федератами — союзниками Русского государства (летопись называет этих язычников-тюрков «своими погаными»). Господствующее положение в степях — вплоть до монголо-татарского нашествия XIII в. — заняли кипчаки (шары или сары восточных источников, куманы или команы западноевропейских, половцы русских летописей), кочевья которых к середине X в. простирались до Поволжья, в XI — до Дуная: сама евразийская степь стала именоваться Дешти-Кипчак, Половецкое поле; лишь на востоке, в степной зоне между Северным Китаем и Восточным Туркестаном появляется наименование «Татарская степь» — там в IX—XII вв. формируется новое объединение тюркско-монгольских племен, называемых традиционным тюркским этниконом татары.

Само имя кипчак означает, видимо, ‘неудачливый, злосчастный, пустой человек': по гипотезе С. Г. Кляшторного таким презрительным именем победители-уйгуры стали именовать одно из тюркских объединений — сиров, — некогда занимавших наряду с тюрками-ашина главенствующее положение в разгромленном уйгурами Тюркском каганате. Это парадоксальное для народа наименование вместе с тем характерно для исторической ономастики раннего Средневековья: ср. приводившиеся примеры противопоставления полян и древлян и даже чехов и ляхов в славянской этнонимии. Несмотря на презрительное наименование, потомки сиров кипчаки смогли возродиться после разгрома: их этноним в героическом эпосе тюркских (огузских) народов возводится уже к одному из соратников Огуз-кагана, эпического правителя и культурного героя тюрков, беку по имени Кывчак (прочие беки также получили имена, ставшие эпонимами огузских племен). Имя кипчак сохранилось в этнонимии многих современных тюркских народов (алтайцев, киргизов, казахов, узбеков) как родовое или племеное название — кипчаки приняли участие в их этногенезе, равно как и в этногенезе народов Северного Кавказа — ногайцев, кумыков, карачаевцев и др. Русское наименование кипчаков половцы связано с характерными для тюрков цветовыми этнический и географическими классификациями: цветовое обозначение «половый, светло-желтый», видимо, является переводом тюркского этнонима сары, шары — ‘желтый').

Вообще этнонимическая номенклатура тюркоязычных народов оказалась чрезвычайно устойчивой, как и родоплеменное деление, и сохраняла не только собственно тюркскую, но и общеалтайскую этнонимию: так, этноним китаи (монголоязычные киданъ) сохранился у тюркоязычных народов Средней Азии (узбеков, каракалпаков, туркмен, казахов); древний этникон теле, означающий колесный транспорт, повозку и народ, передвигающийся на телегах в тюркских и монгольских языках (ср. летописное предание о телегах, в которые обры запрягали дулебских жен), сохранился в этнонимии алтайцев (телеут, теленгит); у народов Южной Сибири сохранились и древние этниконы тюргеш, туба, уйгур и т. п., и, конечно, собственно тюрк.

Характерна также связь родоплеменного деления тюркских (и монгольских) племен с иерархизированной военно-административной организацией. В тюркском героическом эпосе об Огуз-кагане, вариант сюжета которого донесен средневековым историком монголов Рашидад-дином, шесть сыновей Огуза нашли на охоте золотой лук и стрелы (ср. Скифский рассказ Геродота): лук получили старшие, составившие главное, правое, крыло войска, стрелы — младшие (левое крыло); такое деление известно было и монголам, сохранилось у туркмен и киргизов. Этногония тюрков свидетельствует о существовании у них дуальной организации и непосредственно связана с космогонией: три старших сына Огуза родились от его брака с небесной девушкой и носили имена Солнце, Луна, Звезда; младшие дети родились от земной женщины и звались Небо, Гора, Море.

Уже говорилось, что древнейшие памятники тюркской письменности — орхонские рунические надписи также начинают повествование о власти каганов с мотива космогонии. Космогонический миф завершается переходом к «государственной» истории: такова характерная структура раннеисторических описаний (см. выше, в главе IV, о четырехугольной Скифии и т. п.); специфика исторического взгляда правителей «кочевой империи» — взгляда из безграничной евразийской степи — заключается в том, что государственный и космический порядок возможны тогда, когда весь обозримый мир оказывается подвластен кагану. Настоящий степной правитель должен править, «не сходя с коня». Социальная структура тюркского эля, судя по руническим надписям, напоминала трехчастные иерархии, свойственные многим, в том числе индоевропейским обществам: «каган — беги (аристократия) — народ». При этом эль включал многочисленные племена и роды, также различавшиеся по старшинству: государственная и родоплеменная структуры дополняли друг друга [История татар, 250 и сл.].

Погребальный обряд тюрков VI—X вв. (Степи Евразии. С. 121).

Помимо собственной рунической письменности, общетюркскую культуру характеризуют определенные достижения в области кочевого быта: с тюрками распространяется характерное переносное жилище кочевников — юрта, жесткое седло с подпругой и металлические стремена, а также новое оружие конного боя — палаш или сабля [Вайнштейн 1991]. Традиционным древним тюркским обрядом было трупосожжение: в могилу захоранивался пепел, рядом с погребением воина устанавливались камни-балбалы, по числу убитых им врагов (аллеи таких балбалов у тюркских правителей достигали 2—3 км, включали более 500 камней). Когда в первой четверти VII в. обряд изменился и тюрки перешли к трупоположению, их враги китайцы обратили на это особое внимание: «То, что они своих покойников, которых по обычаям следует сжигать, теперь хоронят и сооружают могилы, показывает, что они поступают вопреки предписаниям своих предков и оскорбляют духов» [История Сибири, 284]. Для китайцев, приверженцев культа предков, это было свидетельством упадка и даже причиной гибели Тюркского каганата. Для современных исследователей, в первую очередь для археологов, часто усматривающих за сменой обряда смену религиозных представлений или даже смену населения, важно, что в случае с тюрками ни того ни другого, видимо, не произошло. Полагают, впрочем, что обряд трупоположения распространился у алтайских тюрков-тугю под воздействием обычаев родственного центрально-азиатского объединения тюрков-теле (ср. [Степи Евразии, 31]). Со второй половины VI—VII вв. тюрки хоронили свою знать (мужчин и женщин) под курганами (само слово курган имеет тюркское происхождение) в сопровождении коня (иногда его чучела, когда мясо убитого животного приносилось в жертву богам, а голова и конечности покрывались шкурой). Тюрки сооружали также поминальные комплексы, не связанные прямо с погребением; поминальные комплексы каганов включали целые храмы (в Туве раскопан такой храм в виде восьмиугольной юрты), у рядовых воинов — каменные оградки; характерной чертой тюркской поминальной обрядности была установка балбалов и статуй — «каменных баб», — включавших и женские, и мужские изображения предков (ср. [Шер 1966]) с восточной стороны от культовых оградок. Памятники тюркской раннесредневековой культуры известны во всей евразийской степи, от Тувы до Подунавья; конечно, они различаются по стилю, вариантам обряда и т. п., как различались по культуре и разные объединения тюркских племен (см. [Кызласов 2010]).

Непрочности «кочевых империй» соответствовала непрочность этнических связей внутри создаваемых ими этнополитических объединений. Сам этникон тюрки, ставший продуктивной основой для наименований многих тюркоязычных племен и народов, не был общим самоназванием населения Тюркского каганата: обобщающим этниконом он стал в византийской и средневековой арабской литературе, когда политоним (название государства) был распространен и на зависимые от каганата и родственные тюркам племена степей Евразии.

Более прочными становились те государства, где возможным оказывался синтез кочевой и оседло-земледельческой экономики, опирающейся на сеть городов — административных и торгово-ремесленных центров. Для начальной истории России и славянства характерны различные формы такого экономического и этнокультурного синтеза в послегуннскую эпоху.

Каменные изваяния и поясные наборы тюрков VI—X вв. (Степи Евразии. С. 128).