Похищение руна. 
Мифы классической древности

(Аполлоний Родосский. Аргонавтика. Ill, 1—240).

Ээт созвал во дворец свой знатных колхидцев и всю ночь совещался с ними о том, как бы погубить аргонавтов. Пылал на них колхидский царь яростным гневом и был убежден, что Ясон совершил возложенный на него подвиг не без содействия дочерей его. Гера смутила мысли Медеи и исполнила ее непреодолимого страха. Трепетала царевна, как лань, заслышавшая в лесу лай охотничьих собак, и казалось ей, что отец знает ее вину и измышляет ей страшную, небывалую кару. Как безумная, бродила она по своему жилищу, рвала волосы и готова была принять смертоносный яд, но Гера изменила ее мысли и внушила ей намерение бежать с сыновьями Фрикса. Мысль эта снова подкрепила упавший дух Медеи; она отрезала с головы прядь волос и положила их на ложе — эту прядь оставляла она на память о себе матери. После того царевна поспешно вышла из своего покоя; движимые силой ее заклинаний сами собой растворялись перед ней ворота дворца. Выйдя из города, она босыми ногами стремительно шла по полю окольными путями и тропинками, которые хорошо разузнала во время своих ночных странствований за волшебными травами. Шла она к тому месту, где находился корабль чужеземцев. Селена, тихое светило ночи, увидала Медею, идущую ночью в стан аргонавтов, и тихо сказала сама себе: «Вот, не одна я мучаюсь любовью!^[1] Когда тебе бывало нужно искать волшебных трав во тьме ночной, ты часто заклинаниями своими низводила меня с небес и заставляла идти в Латмийскую пещеру, куда влекла меня любовь; теперь же и сама ты терзаешься любовью к Ясону! Ступай — как ни хитра ты, а много тебе придется перенести горя».

Так говорила Селена. Медея же поспешила к блиставшему у реки огню, который развели на всю ночь спутники Ясона в честь его победы. Подойдя к берегу, громко кликнула она Фронтиса, младшего сына сестры своей. Фронтис с братьями и Ясон тотчас узнали голос Медеи и трижды ответили ей на ее троекратный призыв. Герои стали грести к берегу, и прежде чем успели они причалить, Ясон, Фронтис и Аргос выпрыгнули на землю и подошли к вещей деве. Обняла Медея колена племянников и робко и тоскливо стала молить их: «Спасите меня от гнева отца моего; все открыто, и нет мне более никакого спасения. Я вам достану руно, я усыплю чарами охраняющего его дракона; но ты, Ясон, поклянись мне перед твоими соратниками, что ты сдержишь свое обещание и будешь охранять меня, осиротевшую, от всякого позора».

Ясон поднял царевну и обнял ее: «Олимпийским Зевсом и Герой, охранителями браков, клянусь я тебе, что женой введу тебя в дом свой — если только суждено нам возвратиться в отчизну». Произнося эту клятву, он вложил руку свою в ее руку. Медея велела плыть тотчас же к священной роще Арея — хотелось ей, чтобы герои в эту же ночь овладели руном. Когда корабль прибыл к назначенному месту, Медея и Ясон оставили его и по узкой тропинке пошли в лес, к тому дубу, на котором висело золотое руно, блиставшее, как облако, облитое золотистыми лучами утренней зари. Когда они приблизились к дереву, страшный дракон, свирепо поводя налитыми кровью глазами, вытянул свою длинную шею и зашипел, и шип тот раздавался далеко по берегам реки и по темной дубраве. Бестрепетно подошла к чудищу Медея и тихим голосом стала призывать на помощь бога сна, могущественнейшего из богов, и Гекату. Ясон не без страха следовал за вещей девой. Обессиленный ее заклинаниями, дракон лежал уже вытянувшись на земле, только голова его поднималась еще, вытягивалась вперед и грозила пришельцам. Медея брызнула ему в глаза несколько капель волшебной воды и произнесла сильное заклинание. Силой чар своих она усыпила дракона: он сомкнул очи, закрыл грозную пасть и, засыпая, опустил отяжелевшую голову на землю.

Медея, продолжая обрызгивать очи дракона волшебной водой, держала дракона в усыплении; Ясон же в это время снял с дуба золотое руно. После этого оба они покинули рощу и поспешили к кораблю. Руно, ниспадавшее с плеч героя до ног, бросало вокруг себя золотистый блеск и освещало им путь. С первыми лучами утренней зари пришли они к кораблю; аргонавты дивились немало на драгоценное руно, блиставшее и искрившееся, как молния Зевса. Толпой теснились они около Ясона; каждому хотелось осязать дивное руно; но Ясон прикрыл его своей одеждой. Посадил он деву на корму корабля и обратился к своим спутникам с такой речью: «Незачем нам более медлить здесь, тотчас же повернем корабль и поплывем к родным берегам. Сокровище, за которым мы прибыли в Колхиду, теперь в наших руках — благодаря помощи этой девы, которую я женой введу в дом мой. Боюсь я, чтобы Ээт не отправился со своим народом к устью реки и не воспретил бы нам отплытия отсюда, а потому пусть половина из вас тотчас же возьмется за весла, а другая пусть станет на стражу со щитами в руках, охраняя нас от оружия колхидцев». Быстро обрубил он мечом веревки, которыми корабль был привязан к прибрежным сваям, и гребцы, дружно взмахивая веслами, погнали корабль вниз по реке. И прав был Ясон: аргонавтам нужно было спешить. Ээт знал уже о любви дочери своей к Ясону, о бегстве ее и похищении золотого руна; еще ночью поднялся он со всем своим тьмачисленным народом в погоню за хищниками и за предательницей дочерью. Когда прибыли колхидцы к устью реки — корабль аргонавтов был уже далеко в море. Полный гнева и скорби, старый царь Колхиды поднял к небу руки и призывал в свидетели злодеяния Зевса и Гелиоса, потом объявил своим подданным, что если они не доставят ему в руки преступную деву, он всем им снесет головы с плеч. Тотчас же стали колхидцы готовить к отплытию в море корабли свои и в тот же день, предводительствуемые Апсиртом, отплыли они от берегов Колхиды в погоню за аргонавтами.

• [1] Селена любила юношу Эндимиона.