Ленин и интеллигенция
Если внимательно прочитать все, что написано Лениным о русской интеллигенции, за исключением, естественно, декабристов, Герцена и всех тех, кто идейно подготовил большевизм, то нельзя не почувствовать, что его отношение к духовной элите нации было презрительным, настороженным и скептическим. Это объяснялось очень просто: наша интеллигенция в своей массе отшатнулась от революции 1905 г. (вспомним… Читать ещё >
Ленин и интеллигенция (реферат, курсовая, диплом, контрольная)
Изложенному выше целиком противоречит теория и практика большевиков во главе с В. И. Лениным в отношении того интеллектуально-творческого слоя, который столетиями складывался в России до революционных событий 1917 г. Если схематично охарактеризовать роль интеллигенции в развитии общества с точки зрения ортодоксального марксизма, то она сводится к следующему: будучи не классом, а всего лишь некой «прослойкой», интеллигенция в целом, за исключением ее незначительной «передовой, революционной» части, всегда служила господствующему классу — сначала дворянско-помещичьему, потом буржуазному, чуть ли не продаваясь ему за материальные подачки. Когда правящий класс вступал в период своего заката, интеллигенция, носительница чисто корпоративных и индивидуалистических интересов, частью шла за ним до конца, частью переходила к новому «хозяину», выполняя в историческом процессе какую-то в общем вспомогательную и нравственно малоприглядную роль. «Никто не решится отрицать, — писал В. И. Ленин, — что интеллигенция как особый слой современного капиталистического общества характеризуется, в общем и целом, именно индивидуализмом и неспособностью к дисциплине и организованности… В этом, между прочим, состоит невыгодное отличие этого общественного слоя от пролетариата; в этом заключается одно из объяснений интеллигентской дряблости и неустойчивости…»[1].
Если внимательно прочитать все, что написано Лениным о русской интеллигенции, за исключением, естественно, декабристов, Герцена и всех тех, кто идейно подготовил большевизм, то нельзя не почувствовать, что его отношение к духовной элите нации было презрительным, настороженным и скептическим. Это объяснялось очень просто: наша интеллигенция в своей массе отшатнулась от революции 1905 г. (вспомним «Вехи»!) и, за исключением отдельных крупных писателей, таких, как Горький, Блок, Маяковский, и ученых в лице Вернадского, Павлова, Циолковского и некоторых других, не приняла Октябрьский переворот 1917 г. Впрочем, в свете открывшихся недавно документов даже эти представители растоптанной русской культуры после его победы в душе, а иногда и открыто, пребывали в глубокой духовной оппозиции к установившемуся порядку. Неудивительно, что на реплику Горького о том, что «интеллигенция — цвет и мозг нации», пролетарский вождь убежденно ответил, «интеллигенция — это не мозг нации, а говно…»[2]. Наиболее ярким, просто убийственным, свидетельством отношения Ленина к творческой интеллигенции стали его слова, обращенные к известному художнику Ю. П. Анненкову во время его работы над портретом «вождя». «Я, знаете, в искусстве не силен… — откровенничал Ленин, — искусство для меня, это… что-то вроде интеллектуальной слепой кишки, и когда его пропагандная роль, необходимая нам, будет сыграна, мы его — дзык! дзык! вырежем. За ненужностью… Вообще, к интеллигенции, как вы, наверное, знаете, я большой симпатии не питаю, и наш лозунг „ликвидировать безграмотность“ отнюдь не следует толковать как стремление к нарождению новой интеллигенции. „Ликвидировать безграмотность“ следует лишь для того, чтобы каждый крестьянин, каждый рабочий мог самостоятельно, без чужой помощи, читать наши декреты, приказы, воззвания. Цель вполне практическая. Только и всего»[3]. Не отсюда ли и антиинтеллигентская психология, десятилетиями насаждавшаяся после революции в рабоче-крестьянской среде?
Завладеть душой народа можно только в одном случае — лишив его той цементирующей силы, которая путем накопления и распространения культуры сплачивает его, прививает ему чувство собственного достоинства и национального самосознания. Такой силой является интеллигенция. Вот почему была пушена в ход марксистская легенда о ее «прислужничестве» господствующему классу, а сама она подвергалась целенаправленному и систематическому уничтожению и при жизни и после смерти Ленина. Но, как известно, идеи нетленны и «рукописи не горят». Убедиться в этом можно, задав себе лишь один вопрос: чья память больше объединяет души наших соотечественников — память революционных вождей и их идейных прислужников, разжигавших в России классовую и сословную ненависть, или память Пушкина, Гоголя, Достоевского, Толстого и других выдающихся представителей золотого века русской культуры, хотя и знавших о существовании классов, но не ставших слугами ни одного из них? Конечно, есть интеллигенция и «интеллигенция». Продажных и заблуждавшихся умов и талантов было немало в истории человечества, так же как это было и есть в нашей стране. Их имена, блиставшие при жизни в ложном свете преходящих и конъюнктурных ценностей, ныне справедливо забыты. Подлинный же интеллигент или деятель культуры потому и остается в памяти многих поколений, что служит тем, кто жил, живет и будет жить на этой земле. Одним из немногих людей подобного типа, редко появлявшихся, а вернее, умышленно уничтожавшихся в условиях «строительства социализма», стал, например, А. Д. Сахаров, навсегда вошедший в мировую культуру. Именно в этом смысле следует понимать и пугающий некоторых термин «элита», представители которой тем и отличаются от духовных выразителей классовых сословных и иных интересов, что вбирают в себя боли и радости всего человечества, вместо того чтобы его разобщать.
Когда мы переходим от теории к практике большевизма, следует признать, что именно разобщение, древний принцип «разделяй и властвуй», было положено в основу социокультурной политики как самим Лениным, так и верным продолжателем его «дела» Сталиным. Вместо того чтобы примирять и гармонизировать этнические, классовые, сословные и прочие противоречия в сфере культуры в духе философии всеединства, как это делал В. Соловьев, новые «вожди» и немногочисленные, перешедшие к ним на службу «левые» интеллектуалы типа наркома просвещения А. В. Луначарского сознательно или бессознательно разжигали их. Впрочем, существовавшая в то время политика манипулирования массами людей в интересах не всего общества, а определенных его групп всегда так или иначе входила в столкновение с культурой.
Если отвлечься от присущей большевикам демагогии, то одной из главных задач Октябрьского переворота 1917 г. в области экономики была уравниловка, а в социальной сфере — ликвидация всех классов и сословий, кроме пролетариата и, на словах, крестьянства. К нему у большевиков был особый счет: понимая его силу в такой стране, как Россия, они всегда помнили слова Маркса об изначальном «идиотизме крестьянской жизни». Вот почему, и мы уже говорили об этом, в дальнейшем систематически уничтожались вместе с их носителями, кроме крестьянской, и такие веками складывавшиеся оригинальные типы культуры, как религиозная, дворянская, буржуазная, купеческая, помещичья, молодежно-студенческая, не говоря уже о стремлении обезумевших от крови «интернационалистов» безжалостно подавлять малейшие проявления национального сознания многочисленных народов СССР под предлогом борьбы с «буржуазным национализмом». Вспомним бредовый проект насильственно насадить в стране единую «пролетарскую» культуру, отвергнутый даже Лениным и наиболее дальновидными большевиками. На всех уровнях системы образования вводилась жесткая идеологическая и эстетическая унификация, все, кто так или иначе не подчинялся ей — а это была прежде всего творческая интеллигенция, — физически истреблялись, отправлялись в ГУЛАГ или в ссылку. Даже в большевистской партии, вершившей в те годы судьбы огромной страны, проводились массовые «чистки», направленные прежде всего против интеллигенции. Так, только в 1925 г. из партии было исключено 100 тыс. профессоров, доцентов и образованных специалистов[4].
Вспомним, что первой и едва ли не самой показательной акцией по устранению с политической арены российской духовной элиты была предпринятая в 1922 г., по инициативе уже тяжело больного Лени на, высылка из страны более 200 выдающихся философов, ученых, писателей и общественных деятелей, среди которых Н. А. Бердяев, С. Н. Булгаков, С. Л. Франк, И. О. Лосский, Л. П. Карсавин, П. А. Сорокин. По некоторым данным, общее количество лиц преимущественно умственного труда, покинувших Россию в 1920—1925 гг., составило свыше 1 млн человек.
Особенно прискорбно то, что эти люди представляли собой цвет художественной и научной интеллигенции России. Их имена обогатили европейскую и американскую культуру, и лишь годы, а то и десятилетия спустя многие из них, овеянные мировой славой, вернулись к породившему их народу. Позволим себе упомянуть не всех, но наиболее известных: писатели и поэты — И. А. Бунин (1870—1953), А. И. Куприн (1870—1938), И. С. Шмелев (1873—1950), Д. С. Мережковский (1866—1941), З. Н. Гиппиус (1869—1945), М. И. Цветаева (1892—1941), К. Д. Бальмонт (1867—1942), И. В. Северянин (1887—1941), А. Т. Аверченко (1881 — 1925), В. В. Набоков (1899—1977); композиторы — С. В. Рахманинов (1873—1943), И. Ф. Стравинский (1882—1971), А. К. Глазунов (1865—1936); балерины — А. П. Павлова (1881 — 1931), Т. П. Карсавина (1885 — 1978), М. Ф. Кшесинская (&72—97[); хореографы — С. П. Дягилев (1872—1929), С. М. Лифарь (1905—1986); живописцы — К. А. Коровин (1861 — 1939), Ф. А. Малявин (1869—1940), Н. К. Рерих (1874—1947), Л. С. Бакст (1866—1924), А. Н. Бенуа (1870— 1960), К. А. Сомов (1869—1939), Н. С. Гончарова (1881 — 1962); певец — Ф. И. Шаляпин (1873 — 1938); актер — М. А. Чехов (1891 —1955); артисты эстрады — А. И. Вертинский (1889—1957), П. К. Лещенко (1898— 1954); скульпторы — С. Т. Коненков (1874—1971), Эрзья (1876—1959). Из этого далеко не полного списка видно, что только художественная культура России, издавна отличавшаяся большим богатством и разнообразием, могла подарить миру такое количество славных имен, многие из которых были удостоены престижных международных премий.
Что касается науки и техники, то, не затрудняя читателя излишним перечислением фамилий ученых-эмигрантов, хорошо известных специалистам в различных отраслях знания, упомянем лишь некоторых, во многом определивших научно-технический облик XX столетия. Об одном из создателей современной социологии с культурологической направленностью — П. А. Сорокине мы подробно уже говорили выше. Отцом мирового телевидения был также русский человек Владимир Кузьмич Зворыкин (1889—1982), а пионером массового самолетои вертолетостроения — Игорь Иванович Сикорский (1889—1972). Все они работали в США. Даже такое великое явление XX в., как кино в его мультипликационно-кукольном варианте, обязано своим появлением и развитием выдающемуся русскому режиссеру Владиславу Александровичу Старевичу (1892—1965), работавшему во Франции.
Приведенный выше выборочный список деятелей культуры и науки, нс признававших большевизма и его идейного вождя — В. И. Ленина, свидетельствует о том, что наша страна в годы «русской смуты» не только потеряла огромный духовный потенциал для своего дальнейшего национального развития (что сказывается и до сих пор), но и значительно обогатила мировую культуру. Впрочем, марксисты-ленинцы под лозунгом «кто не с нами, тот против нас», презирая отечественную культуру, стремились не только подавить и изгнать любую духовную оппозицию, но и нередко физически уничтожить ее.
Те же цели преследовали процессы над «буржуазными» техническими специалистами в 1920—1930;х гг. или гибель в 1937—1938 гг. поэтов так называемого есенинского круга — Н. А. Клюева, А. В. Орешина, С. А. Клычкова и др. — ярких представителей крестьянской культуры, не говоря уже о физическом уничтожении и преследованиях всех тех, кто не сумел скрыть своего дворянского происхождения. Велик хорошо известный мартиролог и отечественной литературы в целом: сотни писателей, которые сейчас вернулись из забвения, за несколько десятилетий господства «марксизма-ленинизма» или были расстреляны в застенках ЧК—ГПУ—НКВД, или погибли в ссылке и эмиграции, или были обречены на творческое молчание. Таким образом, был нанесен огромный ущерб прославленной на Западе великой русской культуре, богатство которой не в последнюю очередь опиралось на ее социальное многозвучие.
Уничтожение крестьянства как наиболее многочисленного сословия (класса) дореволюционной России, во многом определявшего ее неповторимое национальное лицо, было, например, так описано Клюевым, едва ли не самым типичным после Есенина представителем этого общественного слоя:
Наша русская правда загибла, Как Аленушка в чарой сказке…
Забодало железное быдло Коляду, душегрейку, салазки.
Уж не выйдет на перёные крыльца В куньей шубоньке Мелентьсвна Василиса, Утопил лиходей-убийца Сердце князево в чаре кумыса…
Из всех достаточно банальных и отнюдь не восторженных высказываний В. И. Ленина об интеллигенции и культуре, накопленной обществом до появления марксизма, есть два положения, тесно связанные между собой и возведенные после смерти «вождя» в идеологические аксиомы. Согласно первой, не существует единой общечеловеческой и национальной культуры, а она неизбежно распадается на культуру угнетателей и культуру угнетенных. Согласно второй, никакая культура, особенно ее важнейшие части — литература и искусство, не имеет права на существование, если не становится инструментом борьбы «за лучшее будущее» угнетенных. Первая «аксиома», на которой мы остановимся подробнее, до самого последнего времени была краеугольным камнем так называемой марксистско-ленинской культурологии и фигурировав там под претенциозным наименованием «ленинского учения о двух культурах». Что касается второй — о ней мы будем говорить в следующих главах, посвященных искусству, — то она легла в основу таких столь же надуманных, сколь и бесплодных концепций, как требование «партийности» художественного творчества, его обязательной «завербованности» в интересах определенного, якобы «передового» класса.
Справедливости ради следует признать, что, когда Ленин писал: «В каждой национальной культуре есть, хоть бы неразвитые, элементы демократической и социалистической культуры, ибо в каждой нации есть трудящаяся и эксплуатируемая масса… Но в каждой нации есть также культура буржуазии… в виде господствующей культуры»[5], он, видимо, и не подозревал, что это в общем-то верное, хотя и упрощенное утверждение превратится в целую доктрину, которая обернется неисчислимыми бедствиями для немалого числа его последователей из интеллигентов. Верно, однако, и то, что вышеприведенное высказывание «вождя мирового пролетариата» полностью отвечало идее классовой борьбы в области культуры, фанатичным приверженцем которой Ленин оставался на протяжении всей своей жизни.
Определяя гуманистическую, общечеловеческую сущность культуры, мы уже говорили о том, насколько пагубен по отношению к ней так называемый классовый подход. Речь, естественно, не идет об отрицании того очевидного факта, что общество разделено на классы или, по крайней мере, на определенные слои и «сословия», хотя при переходе к постиндустриальному человечеству различия между ними постепенно размываются и стираются. Задача культуры — не отрицать социальную дифференциацию общества, а тем более не усугублять ее, а всемерно способствовать сотрудничеству и единству всех людей. Думается, одним из тяжелейших первородных грехов догматизированного и извращенного марксизма-ленинизма наряду с принципиальным оправданием насилия (ср.: «насилие — повивальная бабка революции!») было воплощение его апологетами идеи о существовании и непримиримости «культуры эксплуатируемых» и «культуры эксплуататоров», в ее систематической дискредитации и разрушении. Поскольку интеллигенция всегда выступала в качестве основного субъекта цивилизационного процесса, ленинское «учение» о двух культурах приводило к противоестественному «расщеплению» этого субъекта на «красных» и «белых» и в конечном счете к национальному параличу.
Мы уже видели, как ярко и трагично протекал указанный процесс после 1917 г. в России, ставшей первым испытательным полигоном классовой политики в области культуры. Из этого же ряда последствий — китайская «культурная революция», полпотовский геноцид против интеллигенции, массовый исход интеллектуалов и мастеров искусств из бывшего СССР и стран Восточной Европы до «перестройки», общий упадок культуры и нравственности во всех зараженных марксизмом-ленинизмом странах. Не изжитое до сих пор деление культуры, и даже науки, на «буржуазную» и «социалистическую», служившее в течение десятилетий привычным стереотипом, нанесло огромный ущерб культурному единству человечества.
Если классовый подход подрывал национальные культуры как бы изнутри, то марксистско-ленинская догма так называемого пролетарского интернационализма не менее разрушительно проявила себя в международном масштабе. Ленин считал, например, что пролетариат не может любить свою страну и быть патриотом, пока строй, в котором он живет, не превращен в социалистический. Принижая, а порой и отрицая национальные ценности культуры во имя одноцветного и безликого единства «угнетенных», натравливая развивающиеся народы на своих более богатых соседей, «пролетарский интернационализм», воплощенный в «мировом коммунистическом движении», не только способствовал нагнетанию международной напряженности, но и вызывал повсюду ответную волну национализма и стремление больших и малых наций еще раз подчеркну свой духовный суверенитет и многовековую самобытность. Крайним проявлением этого стали нацизм и фашизм, а более далеким последствием — процессы национальной дезинтеграции в Советском Союзе. Всякое действие вызывает противодействие. Поэтому гигантский, чисто «культурный эксперимент — насильственно слить евразийские республики в единый и мифический «советский народ» — вызвало на землях бывшей Российской империи обостренное желание каждого, даже самого малого, этноса утвердить свою культурную неповторимость. Задача деятелей культуры, а шире — всей многонациональной интеллигенции России, с пониманием отнестись к этим объективным процессам, ставя во главу угла не привычные имперские или сепаратистские амбиции, а в соответствии с Уставом ООН всю полноту прав отдельно взятого человека.