Согласованные коллективные действия

Относительно действий толпы многое было сказано уже ранее при характеристике толпы и при коллективных наследственных органических рефлексах. Но там характеризовалась в отношении своих действий главным образом уличная толпа, как случайное сообщество лиц, связанное одним настроением. Отсюда естественно, что такая толпа будет всегда импульсивной и в одних случаях крайне жестокой, в других случаях, наоборот, благородной в зависимости от своих вожаков и повода, приведшего к собранию толпы.

В настоящее время мы хотели бы обратить внимание на другую сторону коллективных действий, когда они, благодаря согласованности действий многих индивидов, достигают нередко результатов, неосуществимых для отдельных лиц. В этом случае общий результат коллективных действий зависит от большей или меньшей согласованности действий и движений лиц, входящих в данный коллектив.

Примером таких согласованных коллективных действий могут служить оркестр, театр, общая коллективная работа в составлении резолюций, танцы, акробатические и гимнастические упражнения, войсковые движения, руководимые кем-либо действия толпы и т. п. Благодаря коллективной деятельности в современном цивилизованном обществе осуществляется созидательная работа, с помощью которой соответственно направленным коллективным трудом создались дивные творения зодчества, которая осуществляет на наших глазах чудеса современной техники в виде тех или иных сооружений общественного и частного характера и которая привлекает коллективный труд в шахты, на фабрики и заводы и на всякое вообще дело, непосильное одному человеку.

Давно известно, что всякий вообще труд находится в прямой зависимости от настроения. Это доказано точными цифрами при выполнении работы отдельными лицами.

Не менее бесспорна эта истина и по отношению к коллективному труду. Общее настроение и здесь влияет на интенсивность труда самым резким образом.

Есть основание думать, что и музыкальные звуки могут действовать на коллективный труд в смысле его повышения или понижения, как это известно по отношению к индивидуальному труду. На этом основано значение песни и музыки при выполнении некоторых форм коллективного труда.

Если мы будем говорить об успешности самого труда в зависимости от его побуждающих условий, то можно, например, задаваться вопросом о сравнительной продуктивности коллективного труда в интересах общего дела и такого же труда в собственных интересах. Опыт показывает, что вопрос должен быть решен в пользу последнего и потому именно, что удовлетворение собственных интересов сильнее возбуждает мимико-соматические (эмотивные) рефлексы и поднимает в большей мере энергию, нежели раздражение синтетическим комплексом общих интересов, если, впрочем, человек недостаточно проникнут социальностью. Работа в общих интересах часто ослабляет стремление сделать больше, чем сосед, и потому ослабляет индивидуальное усилие к работе. Равномерная оценка работы и равномерное распределение продуктов работы между всеми нередко устраняет соревнование, этот важный стимул к работе вообще. Нечего говорить, что установление общего контроля за распределением не только отвлекает массу лиц от производительного труда, но и, требуя особой опеки над личностью, подавляет ее, затормаживая в то же время ее энергию.

Вместе с этим нельзя не отметить, что усовершенствование производства встречает тормозы, вместе с установлением обязательности общественных условий труда в определенной форме. Устранение индивидуальных способов производства и добывания ослабляет личную инициативу и личную заинтересованность в совершенствовании труда. Ограничение потребности соответственно установленной для всех нормы приводит, с другой стороны, к подавлению импульсов к деятельности и изобретательности. Наконец, невозможность самому использовать продукты своего труда по личному усмотрению подавляет импульс к бережливости, экономии и накоплению продуктов труда в интересах будущего. Отсюда ясно, что, признавая особо важную в общественном смысле ценность труда на коллективных началах, необходимо иметь в виду, что в целях большей успешности в отношении быстроты и лучшего качества производства, как и большей экономии в трате продуктов, индивиды не должны быть лишаемы поощрительных мероприятий, в виде например, премий или других форм удовлетворения личных интересов.

Но действия коллектива выражаются не одним физическим трудом в истинном смысле этого слова.

Так, создание духовно-культурных учреждений также должно быть отнесено к коллективным действиям, преследующим определенную цель.

Не следует забывать, что устойчивость проявления энергии коллективом зависит и от условий ее выявления. Так, когда дело идет о борьбе, пассивная оборона всегда обессиливает, ибо она не развивает энергии, не дает упражнения и навыка, не закаляет борющиеся элементы в борьбе и, приводя к неожиданным ударам со стороны противника, заставляет испытывать на себе подавляющее влияние тревоги и постоянной опасности, приводя к бесплодному растрачиванию своей энергии в ожиданиях этой опасности. Совершенно иначе дело обстоит при так называемой активной обороне или при нападении, где не только закаляются борцы, но где в то же время развивается максимальная энергия вместе с каждым успехом, возбуждающим всегда стеническую реакцию.

Следует, однако, иметь в виду, что коллективные мероприятия не только активного характера могут иметь успех, но и меры пассивные в известных случаях могут оказаться не менее действительными, нежели какое-либо активное действие. Возьмем, например, забастовку как пример коллективного прекращения работы. Она часто более действительна в определенном смысле, нежели какие-либо другие активные действия.

Планомерность коллективной работы предполагает существование организованности в самом коллективе, которая осуществляется с помощью исполнительного бюро или власти, избранной коллективом.

Очевидно, что планомерность коллективной деятельности стоит в прямом соотношении с организованностью самого коллектива, а эта последняя стоит, в свою очередь, в прямом соотношении с тем, что представляет собой исполнительное бюро или власть и в какой мере эти органы в состоянии осуществить свои права и свои задачи.

Нечего говорить, что согласованность движений обусловливает не только продуктивность коллективных действий, но и придает им силу, какой не могут достигнуть отдельные личности. Отнимите эту согласованность, и вы получите бессистемные действия, которые не могут претендовать на преодоление больших препятствий.

Так, всякое войско основано на согласованности его движений и действий, к которой оно приучается всей своей предварительной школой дисциплинирования.

Можно сказать, что энергия коллектива прямо пропорциональна согласованности входящих в нее индивидов, устанавливаемой путем организации, и обратно пропорциональна их разъединенности.

С другой стороны, в коллективах, лишенных правильной организации, мы имеем дело чаще всего уже не с созидательной, а скорее с разрушительной силой, какую можно видеть, например, в разнузданных действиях толпы. И это главным образом потому, что здесь получает особое значение демагогический элемент вожаков.

Общественные стремления и общественные мероприятия, как и коллективный труд, находятся в прямом соотношении с настроением сообщества, а характер действий данного сообщества зависит от морального качества и высоты развития народных масс, его составляющих. Так, приподнятое настроение связано с оживлением общественной деятельности, иногда с экспансивностью ее проявлений и даже агрессивным характером; тогда как упадок настроения связан с его пассивностью, недостатком живости и ограничением размаха в действиях.

Также в литературе, этом зеркале общественных настроений, мы имеем яркое выражение этого правила. В одних случаях при упадке настроения поражает общественное нытье и бездействие, при других условиях преобладает широкий размах в стремлениях народных героев и самого общества.

В условиях русской действительности приподнятость настроения можно видеть в 60-е годы, тогда как упадок настроения связан с периодом реакции в 70-х и 80-х годах, когда общественное нытье и мировая скорбь, особенно среди молодежи, вошли даже в моду, вынуждая к борьбе против нее здоровые общественные силы.

Как настроение отдельных индивидов отражается на всей их деятельности, выражаясь ее подавлением и реакциями с отрицательным или оборонительным характером, так и настроение коллектива отражается на его деятельности. Разве, например, пониженное общественное настроение не отражается на искусстве и на его тонах, на литературе, наконец, на коллективной деятельности, на вялости внешней реакции, на отрицательном направлении внешней политики. Словом, сообразно настроению все приобретает соответствующий колорит.

Известно, с другой стороны, что победа, поднимая в войсках настроение, усиливает их боевую энергию; поражение, наоборот, ее парализует. Вот почему с однажды разбитыми войсками выступать в бой и побеждать много труднее, нежели с победоносными войсками.

Но ни в чем другом по-видимому не отражается лучше всего характер настроения народа, как в его творчестве и между прочим в мифологии и верованиях.

В периоды подавления народного духа религия и мистицизм всегда приобретали особое развитие в народных массах. Так было в дореволюционном периоде во Франции, как было и у нас, в России, когда даже первый открытый революционный шаг — 9 января — произошел под предводительством священника Талона с крестом в руках, причем впереди отряда несли хоругви и иконы.

Вполне естественно, что, когда подавляются все политические движения, в народе обнаруживается наличность мистицизма, что составляет благоприятную почву для религиозного возбуждения. Так, в течение XVII столетия во Франции это проявилось теософизмом Сведенберга, сенмадарскими явлениями и мистическим шарлатанством Калиостро.

В России это проявлялось сектантством, открытием целого ряда вещей с прославлениями новых святых, а в последнее время быстрым распространением оккультизма и «распутинством», которое питалось одновременно и религиозным мистицизмом и сексуальной неудовлетворенностью аристократов.

Революция не сразу сметает мистицизм, да и к тому же часть общества в революционный период, подавленная событиями, ищет для себя выхода в религиозных воззрениях. К тому же вместе с тем, как понижается рассудочная способность в периоды народных движений, впечатлительность толпы, наоборот, повышается, а это поддерживает склонность к мистицизму, проявляющуюся в повышенном стремлении ко всему сверхъестественному и чудесному.

Даже в самый разгар французской революции мистицизм народных масс не исчез, он только преобразился. Вот что мы читаем по этому поводу в книге Кабаниса и Насс: «Под влиянием народных празднеств, заменивших церковные церемонии, в массе стал особенно распространяться мистицизм. В памятные дни, когда всенародно прославлялись добродетель какого-нибудь героя или торжество какого-нибудь отвлеченного принципа, какая-то пророческая экзальтация преображала этих людей, стремящихся всеми силами души к новым идеалам. Только вновь нарождающиеся религии способны вызывать подобные возвышенные порывы.

Переходя к церемониям культа разума, а затем верховного существа, мы должны признать, что терроризованное общество было в это время одержимо настоящим религиозным, весьма близким к безумию, бредом, который все возрастал по мере успехов диктатуры Робеспьера"^[1].

В России во время революции мы встречаемся с громадными толпами молящихся в храмах и еще больше с толпами, наполняющими улицы во время религиозных процессов, и это одновременно с тем, когда некоторые из усердствующих революционеров с кафедры проповедывали самым грубым образом осуждение религии и публично доказывали отрицание божеств, подвергая сомнению народные верования.

• [1] Кабанис П., Насс Л. Революционный невроз. С. 328.