Несколько замечаний по проблеме именных предложений

Проблема именного предложения, которая обычно выдвигается спорадически, основательно и с универсалистским размахом вслед за А. Мейе^[1] была поставлена Э. Бенвенистом. По Э. Бенвенисту, именное предложение «настолько всеобще, что, если бы мы хотели определить статистически или географически границы его распространения, нам гораздо легче было бы перечислить флективные языки, в которых оно отсутствует (таковы современные западноевропейские языки), чем те, в которых оно встречается»^[2]. Нельзя, однако, не заметить, что эта констатация не столько способствует решению проблемы, сколько запутывает ее: она слишком глобальна и отрешена от исторически привязанной языковой действительности. Говоря обо всех языках независимо от их генетической и типологической принадлежности, Э. Бенвенист не учитывает, в частности, того обстоятельства, на каких стадиях находится каждый из упоминаемых им языков или их групп. А без этого едва ли правомерно формулировать универсалистские констатации. Именно в этом убеждает, например, история русского языка, в котором именное предложение предстает как поздний, вторичный продукт в длительном процессе эволюции его синтаксического строя.

Э. Бенвенист исходит из того, что «высказывание может быть либо именным, либо глагольным»^[3], что «оба эти типа высказывания сосуществовали, и мы принимаем их как сосуществующие и не пытаемся выводить их один из другого, ибо представлять так процесс генетического развития у нас нет никаких оснований»^[4]. Эти свои предварительные тезисы Э. Бенвенист иллюстрирует ссылками на показания разножанровых древнегреческих и древнеперсидских текстов, которые, как и следовало из его посылок, подтверждают высказанные им же a priori положения. Таким образом, круг замыкается.

Изначально сосуществуя с глагольным, именное предложение всегда отличалось, по Э. Бенвенисту, своими границами употребления: «1) оно всегда связано с прямой речью; 2) оно всегда выражает утверждения общего характера, представляющие собой сентенции»^[5]: «именная фраза имеет целью убедить высказыванием „общей истины“; она предполагает речь и диалог; она сообщает не факт, а некоторое вневременное и постоянное отношение, которое выступает как убедительный аргумент»^[6]. Развивая ту же линию рассуждений, Э. Бенвенист продолжает на основании данных языка Гомера: «Именное предложение и предложение с esti утверждают по-разному и принадлежат двум разновидностям речи. Первое — речи в собственном смысле, второе — повествованию. Одно утверждает нечто абсолютное; второе описывает ситуацию… Будучи способным утверждать абсолютные истины, именное предложение выступает как аргумент, доказательство, рекомендация»^[7].

В этих рассуждениях Э. Бенвениста мало собственно синтаксического. По Э. Бенвенисту, получается, что начальные границы обозначения синтаксическими средствами конкретного времени, соотнесенного с моментом речи, и времени обобщенного совпадают, что противоречит логике и процессам развития языковых значений в целом. Противоречивость суждений Э. Бенвениста состоит и в том, что он, с одной стороны, декларирует древность именного предложения, совпадающую с древностью глагольного предложения, а с другой, — считает именное предложение более приспособленным для выражения сентенций, пословичных обобщений, которые, как известно, складываются на определенной, причем поздней, стадии культурного развития. Следует вместе с тем заметить, что выражение так называемой «абсолютной истины» и выполнение функции аргумента, доказательства не есть исключительная прерогатива именного предложения. То же самое вполне реализуется и глагольным предложением, ср. конструкции типа: Волга впадает в Каспийское море; Солнце восходит на востоке; Земля вращается вокруг Солнца; Крапива жжется и под. Именно в пословицах, в народном жанре словесности, вмещающем в себе принятые в народе «абсолютные истины», призванные быть аргументами, подавляющее большинство предложений строится исключительно как глагольные. При этом в манере представления времени они следуют тем же законам, что и именные предложения.

Усматривая главную особенность именного предложения в реализации «абсолютных истин», не знающих временной локализации, Э. Бенвенист, в сущности, не разграничивает собственно синтаксические конструкции и выражаемые ими обобщенные суждения. Между тем обобщенные суждения, чуждые конкретизированности, выражаются не только именными предложениями. Другое дело, что предложение, не включающее в себя глагольной формы, «легче» и «быстрее» адаптируется для представления «общих истин», но это не дает оснований принципиально противопоставлять его всем остальным типам предложений, ибо в известных синтаксических условиях (или в результате их нейтрализации) содержание почти всякого типа предложения может обобщаться.

При всем том, что Э. Бенвенист высказывает ряд тонких замечаний о специфике именного предложения в противопоставлении глагольному, в целом генезис именного предложения в его толковании остается неясным, что вытекает, например, из следующих суждений: «Именное предложение следует сопоставить и противопоставить высказыванию глагольному, и тогда мы увидим, что это две различные формы высказывания. Как только в именное предложение вводят глагольную форму, оно утрачивает свою подлинную сущность…»^[8] (Курсив мой. — 3. Г.).

Одно из двух: либо именное предложение так же изначально, первично, как и глагольное, и в таком случае оно по логике вещей не должно быть проницаемым для глагола, либо же именное предложение — это то, что складывается в результате отстранения, удаления из предложения глагольного начала, но в той или иной степени остается открытым для него всегда. Это второе решение навязывается историей синтаксиса разных языков и в той или иной мере поддерживается почти всеми историками языка.

Замечу в заключение, что суждения Э. Бенвениста не имеют непосредственного отношения к собственно номинативным предложениям, составляющим предмет настоящего рассмотрения. Тем не менее обойти их было бы неверно, поскольку номинативное предложение — это тоже именное предложение.

• [1] Мейе А.

  Введение

  в сравнительное изучение индоевропейских языков. С. 360—366(Именное предложение определяется А. Мейе так: «Если сказуемое, представляющеесущественнейший элемент предложения, является именем, предложение называетсяименным; если же сказуемое есть глагол, кроме глагола „быть“, иначе связки, то предложение называется глагольным». С. 360).

• [2] Бенвенист Э. Именное предложение // Эмиль Бенвенист. Общая лингвистика.Русск. пер. М., 1974. С. 167—168. См. также: Вандриес Ж. Язяк. С. 116—133.
• [3] Бенвенист Э. Именное предложение // Эмиль Бенвенист. Общая лингвистика.Русск. пер. М., 1974. С. 167—168. См. также: Вандриес Ж. Язяк. С. 173.
• [4] Там же. С. 177.
• [5] Там же. С. 178.
• [6] Там же.
• [7] Там же. С. 181.
• [8] Бенвенист Э. Именное предложение // Эмиль Бенвенист. Общая лингвистика.Русск. пер. М., 1974. С. 167—168. См. также: Вандриес Ж. Язяк. С. 182.