Ригидность и проблема психопатий

Понятие ригидности как качества личности в очень многих и самых существенных пунктах смыкается с понятием психопатии. П. Б. Ганнушкин подчеркивал, что «психопаты обычно отличаются недостаточной способностью приспособления к среде…» (Ганнушкин, 19 646, с. 126). В этом же духе высказываются и многие современные нам авторы. О. В. Кербиков, хотя и считал «невозможность извлечь уроки из собственного жизненного опыта» несущественным клиническим признаком психопатической личности, все же, вслед за Ганнушкиным, указывает на необходимость руководствоваться при отграничении психопатий от психозов, с одной стороны, и от индивидуальных вариантов характера в пределах нормы — с другой, и таким критерием, как «выраженность патологических особенностей характера до такой степени, когда нарушается адаптация личности к среде» (Кербиков, 1971, с. 370—371). По мнению Роджерс (Rogers, 1951), одним из условий психической цельности и здоровья личности является гибкость в оценке самого себя, умение под напором опыта переоценивать ранее оформившуюся систему ценностей, что является условием безболезненного приспособления человека к непрерывно меняющимся условиям жизни. С Роджерсом солидарен Уайт, когда говорит, что «приспособление возможно, если человек способен действовать флексибильно в зависимости от обстоятельств» (White, 1948, р. 105). Подавляющее же большинство авторов, занимающихся проблемой психопатических личностей, отмечают, что одним из важных признаков последних является именно «невозможность приспособления, неспособность учиться на опыте жизни». Так, Хант пишет: «Диагностические ярлыки — психопатическая личность, конституционная психопатическая неполноценность — обозначают тех индивидуумов, которые на протяжении многих лет или всю жизнь манифестируют значительную трудность приспособления при отсутствии дефекта интеллекта, органического нарушения мозга или эпилепсии, а также поведенческих синдромов, характерных для неврозов и психозов» (Hunt, 1946, р. 923). А. Андерсен в сборнике «Психопатология сегодня», посвященном одному из видных исследователей психопатий Курту Шнейдеру, определяет психопатическую личность «как характеризующуюся в основном моральной незрелостью или инфантильностью со значительным дефектом рассуждений и неспособностью учиться на опыте жизни» (Anderson, 1962, р. 245). Как известно, и сам К. Шнейдер подобным же образом определял психопатические личности, говоря, что от их ненормальности страдают или они сами, или общество (1923).

Ригидность (по П. Б. Ганнушкину, 19 646) по-разному проявляется при различных формах психопатий. Узость и односторонность, как известно, характерны и для эпилептоидов, та или иная мысль надолго застревает в их сознании. Исключительной интеллектуальной ригидностью отличаются конституционально-глупые психопаты (по классификации П. Б. Ганнушкина). Эти люди справляются с жизнью лишь в определенных, узких, давно установленных рамках домашнего обихода и материального благополучия. Ганнушкин подчеркивает, что это люди шаблона, банальности, моды; они всегда консерваторы (Ганнушкин, 1964а). В отношении психастеников, в полном согласии с исходными положениями П. Жане, В. Я. Гиндикин, обследовавший большое количество психопатов этого круга, отмечает, что они «панически боятся нового, испытывают страх перед необходимостью переделки жизненного стереотипа, в связи с чем продолжают работать в прежних, хотя и не совсем подходящих для них, но зато привычных условиях» (Гиндикин, 1967, с. 171). Характерно, что подобное поведение отмечали Раппопорт и его коллеги у «ригидных личностей» (Rappoport а.о., 1945—1946). Широк диапазон проявлений фиксированных форм поведения у психопатов, которых Ганнушкин относит к шизоидной группе: у многих из них отмечаются привычные гримасы, судорожные стереотипные движения, иногда принимающие форму настоящих тиков, стереотипия речи. В своей деятельности шизоид зачастую исходит не из действительного положения вещей, а из своей схемы. «Несогласие с очевидностью редко смущает шизоида, — писал Ганнушкин, — он без всякого смущения называет белое черным, если этого будет требовать его схема; для него типична фраза Вейсмана, сказанная последним в ответ на указание несоответствия некоторых его теорий действительности: «Тем хуже для действительности» (Ганнушкин, 1964, с. 145). Несомненно, что как выводимое на основе экспериментов понятие «ригидность», так и довольно отвлеченное понятие «приспособление к среде» оказываются недостаточно дифференцированными. Хант, давая определение психопатии, справедливо подчеркнул необходимость точного определения терминов «интеллект» и «учиться на опыте жизни», поскольку вышеотмеченные признаки характерны не только для психопатических личностей, но и для олигофрении, многих случаев шизофрении и неврозов (Hunt, 1946, р. 928).

Заключая, надо подчеркнуть, что имеется чрезвычайно ограниченное число экспериментально-психологических исследований как психопатий вообще, так и проявлений со стороны этой категории лиц фиксированных форм поведения; полученные же данные часто противоречивы. Пинард, предъявляя 144 «трудным» школьникам и 116 пациентам из госпиталя Модзли четыре персеверативных теста, нашел криволинейную зависимость между психопатическими тенденциями и персеверацией: из 75% наиболее «трудных» одна часть оказалась с высокими показателями по персеверации, а другая — с очень низкими; свыше 75% «уравновешенных» проявили умеренную степень персеверативного поведения (Pinard, 1932). Результаты Пинарда были подтверждены только в отношении «высоких персевераторов» (Rogers, 1935). Вайсгербер же не установил ни высокой и ни значимой, а также криволинейной зависимости между показателями своего персеверативного опросника и показателями психопатического отклонения по Миннесотскому многопрофильному личностному опроснику. Автор полагает, что наиболее вероятной причиной противоречий данных его исследования и результатов Пинарда является то, что фиксированное поведение, выявляемое в его опроснике, не имеет ничего общего с феноменом, измеряемым перцептуально-двигательными тестами Пинарда (Weisgerber, 1954, р. 9). Положительную корреляцию между ригидностью, выявляемую с помощью экспериментальных методик («решение арифметических задач» и «скрытые слова»), и Корнельским индексом приспособляемости (психопатия: вопросы 86—101), соответственно +0,46 и +0,24, нашли А. Лачинз и И. Лачинз (Luchins and Luchins, 1959, р. 264—265).

Самым значительным и интересным экспериментальным исследованием психопатий является, на наш взгляд, работа И. Т. Бжалавы, представленная на симпозиум «Проблемы личности» в мае 1970 г., который рассматривал эту проблему с точки зрения установки — этой, по его выражению, «стабильной внутренней опоры поведения субъекта, которая обусловливает тип реагирования его организма» (Бжалава, с. 103). В этой работе на клиническом материале демонстрируется типологическое значение отдельных параметров фиксированной установки, характеризующих своеобразие личностей с измененным характером: психопаты истерического круга, эпилептоидные и шизоидные психопаты. Эксперименты показали, что фиксированная установка психопатов (прежде всего эпилептоидов и шизоидов) отличается теми свойствами, которые, согласно Бжалаве, приводят к «вторичным» феноменам — фиксированным формам поведения. Так, у эпилептоидов «превалирует исключительная грубость, инертность, константность и локальность установки», которую автор условно назвал косно-локальной (там же, с. 105). Он пишет, что импульсивная жизнь психопатов этого круга не упорядочена, так как дающая ей направление фиксированная установка характеризуется патологической инертностью. Человеку с такой установкой вообще, а эпилептоиду в частности, трудно приспособиться к внешней среде, т. е. отсутствует эластичность поведения; он теряется в критической ситуации и долго не в состоянии сделать шаг, соответствующий новым обстоятельствам. Как показали эксперименты, несмотря на 50—60 экспозиций равных объектов, установка, фиксированная на неравенство, остается в силе и эпилептоид воспринимает равные объекты неравными, т. е. иллюзорно. «Словом, — заключает Бжалава, — персеверация, навязчивость, прилипчивость, или, как отмечает Минковский, вязкость чувств занимает столь центральное место в симптоматологии эпилептоидов, что она равно находит свое выражение как в интеллектуальной, так и в эмоциональной и волевой сферах. На основе наших данных, они — явления вторичные, производные, возникающие на почве инертности установки» (там же, с. 107—108).

Тот комплекс фиксированной установки, который выявился в экспериментах с шизоидными психопатами, Бжалава обозначает как инертно-иррадиированный. Именно последнее обстоятельство имеет своим следствием то, что в случае шизоидной психопатии «с особой отчетливостью вырисовывается… ригидность фиксированной установки…» (Бжалава, 1970, с. 111). В опытах по фиксации установки на неравенство, как сообщает И. Т. Бжалава, равные объекты больше пятидесяти раз воспринимаются неравными; после фиксации установки чтения по латыни больной воспринимает и читает состоящие из специфических букв слова русского языка как латинские. Автор делает вывод, что «в этих опытах мы наверняка имеем дело с явлением, аналогичным персеверации, навязчивости, т. е. ригидности, обусловленной действием фиксированной установки, которая груба, локальна и инертна».

Не менее интересны и работы этого плана другого грузинского психолога — В. Г. Норакидзе (1969). Он сообщает о клинически-экспериментальном методе изучения вопроса об изменении характера у конфликтных детей до 12—16 лет. Соответственно педагогической характеристике у таких детей проявляются следующие формы детских конфликтов: недостаточная способность регуляции поведения, вследствие чего ребенку не удается включиться в процесс урока, грубость, упрямство, негативизм, капризы, излишняя апатия, ложь, цинизм, агрессивное отношение к педагогам, родителям и ровесникам, насилие над слабыми детьми, безответственность, частые аффекты и другое. Норакидзе пишет, что, поскольку у таких конфликтных детей нормальное отношение между средой и субъектом отсутствует, причину этого надо искать в установке субъекта, в особенностях последней (Норакидзе, 1969, с. 357). В результате специального изучения установки таких детей подтвердилось, что они становятся рабами зафиксированной установки, им трудно выработать другую установку, соответствующую новым условиям. Здесь же автор указывает, что высвободиться от фактора фиксации для ребенка невозможно даже тогда, когда он знает, что его поведение несовместимо с ситуацией; будучи зафиксированной, установка целиком охватывает личность; отсюда неучет ситуации и неуспех при попытке высвободиться из-под импульса установки.

В. Г. Норакидзе считает, что в случае конфликта мы имеем дело не с фатальной, биологической обусловленностью, а с изменением установки, сформированной в процессе развития под влиянием критического опыта, и что соответствующее воспитательное и педагогическое воздействие может модифицировать установку в нормальном направлении, благодаря чему исчезают острые конфликты как в субъекте, так и между субъектом и средой (там же, с. 358—359).

По нашим наблюдениям, психопаты проявляют ригидность в различных пробах, например в «решении арифметических задач» и «описании сюжетных картинок», где они выдвигают определенную гипотезу и игнорируют все другие возможности, а также при выполнении задания на «унификацию изображений объектов с переключением». Аналогично ригидность выявляется и в тесте Роршаха — стереотипная реакция на предъявления, и в ассоциативных экспериментах.

Положительная связь была нами также обнаружена при коррелировании показателей ригидности («решение арифметических задач», «прохождение словесных лабиринтов» и «унификация изображений объектов с переключением») и шкалой вопросов (всего 20), характеризующих наличие повышенной нервозности и психопатических черт характера, из анамнестического опросника «жизненных показателей» некоторых характерологических и типологических черт (составители В. Л. Марищук, В. И. Савищев и Г. И. Хилова), соответственно: 0,33; 0,23 и 0,37 (испытуемыми были студенты). Результаты проведенного нами исследования проблемы ригидности и психопатии (Залевский, 1993) говорят скорее в пользу мнения А. Е. Личко об их «интимной связи».