Концепт «речевой этикет» в русской языковой картине мира

Министерство образования и науки РФ ФГАОУ ВПО Северо-Восточный федеральный университет им. М. К. Амосова Филологический факультет Курсовая работа на тему Концепт «речевой этикет» в русской языковой картине мира Якутск 2013

ОГЛАВЛЕНИЕ ВВЕДЕНИЕ ГЛАВА 1. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА КАК ОТРАЖЕНИЕ МЕНТАЛЬНОСТИ РУССКОГО НАРОДА

1.1 Язык как отражение определенного устройства мира

1.2 Ключевые концепты русской языковой картины мира

1.3 Концепт в индивидуально-авторской картине мира ГЛАВА 2. КОНЦЕПТ «РЕЧЕВОЙ ЭТИКЕТ» В РУССКОЙ ЯЗЫКОВОЙ КАРТИНЕ МИРА

2.1 Понятие речевого этикета в русском современном языкознании

2.2 Концепт «речевой этикет» в русской литературе

2.3 Концепт «речевой этикет» и его отражение в произведениях Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» и С. Д. Довлатова «Чемодан»

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ ВВЕДЕНИЕ Данная работа посвящена раскрытию концепта «речевой этикет» в русской языковой картине мира. Речевой этикет — это принятая в данной культуре совокупность требований к форме, содержанию, порядку, характеру и ситуативной уместности высказываний. Речевой этикет как отражение русской ментальности претерпевал различные изменения в связи с общественной, политической жизнью страны. Речевой этикет наиболее ярко нашел свое отражение именно в литературе.

Актуальность исследования определяется необходимостью комплексного описания содержания речевого этикета как основного показателя общественной, социальной, культурной жизни народа.

Объектом нашего исследования является понятие речевой этикет в современном русском языкознании.

Предметом выступают единицы речевых формул русского речевого этикета.

Целью настоящей работы является раскрытие концепта «речевой этикет» в русской языковой картине мира.

Для достижения данной цели необходимо решение следующих задач:

· Рассмотреть понятие языковой картины мира как отражение ментальности русского народа;

· Изучить концепт в индивидуально-авторской картине мира;

· Изучить понятие речевого этикета в русском современном языкознании и русской литературе;

· Изучить концепт «речевой этикет» на материале произведений Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» и С. Д. Довлатова «Чемодан»;

· Создать классификацию единиц речевых формул речевого этикета, употребленных в тексте данных художественных произведений.

Практическая значимость нашего исследования заключается в том, чтобы раскрыть и дать описание часто используемых речевых формул в тексте художественных произведений русской литературы.

Методы: сплошной выборки, контекстуальный, описательный.

Методологической базой настоящего исследования послужили научные положения, сформулированные исследователями Формановской Н. И., Балакаем А. Г., Потебней А. А., Бердяевым Н. А., Падучевой Е. В., Постоваловой В.И.

Научная новизна исследования заключается в попытке создания классификации речевых формул русского речевого этикета на материале художественных произведений.

Данная работа состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованной литературы.

Во введении обусловлена актуальность нашей работы, определены объект и предмет исследования, приведена цель и необходимые для ее достижения задачи, формулирована ее научная новизна, методы исследования, определена ее практическая значимость.

В первой главе раскрываются основные понятия языка как отражение определенного устройства мира, ключевых концептов русской языковой картины мира, концепта в индивидуально-авторской картине мира.

Вторая глава посвящена попытке создания классификации речевых формул русского речевого этикета на материале художественных произведений русской литературы.

Список литературы

включает 22 наименования.

ГЛАВА 1. ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА КАК ОТРАЖЕНИЕ МЕНТАЛЬНОСТИ РУССКОГО НАРОДА

1.1 Язык как отражение определенного устройства мира Системное описание русской языковой картины мира имеет важное значение и находится в центре внимания исследователей. Языковая картина нации складывается из языковых картин отдельных ее представителей и прежде всего — мастеров слова, остро чувствующих пульс эпохи. Картина мира является одним из центральных понятий многих наук на современном этапе развития человечества.

Термин «картина мира» впервые был использован в XIX веке в трудах выдающихся физиков Г. Герца, М. Планка, А. Эйнштейна. А. Эйнштейн писал: «Человек стремится каким-то адекватным образом создать себе простую и ясную картину мира для того, чтобы оторваться от мира ощущений, чтобы в известной степени попытаться заменить этот мир созданной таким образом картиной. Этим занимаются художник, поэт, философ, естествоиспытатель, и каждый по-своему. На эту картину и ее оформление человек переносит центр тяжести своей духовной жизни, чтобы в ней обрести покой и уверенность, которые он не может найти в слишком тесном головокружительном круговороте собственной жизни» [Постовалова 1998: 13].

Обращаясь к феномену картины мира, многие исследователи отмечают исключительную сложность процесса, связанного с постижением мира. Так, А. Я. Гуревич отмечает, что при этом «в центре внимания будет стоять, собственно, не идеология средневековья, не сознательное мировоззрение людей, обусловленное их социальным статусом, а те представления о мире, которые не всегда ими ясно осознавались, а поэтому и далеко не полностью идеологизировались. Когда мы говорим о переживании таких категорий, как время, пространство, право и т. п., то предполагаем относительно непосредственное к ним отношение, <�…> мы стремимся вскрыть интересующие нас культурные элементы не столько на уровне идеологическом, сколько на уровне социально-психологическом, в сфере мироощущения, а не миропонимания, хотя осознаем, в какой мере обе эти сферы взаимосвязаны бесчисленными переходами и переливами» [Гуревич 1984: 23].

Таким образом, картина мира является по своей природе дуалистичной. Она существует, с одной стороны, как неопредмеченный элемент сознания и жизненной деятельности человека, а с другой — в виде «следов», появившихся в результате неё.

В понятии «картина мира» ученые предлагают выделять три взаимосвязанных, но не тождественных явления:

1) реалию, именуемую термином «картина мира» ;

2) понятие «картина мира», воплощающее теоретическое осмысление этой реалии;

3) термин «картина мира», используемый в лингвистике и культурологии.

Эти особенности учтены в определении, предложенном В. Н. Топоровым: «В самом общем виде модель мира определяется как сокращенное и упрощенное отображение всей суммы представлений о мире внутри данной традиции, взятых в их системном и операционном аспектах. Модель мира не относится к числу понятий эмпирического уровня (носители данной традиции могут не осознавать модель мира во всей ее полноте). Системность и операционный характер модели мира дают возможность на синхронном уровне решить проблему тождества (различие инвариантных и вариантных отношений), а на диахроническом уровне установить зависимость между элементами системы и их потенциями исторического развития…» [Топоров 1993: 161].

Исследования языковой картины мира тесно связаны с проблемой «язык и мышление». Еще в трудах В. Фон Гумбольдта отмечалось, что язык является посредником между реальностью и внутренним миром человека: «Отразившись в человеке, мир становится языком, который, став между обоими, связывает мир с человеком и позволяет человеку плодотворно воздействовать на мир» [Гумбольдт 1984: 198].

Изучение языковой картины мира тесно связано также с проблемой «язык и культура». Появление самого понятия «языковая картина мира», по мнению О. А. Корнилова, обусловлено действием двух факторов, или императивов: культурологического и лингвистического.

Другим фактором, отграничивающим использование результатов сопоставительного метода в лингвокультурологии является то, что «для носителя языка не существует проблемы „изолированного“ слова» [Залевская 2000: 26], а именно: изолированное слово не является объектом сопоставительного исследования. Каждое слово, существующее в системе языка, образует «внутренний контекст разнообразных знаний и отношений, устоявшихся в соответствующей культуре в качестве оснований для взаимопонимания в ходе общения и взаимодействия» [Залевская 2000: 24].

В основе мировидения и миропонимания каждого народа лежит своя система предметных значений, социальных стереотипов, когнитивных схем, поэтому сознание человека всегда этнически обусловлено. Оно есть «этническое (этносическое) отношение к миру, система этнических смыслов и отношений их и значений» [Сорокин 2001: 33]. Национальная языковая картина мира находит выражение, в первую очередь, в менталитете нации, отражающем опорные концепты, понятия, образы, символы, присущие данной нации. Национальные приоритеты и идеалы, отчасти подвергаясь изменениям под воздействием исторических обстоятельств, все-таки сохраняют свою традиционную форму и значимость в языке. В национальной языковой картине мира содержатся компоненты, которые являются лингвокультуроведчески ценными единицами. По этой причине языковая картина мира оказалась необходимой при интерпретации и структурировании семантических полей в текстах, установлении и систематизации отношений между ними, используется она также в лексикографии, в частности при составлении идеографических словарей.

Будучи универсальным средством выражения мысли, язык воплощает в себе в то же время национальное своеобразие. Эту мысль в российской лингвистике высказал и обосновал А. А. Потебня. «Слово выражает не все содержание понятия, а один из его признаков, — писал он, — именно тот, который представляется народному воззрению важнейшим» [Потебня 1993: 285]. В национальной языковой картине мира нашли отражение национальный характер и национальный менталитет. Национальный характер — это своеобразный национальный колорит чувств и эмоций, образа мыслей и действий, устойчивые привычки и традиции, формирующиеся под воздействием условий материальной жизни, особенностей исторического развития нации и проявляющиеся в специфике национальной культуры. Однако любой национальный характер — это в то же время набор универсальных общечеловеческих черт. Национальный менталитет характеризует глубину коллективного сознания, представляя особенности мышления, в то время как национальный характер включает в свою характеристику прежде всего эмоционально-волевую и поведенческую сферу.

В статье «Русская языковая картина мира» А. Шмелев утверждает, что носителям русского языка кажется очевидным, что в психической жизни человека можно выделить интеллектуальную и эмоциональную сферу, причем интеллектуальная жизнь связана с головой, а эмоциональная — с сердцем. Мы говорим, что у кого-то светлая голова или доброе сердце; думаем и запоминаем головой (поэтому, задумавшись, мы подчас «чешем в затылке», а внезапно вспомнив что-то, мы можем стукнуть себя по лбу), а чувствуем сердцем и, переволновавшись, хватаемся именно за сердце. Мы понимаем, что иногда бывает так, что «ум с сердцем не в ладу». Нам кажется, что иначе и быть не может, и мы с удивлением узнаем, что такая картина мира вовсе не универсальна.

Истинность неявных компонентов смысла, формирующих языковую концептуализацию мира, носители языка обычно воспринимают как нечто само собою разумеющееся, пока кто-то не поставит ее под сомнение. Таким образом, в соответствии с предложенным пониманием «языковая концептуализация мира» некоторого языка — это система представлений, входящих в значение языковых единиц данного языка. Сравним следующие представления, характерные для русской языковой концептуализации мира:

· «в жизни всегда может случиться нечто непредвиденное» (если что, в случае чего, вдруг), но при этом «всего все равно не предусмотришь» (авось);

· «чтобы сделать что-то, бывает необходимо предварительно мобилизовать внутренние ресурсы, а это не всегда легко» (неохота собираться/собраться, выбраться), но зато «человек, которому удалось мобилизовать внутренние ресурсы, может сделать очень многое» (заодно);

· «человеку нужно много места, чтобы чувствовать себя спокойно и хорошо» (простор, даль, ширь, приволье, раздолье), но «необжитое пространство может приводить к душевному дискомфорту» (неприкаянный, маяться). [Шмелев А.]

Таким образом, язык отражает действительность и создает картину мира, уникальную для речевого коллектива, пользующегося данным языком как средством общения. Будучи универсальным средством выражения мысли, язык воплощает в себе в то же время национальное своеобразие, менталитет, характер целого народа.

1.2 Ключевые концепты русской языковой картины мира В настоящее время термин концепт можно считать общепринятым, однако содержание этого термина понимается исследователями по-разному. Так как концепт — категория мыслительная, ненаблюдаемая, появляется большой простор для ее широкого толкования.

Современные представления о концепте обобщены в трудах исследователей З. Д. Поповой и И. А. Стернина; анализ концепта как основной единицы ментальности в разных аспектах исследования (логико-философском, психобиологическом, этносоциальном/этнокультурном, лингвистическом) дан в статье петербургского ученого В. В. Колесова, З. Д. Попова и И. А. Стернина, отражающие концепцию воронежской теоретико-лингвистической научной школы. Под концептом понимают глобальную мыслительную единицу, представляющую собой квант структурированного знания, некую идеальную сущность, формирующуюся в сознании человека.

" Концепт, — отмечают лингвисты, — рождается как образ, но, появившись в сознании человека, этот образ способен продвигаться по ступеням абстракции. С увеличением уровня последней концепт постепенно превращается из чувственного образа в собственно мыслительный" [Попова 1999: 4].

По мнению Ю. С. Степанова, концепт представляет собой смысл слова, основную ячейку культуры в ментальном мире человека. Ученый считает, что структура концепта обязательно складывается из трех основных компонентов:

1) «буквального смысла», или «внутренней формы» ;

2) «пассивного», «исторического» слоя;

3) новейшего, актуального и активного слоя [Степанов 1995: 5].

Поскольку концепт обладает сложной, многомерной структурой, «включающей помимо понятийной основы социо-психо-культурную часть, которая не столько мыслится носителем языка, сколько переживается им (она включает ассоциации, эмоции, оценки, национальные разы и коннотации, присущие данной культуре), то дать всеобъемлющее, непротиворечивое толкование этого термина, вероятно, не представляется возможным.

Концептами становятся далеко не все имена-обозначения явлений действительности, а только те, которые для данной культуры представляют наибольшую ценность, имеют максимальное количество языковых единиц для своего выражения (лексических, фразеологических, паремиологических и др.), служат темой многочисленных пословиц и поговорок, поэтических и прозаических текстов, «являются своего рода символами, эмблемами, определенно указывающими на породивший их текст, ситуацию, знания». Кроме того, как правило, одно слово не может быть признано тождественным, равным концепту [Телия 1996: 145].

Чаще других исследователями используется определение, предложенное в «Кратком словаре когнитивных терминов»: концепт — «это термин, служащий объяснению единиц ментальных или психических ресурсов нашего сознания и той информационной структуры, которая отражает знание и опыт человека; оперативная содержательная единица памяти, ментального лексикона, концептуальной системы и языка мозга (lingua mentalis), всей картины мира, отраженной в человеческой психике» [Краткий словарь. 1996: с.90]. Это определение отражает наиболее распространенное в современной лингвистике понимание концепта. При таком его представлении, по мнению исследователей, в концепте можно выделить ряд составляющих:

· образный компонент, который раскрывается через множество образов-представлений, каждый из которых фиксирует либо определенный фрагмент явления, либо отдельную черту его целости облика;

· понятийный компонент как продукт дискурсивного мышления синтезирующего через предикатные связи имени чувственно-постигаемую реальность и ее рациональную номенклатуризацию, заключает в себе социально-важное знание о явлении, которое структурируется в виде признаков;

· аксиологический компонент концепта свидетельствует об окрашенности человеческого опыта чувственными и рациональными оценками, которые вносят в сознание аспект ценности мира [Васильева 1983: 53−55].

В данной работе мы хотели бы остановиться на концепте «речевой этикет» как зеркале русской языковой картины мира и рассмотреть его в национальной картине мира на материале произведений Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» и С. Д. Довлатова «Чемодан»

Концепт в художественном тексте существует в двух измерениях: как элемент картины мира «воображаемой» языковой личности, «творящего» свои тексты субъекта, и как базовый концепт текстового пространства, то есть как элемент индивидуальной картины мира автора, воплощенной в отдельном тексте [Проскуряков 2000: 345−347].

Таким образом, основным постулатом новейшего подхода к анализу художественного текста, семантико-когнитивного, является мысль о том, что концепт как ментальная единица может быть описан через анализ языковых средств, его реализующих, представляющих. Невозможность прямого изучения идеальных сущностей, к которым принадлежит концепт, отчасти компенсируется анализом языковых средств, используемых, для их объективации, то есть концептосфера автора исследуется через эквиваленты концептуальных полей, представленные в его творчестве.

1.3 Концепт в индивидуально-авторской картине мира По определению Н. А. Бердяева, «культура никогда не была и никогда не будет отвлеченно-человеческой, она всегда конкретно-человеческая, то есть национальная» [Бердяев 1997: 85]. При таком понимании культуры когнитивно-семантический подход к анализу текста предполагает обязательное сопряжение художественного текста с окружающим специфическим смысловым пространством и рассмотрение текста не только как результата коммуникации между автором и читателем, но и как следствия его бытия в особой оболочке наслоения культурных эпох, традиций и литературно-эстетических стереотипов.

Основной единицей, реализующей творческое индивидуально авторское восприятие мира, выступает в тексте художественный образ или художественный концепт. Художественный образ и художественный концепт обнаруживаются, прежде всего, на лексическом уровне. Обладая полевой структурой, они тесно связаны с ключевыми словами, которые являются организующим центром, ядром поля, вокруг которого располагаются ассоциативно-семантические ряды, тематические группы. Таким образом, художественный концепт и художественный образ оказываются соотнесенными с понятиями текстовые объединения, функционально-смысловые, ассоциативные поля, номинативное поле концепта.

Художественный текст служит планом выражения образного строя произведения, что находит отражение в именовании концепта — текстовый концепт, концепт текста, художественный концепт. Образ «всегда является эстетически организованным структурным элементом. Этим определяются и формы его словесного построения, и принципы его композиционного развития. Образы могут сочетаться в последовательно развертываемую цепь, могут соотноситься один с другим, но могут включать в себя друг друга.» [Васильева 1983: 53−55]. Это композиционное развитие должно постоянно быть в центре внимания исследователя.

Центральной единицей в художественном тексте организующей такие объединения внутри текста, по мнению большинства лингвистов, является ключевое слово (слово-тема, по Ю.Н. Караулову). Попытки дать определение одному из главных понятий лексического оформления текста предпринимались неоднократно, однако до сих пор не существует их единого понимания. Например, А. А. Брагина считает, что «есть особые, „ключевые“ слова каждой эпохи», так как «слово отражает жизнь общества и в свою очередь обусловлено жизнью общества» [Брагина 1999: 38]. Их рождение определено значительными событиями, характерными для того или иного времени: нэп, пролеткульт, октябренок, стахановец и т. д.

История таких слов более непосредственно и открыто связана с историей общества и современной ему ситуацией. «Ключевые слова, — пишет А. А. Брагина, — позволяют заглянуть в жизнь „через слово“, увидеть в слове отражение текущей жизни». В слове отражается и материальная, и духовная жизнь народа. «История лексики, — отмечал В. В. Виноградов, — тесно и органически связана с историей производства, быта, культуры, науки, техники, с историей общественных мировоззрений» [Виноградов 1959: 70]. Словесный образ, постепенно вырастающий до символа, формируется в процессе развития тех или иных понятий, складывается под несомненным влиянием самой жизни.

Главная особенность ключевого слова определяется не столько его семантикой, сколько «иерархическим положением по отношению к другим элементам системы» , — отмечает З. А. Петрова. А. Д. Вартаньянц и М. Д. Якубовская выделяют в художественном тексте ключевые слова, которые проявляют глубинный смысл, так как в целости произведения слова получают приращения смыслов, приобретают дополнительное семантическое содержание, потому что художественно переосмысливаются. Ключевое слово, по определению А. Д. Вартаньянц и М. Д. Якубовской, — «это слово, которое действует за рамками своего непосредственного окружения и с точки зрения целого становится семантическим стержнем произведения. Ключевое слово обладает семантической емкостью» [Вартаньянц 1989: 96].

Ключевые слова обладают рядом существенных признаков, которые позволяют дифференцировать их на фоне других лексических единиц. Н. А. Николина [Николина 2003: 185] выделяет следующие основные признаки ключевых слов:

1. Высокая степень повторяемости данных слов в тексте, частотность их употребления;

2. Способность знака конденсировать, свертывать информацию, выраженную целым текстом, объединять «его основное содержание»; ключевые слова в этом плане уподобляются «тексту-примитиву» — минимальной модели содержания того текста, ключом к которому они служат; этот признак особенно ярко проявляется у ключевых слов в позиции заглавия;

3. Соотнесение двух содержательных уровней текста: собственно фактологического и концептуального — и «получение в результате этого соотнесения нетривиального эстетического смысла данного текста» .

Ключевые слова, повторяясь, могут встречаться в любой части текста и не имеют фиксированной, жестко закрепленной в нем позиции. Исследователи заметили, что они нередко концентрируются в начале произведения, а также в завершающей его части. С доминантами текста обычно связаны сильные позиции, прежде всего заглавие художественного произведения, которое расположением перед текстом сигнализирует о своем особом статусе. Однако это лишь тенденция, которая проявляется далеко не всегда. Ключевые слова по-разному распределяются в конкретных текстах, часто не совпадают с заглавием. По-разному (в зависимости от характера текста) решается и вопрос об их количестве.

В центре внимания нашего исследования находится понятие речевой этикет и те категории, которые к нему относятся. Материалом для нашей работы служат произведение Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание», написанное в 1865—1866 гг. и представляющее собой классику русской литературы, а также произведение советского писателя Сергея Довлатова «Чемодан», вышедшее в 1986 году. Нами были выбраны именно данные произведения русской литературы для того, чтобы выявить и показать различия в выражении речевого этикета в России XIX и XX вв.

Таким образом, в первой главе мы раскрыли понятие языковой картины мира и роль концептов в ней как отражение ментальности народа. Концепт есть «понятие, погруженное в культуру» .

Концептами становятся далеко не все имена-обозначения явлений действительности, а только те, которые для данной культуры представляют наибольшую ценность, имеют максимальное количество языковых единиц для своего выражения (лексических, фразеологических, паремиологических и др.), служат темой многочисленных пословиц и поговорок, поэтических и прозаических текстов, «являются своего рода символами, эмблемами, определенно указывающими на породивший их текст, ситуацию, знания. В нашей работе мы исследуем концепт «речевой этикет» как отражение культуры русского народа.

речевой этикет достоевский довлатов ГЛАВА 2. КОНЦЕПТ «РЕЧЕВОЙ ЭТИКЕТ» В РУССКОЙ ЯЗЫКОВОЙ КАРТИНЕ МИРА

2.1 Понятие речевого этикета в русском современном языкознании Речевой этикет — это принятая в данной культуре совокупность требований к форме, содержанию, порядку, характеру и ситуативной уместности высказываний. Известный исследователь речевого этикета Н. И. Формановская дает такое определение: «Под речевым этикетом понимаются регулирующие правила речевого поведения, система национально специфичных стереотипных, устойчивых формул общения, принятых и предписанных обществом для установления контакта собеседников, поддержания и прерывания контакта в избранной тональности». К речевому этикету, в частности, относятся слова и выражения, употребляемые людьми для прощания, просьбы, извинения, принятые в различных ситуациях формы обращения, интонационные особенности, характеризующие вежливую речь и т. д. Изучение речевого этикета занимает особое положение на стыке лингвистики, теории и истории культуры, этнографии, страноведения, психологии и других гуманитарных дисциплин. В широком смысле слова речевой этикет характеризует практически любой успешный акт коммуникации.

Речевой этикет в узком смысле слова может быть охарактеризован как система языковых средств, в которых проявляются этикетные отношения. Элементы этой системы могут реализовываться на разных языковых уровнях:

· на уровне лексики и фразеологии: специальные слова и устойчивые выражения (Спасибо, Пожалуйста, Прошу прощения, Извините, До свиданья и т. п.), а также специализированные формы обращения (Господин, Товарищ и т. п.).

· на грамматическом уровне: использование для вежливого обращения множественного числа (в том числе местоимения Вы); использование вопросительных предложений вместо повелительных (Вы не скажете, который час? Не могли бы Вы немного подвинуться? и т. п.).

· на стилистическом уровне: требование грамотной, культурной речи; отказ от употребления слов, прямо называющих непристойные и шокирующие объекты и явления, использование вместо этих слов эвфемизмов.

· на интонационном уровне: использование вежливой интонации (например, фраза «Будьте любезны, закройте дверь» может звучать с разной интонацией в зависимости от того, предполагается в ней вежливая просьба или бесцеремонное требование).

На уровне орфоэпии: использование Здравствуйте вместо Здрасте, Пожалуйста вместо Пожалста и пр.

· на организационно-коммуникативном уровне: запрет перебивать собеседника, вмешиваться в чужой разговор и т. д.

Специфика речевого этикета в том, что он характеризует как повседневную языковую практику, так и языковую норму. Действительно, элементы речевого этикета присутствуют в повседневной практике любого носителя языка (в том числе и слабо владеющего нормой), который легко опознает эти формулы в потоке речи и ожидает от собеседника их употребления в определенных ситуациях. Элементы речевого этикета усваиваются настолько глубоко, что они воспринимаются «наивным» языковым сознанием как часть повседневного, естественного и закономерного поведения людей. Незнание же требований речевого этикета и, как следствие, их невыполнение (например, обращение к взрослому незнакомому человеку на Ты) воспринимается как желание оскорбить или как невоспитанность.

С другой стороны, речевой этикет может рассматриваться с точки зрения языковой нормы. Так, представление о правильной, культурной, нормированной речи включает в себя и определенные представления о норме в области речевого этикета. Например, каждому носителю языка известны формулы извинения за неловкость; однако нормой приветствуются одни (Извините меня, Прошу прощения) — и отвергаются или не рекомендуются другие, например, Извиняюсь (причем, иногда подобному разграничению даются «обоснования» вроде: нельзя извинять себя, можно только просить извинения у других и пр.). Само употребление или неупотребление единиц речевого этикета также может быть предметом нормализации, например: формулы извинения уместны в случае, если говорящий причиняет беспокойство своему собеседнику, однако слишком часто извиняться не следует, так как этим собеседник ставится в неловкое положение и пр. Кроме того, нарушение норм и правил литературного языка, особенно если оно выглядит как небрежность, само по себе может рассматриваться как нарушение речевого этикета.

Граница между повседневной речевой практикой и нормой в речевом этикете неизбежно является подвижной. Практическое применение речевого этикета всегда несколько отличается от нормативных моделей, и не только из-за недостаточного знания участниками его правил. Отклонение от нормы или чересчур дотошное следование ей может быть связано с желанием говорящего продемонстрировать свое отношение к собеседнику или подчеркнуть свое видение ситуации. В приведенном ниже примере вежливая форма используется, чтобы подчеркнуть недовольство начальника подчиненным:

— Здрасьте, Любовь Григорьевна! — сказал он в отвратительно галантной манере. — Задерживаетесь? <�…>

Больше всего ее напугало то, что к ней обращаются на «вы», по имени-отчеству. Это делало все происходящее крайне двусмысленным, потому что если опаздывала Любочка — это было одно, а если инженер по рационализации Любовь Григорьевна Сухоручко — уже совсем другое. (В.О. Пелевин, «Вести из Непала»)

Таким образом, речевой этикет не является жесткой системой правил; он в достаточной мере пластичен, и эта пластичность создает довольно обширное «пространство для маневра» .

Речевой этикет, так или иначе, привязывается к ситуации речевого общения и ее параметрам: личностям собеседников, теме, месту, времени, мотиву и цели общения. Прежде всего, он представляет собой комплекс языковых явлений, ориентированных на адресата, хотя личность говорящего (или пишущего) также учитывается. Это может быть наилучшим образом продемонстрировано на употреблении Тыи Вы-форм в общении. Общий принцип состоит в том, что Вы-формы употребляются как знак уважения и большей формальности общения; Ты-формы, напротив, соответствуют неформальному общению между равными. Однако реализация этого принципа может представать в различных вариантах в зависимости от того, как участники речевого общения соотносятся по возрастной и/или служебной иерархии, находятся ли они в родственных или дружеских отношениях; от возраста и социального положения каждого из них и т. д.

Речевой этикет обнаруживает себя по-разному также в зависимости от темы, места, времени, мотива и цели общения. Так, например, правила речевого общения могут различаться в зависимости от того, являются темой общения печальные или радостные для участников общения события; существуют специфические этикетные правила, связанные с местом общения (застолье, присутственное место, производственное совещание) и т. д.

Исследователями описывается целый спектр коммуникативных функций речевого этикета:

· способствует установлению контакта между собеседниками;

· привлекает внимание слушателя (читателя), выделяет его среди других потенциальных собеседников;

· позволяет засвидетельствовать уважение;

· помогает определить статус происходящего общения (дружеский, деловой, официальный и пр.);

· формирует благоприятную эмоциональную обстановку для общения и оказывает положительное воздействие на слушателя (читателя).

Таким образом, по определению исследователя Н. И. Формановской речевой этикет — это принятая в данной культуре совокупность требований к форме, содержанию, порядку, характеру и ситуативной уместности высказываний. В нашей работе мы исследуем речевой этикет именно в русской языковой картине мира на материале художественных произведений.

2.2. Концепт «речевой этикет» в русской литературе Речевой этикет как отражение русской ментальности претерпевал различные изменения в связи с общественной, политической жизнью страны. Речевой этикет наиболее ярко нашел свое отражение именно в литературе. Также свое влияние на экономическую и политическую жизнь общества усилила буржуазия. Она формировала порядок поведения, основанный на товарно-денежных отношениях, что нашло отражение в литературе второй половины XIX в, освещавшей этикет с нормами и правилами поведения класса предпринимателей.

В языке художественной литературы, который представляет собой сложное комплексное явление и характеризуется такой особенностью, как способность формироваться из огромного количества источников, значительно больше формул речевого этикета, чем заявлено в справочных пособиях. Более того, этикетные высказывания в произведениях художественной литературы могут давать языковую характеристику персонажу.

В ходе исследования нами выявлены наиболее значимые речевые формулы различных жанров этикета: обращение, знакомство, приветствие, прощание, комплимент, просьба, извинение, благодарность, согласие, отказ, соболезнование, поздравление, светская беседа, а также элементы невербального общения речевого этикета.

С языковой точки зрения, этикетная лексика обращений представляет собой многомерную дифференцированную систему по социально-иерархической линии, родословной, в несколько меньшем объеме — половозрастной.

Литература

XIX — начала XX в. иллюстрирует богатое разнообразие формул обращения, которые возможно классифицировать как социально — обязательные в официальной обстановке и обращения, имеющие статус неофициальных, употребление которых продиктовано конкретной жизненной ситуацией Ваше сиятельство, Ваше благородие, Ваша светлость, Ваша милость, Ваша честь и др., домашней обстановкой друг мой, душа моя, голубушка, душечка маменька, тятенька, батюшка, тетушка.

Новые социально-экономические культурные отношения разрушили старую систему речевого этикета жанра обращения: господин (госпожа), барин (барыня), сударь (сударыня), милостивый государь (государыня), князь, барин, ваше сиятельство, ваше превосходительство, ваша светлость, ваше благородие и т. п., которые уходят из речевого общения.

На первый план выходят обращения, называющие человека по его профессии, званию или должности: командир, комиссар, доктор, сестра (медработник), профессор, водитель или водила и т. д., товарищ и гражданин.

Слово товарищ, имеющее к тому времени несколько значений: соратник, соучастник похода или торгового путешествия; спутник; помощник, заместитель (использовалось в должностной терминологии: товарищ прокурора, товарищ министра) — после революции употреблялось по отношению к партийным, классовым единомышленникам, в обиходе — как общепринятое обращение. Слово гражданин в XIX веке обозначало человека, приносящего пользу обществу, подчиняющего личные интересы общественным. Но после Октября 1917 года обращение гражданин стало использоваться как официальное, обращение товарищ — как менее официальное, стилистически нейтральное. В XX веке в связи с активным развитием аппарата власти, политико-правовой сферы концепт гражданин получает подробное рассмотрение и активное использование в политической и юридической терминологии.

В произведениях художественной литературы по ходу развития сюжета можно наблюдать, как замена обращения указывает на эмоциональный настрой говорящего. Так, в рассказе В. Шукшина «Критики» уважительное родственное «тять» ближе к финалу перерастает в официально-суховатое «родитель»: «- Помолчи, тять, не мешай…» (В. Шукшин. Критики), а затем: «- Удосужил ты меня, удосужил, родитель, — зло говорил он, накрепко стягивая руки деда. — Спасибо тебе» (В. Шукшин. Критики).

В произведениях XX в. на первый план выходят обращения, называющие человека по родственному и половозрастному признакам.

Эмоциональная выразительность обращений усиливается за счет междометий, сопровождающих обращения, личных местоимений ты, вы, а также притяжательных местоимений мой, моя, мое (душа моя, милый мой, мой друг), утративших значение притяжательности.

Приветствие — один из самых важных знаков речевого этикета. С его помощью устанавливается контакт общающихся, выражаются отношения между людьми. Самым употребительным в настоящее время является приветствие здравствуй (те): «- Нина Соломоновна? Здравствуйте! С вами говорят из Комитета государственной безопасности» (Н. Катерли. Вторая жизнь). Приветствие здравствуйте восходит к старославянскому глаголу здравствовать, что означает «быть здравым», т. е. здоровым. В этом случае интересен смысловой пример из «Мастера и Маргариты»: «- Если ты ко мне, то почему же ты не поздоровался со мной, бывший сборщик податей? — заговорил Воланд сурово. — Потому что я не хочу, чтобы ты здравствовал, — ответил дерзко вошедший» (М. Булгаков. Мастер и Маргарита).

В настоящее время по-прежнему распространены приветствия, указывающее на время суток: доброе утро, добрый день, добрый вечер, которые широко используются в современной русской речи наряду со здравствуйте. Например: «- Добрый день, симпатичнейший Степан Богданович!» (М. Булгаков. Мастер и Маргарита); - Приветствую Вас! Честь имею кланяться, которые имеют несколько архаическое значение с оттенком торжественности. Эти формулы характерны для произведений XIX начала XX вв.: «- Приветствую вас, король вальсов!» (М. Булгаков. Мастер и Маргарита); «- Имею честь кланяться… Однако марш, марш! К черту-с, к черту-с. Мое почтение-с!» (А.И. Куприн. Поединок); - Честь имею кланяться, — сказал молодой человек и пропал" (М. Булгаков. Роковые яйца).

Одним из распространенных и употребительных слов в русской литературе А. Г. Бакалай подчеркивает слово «мир». В своей статье «Мир вашему дому»

(Формулы русского речевого этикета с компонентоммир-) А. Г. Бакалай тщательно показывает семантического разнообразия данного слова. Одна из основных причин его продуктивности — употребление в качестве ключевого компонента в составе широко распространённых и общеизвестных формул возвышенно-учтивых приветствий: Мир вашему (этому) дому! Мир дому сему! (приветствия гостя, входящего в дом). Мир вам (тебе)! (при встрече вообще, а также в письмах).

Прощание — элемент речевого этикета, которым завершается любой вид речевого общения. В русском языке основное вербальное прощание до свидания. Его исконное этимологическое значение указывает, что свидание предстоит, расстаемся до новой встречи. Иногда это подчеркивается: до скорого свидания. Предлог «до» также есть во многих других формулах прощания, и в них уже более точно обозначена предстоящая встреча: до встречи!, иногда с указанием места или времени: до встречи в театре, до встречи в семь часов или просто: до завтра!, до воскресенья!, до лета!, до следующих каникул! В речи часто встречаются подобные уточнители: «- Счастливо, Володя, до встречи! — Да, до встречи в Михайловском!» (В. Рецептер. Булгаковиада). Существуют еще особые, добрые прощания, с пожеланиями здоровья или счастья: будьте здоровы! Счастливо! Например: «- Не долечился и едешь… — Дома долечусь. — До-ома! Дома долечисся… — Будь здоров, Иван Петров! — сказал Ванька. — Сам будь здоров. Попросил бы врача-то…может, оставют. Зря связался с этим дураком-то» (В. Шукшин. Ванька Тепляшин); «- Ну, до свидания, — сказали на том конце. — Счастливо долететь.- До свиданья, — сказал Егор» (В. Шукшин. Как зайка летал на воздушных шариках).

Стоит отметить, что в литературе XIX в. очень часто используется форма прощайте, которая в разных контекстах употребляется как этикетная формула при расставании на небольшой промежуток времени. Например: «- Прощайте, Алексей Дмитрич, — проговорила вдруг Машурина, — я зайду после» (И.С. Тургенев. Новь); «Я опустил глаза; вокруг лодки, чернея, колыхались волны. — Прощайте! — раздался опять ее голос. — До завтра, — проговорил за нею Гагин» (И.С. Тургенев. Ася); - Вот вам письмо, вот и адрес, куда нести его. Прощайте! до свидания! до завтра!" (Ф.М. Достоевский. Бедные люди); «- … что если, на случай, я тебе в чем понадоблюсь или понадобится тебе… вся моя жизнь, или что… то кликни меня, я приду. Прощай! «Прощай, или, лучше, до свидания! Обнимаю тебя крепко-крепко и целую бессчетно» (Ф.М. Достоевский. Преступление и наказание).

В ряде случаев актуализируется значение: «расставание на долгий срок, навсегда». Например: «Прощайте, мы не увидимся более. Не из гордости я уезжаю — нет, мне нельзя иначе… Видно, так лучше… Прощайте навсегда!» (И.С. Тургенев. Ася). В настоящее время форма прощайте практически не употребляется в разговорной речи, т.к. ее произнесение обычно означает, что собеседник прощается навсегда. Существует редкая форма прощания — час добрый, которая означает примерно то же самое, что и всего хорошего.

Прощание принадлежит к тем этикетным жанрам, которые за последний период меньше всего изменились с точки зрения коммуникативных стратегий и тактик.

Комплимент означает «похвальные слова, лестный отзыв, основной его целью является стремление доставить удовольствие собеседнику, в то время как коммуникативная цель похвалы — выражение положительной оценки с позиций возрастных и статусных преимуществ инициатора. Существуют случаи, когда дифференцировать тактики похвалы и комплимент очень трудно. Один и тот же речевой акт может выступать как похвала и как комплимент. Комплименты классифицируются по различным признакам: комплименты внешнему виду человека в целом: «- Как вы непозволительно красивы!» (И.А. Бунин. Антигона); - комплименты отдельным элементам внешности, частей тела: «Лучше тебя на свете нет. Эта головка с этой маленькой косой вокруг нее, как у молоденькой Венеры» (И.А. Бунин. Таня); «- Как прекрасно блестят твои глаза, — сказал он. — Тебе не холодно? Воздух совсем зимний» (И.А. Бунин. Холодная осень); комплименты умственным, интеллектуальным способностям: «- Что ж, малый красивый, умный, будет хорошим хозяином» (И.А. Бунин. Заря всю ночь); «Какие умные молодые люди» (А. Мелихов. Чума); проницательности: «Вы как нельзя более проницательны, мой старый друг» (И.А. Бунин. Надписи); образованности: «- Какой прекрасный человек! — заметила Пульхерия Александровна; Да, прекрасный, превосходный, образованный, умный… — заговорил вдруг Раскольников какою-то неожиданною скороговоркой и с каким-то необыкновенным до сих пор оживление…» (Ф.М. Достоевский. Преступление и наказание); таланту: «Какой очаровательный гармонический голос» (И.А. Бунин. Жизнь Арсеньева); «Сразу видно — симпатичные ребята. И, безусловно, талантливые. Это — Татьяна Бруни, а это — Алиса Порет» (А. Ласкин. Гоголь-Моголь); комплименты оценивающие профессионализм человека: «- Вы великий ученый, вот что! — молвил Борменталь, глотая коньяк. Глаза его налились кровью» (М. Булгаков. Собачье сердце); комплименты, характеризующие внутренние и моральные качества человека, например, смелость: «Вы смелая женщина» (Б. Акунин. Статский советник); бескорыстие (доброта, великодушие): «Вы мне, Алешенька, очень нравитесь, у вас горячие и чистые чувства» (И.А. Бунин. Жизнь Арсеньева); «- Вот вам, — сказала она, — мой милый Володя (она в первый раз меня так называла), товарищ. Его тоже зовут Володей. Покажите ему Нескучное, гуляйте с ним, возьмите его под свое покровительство. Не правда ли, вы это сделаете? Вы тоже такой добрый!» (И.С. Тургенев. Первая любовь); преданность: «- Какой расторопный и… преданный молодой человек! — воскликнула чрезвычайно обрадованная Пульхерия Александровна.

Таким образом, в русских художественных произведениях встречается много комплиментов внешнему виду человека, а также внутренним моральным качествам. Это говорит о духовности русской культуры в разные промежутки времени, ее богатстве. В художественных произведениях, да и во всей русской коммуникативной культуре наблюдается преобладание общеоценочных комплиментов, которые также в основном положительные, выражают доброжелательное отношение к собеседнику, создают благоприятный климат общения.

Характерной особенностью русского коммуникативного поведения является заметное преобладание общеоценочных комплиментов, которые могут употребляться практически во всех ситуациях. Комплименты внешнему виду человека в целом также многочисленны, остальные комплименты употребляются реже. Следует отметить, что основная цель комплимента заключается в желании сделать приятное собеседнику.

Просьба как выражение желания говорящего, направлено на выполнение определенных действий, которые слушающий (исполняющий) может, но не обязан совершать. В качестве этикетных выражений наиболее часто используются слова: пожалуйста, будьте добры, будьте любезны, если тебе (вам) не трудно, если вас не затруднит, сделай (те) одолжение, не откажите в любезности, окажите любезность, не сочтите за труд, будь другом и некоторые другие. «Я вас совершенно знаю. Но смотрите, приходите с условием: во-первых, только, будьте добры, исполните, что я попрошу, — видите ли, я говорю откровенно, не влюбляйтесь в меня… Это нельзя, уверяю вас. На дружбу я готова, вот вам моя рука… А влюбиться нельзя, прошу вас!» (Ф.М. Достоевский. Белые ночи; Бедные люди). Лексическое выражение просьбы может содержать усиление: очень, молю, ради бога и др., а в официальном стиле — убедительно прошу и т. п. Усиливает просьбу и прием градации (в первом и во втором текстах). Например: «Теперь я к вам обращаюсь, Макар Алексеевич, и молю вас о помощи. Не оставляйте меня, ради бога, в таком положении! Займите, пожалуйста, хоть сколько-нибудь достаньте денег, нам не на что съехать с квартиры, а оставаться здесь никак нельзя более: так и Федора советует» (Ф.М. Достоевский. Бедные люди). Вопрос к собеседнику тоже может являться просьбой, как, например, к просьбе в широком смысле относится вопрос о разрешении что-либо сделать: Можно? Нельзя ли? Вы можете (могли бы)? Не можете ли вы? То же самое и в просьбе-вопросе: Вам не трудно? Вас не затруднит? Одним из наиболее распространенных приемов является использование глагола в форме повелительного наклонения: этикетное выражение + глагол каузируемого действия в форме повелительного наклонения: «- Скажите мне, что я должна читать? Прошу вас, скажите, что я должна делать? Я все буду делать, что вы мне скажите, — прибавила она, с невинной доверчивостью обратясь ко мне» (И.С. Тургенев. Ася).

Обращение к малознакомому или незнакомому человеку может начинаться со слов извинения: извините, позвольте, можно мне спросить, узнать, выяснить, уточнить, попросить, поинтересоваться и др.

Таким образом, универсальная тенденция, связанная с речевым жанром «просьба», заключается в том, что, во-первых, этот этикетный элемент весьма часто используется в качестве сопутствующего для ряда других жанров речевого этикета; во-вторых, в последние десятилетия он демонстрирует явный отход от распространенных форм к более сжатым: развернутые просьбы, оформленные в сложные синтаксические конструкции, для современной языковой ситуации не характерны.

Невербальные сигналы и знаки — это полноценные средства передачи информации: кивок головой, поклон, рукопожатие, поцелуй, «воздушный поцелуй» и т. п. Выбор той или иной формы определяется целым рядом объективных и субъективных факторов этнографического и социокультурного характера: рукопожатие «- Здравствуйте, Федор Константинович, здравствуйте, дорогой, — крикнул поверх его головы, хотя уже пожимая ему руку, движущийся, протискивающийся, похожий на черепаху адвокат — и уж приветствовал кого-то другого» (В. Набоков. Подлец). По отношению к даме возможны иные невербальные формы приветствия. Например: «…не снимая шляпы, принялся кропить Марту мелкими поцелуями» (В. Набоков. Король, дама, валет). Выражение приветствия может зависеть от длительности разлуки встретившихся людей и эмоционального состояния встречающих. Это можно проследить на примере рассказа А. П. Чехова «В родном углу»: «Вот тетя Даша … машет платком…» (А.П. Чехов. В родном углу).

Если здороваются мужчина и женщина, мужчина может приветствовать даму особым образом: «Здороваясь, он поцеловал у тети Даши руку …» (А.П. Чехов. В родном углу). В данном случае, согласно контексту, жест также выражает эмоциональное состояние (волнение, стремление услужить).

Прощание — этикетная ситуация, которая может также выражаться по-разному. Например, рукопожатие применяется в нескольких случаях. А. П. Чехов, в своих произведениях отобразил широкую сферу применения рукопожатия, например, при прощании: «Я поцеловал в последний раз, пожал руку, и мы расстались — навсегда» (А.П. Чехов. О любви). В ряде случаев жесты могут полностью заменять вербальное прощание: «Роман покачал головой. Пожал руку учителю и пошел домой» (В. Шукшин. Забуксовал); «Провожая их на вокзале, Иван Петрович, когда трогается поезд, утирает слезы и кричит: — Прощайте, пожалуйста! И машет платком» (А.П. Чехов. Ионыч).

Извинение часто сопровождается невербальным выражением сожаления, жестовая форма только подчеркивает сожаление по поводу проступка, искренность, необходимость получить прощение: «А она, несмотря на то, что в вагоне был народ, согнула свои маленькие ножки, стала перед ним на колени и протянула с мольбой руки» (А.П. Чехов. Трагик). Для дополнительной экспрессии добавляются жесты, которые несут оттенок уже не просьбы, а мольбы. И тогда уже понятие этикетной ситуации теряет свое прежнее значение (в данном случае, как это видно в рассказе А. П. Чехова «Мужики»): «Она вдруг остановилась и, как настоящая бунтовщица, стала бить себя по груди кулаками и кричать еще громче, певучим голосом и как бы рыдая: — Православные, кто в бога верует! Батюшки, обидели! Родненькие, затеснили! Ой, ой, голубчики, вступитеся!» (А.П. Чехов. Мужики).

С помощью мимики и жестов авторы одновременно используют невербальные средства общения, которые зависят от индивидуальных особенностей персонажей: моргать глазами и проводить ладонью по носу. Они подчеркивают волнение, сопровождающее просьбу: «- Доктор, господин хороший! — взмолился он, моргая глазами и опять проводя ладонью по носу. — Яви божескую милость, отпусти ты Ваську домой! Заставь вечно бога молить!» (А.П. Чехов. Враги). Здесь имеет значение и многократность повторения действия Благодарность — этикетная ситуация, в которой используются устойчивые речевые формулы, словесное выражение признательности. Невербальные формулы обычно сопровождают слова благодарности: «Я отлично помню ее кроткую, грустную улыбку и ласковые, покорные глаза, когда она мне пожала руку и сказала: — Вероятно, мы уж больше никогда не увидимся… Ну, дай бог вам всего хорошего. Спасибо вам» (А.П. Чехов. Огни).

Согласие чаще всего иллюстрируется движением головы: «- Можно дать ему кость? — и когда она утвердительно кивнула головой, он спросил приветливо: — Вы давно изволили приехать в Ялту?» (А.П. Чехов. Дама с собачкой); «Старик Удодов одобрительно кивает головой». (А.П. Чехов. Репетитор)