Формы аргументации. 
Аргументативный дискурс во французском языке

Для реализации основных задач воздействия выделяют различные формы аргументации. Анисимова Т. В. называет три такие основные формы: доказательство, внушение и убеждение. «Доказательство — понятие преимущественно логическое. Это совокупность логических приемов обоснования истинности какого-либо суждения с помощью других истинных и связанных с ним суждений. Тем самым, задача доказательства — уничтожение сомнений в правильности выдвинутого тезиса. Внушение — понятие преимущественно психологическое. Это навязывание готового мнения адресату путем воздействия на подсознание. Тем самым, задача внушения — создать у адресата ощущение добровольности восприятия чужого мнения, его актуальности, привлекательности. Убеждение состоит из элементов как доказательства, так и внушения. Это значит, что оратор предъявляет как рациональные аргументы, так и эмоциональные, обращается к разуму, но влияет и на чувства аудитории, апеллирует как к истине, так и к мнению слушателей, показывает все возможности, выгоды и преимущества своего варианта решения проблемы, добивается, чтобы аудитория поверила сказанному и восприняла его как руководство к действию» [Анисимова 2000: 18].

Характеризуя явление аргументации, Л. Г. Васильев и Н. А. Ощепкова относят к иллокутивным дискурсивным актам такие логические действия, как объяснение, доказательство, подкрепление гипотезы, выведение следствия. На их основе строятся перлокутивные дискурсивные акты. Путем объяснения нечто становится понятным для реципиента, путем доказательства достигается убеждение, подкреплением гипотезы реципиент побуждается к принятию гипотезы, выведение следствия заставляет его признать значение утверждения [Васильев 1999: 40]. Брокрид У. трактует аргумент как совокупность шести свойств. Первое свойство — это наличие умозаключения от уже существующих мнений к новому или дополнительному их обоснованию. Второе — это наличие оснований для такого умозаключения. Третье свойство — это возможность выбора из альтернативных тезисов. Четвертое свойство — разумная степень вероятности вывода: если в нем имеется стопроцентная вероятность, то необходимость в аргументе отпадает, если же степень вероятности низка, то аргумент превращается в догадку. Пятое свойство — наличие желания проверить рассуждение. Шестое свойство — оптимальное соотношение общего и различного в фоновых знаниях собеседников [см.: Brockriede 1975]. К этому следует добавить, что наличие причины также является одним из типичных характерных свойств аргументативных текстов. Цель аргументации — убеждение собеседников в истине.

При аргументационном процессе активно проявляется принцип сосуществования монологичности и диалогичности. Типичный признак монологической речи — выступление одного говорящего в качестве тотального представителя речевого акта — оказывается несущественным внешним критерием, так как аргумент в соответствии с законом силлогизма следует от утверждения к утверждению, чтобы из исходного пункта попасть к цели. Балансирующий акт диалектического способа аргументации может быть осуществлен исключительно одним говорящим. Монолог представляется в этом случае как следствие тематических конфронтаций и решений, сцепленный, с одной стороны, — механизмом логики, с другой стороны — последовательностью центрального аргумента. «В монологе субъект совмещает роли пропонента и оппонента» [Frеeman 1991: 21]. Аргумент должен отвечать требованиям приемлемости, релевантности, адекватности и достаточности. «Диалектический характер аргументации заключается в том, что она предусматривает непременное наличие более одной точки зрения (но не коммуникантов, как того требует диалогический подход), так что аргументирующий должен использовать свои аргументы для опровержения возможных возражений относительно его позиции. Рациональность в аргументации должна быть эксплицитной, т. е. сознаваемой коммуникантами в качестве таковой. Поэтому аргументирующий обязан отвечать на возражения и критику, будь они эксплицитны (в диалоге) или имплицитны (в монологе и в диалоге)» [Васильев 1999: 42].

Простейший аргумент — это пара пропозиций (посылка + тезис). Возникает вопрос: каким образом осуществляется сцепление отдельных пропозиций? Если внешний образец диалога проявляется как речевой тип коммуникативного обмена, то этот обмен на внутреннем (глубинном) структурном уровне соответствует схеме мотиваций, которую можно сравнить с тема-рематическим членением, когда положению вещей, А добавляется высказывание Z, из чего вытекает новое положение вещей «А», которое вновь является поводом для нового предиката Y и генерирует с ним вместе тему «А». Так как смыслом каждой позиции, каждого высказывания в этом процессе является изменение ситуации, признанной якобы как подлежащей коррекции, можно, следовательно, сделать вывод, что всякая достигнутая таким образом тематическая последовательность представляет собой диалектичную структурную форму [см.: Opitz 1993: 113]. Простейшая форма такой диалектики представляет собой секвенцию (последовательность) вопрос-ответ, которая может распространяться от краткого подтверждения запрашиваемого положения вещей до расширенного интервью. При этом не имеет значения, идет ли здесь речь о разделительных или содержательных вопросах, поскольку как в одном, так и в другом случае ответ осуществляется в прямом соответствии с темой. В чередовании «вопрос-ответ» аргумент риторически поделен на двух говорящих, но истинный обмен мнениями в данном случае не состоится. Кардинальное условие истинного обмена мнениями лежит в утвердительном характере пропозиций. И поскольку обмен мнениями базируется опять-таки на существовании различных пропозиций, он невозможен там, где такой пропозициональной конфронтации нет. Цель аргументации (рациональное убеждение) диктует инфраструктуру аргумента — посылки и вывод, осуществляемые монологично. На второй — диалоговой ступени «аргументация не может быть полной до тех пор, пока аргумент не адресуется не только к положению, которое представлено как вывод, но и к другим положениям» [Johnson 1987: 51, цит. По: Васильев 1999].

Аргументация осуществляется на основе аргументативных схем или типов рассуждений. Выделяется различное количество таких схем. Наибольшее их количество находим у Д. Уолтона (двадцать пять). Наиболее частотные из них — рассуждения: (1) на основе источников, (2) на основе примеров, (3) на основе стандартов, (4) на основе причины, (5) вербальной классификации, (6) на основе практического опыта, (7) на основе признака, (8) градуальное, (9) презумптивное, (10) на основе обязательств [см.: Walton 1995]. У Д. Энингера и В. Брокрида система оснований базируется на следующих типах рассуждений: на основе причины, признака, примера, аналогии, авторитета [Ehninger 1973]. В соответствии с двумя основными формами воздействующей речи (доказательство и внушение) Т. В. Анисимова выделяет два типа аргументов: рациональные и эмоциональные. Рациональные (логические) аргументы используются во всех видах деловой риторики, они включают в риторизированном виде факты, статистику, определения. Эмоциональные (психологические) аргументы составляют основу построения убеждающей речи. Риторическая аргументация строится на топосах. Под топосом понимают мысли, основанные на ценностях и предпочтениях конкретной аудитории. По значению могут быть выделены следующие виды топосов: прагматический (указывает на ценность предлагаемого), эмоциональный (апеллирует к удовольствию), этический (апеллирует к нравственным ценностям слушателей), интеллектуальный (апеллирует к взглядам и убеждениям), эстетический (апеллирует к художественным ценностям). Кроме психологических в риторической аргументации используются такие доводы, как: иллюстративный довод, образный довод (сравнения и метафоры), ссылка на авторитет, оценочные аргументы [Анисимова.

2000]. Представляется целесообразным выделить номинативную и интегративную аргументацию. Номинативная аргументация позволяет навязать концептуальную модель, интегративная аргументация — выделить слои в структуре знаний.

Франс Х. ван Еемерен и Р. Гроотендорст предприняли попытку описать структуру единичных дискуссий, выделив в ней стадию конфронтации, начальную стадию, стадию аргументации, заключительную стадию. Основным речевым актом, необходимым в экстернализированном споре для выражения собственного мнения, ими признается ассертив. При этом иллокутивная цель членов класса ассертивов для них состоит в том, чтобы говорящий (в большей или меньшей степени) взял на себя обязательство в отношении приемлемости или неприемлемости выраженного мнения [Еемерен 1994: 109 — 111]. Названные авторы допускают использование директивов и комиссивов в отдельных стадиях аргументативной дискуссии. На наш взгляд, несовершенство анализируемой классификации заложено, во-первых, в использовани таксономии иллокутивных актов Дж. Серля, которая, по мнению многих языковедов, да и самих же авторов, не является исчерпывающей. Этим обусловливается тот факт, что некоторые утверждения не могут быть ими включены ни в одну из выделенных Дж. Серлем категорий, а иллокутивный акт «предложение» в высказывании «Давай возьмем зонтик, или ты хочешь промокнуть?» вызывает сомнение в том, является ли это выраженным мнением в форме предложения или аргументацией в форме вопроса [Еемерен 1994: 112]. Во-вторых, классификация Ф. ван Еемерена и Р. Гроотендорста предполагает ведение дискуссии по четким логическим правилам. На практике же логика ведения дискуссии, как и постулаты Г. П. Грайса зачастую нарушаются. Этапы ведения дискуссии, спора, особенно в бытовом диалоге, могут варьироваться. Просьба может занимать как начальную, так и финальную позиции. В-третьих, не все высказывания класса директивов функционируют в аргументативном дискурсе. Возможно, здесь необходимы более точные обозначения речевых действий, поскольку класс директивов характеризуется большим разнообразием. В четвертых, как будет показано в параграфе 3.2, в состав иллокутивно-актового комплекса Ф. ван Еемерена и Р. Гроотендорста не включены такие речевые акты, как совет, предупреждение, угроза и др., сопровождающие аргументацию как таковую.

Для достижения аргументационных целей коммуникант должен соблюдать правила ведения рациональной дискуссии, так называемый «кодекс поведения» [Алексеев 1991: 141−142]. Созданные в теории аргументации правила ее проведения включают максимы убедительности, такта, рациональности, истины [см.: Бадмаев 1999: 205, Рябцева 19 992: 21]. Условием успешной аргументации является классификация ошибок, предлагаемая зарубежными и отечественными исследователями [см.: Eemeren 1983, 1992, Walton 1995, 1996, Васильев 1999, Ощепкова 2000]. Анализируя общие и специфические языковые паттерны для оптимизации эффекта психотерапевтического воздействия, А. Б. Бушев и М. Г. Агкацева называют в качестве одного из общих положений концепции позитивной психотерапии отсутствие директивности в общении, подстройки к пациенту вместо настройки пациента, т. е. отсутствие дидактизма и назидательности. Среди коммуникативных техник, ориентированных на решение той или иной психологической проблемы, названные авторы выделяют следующие: технику жизненного опыта, технику копинг-вопросов («Как вы выжили?»; «Что помогло справиться?»), технику фантастических вопросов («Представьте себе, что в двадцать первом веке нет алкоголя. Как бы изменилась ваша жизнь?»), технику трехшагового программирования, технику новых позитивных названий, технику шквальных вопросов, технику «проблема как решение», технику «знаки улучшения» и технику «эксплуатации улучшения» [Бушев 1999: 37−38].

Приведенные высказывания подтверждают тот факт, что аргументативное общение, как и всякое языковое общение подчиняется общим принципам, выделенным Г. П. Грайсом (постулатам количества, качества, релевантности и способа, регулирующим соответственно, объем, содержание, уместность и организацию передаваемой информации [Grice 1975], а также принципу вежливости с его постулатами такта, великодушия, одобрения, скромности, согласия и симпатии [Leech 1983:104 — 142]. При нарушении некоторых постулатов принципа вежливости возникает спор. Здесь также диалектично следуют друг за другом «речь» и «контр-речь», однако четко намеченный обмен мнениями отодвигает на второй план изначально намеченную цель — защищать уже принятую точку зрения и прийти к общему мнению. Следствием этого является ослабление аргумента как генеративной и связывающей силы. Контроверсный характер спора, обусловленный различными изначально заданными целевыми точками зрения (установками), имеет тенденцию суживать аргументативную перспективу до наивного дуализма «позитивный-негативный», или «правильный-неправильный», внутри которого не может развиваться истинная диалектика. Таким образом, обмен речевыми ходами и перспективами в этот момент перестает быть гарантом диалогического развития, в котором последовательность аргумента не задана в качестве третьего основного конституэнта диалога из-за недостатка фундаментального целевого согласия.

Примером такого спора может служить диалог между графом Ростовым и штаб-ротмистром эскадрона Денисов, а из романа Л. Н. Толстого «Война и мир»: (41) «А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, — говорил, обращаясь к пунцово-красному, взволнованному Ростову, высокий штаб-ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица. Штаб-ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты за дела чести и два раза выслуживался. — Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! — вскрикнул Ростов. — Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он как полковой командир считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так… — Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, — перебил штабротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. — Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что он украл… — Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение… — Это все хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что-нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира? — Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо, не желая вступать в него. На вопрос штаб-ротмистра он отрицательно покачал головой. — Вы при офицерах говорите полковому командиру эту пакость, — продолжал штаб-ротмистр. — Богданыч вас осадил. — Не осадил, а сказал, что я неправду говорю. — Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться. — Ни за что! — крикнул Ростов. — Не думал я этого от вас, — серьезно и строго сказал штаб-ротмистр. — Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из-за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли по-вашему? А по-нашему не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из-за фанаберии какой-то не хотите извиняться, а хотите все рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а все честный и храбрый старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего! — Голос штаб-ротмистра стал дрожать. — Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: „Между павлоградскими офицерами воры!“ А нам не все равно. Так, что ли, Денисов? Не все равно?» (Л. Толстой: 165 — 167).

Диалог превращается в бессмысленный обмен речевыми ходами (репликами), если не все участники осознают необходимость общего аргумента и не поведут себя соответственно этому обязательству. Такое дисциплинированное взаимодействие в пользу совместно преследуемого аргумента можно усмотреть в прототипической речевой форме симпозиума. В его экспонентной форме, также как в официальных ритуальных ситуациях, таких, как праздничные и юбилейные торжества, заложены характерные для них речевые формы чествования. Здесь обнаруживаются структивы, используя которые коммуниканты приходят не только к согласованию центральной темы, но и к общей аргументационной структуре и совместной стратегии. Зачастую такую стратегию (безусловное согласие с аргументативным клише) находят в политическом «диалоге». Здесь, также как и на примере «вопроса» и «ответа», подтверждается истина, что нет диалога без конституэнта «мена перспективы». В то же время конформистский характер быстротечного, моментального согласия также противостоит осуществлению аргументационного диалогического принципа.

Широко распространенной аргументационной формой диалога является дискуссия. В сущности, она следует диалектичной схеме смены мотиваций со своей собственной меной перспективы. Впрочем, обмен речевыми вкладами здесь не оказывается столь необходимым, если мы имеем в виду обычное аналитическое обсуждение, которое допускает, что один единственный актант оспаривает предложенный тезис. Дискуссии также свойственно однозначное следование центральному аргументу.

Cреди форм осуществления воздействия наиболее полной является убеждение. Неслучайно, еще Аристотель определял риторику как «способность находить возможные способы убеждения относительно каждого данного предмета» [Аристотель 2000: 18−19] (выделено мною). Оно включает в себя такие логические действия, как объяснение, доказательство, подкрепление гипотезы, выведение следствия, внушение. К строящимся на их основе иллокутивным дискурсивным актам относятся утверждение и ряд регулятивов: предложение, совет, предупреждение, угроза, просьба, требование.