Практическая часть. 
Эпитет, как стилистический прием

— Новая победа болгар! Турецкая армия отступает! Две сотни убитых и пять тысяч раненых! Свежий, самый свежий специальный выпуск!

Громкий, резкий мальчишечий голос раздавался на площади Кёнигплатц, нарушая её размеренный покой; в эту минуту портье верховного генерального штаба армии покинул швейцарскую и, распахнув тяжёлую дверь, вышел на уже погружённую в вечерние сумерки улицу.

• — За сколько продашь, малыш? — и портье уже опустил руку в карман за деньгами.
• — Для вас даром, господин генерал! А детям до десяти и военным с ранга фельдфебеля за половину стоимости!

Бравый мальчуган в форме газетчика известной берлинской газеты передал самую первую газету из большой стопки, которую он держал в левой руке, и побежал дальше.

— Новая победа болгар! Турецкая армия отступает! Две сотни убитых и пять тысяч раненых!

Из-за своей дальнозоркости, старик в видавшем виды тёмно-синем кителе тут же хлопотливо надел чёрное роговое пенсне и развернул ещё пахнущий краской номер газеты.

«София, 19 июня. (Телеграмма нашего специального корреспондента непосредственно с театра военных действий) Согласно достоверным сведениям, которые мы получили непосредственно из ставки, вчера победоносные болгарские войска одержали новую победу. Дивизии Радуловича удалось выбить противника с его сильно укреплённой позиции на высоте у линии городов Копрулу-Бургас. Потери турок составили 200 человек убитыми и 5 тысяч ранеными, с болгарской же стороны они были описаны как незначительные. Разбитая турецкая армия спешно отступает…» Старик вдруг прервал чтение и немного приблизил страницу к пенсне.

— Как это понимать? Я, чёрт возьми, должен выговаривать имена этих варваров!

Вдоль улицы проехала поливомоечная машина, позади неё три парня в высоких сапогах и серых холстяных куртках выпускали из затворок прямо на блестящий от влаги асфальт журчащие струйки воды. Всё это длилось до тех пор, пока последние струйки с тихим бурлением не исчезли в железных решётках канализации возле тротуара. Последние штрихи к столь тщательной уборке внёс бригадир, орудуя своей длинной метлой. Увидев портье, он по-военному отдал честь, приложив руку к фуражке, и подошёл ближе.

• — Доброго вам вечера, почтеннейший господин фельдфебель! Есть что-нибудь новенькое?
• — Да где уж тут! А ещё и эта история с болгарами. Видимо, для разнообразия они снова решили победить. А завтра турки вернутся, и всё пойдёт по-старому. Котёл там, внизу, будет жарче, чем у Седана в 1870!
• — Вы полагаете, что всё, о чём пишут в газетах — неправда?
• — Нет, почему же, что-то, да и правда. Но вот привирают они… страх как! Каждая мелкая потасовка у них превращается в настоящее сражение! Возьмите вот моего коллегу Фюлица из военного министерства. Он любит рыбачить. И каждая пойманная им в воскресенье на озере Липниц плотвичка в палец длиной в его словах превращается в целую щуку. У него на левом плече уже большая мозоль, так как он постоянно показывает нам длину своей очередной рыбины.
• — Как думаете, господин Фельбфебель, не вовлекут ли и Германию в эту Балканскую смуту?

Старик провёл рукой по своим снежно-белым усам в стиле императора Вильгельма Второго и резко ответил.

— А уж это служебная тайна, любезнейший! Чтобы знать, нужно уметь держать рот на замке, понимаете?

Тут бригадир непроизвольно встал навытяжку.

• — Глубочайше извиняюсь, господин фельдфебель! Просто прохожу я каждый раз мимо здания генерального штаба, а очистка за мной ведь здесь, на Кёнигплатц закреплена, так, вот, думаю я, что вы, кто здесь работает, всё знаете. А когда у тебя четыре карапуза дома, и жена больная, тогда начинаешь беспокоиться о будущем. Кто же будет зарабатывать на хлеб для этих маленьких паразитов, если меня отправят на фронт?
• — Государство об этом позаботится, любезнейший!
• — Может и да, а может, и нет. И эта неопределённость чувствуется так сильно, как будто бы уже идёт война. Для вас, господин фельдфебель, это не так явно, ведь вы всё время жалование получаете в срок. Я же… Мне, вот, приходится подрабатывать билетёром в театре Гёте, в местах второго яруса. И никого нет, знаете ли! Ни у кого нет денег на театры! Те, кто хотят увеселений, нынче идут на всякие киношки, и всего-то за 10 пфеннигов. Ещё года два назад чаевых я получал аж целый талер. А сегодня — 50 пфеннигов! И ведь верно писали в новой газете: — «Если с плеч народа не снимут всё возрастающий груз страха перед новой войной, то наша экономика неизбежно придёт в упадок».

Старик задумчиво потрогал пальцами левой руки пуговицы на своём кителе, неожиданно потянулся и ответил.

— Вполне возможно, но разделяют ли мнение господ из газет и другие? Может быть, Его Величеству Кайзеру стоит написать на афишах: -«Спокойствие, народы Европы! Пусть эти воришки и пройдохи и дальше бьют турок на окраине Европы, наши интересы от этого не пострадают! «.

Бригадир покачал головой.

• — Почему же сразу афиши? Вот если бы он снова сделал заявление… на праздничном обеде или уж как-нибудь… Если бы у него только было хоть какое-то представление о том, насколько взволнован весь народ! Приходишь, знаете ли, из театра в половине двенадцатого домой… а в пять утра уже нужно быть в бригаде. Сапоги снимаешь на лестнице, чтобы свою старуху не разбудить, посмотришь — а у неё сна ни в одном глазу! Сопит носом, слёзы сдерживает.
• — Слава Богу, что ты вернулся, Генрих!
• — Чего это? Думала, я под телегу попал?
• — Нет, не из-за этого. Мобилизация! Старосты вчера зачитали всем вслух вечернюю газету в овощной лавке… если русские пойдут против наших братьев-австрийцев, мы должны будем взяться за оружие.
• — Чепуха, — говорю ей я, а в душе сам того же боюсь.
• — Не думаешь ли ты, что наш миролюбивый кайзер решится развязать войну? — Он-то нет, а вот другие… И на что же я, больная, буду содержать четверых наших малышей после того, как тебя убьют на войне? Куплю на последние 10 грошей газа, напою детей водкой, включу кран горелки и отравлю нас всех!

Старый фельдфебель положил ему руку на плечо.

• — Что вы, успокойте свою жёнушку! И на войне вовсе не всё так ужасно! Возьмите, к примеру, меня. Пережил австро-и-франко-прусскую войну, участвовал в тридцати двух сражениях. Сражался в битве при Сен-Прива, а потом и при Дюббёле. И что с того? Пуля лишь испортила ножны шпаги, и пришлось её носить в руке. Что же до жалоб вашей супруги, просто скажите ей, что вы говорили со мной. А уж я точно знаю, что войны не будет, если уж только не произойдёт что-то совсем безумное. А уж если что — мечи наши остры и порох есть в пороховницах!
• — Дай Бог, чтобы до этого не дошло…

Тут из приоткрытой двери вышел молодой офицер в форме генерального штаба и поспешно направился к нашим собеседникам. Его живое, открытое лицо, а также умные голубые глаза производили необычайно любезное и приятное впечатление. Подойдя к ним, он вежливо отдал честь.

— Извините, что прерываю вашу беседу, господа. Уважаемый Шмидт, не ушёл ли уже господин капитан фон Штернгеймб?

Старый фельдфебель встал навытяжку.

• — Нет, господин капитан, в противном случае я бы его увидел.
• — В таком случае, я пойду потихоньку. Если увидите его, то передайте, что я буду ждать его у афишного столба. Доброго вам вечера!
• — И вам того же, господин капитан! Я уж передам…

Бригадир с удовлетворением сказал вслед уходящему офицеру.

• — Какой благородный юноша! Вы слышали, господин фельдфебель? «Извините, что прерываю вашу беседу, господа»! Господа! А ведь уже дослужился до капитана! А я поначалу подумал, что это самый что ни на есть молодой лейтенант…
• — Это да — ответил старый фельдфебель, и в его тоне прозвучали нотки восхищения. Такая карьера — это что-то! Определённо, ещё немного времени, и из него выйдет настоящий генерал! Появился у нас осенью, затем отправился на фронт командовать эскадроном, ведь раньше он служил в кавалерии, а спустя 2 года снова вернулся в генеральный штаб!
• — Чёрт возьми! Как же его зовут?
• — Барон Жастон Фукар фон Кердзак.
• — Он что, француз?
• — Его родители покинули Францию и переехали сюда. Старинная семья.

Бригадир озабоченно покачал головой.

— Француз, и в прусском генеральном штабе? Где у него есть доступ к секретным сведениям?

Услышав такие слова, старый фельдфебель вспылил.

— Вы рискуете нажить себе неприятности! Имейте всё-таки приличия! В франко-прусскую войну нашим капитаном был барон Сен-Вилье. Видите ли, тоже французская фамилия, но наступал он под стать самому Блюхеру!

В ожидании капитана фон Штернгеймба, барон Фукар стоял около афишного столба и от нечего делать просматривал пёстрые объявления, в которых была расписана культурная жизнь столицы. Естественно, для тех, кто имел на неё свободное время. Смотря на афиши, Фукар невольно ловил себя на мысли, что за те пять с небольшим перерывом лет, которые он провёл в Берлине, увеселения практически обошли его стороной. Раньше, будучи простым курсантом военной академии, он пару раз бывал в театре, однако после того, как его прикомандировали к верховному Генеральному штабу, работа полностью поглотила его. Вполне естественно, что итогом подобной службы стала некоторая отчуждённость от светского общества, а также несколько узкий кругозор, однако с этим уже ничего нельзя было поделать. За спиной барона стали слышны чёткие, армейские шаги, побрякивала сабля. Фукар обернулся, однако вместо Штернгеймба увидел начальника своего отдела. Это был высокий, поджарый мужчина без бороды, с умным лицом, чей острый, проницательный взгляд вместе с густыми бровями, казалось, делал его источником живой, несгибаемой энергии. Приложив два пальца к фуражке, полковник Вегенер отдал честь.

— Что, любезный капитан, смотрите, в какой театр лучше пойти?

Чёткое произношение выдавало в нём урождённого пруссака. Барон Фукар с почтением ответил.

• — Уже слишком поздно, господин полковник!
• — Вы правы, скоро в зале уже можно будет спокойно устраиваться на ночлег. Тут ещё более сумасбродная вещь, капитан. С понедельника мы обязаны организовывать… как это называют на фабриках? Ах, да, ночные караулы! Как вам такое? Может, пойдём вместе? Если я не ошибаюсь, ваш дом тоже в той стороне.
• — Охотно, господин полковник. Но позвольте поинтересоваться, не являются ли эти дополнительные обязанности чем-то большим, чем просто необходимыми мерами предосторожности? Не стоят ли за этим какие-то приготовления?

Полковник пожал плечами.

• — Я получил приказ для трёх армейских корпусов, которые, несмотря на текущий план по мобилизации, должны быть отправлены на восток, с учётом графика и необходимых транспортных средств. Большего я не знаю, однако, из всего того, что видно, можно сделать вывод о том, что дело принимает серьёзный оборот. Весьма серьёзный.
• — Ну, слава Богу!
• — Не правда ли, а? Скоро мы покажем господам Европы, что наша армия — не огородное пугало, у которого на носу спокойно прыгают воробьи.
• — Уж поскорее бы!

Некоторое время они шли молча. Полковник Вегенер бросал на своего подчинённого полные одобрения взгляды.

• — Скажите, любезнейший Фукар, вы были не в особом восторге, когда вас направили в мой отдел на целых 6 месяцев?
• — Признаться честно, господин полковник, поначалу я был весьма удручён.
• — Я вас понимаю. Целый день составлять графики движения поездов, рассчитывать разгрузку и прочее…
• — Так точно, господин полковник! Первую неделю я был в совершенном отчаянии. По вечерам, когда я выходил из штаба, моя голова была подобна каше из-за постоянных подсчётов, и я почём свет изливал своё недовольство на улице. Потом, однако, я осознал свою ошибку. Вся важность нашей работы внезапно открылась для меня, мне показалось, позволю отметить, что она подобна приготовлениям полководцев перед битвой, и не менее важна для её успеха. Представьте, например, что в Восточной Пруссии, ровно через два дня после начала мобилизации, нам нужны 3 полка пехоты, полк артиллерии и, допустим, гумбинненские уланы, но их нет. И тут выясняется, что офицер генерального штаба, отвечающий за снабжение, плохо исполнял свои обязанности: в составлении списков отправления поездов он допустил небольшой просчёт, который не обнаружили и при проверке. Трибунал! Поэтому я считаю, что мы должны относиться к нашей работе с должным уважением и каждую минуту думать об огромной ответственности, возложенной на нас, тогда, как бы это ни было странно, она начнёт нам нравиться.

На безусом лице полковника появилась улыбка. Он указал пальцем на небольшую кожаную папку, которую его подчинённый нёс под мышкой.

• — И поэтому вы, будучи таким ответственным, решили взять порцию работы домой на воскресенье?
• — Это не для меня, господин полковник! Получилось так, что всю свою работу я уже успел сделать. Но моему соседу, старшему лейтенанту Венторпу необходимо завтра ехать на похороны своей тёти во Франкфурт-на-Одере.

Полковник тихо пробурчал себе под нос.

• — Скорее даже на помолвку своей молодой кузины. И поэтому вы по доброте душевной взяли на себя лишнюю работу?
• — Я должен был поступить иначе, господин полковник? Её ведь всё равно нужно выполнить лишь к утру следующего понедельника.
• — Если бы господин Венторп проявил должное рвение… После короткой паузы, он продолжил.
• — Если ничего не случится, то после манёвров вас снова отправят офицером на фронт. Вы, наверное, хотели бы вернуться в ваш старый полк, к карлсбургским уланам?
• — Нет, господин полковник, я хотел бы отправиться на восток. Особенно в Восточную Пруссию. Знаете, однажды в поезде я прочитал один роман, где действие разворачивалось именно там. Надо отдать должное автору, он был явно восхищён этим местом; описания там были просто чудесные. С тех пор у меня появилось страстное желание посетить сей край чёрных лесов и голубых озёр. Но у меня нет ни малейшей протекции, я даже не знаю, куда бы я мог подать своё скромное прошение…

Полковник с лёгким недоверием поднял голову. Если это и была лесть, то весьма искусно завуалированная. Однако он тут же отбросил эту идею, его ухо сразу улавливало нотки тех, кто желал выслужиться и польстить полковнику.

• — Так, значит, в Восточную Пруссию? Хочу вам сказать, что и люди там весьма недурные, с ними стоит познакомиться поближе. И если же вы хотели бы обратиться по данному вопросу к полковнику Вегенеру…
• — Серьёзно, господин полковник?

Тут начальник рассмеялся.

• — Не, не, любезный, не так быстро. Полковник Вегенер не настолько высокопоставленная персона, однако, он знает кое-какие лазейки. Командир орденсбургских драгун мой хороший друг, и недавно он сообщил мне, что один из его командиров эскадронов будет уволен. Крайний срок — месяц. Вы были бы не сильно огорчены, если бы сразу после манёвров вас освободили от нынешней рутинной работы?
• — Даже не знаю, господин полковник…
• — Ну, правда пока что даже я не знаю, сработает ли затея. А тот писатель, о котором вы мне говорили, писал что-нибудь о прусских девушках?
• — О, целый гимн, господин полковник!
• — И он прав! А вы, любезнейший, всё ещё не женаты?

Капитан Фукар рассмеялся.

• — Так точно! Служба Кайзеру не оставляет времени на девушек.
• — В таком случае, не приударяйте за ними в последний момент! И не смущайтесь тому, что в Орденсбурге девчушки будут называть привычные вам блюда на свой, прусский лад, это не делает их менее привлекательными. А теперь прощайте! Я тут вспомнил, что моя жена пригласила на ужин гостей… А вон как раз и свободное такси.

Полковник быстро попрощался и длинными, чеканными шагами направился к автомобилю.

— Эй, шофёр, на Уландштрасе 51!

И уже садясь в машину, Вегенер крикнул Фукару.

— Видите, любезнейший, в некоторых случаях можно обойтись и без протекции! Достаточно лишь обратиться к кому следует!

Барон отдал честь, и почувствовал, что кровь приливает у него к голове. Полковник Вегенер, с виду замкнутый и скупой на слова человек, оказался таким благородным! И вечерние гости его жены — явная отговорка для того, чтобы избежать излишних благодарностей своего подчинённого. Но ничего, поблагодарить его можно будет в понедельник, в генштабе. А ещё лучше доказать свою признательность делом! Отработать оставшуюся пару недель с ещё большим усердием, так, чтобы господин полковник лично убедился в том, что его благосклонность нашла достойного человека. Непередаваемое ощущение радости наполнило его грудь. Ещё месяц, и я снова попаду на фронт! Мчаться впереди всего эскадрона, его эскадрона!, по полю боя, с обнажённой саблей в руке! А ещё лучше, там, на вражьей земле. Ибо настало время для Германии обнажить саблю и начать новую, победоносную войну. Страны Европы уже, пожалуй, возомнили себе, что Рейх теперь уже не более чем проржавевшая шашка, мочалка, покрытая фольгой, у которой больше нет мощи; их заблуждение обернётся против них самих! Тут Фукару вдруг пришла в голову мысль о том, какие случайности порой определяют дальнейшую судьбу человека. Задержись он на работе ещё немного, он бы не встретил полковника, и всё шло бы по-старому. Ему повезло, это было настоящее солдатское счастье, и по такому событию полагалось выпить. Однако когда Фукар подъехал к ресторану, где он время от времени встречал своих коллег по работе, он вдруг осознал, что никто их них не близок ему настолько, чтобы за бокалом шампанского рассказать ему о выпавшей на его долю невообразимой удаче. Подобные вещи лучше всего хранить у себя на сердце, если у тебя нет хороших друзей. А тут ещё была и работёнка, которую он взял у Венторпа… но, ведь, выпить по поводу такого события можно было и одному. Написать письмецо старой, маленькой женщине в Швабию, его матери… Она была единственным человеком, который по-настоящему радовался всем успехам своего сына. Тут травмай остановился у остановки, Фукар вошёл. Трамвай направился через площадь Большой Звезды в сторону его дома. На задней площадке прицепного вагона стоял молодой человек невысокого роста в модном летнем пальто. Он приветственно приподнял шляпу, на его правом запястье блестел золотой браслет. Капитан Фукар поприветствовал его в ответ, однако не смог вспомнить, встречал ли он его где-то до этого момента. Юноша как будто прочитал его мысли и спросил.

• — Господин капитан уже не помнит меня?
• — Вынужден признать, сейчас и не …

Невысокий молодой человек снова приподнял шляпу.

• — Некоторое время назад имел честь познакомиться с вами в Пшорре. Зегебрехт, мальховские драгуны.
• — Ах, да, конечно… Вы здесь снова, чтобы поучаствовать в скачках?
• — Да, завтра в Груневальде я поставлю на жеребца своего друга Холленбека, Маргилана. Позвольте заметить, это очень выгодная ставка!
• — Премного благодарен, но, боюсь, что завтра у меня вряд ли будет свободное время…

Невысокий молодой человек тут же сунул руку в карман.

• — Вот, если вы позволите, билет на трибнуну. На всякий случай.
• — Умоляю, вы найдёте гораздо лучшее для него применение.
• — Уж это вряд ли. К тому же мне и самому он достался в подарок.
• — Что ж, тогда премного благодарен.

Жастон фон Фукар положил билет за обшлаг своего сюртука.

— Удачи вам завтра!

Драгун тут же вытянулся.

— Ни пуха, ни пера, господин капитан! Запомните имя Маргилана, он предпоследний в списке. Господин капитан может с уверенностью поставить на него целый фунт. Вы выиграете в двадцать раз больше денег, ведь никто, кроме меня не знает, какой это жеребец! Да и его наездник не новичок и прекрасно знает своё дело.

Фукар невольно прыснул. Насколько же уверен был маленький драгун в своей победе…

• — Что ж, если победа уже в кармане… И как мне отблагодарить вас за такой огромный выигрыш?
• — Будет достаточно, если господин капитан скажет мне кое-что.

Молодой офицер подошёл ближе и сказал вполголоса.

— Наш брат в провинции и понятия не имеет, что происходит на самом деле… Господин капитан тоже думает, что начнётся война?

Это был всё тот же вопрос, который был у всех на устах в это суровое, беспокойное время. Фукар пожал плечами.

• — Это вопрос не ко мне, господин Зегебрехт. Сейчас этого никто не знает.
• — Я думал, что господа из генерального штаба делают какие-то выводы из порученной вам работы.
• — Это верно, но вы переоцениваете моё положение. Я всего лишь маленький винтик в этой огромной машине, который только выполняет свою работу.

Маленький драгун изобразил немного подавленный вид.

• — Господин капитан просто не хочет об этом говорить! А мне возвращаться в часть, все тут же пристанут с расспросами, и сам командир поинтересуется: — Ну что, Зегебрехт, узнали что-нибудь новенького в Берлине? Куда нам теперь выдвигаться? И я буду стоять перед ними, как дурак. А соврать нельзя, ведь дело-то очень важное.
• — Вы совершенно правы! Даже слишком важное, чтобы парочкой необдуманных фраз посеять у всех опасения или надежды. Скажите вашему командиру, что вы поговорили с одним капитаном, и он дал вам понять, что слухи о приближении войны полностью неоправданны. Это было бы хорошим решением.

Трамвай остановился на Корнелиусбрюке. Драгун из Мальхова с почтением протянул Фукару руку.

— Покорно благодарю, господин капитан! Теперь мы знаем-с, что делать. Мой командир будет удовлетворён, если я опишу ему ситуацию так легко и непринуждённо, да ещё и ссылаясь на вас. А теперь господин капитан, вынужден откланяться, мне ещё предстоит визит к семье.

Молодой человек спешно вышел и Фукар с улыбкой смотрел ему вслед. «Семьёй» оказалась молодая худенькая девушка, стоявшая у парапета моста и встретившая своего возлюбленного с распростёртыми объятиями. Хорошенькая девчушка. Прав был этот драгун из Мальхова! Пара мягких девичьих губ была бы намного приятнее, чем эти пахнущие плесенью документы, с их бесконечными цифрами. Кто знает, чей жизненный путь лучше: честолюбивый работник, который без малейшей передышки идёт к цели, невзирая на трудности, или же ведущий беспечное существование лейтенант? Нет ни одной девушки, за которой бы он не ухаживал, ровным счетом, как и нет выпивки, которой бы он чурался. И когда пробьёт его смертный час, то про него можно будет сказать, что он хоть как-то насладился этой жизнью. Пуля — дура, и ей безразлично, убить ли человека с честолюбивыми планами или же просто праздного гуляку, у которого на уме лишь азартные игры, женщины, скачки и охота. На душе Фукару стало неспокойно. По возвращении домой, он уселся за документы, полагая, что покончит с ними за пару часов. Однако старший лейтенант Венторп, якобы, отправившийся на похороны своей тёти, явно взвалил на него гораздо больше дел, чем та «дружеская услуга», о которой он просил Фукара. Работы здесь было дня на два. Денщик Фукара, прямодушный шваб из карлсбургских улан, появился в дверях.

• — У господина капитана будут ко мне ещё приказы?
• — Да, Хеберле. Заварите мне чаю покрепче, ночка сегодня снова предстоит длинная.
• — Слушаюсь, господин капитан.

Яркое летнее солнце освещало длинную дорогу в Грюневальде и играло яркими бликами на зелёной траве и пёстрых одеждах зрителей, заполнявших места у трибун. Лёгкий ветерок время от времени доносил сюда пряный запах высоких сосен, окружающих большую дорогу, тёмные, острые кроны которых повсюду загораживали обзор. Когда Жастон фон Фукар предъявил на входе свой билет, с трибун до него доносилась дикая неразбериха криков и громких возгласов.

— Монблюте победит… Монблюте…точно, Буллок… точно…

Затем шёл беспорядочный шум, в котором невозможно было что-либо различить. Короткая пауза, и затем снова волна громогласных возгласов.

— Монблюте… Буллок…Монблюте.

Фукар не торопясь подошёл к трибуне. По всей видимости, он опоздал на начало скачек, первые забеги уже были завершены. Однако Фукара по-настоящему интересовал лишь предпоследний круг. Ежедневная работа была настолько рутинной, что уже не оставалось желания участвовать в скачках, которые были несравненно милее сердцу любого кавалериста. Из вывешенного на высоком белом помосте номера и из программы Фукар понял, что кобыла под кличкой Монблюте, 14 лет, обскакала даже некоторых лошадей, выращенных в Англии. Без сомнения, это было весьма отрадно, но Фукар с лёгким неодобрением наблюдал то, какую овацию устроила элегантная публика на трибунах одетому в чёрно-белый спортивный костюм жокею, возвращавшемуся со скачки; словно он был полководцем, с триумфом возвращающимся домой после успешно одержанной победы. Такой незначительный повод, а дамы с восхищёнными возгласами бросают цветы, подбрасывают вверх зонтики и пожимают руку чванливо улыбающемуся в седле жокею. Что же произошло бы, если кто-нибудь совершил по-настоящему геройский поступок во благо родины? Сорвали бы они с себя платья и бросились обнажёнными к конским копытам? Весь этот истеричный фарс переходил границы разумного. Фукар прошёл через группки людей, столпившихся у стендов с прохладительными напитками, и осаждавших кассы тотализатора. Повсюду в воздухе висело возбуждение. Капелла гвардейцев-драгун на эстраде исполняла попурри военной тематики, начинавшееся со старого прусского марша.

— И я пруссак, цвета мои вы знаете прекрасно. Чёрное с белым знамя развивается впереди.

Кое-кто из публики подпевал песне, для Фукара это звучало как настоящее богохульство. Основные скачки были завершены. Небо вдруг покрылось тучами, и короткий летний дождик оросил землю. Тут элегантная публика дала тягу. Остались лишь те немногие, кто стоял у выхода и ожидал результатов новых скачек. Среди них был и Фукар, который пообещал драгуну из Мальхова поставить золотой на — как же правильно звался жеребец? — да, на Маргилана.

Фунт был потерян. Неудачный скакун уже с самого старта показал свой нрав и бросился в сторону. Перед рвом он остановился, и ни плётка, ни шпоры наездника не могли заставить его преодолеть препятствие. Поэтому капитан фон Фукар, смеясь, пошёл к выходу. Самонадеянность маленького драгуна оказалась выше его навыков наездника. Такому крупному жеребцу полагался соответствующий всадник, но уж точно не тот, кто в данный момент пытался усмирить кулаками и ногами своенравного разбойника. Фукар прошёл мимо трибун, между третьим и четвёртым рядами, где несколько джентльменов, громко споря, делили выигранные на пари деньги. Лестница наверх, к ресторану. Раздаётся громкая музыка; в большом зале со стеклянной крышей ни одного свободного места. Тут за длинным, заставленным блюдами столом возле входа в ресторан взвился вверх голубой рукав, украшенный серебристыми петлицами. Им оказался гусар из Ландсберга, с которым Фукар вместе учился в военной академии. Успехи его, правда, были малоутешительные, и он даже не дослужился до высшей адъютантуры. В итоге службу он продолжил поручиком, серым и угрюмым.

• — Эге, Фукар, вы кого-то ищете?
• — Да, место, куда бы присесть и съесть отбивную. Я просто умираю с голода.
• — Тогда давайте сюда! Если придётся немножко потесниться — не беда!

Фукар протиснулся в узкий ряд стульев. Гусар из Ландсберга громко представил его гостям по правилам этикета.

— Господин капитан барон фон Фукар из Берлинского генштаба. Это госпожа Райнталер, до недавнего времени одна из самых прославленных наших артисток. Это господин Райнталер. Другие господа, если угодно, представятся сами.

Сидящие рядом господа с лёгким поклоном пробормотали одно имя. Остальное же общество даже не обратило внимания на нового гостя. Официант принёс стул и Фукар уселся возле гусара. С другой стороны напротив него сидела госпожа Райнталер, молодая дама примерно 26−27 лет, одетая в простое и одновременно изысканное светлое платье, подчёркивающее достоинства её чуть полноватой фигуры. Из её украшенного венецианскими кружевами выреза выделялась великолепная шея, вкупе с классически красивым лицом. Большие, тёмные глаза, мерцающие лёгкой синевой; прямой, тонкий нос и маленькие, румяные уши за целым водопадом тёмно-русых волос. И при этом немного косметики. Лёгкий штрих тушью под глазами, чуточку красные губы и мочки ушей, однако всё вместе выглядело потрясающе. Это было одно из тех лиц, которые непроизвольно начинаешь выискивать в толпе, заметив их один раз. Комично изображая недовольство, госпожа Райнталер указала вилкой для омаров на гусара из Ландсберга.

— Вы негодяй! Зачем сразу стоило рассказывать о том, что я когда-то работала в театре?

Сидящий рядом с ней худощавый супруг, господин с крючковатым носом и впалой грудью, покашливая, поднёс руку ко рту.

— Полегче, дорогая Йозефа, ты бы и сама очень скоро рассказала бы об этом господину капитану.

Тут, обращаясь уже к Фукару, он спросил.

• — Вы поклонник театра? Нет? Что ж, тогда я должен представиться ещё раз. Он указал рукой на свою супругу.
• — Пэпи Хоэнталь, недавняя обворожительная мадемуазель. После того, как я пригрозил ей самоубийством, если она и дальше продолжит выставлять напоказ свои божественные стопы каждому дурачку, кто заплатит четыре с половиной марки за билет, она смилостивилась и вышла за меня замуж. Её интерес к театру не ограничивается парой выступлений в аванложе на премьерах спектаклей. Она ждёт, пока выступят все её спутницы, очаровывает ваше сердце, а затем оставляет вас ни с чем, и вы краснеете от злобы.

Он поднял свой бокал с холодным крюшоном и, смеясь, выпил за здоровье супруги. Гости рассмеялись. Фукар же почувствовал себя не в своей тарелке, ему были непривычны такого рода беседы. Его сосед пнул капитана ногой под столом и прошептал.

— Не надо делать такие глаза, это отличные люди. Их дом самый гостеприимный на всём западе страны!

Словно подтверждая истину сказанного, он кивнул. И какое ему было дело до этого, подумал Фукар. Сегодня он впервые познакомился с этими людьми, а завтра расстанется с ними навсегда.

Беседа за столом перешла на общие темы, гости обсуждали итоги скачек. Фукар узнал, что господин Райнталер был не просто зрителем, но владельцем одной известной конюшни. Два его жеребца участвовали в главном забеге дня, один в качестве новичка, а другой — как зарекомендовавший себя победитель, однако по вине жокея оба так и не выиграли забег. Гусар из Ландсберга с жаром начал разъяснять Фукару, что именно привело к неудаче на скачках; в это время фрау Райнталер отложила в сторону тарелку и опустила свои прекрасные руки на стол.

— Вы не берлинец, господин капитан?

Фукар сделал лёгкий поклон.

• — Смотря на чей взгляд, милостивая сударыня. Я здесь уже несколько лет, сначала учёба в академии, затем работа в генеральном штабе. Однако, я не особо старался найти здесь новые знакомства, ведь изо дня в день приходилось работать всё усерднее и усерднее.
• — Вы любите спорт?
• — Конечно! Каждый, кто служит в кавалерии, обязан любить его. Скачки с препятствиями в некоторой степени являются последним испытанием для наших офицеров. Опыт, полученный там, на зелёном газоне…

Пренебрежительным жестом госпожа Райнталер прервала его.

— Вот как! Большинство из вас скачет и делает ставки на этом. Иногда, когда я встаю утром, вы уже сидите с моим мужем в его рабочем кабинете. Ужасно, но это губит его. Не в материальном плане, денег он может проигрывать столько, сколько захочет, но его здоровье не выдерживает этого. У него тяжёлый порок сердца и больные лёгкие. Врач говорит, что в любой день может произойти трагедия, если это так и будет продолжаться, но муж только смеётся над этим. Он считает, что только он сам знает, что пошло бы ему на пользу. А как он злился, когда однажды занемог и был вынужден несколько дней лежать в постели! Он тянет меня с собой на все скачки, не только в Германии, а ночами сидит за картами. А я… для меня всё это ужасно. Я умираю от скуки на скачках и абсолютно не понимаю, как можно переживать из-за того, что тот или иной скакун опережает остальных.

Госпожа Йозефа сделала короткую паузу, а затем тронула своего супруга за руку.

— Фриц, дорогой, подай мне портсигар.

Не оборачиваясь и не прерывая свой разговор с гусаром из Ландсберга, тот подал портсигар супруге. Жастон фон Фукар с удивлением задал себе вопрос: зачем госпожа Райнталер рассказала мне всё это? Мы не знакомы с ней и четверти часа, а она уже посвящает меня в такие деликатные подробности, которые обычно люди держат при себе.

Госпожа Йозефа закурила сигарету и продолжила разговор. Лёгкий венский акцент придавал её тихому, но приятному голосу своеобразный шарм. Она начала разговор как раз с того момента, где он и оборвался.

— Да… от этой жизни можно сойти с ума. И люди тоскуют по временам, когда у них ещё были интересные занятия. Не повторять одну и ту же чёртову роль сто раз на дню, день за днём, но и придумывать новые занятия. Я выступала не только в Берлине, но и в Вене. Там мы играли различные репертуары — Ибсен, Стриндберг, Шоу. То, что мы давали публике, находило широкий отклик в сердцах людей. О каждой новой роли говорили во всём городе. Как я, например, играла Гедду Габлер…

Господин Райнталер повернулся боком к собеседникам. По всей видимости, он услышал последнюю реплику.

— Извини за беспокойство, дорогая Йозефа, мне просто нужны мои сигареты, — сказал он и с немного ироническим смешком добавил: — Дома вы можете прочитать отзывы критиков, господин капитан. Это было шедеврально, вся Вена была в восхищении и восторге, люди словно сошли с ума. Один юноша застрелился прямо у кассы, так как он не смог достать билет на второй спектакль. А в совете общин один служащий предложил уже сейчас выделить самое лучшее место для похорон на центральном кладбище в честь божественной исполнительницы роли Гедды Габлер. Естественно, за счёт города.

Госпожа Йозефа невозмутимо выпустила кольцо дыма изо рта, приподняла плечи и сделала своему собеседнику выразительный жест.

— Вот, видите? Дай лишь повод пошутить друг над другом! По правде говоря, не думайте, что я вам что-то наговариваю. Не хотели бы вы зайти к нам в гости сегодня вечером? Помимо вас будет присутствовать всего пара человек. Можете рассчитывать на чашечку кофе, сигарету, и, если будет на то настроение, немного музыки.

Фукар сделал лёгкий поклон.

— Охотно, милостивая сударыня, но у меня дома ещё осталась работа, которую я непременно должен к завтрашнему утру…

Госпожа Райнталер резко прервала его.

— Никаких отговорок, дорогой барон! Родина не будет в опасности, если вы один раз для разнообразия забудете про составление военных планов! Сейчас нечего раздумывать, внизу нас ждут машины. Официант, счёт!

Гости проследовали к выходу. Фукар уже было подумывал незаметно отделиться от толпы, но, увидев просящий взгляд госпожи Йозефы, всё же проследовал за остальными. У гардероба он нашёл минутку для того, чтобы переговорить с гусаром из Ландсберга.

— Водерсен, скажите мне вот что…

Невысокий гусар опережающе поднял руку.

• — Да знаю я! Вы вините мне в том, что из-за меня вы втянулись в эту компанию. Поверьте, это ещё не самое худшее. Райнталер действует на нервы своими немного грубоватыми манерами. Однако, его огромное состояние делает из него очень хорошего партнёра. Он проживёт ещё максимум два года — а живёт он в своё удовольствие. Скачки, охота, игра в карты. Особенно важно последнее. Когда после десяти часов за покером врач делает ему замечание, он лишь пожимает плечами. С его слов, он лучше будет напрягать свой ум для того, чтобы изобрести специальный карточный стол для тех, кому недолго осталось. И так между тасовкой и сдачей карт проходят три драгоценные минуты жизни.
• — А что же его жена?
• — Вы про то, что она была с вами так откровенна и говорила о том, чем люди делятся лишь самым близким друзьям? Я вполуха слушал ваш разговор и заверяю вас, не думайте ни о чём лишнем. Такая уж она есть, и ей хочется выговориться. Если бы она, например, нашла свою причёску неподходящей, то она точно так же высказалась бы об этом.
• — Но это же…
• — Немного невоспитанно, вы хотите сказать? Я не знаю! Не понимаю я эту женщину. Иногда мне кажется, что это своего рода кокетство, иногда же она настолько правдива, что чурается любой лжи и говорит о том, что у неё в сейчас на уме. Я хочу сказать, в своём роде это её индивидуальная беспечность, которая, как и силы природы, подчиняется только ей самой. В общем, вы сами сможете судить о ней, если будете почаще наведываться к ним в гости.
• — Об этом я и не подумываю, — смеясь, ответил Фукар. Маленький гусар, однако, с лёгким вздохом пожал плечами.
• — Я знаю некоторых, которые говаривали, как вы… и до сих пор они частые гости у Райнталеров.

Официант в тёмной ливрее оставил шляпку госпожи Райнталер в кожаном чехле. К Фукару она подошла в дорожной куртке и капюшоне.

— Вы поедете со мной, господин капитан! Я сама вожу автомобиль, но вам нечего бояться. Я слишком люблю себя, чтобы позволить допустить себе малейшую неосторожность на дороге.

Когда они вместе спускались по лестнице, Йозефа, улыбаясь, смотрела на Фукара.

• — Ну как, много приятных вещей обо мне вы услышали от господина фон Водерсена?
• — Вы имеете в виду лесть? — тут же ответил Фукар.

На её белом лбу появилось несколько вертикальных морщинок.

— Я не люблю, когда мне делают комплементы. Пожалуйста, запомните это, если вы хотите стать моим хорошим другом!

Странная весёлость Йозефы передалась и Фукару. Он тут же перенял её манеру разговора.

— Милостивая сударыня, я нижайше прошу разрешения сказать, что у меня нет времени на это. У меня слишком много работы, чтобы заводить себе какие-либо знакомства.

Госпожа Йозефа с лёгким удивление подняла взгляд на Фукара.

• — Вы извиняетесь по этой причине? Господин фон Водерсен уже рассказал мне, сколько у вас работы. Но вы ещё до этого привлекли моё внимание на ипподроме.
• — Я? И чем же, позвольте поинтересоваться?

На щеках госпожи Йозефы появился лёгкий румянец.

• — Об этом я расскажу вам в следующий раз! А теперь снова к комплиментам господина Водерсена в мой адрес.
• — Милостивая сударыня, я и не знаю… в общем, меня удивило то, как открыто вы говорите со мной. О тех вещах, которые… господин фон Водерсен попытался мне это объяснить. У меня и в мыслях не было ничего превратного, ведь вы вольны выражаться так, как вы думаете. Из-за вашей искренней любви к правде или же… я точно не знаю… из удобства.

Госпожа Йозефа задумчиво смотрела впереди себя.

• — Этого я сама не знаю. Возможно, в детстве мне слишком мало давали тумаков. Я была очень избалованной девчонкой. Но в одном он неправ… я имею в виду господина фон Водерсена: вы должны были подумать обо мне превратно! Я была в ужасном расположении духа. Любой другой слышал от меня одни ругательства, однако с вами мне захотелось поделиться тем, в чём причина такого настроения.
• — Смешно, — непроизвольно должно было прийти в голову Фукару, — заносчивая маленькая бабёнка всерьёз думает, будто она находится в центре внимания.

Госпожа Йозефа села за руль, Фукар занял место слева от неё. Водитель завёл двигатель и запрыгнул на длинную подножку.

— Ехать нам всего пару минут, — сказала она и направила громоздкий автомобиль в свободную колею в сторону от тянущегося вдоль улицы экипажа. — А на то, о чём вы думаете, я отвечу дома. Сейчас я должна быть очень внимательной…

Она замолчала. Тут мимо автомобиля, чуть не задев его, пронеслась пролётка, чей кучер, видимо, потерял контроль над своей лошадью. В ярости, госпожа Йозефа перешла на свой родной диалект.

— Чёрт побери, чуть не врезался! Это безобразие! Карл, запомните номер пролетки! Кучера, позволившего понести такой дрянной лошадёнке, нужно определённо лишить прав!

Вилла Райнталеров находилась на одной из боковых улиц Королевской аллеи, посреди большого парка, чей густой кустарник и высокие железные решётки не пропускали внутрь взоры прохожих. Тонкие сосны возвышались на широких лужайках, редкие же декоративные деревца держались группками. Из пёстрых цветников била мощная струя фонтана. Когда автомобили подъезжали к пандусу, десятки слуг тут же были тут как тут, встречая гостей.

• — Так, — сказала госпожа Йозефа, — прошу прощения, но я вынуждена отлучиться на пару минут. Я скоро вернусь, только наведу красоту. Для вас!
• — Куда вам быть ещё красивее? — спросил Фукар с ещё большей смелостью, словно находясь в несколько неловком положении.
• — Для того, чтобы отвлечь спартанца от его твёрдых принципов, я должна быть очаровательной! — смеясь, ответила она.

И Фукар проследовал за госпожой Йозефой в дом, абсолютно не представляя, как вести себя в подобной ситуации. Возможно, эта, с виду не в меру избалованная молодая женщина, полагала, что он начнёт разговор с любезностей в её адрес? Чтобы втереться в круг её друзей, как, например, маленький гусар из Ландсберга…

Широкий зал наполнялся гостями. Около дюжины приехало на двух автомобилях из ресторана, остальные же, а их было более двадцати, видимо, уже ждали возвращения хозяев. В центре зала за биллиардным столом шла игра. Четверо игроков отчасти шутками, отчасти в серьёзном тоне выражали своё недовольство по поводу вмешательства в неё других гостей. В углу какой-то юноша в белом спортивном костюме упражнялся на рояле, две или три пары танцевали танго. Повсюду гости без умолку щебетали друг с другом. Полный господин поднял вверх руку и громко позвал: — Эй, чёрт побери! Виски с содовой! Я умираю от жажды!

— Всё это глупо, не так ли?

Фукар поднял глаза. Возле него стоял господин Райнталер. Вежливо поклонившись, Фукар ответил.

• — Счастлив тот, кто в состоянии содержать такой гостеприимный дом.
• — Дом? Скорее, целый ресторан. Видите того толстяка, который брюзжит, требуя виски? Это профессиональный игрок Леопольд Давид! Каждый раз после встречи с ним мой карман становится легче примерно на триста тысяч марок. Мне далеко до его стальных нервов, но это-то меня и возбуждает… так, что же я хотел вам сказать? Ах да, такое здесь происходит каждое воскресенье. В будни реже. Если я не могу сходить в клуб, моя супруга зовёт меня на неизменную партию в покер. С этим уже всё кончено, — добавил господин Райнталер и ударил себя кулаком в грудь. В ответ раздался сухой кашель, с трудом, хозяин дома продолжил. — Что ж, а вы играете? Нет? Это весьма прискорбно! Чем же вы собираетесь заниматься после того, как с почётом уйдёте на пенсию? Я могу жить лишь с картами в руках. В гробу я собираюсь сыграть в пасьянс с чертями, как раз в день страшного суда. Ну, а пока что до встречи. Господин Давид зовёт меня, партия уже началась. Прошу меня извинить… каждый развлекается здесь по-своему. Если вам нужен флирт, то пожалуйста, всё в вашем распоряжении! Вы не у бедняков… Обратитесь, например, к моей супруге, уж она подберёт для вас подходящую кандидатуру. На прошлой неделе она организовала одну помолвку, так жениху можно было только позавидовать. Единственная дочь Мартина Нейдекера… капитал два миллиона наличными, плюс в четыре раза больше после кончины отца-завещателя. И подобное происходит здесь частенько. Взять, к примеру, богатую, но довольно уродливую двоюродную сестру вышеупомянутой особы, христианской девы и будущей невесты… А теперь уж прошу прощения, но отлучаюсь. Если почувствуете голод или жажду, то достаточно просто позвонить.

Фукар пожал холодную от пота ладонь господина Райнталера и остался в одиночестве. Один в толпе людей, с которыми его абсолютно ничего не связывало, и чьи манеры казались ему чужими, словно из другого мира. Было бы очень интересно заглянуть в этот самый мир, но увы! Теперь же никто из гостей не обращал на него внимания. Фукару захотелось узнать, действительно ли госпоже Йозефе удалось прочитать его мысли перед тем, как он сел в автомобиль.

Юноша за роялем начал исполнять вступление из «Тангейзера», наверху, на лестнице, ведущей из зала в галерею, появилась госпожа Йозефа. На ней было белое платье из воздушной ткани с открытыми плечами и шеей, на груди была приколота большая пурпурно-тёмная роза. В высоко подколотых волосах сверкала диадема из бриллиантов и рубинов. Она стояла словно королева, бросая равнодушные взгляды на бродящих по залу гостей. Фукар посмотрел в сторону лестницы, и тут Йозефа поманила его веером, рассмеялась и что-то прокричала ему. Что именно, Фукар не понял из-за гремевшей в зале музыки. Стоящие рядом гости удивлённо смотрели на него, при виде этого сердце Фукара наполнилось гордостью. Откуда-то из толпы послышался брюзжащий голос на чистом диалекте.

— Гляньтека, новый мошенник в окружении госпожи обольстительницы. На вид как порядочный человек, но приглядитесь — через пару дней он покажет своё истинное лицо.

Раздался громкий смех. Краска гнева залила лицо Фукара. Однако, показывать всем, что эти слова задели его или же вовсе с позором ретироваться было бы глупо. Но Фукар дал себе понять: это был его первый и последний визит на виллу Райнталеров.

Госпожа Йозефа медленно спустилась с лестницы и прошла через толпу гостей словно княгиня, организовавшая приём во дворе. Там и тут она заговаривала с какой-нибудь дамой или господином, пока, наконец, не остановилась у Фукара.

— С вашей стороны очень мило, что вы остались. Теперь я достаточно хороша для того, чтобы вы время от времени наведывались сюда? Если позволит ваша нелёгкая служба, естественно.

Прикусив губу, Фукар молча поклонился. Хотела ли она выставить его посмешищем перед остальными или же просто повеситься на шею? Некоторое время госпожа Йозефа ждала ответа, потом, с улыбкой, продолжила.

— Через час у дверей будет ждать автомобиль — похоже, что вы немного переели за ужином. А пока что позвольте мне представить вас.

Йозефа обернулась и позвала молодую даму, со всех сторон окружённую ухажёрами.

— Магда, дорогая!

Молодая дама, рыжеватая блондинка с худыми плечами, повернулась к ней.

• — Что такое, дорогая Йозефа?
• — Позволь мне представить тебе господина капитана фон… простите, напомните мне вашу фамилию?
• — Фон Фукар.
• — Господин капитан фон Фукар… это фрейлейн Магда Нейдекер! Вам найдётся о чём поговорить друг с другом, мои господа, у вас обоих серьёзный взгляд на жизнь…

Госпожа Йозефа с улыбкой кивнула головой, украшенной тяжёлыми косами и искрящейся диадемой, затем направилась к другой группе гостей. Молодая дама подошла ближе и прищурила свои близорукие глаза.

• — Судя по вашей форме, господин капитан, вы работаете в генеральном штабе. Там действительно не сидят, сложа руки, это я знаю от своего кузена, графа Кроттенбургского, он женат на одной из моих двоюродных сестёр. Понимаете, другой линии Нейдекеров… если вы знакомы с берлинскими кругами, то вспомните.
• — Не имею ни малейшего представления, дорогая фрейлейн.
• — Нет? Это неприятно… пусть вам расскажет наша хозяйка… Мой кузен, граф Кроттенбургский был вынужден отметить небольшое недоразумение по причине не того происхождения… снова возникла путаница среди других линий Нейдекеров… да, что же касается серьёзного взгляда на жизнь, то во мне вы действительно найдёте родственную душу.

Некоторое время она продолжала говорить, скорее, для собственного удовлетворения. Язык Магды не останавливался ни на минуту, при этом Фукар ясно ощущал на себе её оценивающий взгляд. Но стоило ли с точки зрения наследницы миллионного состояния знакомиться с новым потенциальным претендентом на её руку, представленным ей Йозефой?

После того, как капитан неожиданно откланялся и направился к выходу, ему встретилась госпожа Йозефа. На лице её, как показалось Фукару, играла озорная улыбка.

— Что случилось? Уже уходите? Автомобиль, что отвезёт вас домой, пока что не подъехал. Я велела шофёру быть в девять, так что до его прибытия ещё целых полчаса. А у меня к вам есть ещё вопросы…

Она указала на открытую дверь, ведущую в ярко освещённую, похожую на залу комнату. Фукар сделал поклон и последовал за ней. В конце концов, что такое каких-то полчаса?

В одном из углов комнаты стоял круглый стол для игры в покер, освещаемый большой подвесной лампой. Семь мест за столом были заняты, позади них стояли несколько молчаливых зрителей. Время от времени раздавался лёгкий стук подбрасываемых к центру стола костяных фишек, все необходимые комментарии по игре давались вполголоса. Один из игроков повернул голову, его крючковатый нос выделялся поверх сверкающей пары глаз.

• — Ну что, дорогой мой барончик, развлекаетесь?
• — Благодарю вас, всё замечательно!
• — Тем лучше! — Последовал хриплый смех. — Et quant, а moi, ma chйrie … Aujourd’hui j’ai une veine comme un.

Только один человек за столом рассмеялся, услышав циничное замечание: полный господин Давид, которого хозяин дома уже успел упомянуть как профессионального игрока. Остальные же даже не подняли взгляда и с напряжёнными лицами продолжали следить лишь за своими картами. Госпожа Йозефа, однако, нахмурила брови. С лёгким вздохом она указала Фукару на широкое клубное кресло.

— Присаживайтесь! Не хотите чего-нибудь выпить? Нет? Ну что ж…

Госпожа Йозефа также присела в кресло и скрестила свои тонкие ноги в атласных туфлях. Свои белоснежные руки она опустила на тёмно-красные кожаные подлокотники. На изящной линии руки до прекрасного запястья украшений не было, лишь на тонких пальцах сверкало несколько колец.

• — Тогда, перед тем, как садиться в автомобиль, я сказала, что могу читать ваши мысли. Вы наверняка думали: «У этой женщины мания величия! Она что, считает, что весь мир вращается вокруг неё?» Верно?
• — Действительно!
• — Вот видите? А теперь я хочу объяснить вам, почему у меня такое самомнение. Во-первых, каждая женщина считает, что она красивая; во-вторых так было всегда, со мной и миром, который окружал меня. Когда я была маленькой, мой отец боготворил меня. Любое непослушание он воспринимал как проявление моей остроты ума; когда мне было семь лет, я уже поставила себе целью, чтобы люди на улицах оборачивались при виде меня! А позже в театре — как я там оказалась — это отдельная история. Вся Вена была без ума от меня! Каждый день мне приходили цветы и подарки от совершенно незнакомых мне людей. Были и предложения руки и сердца. Вы знаете, люди там, внизу, более живые, чем наши круги. И тут объявился один титулованный молодой господин. Ещё совсем паренёк, но из благородной семьи. Я высмеяла его, но он приходил снова и снова, утверждал, что откажется от всех своих титулов, если я скажу ему «да». Спустя несколько дней директор театра сообщил мне, что он не будет продлевать мой контракт. И я понимала, в чём причина. Указание сверху! Я чуть не впала в бешенство и захотела отомстить родителям титулованного кавалера. Потом я опомнилась. Я знала кое-что о таких морганатических браках, поэтому решила уехать в Берлин. Там пришлось и поплакать. В Вене критики писали целые фельетоны в мою честь, здесь же, после моего пятидесятого выступления, я удостоилась лишь маленькой заметки в пару строчек. И тут появился мой будущий муж. Господин Фриц Райнталер. Сначала прислал мне шикарное кольцо с бриллиантами и изумрудами, он просил, чтобы я посетила один из его ближайших вечеров в мужской компании. После того, как я отослала кольцо обратно, он явился лично. Я выпроводила его, но он приходил и приходил. И спустя три недели я согласилась стать его женой. Всему виной его хорошая шутка. Он написал, что у меня дурной характер; однако у него были самый красивый дом, самые лучшие автомобили и лощади в Берлине и не хватало лишь самой красивой супруги. Это было смешно.

Госпожа Йозефа на мгновение погрузилась в свои мысли. Она провела ладонью по лбу и задумчиво рассматривала кончики своих туфель.

— Вот так я и вышла за него замуж. В чём-то и из-за того, что он доставил мне некоторую толику страданий. А сейчас… — она снова подняла взгляд — сейчас вокруг него они. Но довольно об этом, давайте выйдем наружу!

Фукар невольно вздрогнул. Сначала он внимательно слушал историю госпожи Йозефы, затем его словно окутала дрёма. В большом саду Райнталеров цвели тысячи роз и самые красивые из них, цвета тёмного пурпура, склонялись в его сторону.

• — Я, милостивая сударыня? Мне почти нечего рассказать вам. По крайней мере, ничего, что могло бы быть вам интересно.
• -Бросьте! С вашей-то внешностью… Но вы правы. От вас не требуется бахвалиться своими похождениями, женщины это сразу раскусывают. Я бы очень хотела узнать другое: кто же из нас в данный момент счастливец?

Фукар залился краской. Его ответ прозвучал чуть более неохотно, чем он рассчитывал.

• — Милостивая сударыня, должен признаться, таких слов я ещё не слышал ни от одной дамы…
• — Вот как, со мной можно разговаривать как с мальчишкой…
• — В первый период моей службы в чине лейтенанта у меня было несколько коротких бурных недель. Но это уже позади. И сейчас я полагаю, что должен ещё раз сказать о том, что у меня не было времени на новые знакомства. Не говоря уже о каких-либо легкомысленных похождениях!

Госпожа Йозефа тихо усмехнулась.

• — Если бы я была молодой девушкой, то влюбилась бы в вас без памяти! Но теперь я буду самой собой. Неужели вам действительно приходится так много работать?
• — Не приходится, я делаю это по своей собственной воле. Многие сейчас делают карьеру, не прилагая при этом особых усилий.

Оживление за игровым столом возросло. Люди бойко разговаривали друг с другом. Господин Райнталер развернулся на стуле к своей супруге.

— Йозефа, ты должна была это видеть! Такого ещё не было! Три четвёрки друг против друга и к червям я взял туза, короля, даму, вальта и десятку — роял — флаш! Вы не должны отходить от меня сегодня, господин капитан, вы настоящий талисман.

Фукар встал. Его наполнило чувство отвращения. К легкомысленным гостям и женщине, чьё жеманство было направлено лишь на то, чтобы коварно обольстить Фукара и сделать его игрушкой собственных капризов.

— Я очень сожалею, господин Райнталер, но дома меня ждёт работа, не терпящая отлагательства. Милостивая сударыня, я прошу вас позволить мне покинуть ваш гостеприимный дом.

Фукар щёлкнул каблуками, господин Райнталер махнул ему рукой.

— Что ж, тогда до свидания.

Госпожа Йозефа испуганно посмотрела на капитана.

• — Но почему же? Ещё нет девяти, и я о многом хотела расспросить вас.
• — Я хочу немного проехаться верхом. Целую неделю у меня не было времени выгулять своих двух жеребцов.

Йозефа прикусила нижнюю губу.

— В таком случае я не буду вас задерживать.

В коридоре Фукару навязался гусар из Ландсберга. Побрякивая шашкой, он натянул фуражку и обратился к капитану.

• — Если вы не против, я бы хотел пройтись с вами. Из-за своей недальновидности я проиграл две тысячи марок. Для единственного сына бедного землевладельца это довольно много.
• — Скажите мне, дом Райнталеров и правда в своём роде ловушка? Как это часто описывается в романах: прекрасная дама в качестве приманки, а уже издержки покрывают гости.

Маленький гусар тут же остановился и с возмущением ответил.

• — Фукар, прошу меня простить за такие слова, но вы точно спятили! Вы знаете об угольных шахтах?
• — Я полагаю…
• — Так вот, господин Райнталер владеет, по меньшей мере, дюжиной. В том числе и заводами: дед его был одним из самых богатых людей во всей Силезии, отец же приумножил доставшийся ему капитал втрое. Теперь же и он сам может преуспеть, да так, что при всём желании не сможет прокутить и четверти своих доходов! А его супруга? Вы хоть знаете, кто она по происхождению? Баронесса Надани! Дитя морганатического брака между принцем Лихтенфельским, находившимся на службе у австрийского двора и аристократкой из Богемии. И это не какие-то там слухи, я лично видел документы! Как отпрыск таких благородных родителей стал актрисой, спросите вы? Её мать рано скончалась, в возрасте 16 лет дочь отправили в монастырь. Там-то всё и началось. Отец в монастыре был неравнодушен к искусству. Он зачитывал вслух стихи Корнеля, и в его устах они звучали словно музыка. Госпожа Йозефа была без ума от них. Её отец не имел авторитета и всецело находился под влиянием одной дамы, задумавшей выйти за него в брак по расчёту… спустя некоторое время, её план осуществился. Госпожа Йозефа же несколько лет выступала в провинциальных театрах Австрии, затем она перебралась в Вену. Там-то она и насладилась триумфом.
• — Об этом я знаю, — с улыбкой сказал Фукар. — Она уже рассказала мне до этого.
• — Не надо иронии, любезный Фукар! Я читал отзывы критиков. Её выступления были просто сенсацией! После Вены Берлин стал для неё разочарованием.
• — Но она же нашла утешение в лице господина Райнталера! Об этом она мне тоже говорила. Давайте сменим тему. Вы не едете сегодня обратно в Ландсберг?
• — Нет, слава Богу, мне удалось получить трёхдневный отпуск. Но позвольте мне задать вам один вопрос: вы действительно такая бессердечная натура или только притворяетесь?
• — Что вы имеете в виду?
• — Сегодня вы познакомились с одной из самых красивых женщин в мире. Да что там говорить, с самой красивой! Вам несказанно повезло, что она лично уделила вам особое внимание, а теперь вы говорите такие вещи.
• — Нет, вовсе нет! Мне было очень интересно узнать поближе людей, которые до этого момента были мне абсолютно чужими. Людей, единственное желание которых — безудержно потакать своим желаниям; людей, для которых не существует такое понятие, как работа, и которые, поэтому, думают только о самих себе. В газете я видел очень милое словечко по отношению к таким «людям «- их не устраивает всё! Это из той же оперы, и мне это противно, как офицеру и дворянину! Они словно живут в башне из слоновой кости. Одна гниль!

Маленький гусар застонал.

• — Господи, вам можно только позавидовать! Фукар, вы сама неподкупность! Уже как полгода я сам не свой. Мне нужно выговориться, и этот разговор должен остаться строго между нами.
• — Разумеется!
• — Госпожа Йозефа… мне кажется, когда-нибудь я застрелюсь из-за неё. У неё есть что-то, что сводит меня с ума и одновременно влечёт; какие-то флюиды, которыми наверняка объясняется её невероятный успех на сцене. На вечерние выступления невозможно достать билет… но среди зрителей почти нет дам, одни мужчины.
• — Наверное, вам стоит держать себя более решительно, дорогой Водерсен. Удача улыбается только смелым.

Гусар из Ландсберга случайно задел ножнами вымощенный булыжниками тротуар.

• — Не говорите так необдуманно, господин Фукар! Пардон, я имел в виду… Вы знакомы с ней всего пару часов. Клянусь вам, Йозефа верна своему мужу. Я точно знаю это, ведь устроил за ней слежку. Не смейтесь… каждый день за ней следят мои люди и обо всём сообщают мне. Я бы сошёл с ума при мысли, что кто-то другой… неважно! И меня постоянно одолевает одна и та же мысль… и почему она связалась с этим человеком?
• — Возможно, из-за денег?
• — Глупости. После смерти отца она и так унаследовала огромное состояние.
• — Тогда из жалости?
• — Тоже нет. Когда у мужа случаются приступы болезни, она ни на минуту не выходит из его комнаты.
• — Тогда я правда не знаю. Да и не хочу ломать над этим голову.

Некоторое время они шли молча. Затем маленький гусар заговорил снова.

• — Его-то я понимаю. Те последние дни, что остались ему на этом свете он хочет прожить в своё удовольствие. Однажды в продажу поступил гигантский алмаз из Южной Африки — он купил и его. Так он делает со всем, что доступно его алчному взору.
• — В чём-то я могу это понять. Но одно мне неясно — почему он не уделяет никакого внимания этой с трудом добытой драгоценности. К чёрту всё это!

Фон Водерсен сжал кулаки.

• — Я уже давно собирался предпринять что-либо. Однако я не мог поднять руку на эту достойную лишь сочувствия развалину. Да и кто захотел бы оказаться на его месте? Человек знает, что скоро он сойдёт в могилу. Возможно, сейчас это его единственное удовольствие, осквернять то, что другие бы на его месте боготворили. Что ж, доброй ночи! Вон там стоит автомобиль. Поеду в отель, переоденусь и схожу в какое-нибудь заведение, отвлекусь от этих дум. Не хотите ли составить мне компанию?
• — Благодарю, но мне сегодня нужно быть в трезвом уме. Но я хочу спросить, почему сегодня вечером в ресторане в Грюневальде вы совершенно по-другому отзывались об этой уважаемой семье Райнталер?
• — В общем… из опасения, что у вас наступит мания величия. Ещё на ипподроме госпожа Райнталер приказала мне доставить вас к ней. Вы ей приглянулись, да так, что меня обуяла ревность. Поэтому вначале я отказался выполнять её прихоть. Но потом, когда вы вошли в ресторан, она сразу вас приметила, и я должен был повиноваться. А уже после того, как вы устроились возле меня, я уже не мог предостеречь вас от этой компании. Будь вы с ними подольше, за короткий срок вы бы стали таким же унылым бонзой, как я. Хотя, с другой стороны, вы бы приняли меня за сумасшедшего. Противно всё это, не так ли? Что ж, доброй ночи, любезный Фукар, до завтрашнего вечера или, по крайней мере, до следующего воскресенья.
• — И вам того же, Водерсен! Но если же вы полагаете, что встретимся мы не иначе как в вилле Райнталеров, вы крупно ошибаетесь!
• — Ставлю сто к одному, в следующее воскресенье вы будете там!
• — Я не поленюсь запомнить это, ведь итог пари зависит только от меня. Но если же мы говорим о вещах, которые обычно люди держат при себе, то я позволю себе заметить, я несколько старомоден. Один из моих принципов заключается в том, что нельзя мешать браку, пусть даже если он и близок к краху. Или если супруга сама готова к измене.

Маленький гусар почти враждебно посмотрел на Фукара.

— Вы говорите так, словно вам достаточно лишь пошевелить пальцем и…

Фукар тут же перебил его.

• — Вы ошибаетесь. Я говорил в общих чертах, и я никоим образом не хотел задеть ваши чувства по отношению к уважаемой госпоже Йозефе.
• — Это хорошо, благодарю вас за разъяснение. Что же касается нашего пари…
• — Что ж, если вы непременно хотите расстаться со своими деньгами, то с вас хороший ужин с шампанским! Причём каждый из нас волен будет пригласить пару гостей.
• — По рукам! Мы ещё посмотрим, кому придётся оплачивать ужин.