Характеристика ранних произведений писателя

В ранних своих произведениях Горький предстаёт перед читателями как романтик и реалист одновременно. Романтизм предполагает утверждение исключительной личности, выступающей с миром один на один, подходящей к действительности с позиций своего идеала, предъявляющей окружающему исключительные требования. Герой на голову выше людей, которые оказываются рядом с ним, их общество он отвергает. Этим объясняется типичное для романтика одиночество, т. к. люди не понимают его и отвергают его идеал.

Поэтому герой — романтик находит равное себе начало лишь в общении со стихией, с миром природы, океана, моря, гор, скал. Создавая образы таких героев, не боялся приукрашивать жизнь, используя художественные приёмы, найденные романтиками — предшественниками: исключительная личность в исключительных обстоятельствах, экзотический пейзаж и портрет, подчёркивающие эту исключительность, антитеза как основа композиции произведения, близость прозаического слова к стихотворному, ритмичность, насыщенность тропами, символика.

Противостояние романтика и действительности, романтика и окружающего мира — коренная черта этого литературного направления. Горький обращается к поискам нового героя — человека с «жаждой будущего», способного па подвиги… Нужны такие слова, которые бы звучали, как колокол набата, тревожили всё и, сотрясая, толкали вперёд", — писал Горький. Именно поэтому он обращается в своих ранних рассказах к героям, способным над скучным однообразным существованием («Челкаш», «Однажды осенью», «Емельян Пиляй») Появляются исключительные характеры, с могучими, всё подчиняющими порывами: к свободе («Макар Чудра», «Песня о Соколе»), любви («Девушка и смерть»), к борьбе («Песня о Буревестнике»).

Таковы герои рассказа «Макар Чудра» — Лойко и Рада, два красивых, умных и сильных, влюблённых в свободу человека, готовых умереть, но не потерять свободы, этого драгоценного дара природы, даже ради другого сильного чувства — любви.

В произведении «Старуха Изергиль» писатель ставит и решает проблему цели и смысла человеческой жизни. Композиционно рассказ делится на три части и литературное обрамление, в котором говорится о превратностях быстротекущего человеческого существования, о разнообразии человеческой натуры.

В первой части рассказа даётся обличение крайнего индивидуализма и эгоцентризма Ларры, для которого жизнь и бессмертие в одиночестве становится мукой. Трагедия Ларры в отчуждении от себе подобных, в разрушении связи между людьми, приводящем к утрате смысла жизни. Мудрейшие старейшины, стоявшие во главе рода, судили Ларру за убийство ни в чём неповинной девушки, отвергнувшей его любовь. Люди понимают, что нельзя нарушать священные законы человечности, любви, единения, даже если ты сын орла и считаешь себя стоящим выше окружающих. Жизнь становится бессмысленной для того, кто изгнан из людского общества и замкнулся в себе, Ларра «стал как тень».

Вторая часть рассказа — история жизни старухи Изергиль. Писатель называет эту жизнь «жадной». Она была достаточно эгоистичной женщиной, равнодушной к страданиям окружающих (её отношение к возлюбленным, к дочери), только в конце жизни, растеряв былую власть над людьми и красоту, начинает переосмысливать то, что делала раньше, и вспоминает с благодарностью тех, кто любил её. Она произносит фразу, что «в жизни всегда есть место подвигам». Всё в образе Изергиль напоминает автору Лару, в первую очередь, её индивидуализм, доведённый д крайности, почти сближающийся с индивидуализмом Ларры, её древность, её рассказы о людях, давным — давно прошедших свой круг жизни. С помощью портрета автор достигает сближения двух образов — Ларры и Изергиль. О подобном сближении сама Изергиль не может и подумать.

Утверждение мысли о высоком счастье отдать жизнь во имя спасения людей, утверждению идеи о высокой цели и цене подобной жизни посвящена третья часть рассказа — легенда о Данко. В атмосфере инертности, сонного сознания, эгоизма герой хочет пробудить в душах жалких, трусливых соплеменников светлые порывы. В злобе и гневе обрушиваются люди на взявшегося вывести их из леса Данко. И только любовь к «заблудшим», огонь желания спасти их, вывести на лёгкий путь изгоняют из сердца Данко вспыхнувшее негодование, он избирает единственно правильный путь — вперёд. Вырванное для спасения народа сердце Данко «пылало так ярко, как солнце, и ярче солнца!» Тьма преодолена, а жестокие люди даже не замечают смерти Данко.

Каждый герой произведения — Ларра, Данко, Изергиль — личность яркая, возвышающаяся над обыденностью. Но наличие качеств сильной личности ещё недостаточно для положительного отношения к ней. В противоположности и сопоставлении героев произведения утверждается идея подвига во имя общего счастья.

Пейзаж в рассказе не только создаёт атмосферу «сказочности», необычности, но и служит способом выражения обобщенно — философского смысла произведения. Наблюдается связь романтических произведений писателя с фольклором. Его герои из легенды, даже сам жанр легенды, сказки даёт возможности романтическому пафосу Горького. С этими же традициями связан и приём литературного обрамления рассказа, когда повествование ведётся не от лица автора, а от лица рассказчика — старухи Изергиль, старого цыгана Макара Чудры.

Использует Горький особый синтаксический строй произведения — ритмичный, напевный, похожий на стихотворный. Ритмичность достигается особым подбором словпостановкой определения после определяемого слова, обилием красочных эпитетов и метафор (гордый, вольный, свободный, мятежный, великий), повторяющимися образами (образ горящего сердца и крови) Понятия художественного пространства и времени традиционно выступают для научной мысли как важнейшие категории, конституирующие авторскую картину мира в художественном «космосе» писателя. Творчество М. Горького в этом плане не составляет исключения и неоднократно привлекало внимание в указанном аспекте, продуктивность которого представляется по-своему неисчерпаемой. При этом опыт, накопленный горьковедением и литературоведческой наукой в целом, нуждается ныне в определенной систематизации, — с тем, чтобы наметить исходные понятийно-терминологические предпосылки современного исследования в контексте обширнейшей истории и теории вопроса.

Категориальная соотнесенность художественного пространства и художественного времени получила известное определение «хронотоп» в трудах М. М. Бахтина. В данном случае двуплановость такого определения закладывала неизбежное противоречие в понимании доминантного — пространственного, либо временного — начал при их неразрывности.

Показательно, что сам М. М. Бахтин, отмечавший «ведущее значение» временного начала, сосредоточивался на анализе доминант художественного пространства — «встреча-расставание (разлука)», «дорога», «быт», «странствование», «дом», «провинциальный городок», «картина мира». [7] Эти пространственные ориентиры, в отличие от абстрактного восприятия временной перспективы, конкретизируют модель аналитической трактовки литературных произведений.

Знаменательна в этом плане оценка пространства и времени в «Закате Европы» О. Шпенглера: «Пространство — это понятие. Время есть слово, намекающее на что-то непонятное, звуковой символ, который ложно толкуют, если силятся трактовать его, по типу понятия, на научный лад. Для первобытного человека слово «время» лишено значения. Он живет, не испытывая в этом слове нужды для противопоставления его чему-то другому. Он имеет время, но ничего о нем не знает. Бодрствуя, мы осознаем только пространство, а не время.

Пространство есть", оно существует в мире и с миром наших ощущений, и притом двояким образом: как нечто саморасширяющееся, покуда мы мечтательно, инстинктивно, созерцательно, «мудро» живем своей жизнью, и как пространство в строгом смысле — в миги напряженного внимания. «Время», напротив, есть открытие, совершаемое нами лишь в мыслительном акте; мы создаем его как представление или понятие, и только гораздо позднее нам брезжит, что и сами мы, поскольку мы живем, являемся временем". [20].