«Слово о полку Игореве»: точка в споре?

«Слово о полку Игореве»: точка в споре?

полк игорев мусин зализняк Высказывание Д. С. Лихачева: «…понять литературу, не зная мест, где он родилась, не менее трудно, чем понять чужую мысль, не зная языка, на котором она выражена».

Вот уже два столетия ведутся дискуссии по поводу «Слова о полку Игореве»: принимать памятник древнерусской литературы как подлинное произведение или как искусную подделку, созданную в XVIII веке? Споры вызваны тем, что «Слово» сохранилось только в одном списке, который приобрел в начале 90-х годов XVIII века собиратель русских древностей граф А.И. Мусин-Пушкин у бывшего архимандрита упраздненного к тому времени Спасо-Ярославского монастыря Иоиля. Но и эта версия имеет вокруг себя множество вопросов и недосказанностей.

Мусин-Пушкин 31 декабря 1813 г. ответил: «До обращения Спасо-Ярославского монастыря в Архиерейский дом управлял оным архимандрит Иоиль, муж с просвещением и любитель словесности; по уничтожении штата остался он в том монастыре на обещании до смерти своей. В последние годы находился он в недостатке, а по тому случаю комиссионер мой купил у него все русские книги, в числе коих в одной под № 323-м, под названием Хронограф, в конце найдено „Слово о полку Игореве“».

И.Н. Болтин так писал об этом собрании рукописей уже в 1792 г.: «…будучи крайний древностей наших любитель (Мусин-Пушкин, — Л. Д.), великим трудом и иждивением, а больше по счастию, по пословице: на ловца и зверь бежит, собрал много книг весьма редких и достойных уважения от знающих в таких вещах цену; невозбранно я по дружбе его ко мне оными пользуюсь, но не имел еще время не только всех их прочесть, ниже пересмотреть. Из надписей их и из почерка письма предварительно я уверен, что, прочетши их, много можно открыть относительно до нашей истории, что поныне остается в темноте или в совершенном безызвестии, но сие требует великих трудов». 5 Поэтому нет ничего удивительного, что в этом богатейшем и по количеству и по составу собрании XVIII в. оказалась рукопись «Слова о полку Игореве».

В 1791 г. А.И. Мусин-Пушкин был назначен обер-прокурором святейшего Синода. В этом же году, как сообщает он сам, 11 августа Екатериной II был издан указ, по которому Синоду разрешалось собрать и изъять из монастырских архивов и библиотек рукописи, представляющие интерес для русской истории. Как любитель и коллекционер древностей этим делом непосредственно занялся обер-прокурор Синода А. И. Мусин-Пушкин (по всей видимости, и самый указ Екатерины был сделан по просьбе Мусина-Пушкина). В предисловии к изданию «Русской правды» в 1792 г. А.И. Мусин-Пушкин писал: «Между бесчисленными ее императорского величества о благе империи попечениями, не оставлена без высокого ее внимания и история отечественная; и чтобы довести ее до всевозможного совершенства, благоугодно ей было в 11 день августа 1791 года повелеть святейшему Синоду собрать из монастырских архивов и библиотек все древние летописи и другие до истории касающиеся сочинения. В краткое время, по посланным из святейшего Синода указам, прислано из разных мест не малое уже число таковых книг, которые, по склонности нашей к российской истории и слову, рассматривая в досужные часы, нашли мы в некоторых многие весьма древние сочинения, к обогащению нашей истории послужить могущие». 19 Как видим из слов самого же Мусина-Пушкина, он подробно знакомился с присылаемыми в Синод рукописями и собирался издавать наиболее интересные отрывки из этих рукописей. По существу он обращался с этими рукописями, как с собственными, и мог брать часть из них в свое собрание.

Первое издание «Слова» подготовил А.И. Мусин-Пушкин в сотрудничестве с лучшими археографами того времени Н.Н. Бантышом-Каменским и А. Ф. Малиновским в 1800 году. Но оригинал, хранившийся в доме Мусина-Пушкина в Москве, погиб в пожаре 1812 года. Сохранились лишь копия и перевод, сделанные для Екатерины II. Список видели знатоки древнерусских рукописей Н. М. Карамзин и А. И. Ермолаев. Поскольку текст довольно поздний, в нем уже были ошибки и темные места. Количество ошибок возросло при копировании и первом издании из-за неправильного разделения текста (в списке текст написан сплошь — без разделения на слова), ошибочного истолкования некоторых географических наименований, имен князей и т. п.

Вскоре после издания «Слова» — даже еще до гибели списка — возникли сомнения в древности памятника. Предполагалось, что «Слово» написано позднее ХII века. Подобные суждения высказывались О. И. Сенковским и М. Т. Каченовским. В конце ХIХ века французский славист Л. Леже, а затем в 30-е годы ХХ века и славист А. Мазон стали утверждать, что не «Задонщина» написана в подражание «Слову», а «Слово» создано в конце XVIII века в подражание «Задонщине», поэтому якобы фальсификаторы и уничтожили список. Современные скептики усложнили аргументацию, но суть их претензий осталась та же. (Об этом см. «Наука и жизнь» № 10, 1972 г.; № 9, 1985 г.; №№ 9, 10, 1986 г.).

Как правило, сомнения относительно подлинности памятника высказывают не лингвисты, а литературоведы и историки, не осознающие мощи языка как механизма, а именно: количества и степени сложности правил, которые надо соблюсти, чтобы осуществить безупречную подделку.

Академик Андрей Анатольевич Зализняк, выдающийся ученый-лингвист (его перу принадлежит много трудов в разных областях языкознания), обратился к изучению этого памятника, чтобы ответить на главный вопрос, оставшийся по сей день открытым. Результатом его исследований стала книга «„Слово о полку Игореве“: Взгляд лингвиста» (М: Языки славянской культуры, 2004).

А.А. Зализняк наглядно продемонстрировал, с какими сложностями должен был бы столкнуться имитатор XVIII века, решивший подделать текст XII века, дошедший до его современников в списке XV — XVI веков. Такому имитатору пришлось бы учесть сотни разнообразных моментов орфографического, морфологического и иного характера (включая ошибки!), которыми обычно сопровождалось копирование древнего текста переписчиком, и при этом не упустить диалектные особенности, характерные для древних писцов, происходивших с русского северо-запада. А. А. Зализняк на конкретных примерах показал, что это было невозможно сделать одному человеку.

Он привел ряд случаев отражения в «Слове» языковых явлений, характерных для русского языка в ХII — XIII веках и бесследно исчезнувших задолго до XVIII века. Вот некоторые из этих примеров.

В раннедревнерусских памятниках письменность употребляются два варианта форм 3-го лица одного из прошедших времен (имперфекта): с добавочным и без него (скажем, бяше и бяшить), причем правила их распределения, выявленные лингвистами лишь недавно, чрезвычайно сложны и зависят от нескольких разных факторов. В «слове» эти формы распределены как раз так, как употреблялись в памятниках XII века.

В древнерусском языке существовала частица ти — ее значение было отчасти схоже со значением современных частиц ведь и то. Начиная с XIV века она уже выступала только в застывшем виде в составе сложных союзов типа то ти, а в ХII — XIII веках еще употреблялась свободно, то есть в сочетании с произвольным словом. Этот факт был выявлен недавно, в 1993 году, самим А. А. Зализняком, о чем гипотетический фальсификатор знать никак не мог. В «Слове» мы находим правдоподобные древнерусские фразы как раз со свободным употреблением частицы ти: а мои тиготовиосидлани у Курьска на переди; тяжко ти головы кромиплечю, зло титилукроми головы.

В древности слово дружина требовало множественного числа в сказуемом, и автор «Слова» так и писал: Не ваю ли храбрая дружина рыкаютъаки тури.

В тексте «Слова» мы встречаем слова галица (а не галка), чайца (а не чайка), лжа (а не ложь), ужина (а не ужинъ), завтрокъ (а не завтракъ), запалати (а не запылати), успити (а не усыпити), полудние (а не полдень) и так далее.

То есть они представлены в том облике, который существовал в древности, а позже исчез. Ест слова, которые за протекшие века изменили свой смысл, а в тексте памятника они употреблены как раз с архаичным значениями: полк — поход, былина — действительное событие, быль, жадный — жаждущий, жалоба — горе, жестокий — крепкий, сильный (о теле), жизнь — достояние, богатство, жиръ — богатство, изобилие, задний — последний во времени, крамола — междоусобица, мостъ — гать, похоть — желание, стремление, похитить — подхватить, поддержать, сила — войско, на судъ — на смерть, тощий — пустой, щекотать — петь (о соловье) и т. д.

Противники подлинности «слова», как пишет А. А. Зализняк, часто утверждают: «Такое-то слово в тексте не подлинное, а взято из современного языка или из говоров, из других языков, просто выдуманное и так далее, потому что ни в одном древнерусском памятнике его нет». Однако ежегодные находки новгородских берестяных грамот, в которых постоянно обнаруживаются слова, не встречавшиеся ранее никогда или известные только из памятников на 300−400 лет более поздних, чем берестяные грамоты, полностью опровергают этот самый распространенный аргумент в рассуждениях о поддельности памятника. Примечательно и то, что в ряде случаев в недавно найденных берестяных грамотах XII века обнаруживаются редкие слова и выражения, дотоле в древнерусских текстах не встречавшиеся, но употребленные в «Слове»! Так, в значении «этой (прошлой) ночью» в тексте памятника встречаем выражение си ночь с неясным си вместо ожидаемого сию. Но в 1998 году в Новгороде была найдена грамота XII века № 794, где встретилось сочетание зиму си — «этой зимой», что, конечно, не решило трудный вопрос о том, как объяснить си вместо сию, но полностью подтвердило подлинность сочетания си ночь из «Слова».

А.А. Зализняк приводит и целый ряд других неоспоримых аргументов лингвистического характера, которые свидетельствуют о подлинности текста, и делает вывод: если бы «Слово» было создано неким мистификатором XVIII века, то он должен был быть гением науки. Ведь такой мистификатор обязан был бы знать историческую фонетику, морфологию, синтаксис и лексикологию, особенности орфографии русских рукописей разных веков, многочисленные памятники древнерусской литературы, а также современные русские украинские и белорусские диалекты разных зон. Другими словами, получилось бы, что этот мистификатор опередил весь остальной ученый мир, сотни талантливых филологов, которые все вместе потратили на собирание перечисленных знаний еще два века. Причем мистификатор, если бы он существовал, трудился бы в эпоху, когда научное языкознание еще не родилось, когда огромным достижением была бы уже сама догадка о том, что языковая сторона литературной подделки требует особого труда.

Первую часть своей книги А. А. Зализняк заключает такими словами: «Желающие верить в то, что где-то в глубочайшей тайне существуют научные гении, в немыслимое число раз превосходящие известных нам людей, опередившие в своих научных открытиях все остальное человечество на век или на два при этом пожелавшие вечной абсолютной безвестности для себя и для всех своих открытий, могут верить в свою романтическую идею. Опровергнуть эту идею с математической непреложностью невозможно: вероятность того, что она верна, не равна строгому нулю, она всего лишь исчезающе мала. Но несомненно следует расстаться с версией о том, что „Слово о полку Игореве“ могло быть подделано в XVIII веке кем-то из обыкновенных людей, не обладавших этими сверхчеловеческими свойствами» (с. 179).

А.А. Зализняк дает и интерпретацию ряда темных мест «Слова», причем в результате анализа обнаруживаются еще два элемента (частица нъ в свободном употреблении и наречие окони со значением `как бы', `как будто'), которые были актуальны лишь для памятников раннедревнерусского периода, употреблялись крайне редко и о которых знали филологи не только XVIII века, но и XIХ — ХХ веков.

Книга А. А. Зализняка практически закрывает длившуюся два столетия дискуссию о подлинности или поддельности «Слова о полку Игореве». Рассмотрение лингвистической стороны проблемы оказалось достаточным для решающих выводов. Как справедливо заключает ученый, «любой новый сторонник поддельности текста памятника, какие бы литературоведческие или исторические соображение он ни выдвигал, должен прежде всего объяснить, каким способом он может опровергнуть главный вывод лингвистов».

Если учесть, что «Слово» — это древнейший памятник, а не искусная подделка, то кто же автор этого памятника?

Автор «Слова» — сын своего времени, своего народа, он вместе со своим народом живет одной думой, одной радостью и печалью.