Национальная специфика концептов в языковых и когнитивных картинах мира

В различных национальных культурах существует специфика в языковой репрезентации универсальных концептов, а также имеются эндемичные, уникальные концепты, характерные только для одной культуры.

В.И. Карасик отмечает, что «полное отсутствие концепта в той или иной лингвокультуре явление весьма редкое, более редкое, чем отсутствие однословного выражения для определённого концепта» [Карасик 2004: 112].

Национальная специфика проявляется в том, что сопоставимые концепты совпадают не полностью по своему содержанию, причём именно несовпадения могут быть очень существенны для межкультурной коммуникации.

Можно привести следующие примеры: концепт «солнце» по-русски, «куёш» по-узбекски и «прха-атхит ѕГРНТ· ФµВм» по-тайски — слово в каждом языке имеет разные значения в различных аспектах. В узбекском языке отсутствует уменьшительно-ласкательное слово «солнышко», так как узбек живёт большую часть года под его палящими лучами. В тайском языке также отсутствует такое слово, как и в узбекской культуре. В русской культуре нет ощущения того, что солнце может быть не только плодоносящим, но и враждебным. К луне, этому ночному светилу, несущему прохладу и умиротворение, у узбека и тайца совсем иное отношение — оно красивое и желанное. В узбекской культуре нечто красивое называется «луноликим» и «луноподобным», а в тайской — «нуалчан; №ЗЕЁС№· Гм», «всё блестяще как лунный цвет». Значительные различия можно отметить в концепте «профессия» в русской и тайской культурах: в культуре Таиланда профессией считаются все виды деятельности, обеспечивающие денежные средства, и род занятий не важен. Таким образом, негативные виды деятельности могут стать профессией, но нелегальной, а именно: убийца, вор, проститутка, сутенёр (ша). В культуре России данные способы зарабатывания на жизнь профессией не считаются.

Национальная специфика концептов, как уже отмечалось, проявляется в наличии несовпадающих когнитивных признаков, в разной яркости тех или иных когнитивных признаков в национальных концептах, в разной полевой организации одноименных концептов (то, что в одном языке составляет ядро, в другой культуре может стать периферийным), в различиях образного компонента, интерпретационного поля, в присутствии разных когнитивных классификаторов и их различном статусе в категоризация денотата — одни классификаторы важнее и ярче в одной культуре, другие — в другой, в разной оценке и т. д.

При анализе концепта в сфере когнитивной лингвистики существуют взаимосвязь и взаимозависимость языка народа и его национального сознания. Они включаются в когнитивную картину мира, которая является общим, устойчивом, повторяющимся элементом в картинах мира отдельных представителей данного народа. В связи с этим национальная картина мира, с одной стороны — некоторая абстракция, а с другой — когнитивно-психологическая реальность, обнаруживающаяся в мыслительной, познавательной деятельности народа. Национальная картина мира обнаруживается в общих представлениях народа о действительности, в высказываниях и «общих мнениях», в суждениях о действительности. Изучение языковой картины мира (семантического пространства языка) позволяет осмыслить особенности национальной когнитивной картины мира (национальной концептосферы), выявить специфику национального когнитивного сознания [Попова, Стернин: 57].

Понятие картины мира (в том числе и языковой) строится на изучении представлений человека о мире. Если мир — это человек и среда в их взаимодействии, то картина мира — результат переработки информации о среде и человеке.

По мнению А. Н. Леонтьева, существует особое «пятое квазиизмерение», в котором представлена человеку окружающая его действительность: это — «смысловое поле», система значений. Тогда картина мира — это система образов [Леонтьев 1961: 92].

Н.М. Лебедева отмечает, что реальность существования национальной когнитивной картины мира очевидна для большинства исследователей, всё чаще приходящих к выводу, что «наша собственная культура задаёт нам когнитивную матрицу для понимания мира, так называемую «картину мира» [Лебедева 1999: 66]. По мнению Б. А. Серебренникова, картина мира формирует тип отношения человека к миру — природе, другим людям, самому себе, задаёт нормы поведения человека в мире, определяет его отношение к жизненному пространству [Серебренников 1988: 26].

Согласно мнению В. Б. Касевича, картина мира, закодированная средствами языковой семантики, со временем может оказываться в той или иной степени пережиточной, реликтовой, лишь традиционно воспроизводящей былые оппозиции в силу естественной недоступности иного языкового инструментария; с помощью последнего создаются новые смыслы, для которых старые служат своего рода строительным материалом. Иначе говоря, возникают расхождения между архаической и семантической системой языка и той актуальной ментальной моделью, которая действительна для данного языкового коллектива и проявляется в порождаемых им текстах, а также в закономерностях его поведения [Касевич 1996: 128].

Роль языка состоит не только в передаче сообщения, но в первую очередь во внутренней организации того, что подлежит сообщению. Возникает как бы «пространство значений» (в терминологии А.Н. Леонтьева), т. е. закрепленные в языке знания о мире, куда непременно вплетается национально-культурный опыт конкретной языковой общности. Формируется мир говорящих на данном языке, т. е. языковая картина мира как совокупность знаний о мире, запечатленных в лексике, фразеологии, грамматике.

Термин «языковая картина мира» — это не более чем метафора, ибо в реальности специфические особенности национального языка, в которых зафиксирован уникальный общественно-исторический опыт определенной национальной общности людей, создают для носителей этого языка не какую-то иную, неповторимую картину мира, отличную от объективно существующей, а лишь специфическую окраску этого мира, обусловленную национальной значимостью предметов, явлений, процессов, избирательным отношением к ним, которое порождается спецификой деятельности, образа жизни и национальной культуры данного народа.