Новые документы о надписи на памятной доске в Архангельском соборе Московского Кремля — источники по идеологии русского «просвещенного абсолютизма»

Новые документы о надписи на памятной доске в Архангельском соборе Московского Кремля — источники по идеологии русского «просвещенного абсолютизма»

A.C. Ряжев Идеология русского «просвещенного абсолютизма» — одна из наиболее старых и изученных тем истории идей и истории культуры второй половины XVIII в. [1, с. 315—330]. В данной связи в научный оборот введен значительный круг источников, и расширить его трудно. Но это все же можно сделать благодаря находке новых документов в Российском государственном архиве древних актов (далее — РГАДА). Бумаги содержат предварительный, промежуточный и окончательный варианты текста надписи для главной памятной доски, назначенной при Екатерине II к установке на большой серебряной раке с мощами древнерусских великомучеников — князя Михаила Черниговского и боярина Федора в Архангельском соборе Московского Кремля.

Надпись хорошо известна историкам [2, с. 36]. Со времени установления она изучалась как вещественный церковный памятник [3, с. 68—75]. Однако выявленные архивные источники позволяют воссоздать историю подготовки надписи, посвященной императрице и включившей в себя характеристику ее свершений на троне. Монархиня лично принимала участие в составлении текста и правила все его варианты [4]. Отсюда памятники выступают опытом официальной идеологии Екатерины II. Их изучение — задача настоящей статьи.

Документы с вариантами текстов приложены к письмам московского архиепископа Амвросия (Зертис-Каменского) от 5 ноября 1769 г. на имя кабинет-секретаря Екатерины II Г. Н. Теплова и епископа Крутицкого Самуила (Миславского) от 8 сентября 1774 г. на имя начальника комиссии строений в Москве генерал-поручика М. М. Измайлова, а также к копии собственноручной записки Г. Н. Теплова от 4 октября 1774 г. Документы неимеют дат, и поэтому каждый из них датирован по соответствующей бумаге [5. Л. 7, 32, 33].

Предварительный вариант текста, сопровождавший письмо архиепископа Амвросия, несет правку, принадлежащую Екатерине II. Окончательный вариант — дополнение к записке Г. Н. Теплова также имеет особенности: во-первых, он выполнен не скорописью второй половины XVIII века, как прочие тогдашние светские источники, а церковным уставом, во-вторых, все изменения, внесенные в текст Екатериной II, в документе кем-то подчеркнуты.

Изученные памятники сохранились в составе переписки Г. Н. Теплова и московских сановников М. М. Измайлова, архиепископа Амвросия (Зертис-Каменского), епископа Самуила (Миславского) друг с другом и с монархиней о сооружении в Архангельском соборе Кремля раки для хранения мощей черниговских святых и украшении ее мемориальными досками. Всего имеется тринадцать таких писем и записок с приложениями за период с 3 октября 1769 г. по 22 ноября 1774 г. в подлинниках и копиях, и достоверность копий несомненна [5. Л. 1—2 об, 4—6, 8—13, 18, 25—28, 30 и об., 38—39 об., 42, 43 и об.]. Значение переписки трудно переоценить: в ней отложились данные о работе Екатерины II над вариантами главной памятной надписи и составлении финального текста.

История надписи следующая. Замысел возник у Екатерины II, судя по одному из писем Г. Н. Теплова, еще до русско-турецкой войны 1768−1774 гг. [5. Л. 27]. К 5 ноября 1769 г. архиепископ Амвросий (Зертис-Каменский) составил первый вариант [5. Л. 7]. До 1 марта 1770 г. Екатерина II правила текст, а затем приказала готовить раку и доску, на что обещала из казны 12 тыс. рублей [5. Л. 8—10, 12 об., 13]. Однако в войну деньгам нашли другое применение, работы двигались медленно, и ускорить их удалось только после победы над Турцией. Здесь, впрочем, возникла другая трудность: текст успел устареть и на доску уже не годился. Изменился и замысел Екатерины II: парадную надпись в свою честь она желала теперь дополнить досками с житием святых и особой молитвой Михаилу Черниговскому. В итоге императрице потребовались новые тексты [5. Л. 27 об.].

Приказ получил Самуил (Миславский), епископ Крутицкий, замещавший тогда и московскую кафедру (Амвросия уже не было в живых: его убили во время Чумного бунта 1771 г.). 8 сентября 1774 г. архиерей послал Екатерине II тексты через Г. Н. Теплова [5. Л. 32]. 4 октября 1774 г. тот, получив монаршую правку главной надписи, зафиксировал: «Е.И.В. указать соизволила по сему вырезать надпись на серебряной раке святых мощей благоверного князя Михаила Черниговского» [5. Л. 32 об.]. 6 октября 1774 г. Г. Н. Теплов направил соответствующее известие московскому начальству [5. Л. 38, 39]. 21 ноября 1774 г. состоялся перенос мощей, и доски с надписями благополучно заняли свое место, о чем на следующий же день епископ Самуил поспешил письменно доложить Екатерине II [5. Л. 43 и об.].

Рака и доски находились в Кремле до 1812 г., но были утрачены при французском разорении Москвы. Позже их восстановили: знаток московской старины А. Ф. Малиновский отмечал их наличие в 1820 г. Участие Екатерины II и Самуила (Миславского) в составлении главной надписи тогда, по всей видимости, оставалось неизвестным: историк назвал автором лишь «убиенного чернью» Амвросия [2, с. 37].

Главная надпись после правки Екатерины II включала в себя 44 строки. Приведем ее окончательный текст с сохранением оригинального построчного деления: «Во славу Триипостасного Бога, / в честь Приснопамятному Святому Михаилу, князю Черниговскому, / от кореня равноапостольна Владимира Великого в седмой степени / произшедшему, / за Веру и Отечество с другом своим Феодором боярином / во Орде от Батыя в 1244 лето 20-го семптемврия / пострадавшему, / из Чернигова в столичный град Москву пренесенному, / здесь же с державными сродниками своими почивающему, / Благочестивая, Великая, Премудрая, Победами и Миром / превознесенная, / Императрица Екатерина II, / Матерь Отечества, / всех единоверных грековосточных христиан / надежда, покров и избавление, / Кичение Оттоманской Порты / низложившая, / неприступную Бендерскую крепость в прах и пепел / обратившая, / победоносное свое оружие за Дунай / распространившая, / сожжением и совершенным турецкого флота в архипелаге при Чесме истреблением прославившаяся, / Молдавии, Валахии и архипелагским островам вожделенные выгоды / утвердившая, / народам, обитающим в Крыму, Кубане и Тамане свободу / даровавшая, / Одержанием пристаней Керчи, Ениколи и Кинбурна / к новым промыслам и кораблеплаванию в Черное и Белое море путь/ отверзшая, / всю вселенную великими своими делами, в России и Полше собывшимися, / удивившая, / возобновляя / древнее града Кремля здание новым великолепием, / сию Раку/ в торжественное изъявление преславно заключенного с Портою Оттоманскою июля 10 дня 1774 года / Мира / и в знак истинного своего благочестия и пламенеющей к Богу благодарности / в тринадесятое лето / благословенного своего царствования, / во второе лето / благополучного бракосочетания любезного сына своего, / всероссийского престола наследника, государя цесаревича и великого князя / Павла Петровича с благоверною и великою княгинею Наталиею Алексеевною, / от создания мира 7282, от Рождества же Христова 1774, / воздвигнути / благоволила» [5. Л. 33]. В текст закралась хронологическая ошибка: князь Михаил Всеволодович Черниговский и его боярин Федор были убиты монголами в 1246 г., а не в 1244 г. [6, с. 322].

В целом в документе присутствуют две темы, определенные епископом Самуилом (а до него архиепископом Амвросием) и поддержанные Екатериной II. Первая — это прославление государыни. Надпись удостоверяла благочестие Екатерины II и ее деяния в пользу православных народов, закрепленные Кючук-Кайнарджийским договором с Турцией: защиту автономии дунайских княжеств, гарантии грекам — участникам антиосманского восстания в Морее и Архипелаге. Отмечались в тексте и мудрость императрицы, и ее забота о благе и процветании государства. Вторая тема имела патриотическое наполнение: слова об усилении России на южных морях, гимн русскому оружию должны были вызывать в народе гордость не только за монархиню, но и за отчизну.

Екатерининская правка промежуточного текста епископа Самуила также ознаменовалась тремя принципиальными новеллами для заключительного варианта. Властительница вставила в надпись: свой титул матери Отечества, счет лет от женитьбы цесаревича Павла и напоминание о событиях в Польше [5. Л. 33]. Названные поправки содержали важные идейно-политические подтексты. В 1773—1774 гг. Екатерина II столкнулась с кризисом, вызванным Н. И. Паниным и его придворной группой — «панинской партией» с целью добиться уступки власти в пользу цесаревича [7, р. 260—262]. Отсюда звание матери Отечества, которое Уложенная комиссия в свое время поднесла Екатерине II, и о котором правительница решила вспомнить именно теперь, укрепляло идею консенсуса верхов вокруг трона, служившую основой екатерининского режима правления и поколебленную оппозиционной группировкой Н. И. Панина. Включение в надпись строк о свадьбе наследника означало готовность монархини восстановить с ним отношения, испорченные было стараниями все той же «панинской партии». Обе поправки отражали подходы к преодолению кризисной ситуации, намеченные Екатериной II именно летом — осенью 1774 г., то есть в период завершения работ по надписи.

Иную нагрузку нес фрагмент о польских делах. Он обозначал участие Екатерины II в борьбе за права религиозных «диссидентов» Речи Посполитой — шляхты и горожан из православных и протестантов. Известно, что ценили в Екатерине II просветители, во многом противопоставляя ее, могущественную «северную Семирамиду», слабому наследнику Людовика XIV: гуманизм, политику в сфере юстиции, утверждение веротерпимости в России и за ее рубежами, наконец, борьбу с «варварами» — турками [8, 8. 98]. Именно такую историю своего царствования хотела бы оставить на доске и сама «Семирамида», полагая в надписи прежде всего манифест «просвещенного абсолютизма». Но в русских условиях соответствующие идеи надлежало дополнить и более привычными обществу идеями: надпись должна была быть вместе с тем и манифестом православного самодержавия. Отсылка к «диссидентскому вопросу» обнимала обе части искомой формулы: здесь Екатерина II представала покровительницей и «просвещенной» толерантности, в которой католические власти Польши и Литвы отказывали «диссидентам», и интересов русской церкви, которой подчинялось тамошнее православие [9, с. 96—97].

При подготовке надписи Екатерину II не смущало то, что подобный памятник светского правления встанет в одном из главных храмов страны и даже украсит собою раку со святыми мощами. Полагаясь на просветителей, властительница считала церковь орудием более светского, рационального воспитания общества и была намерена использовать ее, так сказать, по назначению. У иерархов-соавторов это находило понимание, и не случайно: оба примыкали к «просвещенному» высшему духовенству и разделяли позиции императрицы по взаимоотношениям государства и церкви [10, с. 55—57].

Труд Екатерины II над текстом, таким образом, характеризует один из путей развития ею принципов «просвещенного абсолютизма» в обществе — через церковь. Данный путь, в отличие от других, избиравшихся монархиней с той же целью — законодательства, публицистики, литературного творчества, искусства, в том числе прикладного, личной переписки, изучен довольно слабо. Отсюда возникла необходимость расширить научные представления о связи истин «просвещенного абсолютизма» Екатерины II с церковной санкцией, о пропаганде «просвещенной» идеологии усилиями церкви. Наши источники вполне отвечают соответствующим ожиданиям.

архангельский собор теплов.

Библиографический список

• 1. Каменский А. Б. От Петра I до Павла I: реформы в России XVIII в. (опыт целостного анализа. М.: Российский государственный гуманитарный университет, 2001. 575 с.
• 2. Малиновский А. Ф. Обозрение Москвы. М.: Московский рабочий, 1992. 256 с.
• 3. Зыбалов Ю. М. Почитание святого благоверного князя Михаила Черниговского в Московском Кремле // Православные святыни Московского Кремля в истории и культуре (К 200-летию музеев Московского Кремля). М.: Индрик, 2006.
• 4. Ряжен А. С. Надпись на памятной доске в Архангельском соборе Московского Кремля — опыт историописания Екатерины II: исторический контекст // Понятие «историописание» и его границы. М.: Институт всеобщей истории РАН, 2010 (в печати).
• 5. РГАДА. Ф. 18. Оп.1. Д. 245.
• 6. Кривошеев Ю. В. Русь и монголы. Исследование по истории Северо-Восточной Руси XII—XIV вв. СПб.: Издательство С.-Петербургского университета, 2003. 468 с.
• 7. Madariaga Isabel de. Russia in the Age of Catherine the Great. 2nd ed. London: Phoenix Press, 2002. XII, 702 p.
• 8. Scharf Claus. Tradition — Usurpation — Legitimation. Das herscherliche Selbstverstandnis Katarinas II // Russland zur Zeit Katharinas II. Кц1п; Weimar; Wien: Bnhlau Verlag, 1998. S. 41−101.
• 9. Ряжев А. С. Вероисповедная политика русского «просвещенного абсолютизма»: история изучения // История и историки: историографический вестник. 2005. М.: Наука, 2006.
• 10. Ряжев А. С. Просвещенное духовенство при Екатерине II // Вопросы истории. 2004. № 9.