Двухголовая собака. 
История развития трансплантологии

Всего за пятнадцать лет Демихов создал двадцать двухголовых собак. Ни одна из них не прожила долго, так как они неизбежно погибали из-за отторжения тканей. Один месяц был рекордным сроком.

В 1955 году Владимир Петрович Демихов перешёл на работу в 1-й Московский медицинский институт им. И. М. Сеченова, где проработал до 1960 года.

Цветной документальный фильм «О пересадке головы собаки в эксперименте» демонстрировался на Международной выставке СССР в США в 1956 г., после чего Демихов приобрёл мировую известность.

Демихову присылали персональные приглашения на симпозиумы в Европе и США, причем принимающая сторона брала на себя все расходы. Однако ученого выпустили за границу только однажды.

В 1958 году он выехал в Мюнхен на симпозиум по трансплантологии. Поездку ему разрешили с условием, что он будет только наблюдателем. Но его выступление произвело сенсацию, и, несмотря на запрет и присутствие в делегации «куратора от компетентных органов», ученый продемонстрировал конгрессу свои опыты. Доклад и операция имели сенсационный успех. «Компетентные органы» посчитали, что Владимир Петрович разглашает советские секретные исследования… И это еще не все. Потрясенные «капиталисты» предложили Владимиру Петровичу работать на Западе. В «контору» полетел еще один донос: «Демихов готов стать невозвращенцем!» Оттуда грозный окрик: «В Москву, в течение 24 часов!».

Зарубежные коллеги не могли знать, что своим интересом к работам В. Демихова они навредили, а не помогли ученому. По возвращении в Москву Демихова чуть было не посадили. Спасло заступничество двоюродного брата ученого — боевого генерала С. М. Штеменко. Но после конгресса в Мюнхене он стал «невыездным».

В 1960;м году из-за обострения отношений с директором института В. В. Ковановым, который не допускал к защите диссертацию Владимира Петровича «Пересадка жизненно важных органов в эксперименте», вынужден был перейти в Институт скорой помощи имени Склифосовского.

Там для него открыли «лабораторию по пересадке жизненно важных органов». В реальности это было помещение площадью пятнадцать квадратных метров в подвале флигеля института, половину которого занимали аммиачная установка и шкаф с препаратами и инструментами. Плохое освещение, сырость, холод. Ходили по доскам, под которыми хлюпала грязная вода. Оперировали при освещении обычной лампой. Аппаратуры никакой. Самодельный аппарат искусственного дыхания, списанный кардиограф, все время ломавшийся. Вместо компрессора использовали старый пылесос. Под самыми окнами «лаборатории» кочегарила котельная, заполняя помещение едким дымом. Никто из ассистентов в дымной темной каморке больше получаса выдержать не мог. Помещения для содержания экспериментальных собак не было, животные ели, пили, принимали лекарства и процедуры и оправлялись тут же, в «лаборатории».

Михаил Разгулов, один из учеников Демихова, вспоминал о том, как впервые студентом попал в его лабораторию. В старом дворе Склифа он спрашивал всех, кто ему попадался, как пройти в лабораторию Демихова. Никто не знал. Только один старый санитар, который вез покойника в подвал, указал на маленький полуразвалившийся флигель. Домик оказался пустым, только из подвала доносились голоса. Разгулов решил, что над ним подшутили, однако все-таки спустился вниз. В тускло освещенном подвале сидел Демихов… Правда, позже Демихову дали полторы комнатки этажом выше.

Вот в таких условиях советский ученый ставил эксперименты, о которых потом говорил весь мир.

В том же 1960 году В. П. Демихов издал монографию «Пересадка жизненно важных органов в эксперименте», которая в то время была первым в мире руководством по трансплантологии и долгие годы оставалась единственным. Здесь тоже проявился его характер. При подготовке рукописи к изданию «доброжелатели» намекали ему — поставь в списке авторов монографии фамилию министра или, на худой конец, фамилию влиятельного, обласканного Политбюро директора одного из хирургических институтов и будешь кататься как сыр в масле. Демихов отказался. Этого система ему простить не могла.

В СССР монография осталась незамеченной. Она была сокращённым вариантом той самой его диссертации, из-за которой ему пришлось уйти из института им. Сеченова.

За рубежом его труд оценили по достоинству. Книгу мгновенно перевели на несколько языков и переиздали в Нью-Йорке, Берлине и Мадриде. Её автор стал во всем мире признанным научным авторитетом — его стали назвать не иначе как отцом трансплантологии. Во всем мире, но не на Родине! На Родине он был и оставался младшим научным сотрудником без степени и званий с окладом в 98 рублей. Демихов не был даже кандидатом наук.

Видные медики мира приезжали в СССР лишь для того, чтобы присутствовать на операциях Владимира Петровича. В лаборатории В. Демихова стажировались хирурги из США, Германии, других стран Европы, Южной Африки и Австралии.

Дважды, в 1960 и 1963 годах, к Демихову приезжал на стажировку южноафриканский кардиохирург из Кейптауна Кристиан Барнард — тот самый, который третьего декабря 1967 года стал знаменит на весь мир, осуществив первую в мире пересадку сердца человеку. Примечательно то, что сразу же после окончания операции Барнард позвонил Владимиру Петровичу, поблагодарил и попросил разрешения называть его своим учителем. Стоит отметить, что сначала Барнард запрашивал официальное разрешение у Минздрава посетить лабораторию Демихова, однако получил отказ.

Тогда он приехал в СССР как простой турист и подпольно ассистировал Владимиру Петровичу во время операций на собаках в том самом подвале института им. Склифософского. Именно эти операции, по словам самого Барнарда, окончательно убедили его в том, что пересадка сердца человеку возможна.

В 1966 году Барнард, чтобы продемонстрировать уровень достигнутого мастерства, сделал двухголовую собаку — на 12 лет позже, чем Демихов.

Когда Барнард прислал Владимиру Петровичу, своему Учителю, небольшую бандероль с невиданными тогда в СССР эластичными носками, Демихову на ее получение пришлось брать унизительное разрешение от Минздрава и органов госбезопасности. Министром здравоохранения в то время был Борис Петровский, про которого говорилось в начале статьи.

Среди стажеров Демихова был и знаменитый кардиохирург Майкл Дебейки — тот самый, которой проводил операцию аорто-коронарного шунтирования Борису Ельцину. Он высоко ценил талант русского гения и искренне сожалел, что у Владимира Петровича нет медицинского образования и он не может самостоятельно оперировать людей по разработанным им методикам.

Среди иностранных знаменитостей, которые посещали Демихова, были брат американского президента Никсона и вдова другого президента Элеонора Рузвельт, которая чуть ли не сама пыталась ассистировать во время операции.

Научную степень Демихов все же получил. Но не по медицинской специальности. После многих мытарств в 1963 году диссертацию (на соискание степени кандидата биологических наук) приняли к защите в биологическом совете Московского государственного университета. Защита прошла в переполненном зале в весьма скандальной обстановке. Сначала приближенные профессора В. В. Кованова, противники Владимира Петровича, вообще хотели сорвать заседание совета. Не получилось. Работа была блистательной. После доклада соискателя и выступлений оппонентов (официальный оппонент на защите профессор Андросов сказал, что эта работа стоит шести докторских диссертаций) ученый совет единогласно проголосовал за. Противники Демихова демонстративно покинули зал, зато оставшиеся аплодировали стоя. Но диссертант пробыл кандидатом наук всего полтора часа. Ученый совет (небывалый случай!) проявил научную принципиальность. Последовало повторное голосование — и Демихов стал доктором биологических наук.

Разрабатывая проблемы пересадки жизненно важных органов в 1963;1965 гг., В. П. Демихов при участии своих помощников А. Фатина и В. Горяйнова разработал физиологический метод сохранения жизненно важных изолированных органов (сердца, сердечно-легочного комплекса, комплекса органов и т. д.) в функционирующем состоянии путем их подключения в прозрачных футлярах-термостатах к кровеносной системе живого или оживленного (бескоркового) организма. Ему удавалось подключить к одному животному до 4 сердечно-легочных комплексов и сохранять их в функционирующем состоянии до 7 суток. В эти же годы он производил тотальную замену крови у собак, овец и свиней на человеческую (трупную) с целью, как он считал, антигенного сближения этих животных с человеком, а затем подключал к их кровеносной системе трупные сердца человека. По этой методике Демихову удалось оживить трупные сердца человека через 2,5−6 часов после смерти и поддерживать их в функционирующем состоянии. Наилучшие результаты были получены при использовании свиньи в качестве промежуточного хозяина. Мало того, Демихов и его преданный ученик и соратник Михаил Михайлович Разгулов размещали трупные органы человека, помещенные в полиуретановые пакеты, в брюшную полость свиньи, соединяя их с кровеносной системой животного. При этом свиньи оставались подвижными, в буквальном смысле «банк человеческих органов на ногах».

Попробуйте пофантазировать. Представьте: бегает целое стадо свиней с 1, 2, 3, 4-й группой крови — только не перемешались бы! — хрюкает, нормально питается… и носит в себе человеческие донорские органы. До востребования. Многие учёные того времени посчитали это мракобесием.

В 1965 году на заседании секции трансплантологии Демихов сделал сообщение о создании банка донорских органов, о том, что одно животное может обеспечить жизнь 2−3 донорских сердец. Его сообщение подверглось настоящему разгрому. Его обозвали шарлатаном в науке. Председательствующий профессор Островерхов упрекал Демихова в низком уровне его экспериментов и назвал демиховские опыты «чистой ахинеей». Было зачитано заранее подготовленное обращение в высшие инстанции о лишении Демихова всех научных званий и лаборатории. Обычно спокойный и привыкший к такому отношению, Владимир Петрович сидел на этом заседании ученого совета с прямой спиной, но бумаги в его руках дрожали мелко-мелко. Карандаш выпал из рук и закатился под кресло. Сидевший рядом Разгулов все время удерживал его в кресле, возвращал обратно, когда он пытался покинуть зал.

С большими усилиями сторонникам опального ученого удалось переломить ход заседания. А добилась этого заведующая кафедрой гистологии второго московского мединститута профессор Татьяна Андреевна Григорьева. В то время, когда мужчины, подавленные страхом перед «небожителями» во главе со своим министром Борисом Петровским, боялись рот раскрыть, эта женщина встала и сказала: «То, что происходит — не заседание научного общества. Это гнусное судилище над выдающимся ученым мира». Она потребовала (именно потребовала!) прекратить это безобразие. Говорила она так убедительно, что собравшиеся вынуждены были дать возможность выступить и самому Владимиру Петровичу, а также продемонстрировать фильм. Так что и один в поле воин, если он воин.

Решение секции тогда ликвидировали, большинство не проголосовало за формулировку «шарлатанство в науке» .

Но сколько нервов стоило это ученому! Владимир Петрович стал слабеть.

Ему стало трудно проводить за операционным столом по 10−12 часов ежедневно. В это же время выяснилось, что долгожданная Владимиром Петровичем с семьей двухкомнатная квартира оказалась выделенной им «по ошибке» (вернее, освободившаяся комната). Как рассказывала его жена Лия Николаевна, Владимир Петрович сказал, что если придут выселять, он выбросится в окно. Жаловаться не будет. Заступился тогда директор Института Склифосовского.

Важной проблемой в трансплантологии является определение смерти донора — чтобы изъять орган как можно быстрее после фиксирования момента смерти, но не до него. Сейчас общепринятым критерием смерти является смерть мозга, даже если остальные органы при этом функционируют. Однако, так было не всегда.

Министр здравоохранения Петровский писал: «Заключение о смерти донора, а особенно мозговой смерти, должно выноситься лишь после активных реанимационных мероприятий, обязательно включающих массаж сердца. Однако при массаже травмируются ткани этого органа, и он становится непригодным для трансплантации… Истинной смертью может быть названо только такое состояние, когда функции всех жизненно важных органов находятся в необратимом состоянии. Поэтому введение понятия мозговой смерти, которое в ряде стран в связи с необходимостью и желанием врачей разрабатывать пересадку сердца приравняли к истинной смерти, я считаю необоснованным».

На операции трансплантации сердца был наложен запрет. Дело сдвинулось с мёртвой точки после того, как Кристиан Барнард провёл успешную операцию по пересадке сердца в 1967 г. В 1968 году Демихов написал докладную записку в Академию медицинских наук о перспективах развития трансплантологии в СССР. К удивлению всех, была сформирована комиссия во главе с ведущим кардиохирургом Института сердечно-сосудистой хирургии проф. В. И. Бураковским, и — о чудо! — комиссия рекомендовала создать научно-исследовательский институт трансплантологии.

Институт был создан в 1969 году, но «отец мировой трансплантологии» В. П. Демихов на роль его директора не рассматривался даже как кандидат. Директором был назначен В. И. Шумаков. Но и это было победой.

Пройдет еще 18 лет, прежде чем 12 марта 1987 года В. И. Шумаков проведет первую успешную пересадку сердца в СССР (до этого попытки были, но неудачные).

Однако, после того самого заседания на секции трансплантологии в 1965 году Демихов так и не оправился. В 1968 году, перенеся первый инсульт, он начал терять память.

Гонения на Демихова тем не менее продолжались. В 1970;е годы, когда Владимира Петровича особенно поносили, группа сердечно-сосудистых хирургов во главе с академиком АМН В. И. Бураковским написали монографию «Пересадка сердца», в которой должное место отвели Демихову. Издать ее в Москве не удалось, несмотря на все регалии и авторитет Бураковского. Профессор Л. Бокерия по родственным каналам «пробил» издание в Грузии. Тиражом всего в одну тысячу экземпляров.

Последние годы жизни он с женой провел в небольшой квартирке — одна комната, крохотная кухонька, прихожей как таковой и вовсе не было. Из обстановки — старая-престарая мебель, одностворчатый зеркальный шкаф 20-х годов, того же времени диван с полочками и шкафчиками, стол с резными ножками. Это не антиквариат. Это бедность.

Даже участковый врач, навещавший Демихова, поражался нищете и убогости квартиры выдающегося ученого.

В конце жизни он не выходил из дома один. Его просто не отпускали. Это случилось после того, как однажды Владимир Петрович утром пошел погулять с собакой и вернулся лишь поздним вечером. Привели его незнакомые люди. Спасло в тот раз то, что дочь Ольга накануне вложила в карман его куртки записку с адресом. В тот день он потерял остатки памяти.

Когда прославленный хирург Майкл Дебейки прилетел в 1996;м году в Москву оперировать Бориса Ельцина, первое, что он спросил, было: «Могу ли я поклониться академику Демихову?» Говорят, что ответить не смогли — не знали, кто такой Демихов. Не знали Дебейки и Кристиан Барнард, что, называя В. П. Демихова академиком, они совершают ошибку — академиком русский учёный так и не стал.

Демихова тогда, в 1996;м году, нашли. На обошедшей все российские газеты фотографии 1996 года они сидят рядом — знаменитый Ренат Сулейманович Акчурин, оперировавший Ельцина вместе с ДеБейки, и Владимир Петрович Демихов. В том же году выздоровевший президент наградил Демихова орденом «За заслуги перед Отечеством» III степени. Государственная премия 1988 года и этот орден — единственные награды, полученные Демиховым от государства.

Он умер в ноябре 1998 года, на 83-м году жизни. Прах его был предан земле на Ваганьковском кладбище.

В.П. Демихов был почетным доктором Лейпцигского университета, почетным членом Королевского научного общества в Уппсале (Швеция), почетным доктором медицинской клиники братьев Мейо (США).