Революции 1830 г. И николай i

Успешное завершение Россией войн с Ираном и Турцией позволили Николаю I активно включиться в решение европейских дел, тем более, что к 30-м годам XIX в. Венская система, призванная поддерживать равновесие в Европе, стала давать сбои.

Страной, вызвавшей новое обострение ситуации, явилась Франция, где в июльские дни 1830 г. парижане свергли короля Карла Х из династии Бурбонов, избрав в августе правителем государства Луи Филиппа Орлеанского, отец которого, будучи депутатом Конвента, голосовал за казнь Людовика XVI.

Николай I враждебно воспринял события во Франции. Однако он не спешил бросать русскую армию на спасение династии Бурбонов. «Зло непоправимо, — писал он своему брату великому князю Константину, наместнику в Польше, в августе 1830 г., — мы не можем и не должны его исправлять. Наша обязанность, — думать о своей I безопасности. Когда я говорю „наша“ , — я подразумеваю спокойствие Европы» [25].

Такая выжидательная позиция России объяснялась действиями самого «короля-буржуа» — Луи Филиппа. Он делал все, чтобы успокоить европейских правителей: не отказывался от выполнения трактатов 1815 г., не преследовал своих противников, пытался стабилизировать обстановку внутри страны. Эта тактика нового правителя побудила Николая I заметить: «Пока революция ограничивается пределами Франции — моя оппозиция происходящему там перевороту будет только моральной» [26].

События во Франции прервали наметившееся после Венского конгресса 1815 г. франко-русское сближение. Франция Луи Филиппа, низложившая династию Бурбонов, законность которой утвердил Венский конгресс, при всех заверениях нового короля соблюдать его решения представляла, по мысли Николая I, опасность для европейских монархов. В этих условиях петербургский кабинет обратился к испытанному союзу с Австрией и Пруссией, для которых революция, ломавшая старые уклады и традиции, представляла не меньшую, чем для России, угрозу. «Старая Европа находится при начале конца, — сокрушенно замечал канцлер Австрийской империи Меттерних. — С другой стороны, новая Европа еще не начала своего существования. Между концом и началом будет хаос» [27].

Габсбургская империя, вобравшая в себя разные по экономике, культуре, языку, религии народы Европы, более других стран опасалась революции. Австрийский канцлер в июльские дни 1830 г. взял на себя инициативу по созданию союза монархических держав. В августе 1830 г. он приехал в Карлсбад (Карповы Вары), где на лечении находился Нессельроде. В результате переговоров был выработан общий план действий, по которому оба государства согласились не вмешиваться во внутренние дела Франции, если правительство Луи Филиппа будет нейтрально в отношении других государств. Это соглашение в истории получило название «Карлсбадского лоскута», к нему вскоре присоединилась Пруссия. В литературе это соглашение оценивается как попытка закрепить контрреволюционный союз трех держав [28]. Однако такая оценка является преувеличением. Державы, его подписавшие, не были склонны воевать с Францией. Вслед за Англией, первой признавшей Луи Филиппа королем Франции в сентябре 1830 г., Австрия и Пруссия последовали ее примеру, рассчитывая таким путем стабилизировать обстановку в Европе.

Последним из союзных правителей признал Луи Филиппы Николай I, предупредив при этом: «Но император хочет заметить державам, что как бы такое признание не привело к опасным последствиям. Не следует терять из виду, что, сделав эту уступку революционному духу, может быть, нужно будет сделать ему новые уступки» [29]. Дальнейшие события подтвердили опасения Николая I.

Под впечатлением июльской революции во Франции вспыхнули волнения в германских государствах, Италии. Но самыми интенсивными были события в Бельгии в августе 1830 г. Бельгийцы, по акту Венского конгресса вошедшие в состав Нидерландского государства, изгнали из Брюсселя голландского короля Вильгельма Оранского и сформировали временное правительство.

Николай I восстание в Бельгии расценил как прямое покушение на европейский порядок и Венскую систему. Император предложил конкретную программу правительствам Австрии и Пруссии по объединению усилий для борьбы с революцией. Однако ни одна из трех держав не имела отмобилизованной армии, да и их планы были далеки от единства: Австрию больше, чем бельгийские события, занимали волнения в Италии, Пруссию — территориальные претензии Франции на Рейнские провинции. Лондон и Париж провозгласили принцип невмешательства во внутренние дела Бельгии. Но Николай I не отказался от подготовки российской армии к вторжению в пределы Нидерландского государства, о чем просил европейские правительства голландский король. В письме к великому князю Константину в октябре 1830 г. император России предлагал брату, главнокомандующему русской идольской армиями, начать мобилизацию, но просил делать это осторожно, «не вызывая подозрений как у противников, так и у союзников» [30].

Революция в Бельгии осложнила положение французского правительства, еще не признанного к тому времени Европой. В этих условиях Луи Филипп, думая о поддержании своего престижа во Франции и Бельгии, проявил не свойственную ему активность. Он предложил созвать конференцию европейских держав для обсуждения бельгийского вопроса, что встретило поддержку у всех правительств, включая и российское.

Конференция, открывшаяся в Лондоне в начале ноября 1830 г. с участием представителей пяти ведущих держав Европы — Англии, Франции, Пруссии, России и Австрии, первым делом приняла решение о заключении между воюющими сторонамиВременным правительством Бельгии и нидерландским королем — перемирия. Восставшие расценили это решение как признание Европой нового бельгийского правительства, и в середине ноября 1830 г. национальный конгресс Бельгии провозгласил независимость страны.

Действия бельгийцев укрепили Николая I и его союзников в намерении силой оружия защищать легитимные права нидерландского короля. Российский император отдал приказ о приведении в боевую готовность воинских частей, находившихся в у западных губерниях Польши; Пруссия сосредоточила свои силы вдоль Рейна, Австрия — у границ Швейцарии и Италии. Вопрос о войне был, по существу, решен.

Польское восстание, начавшееся в Варшаве в конце ноября 1830 г., изменило планы Петербурга, заставило российское правительство, а с ним Пруссию и Австрию, сосредоточить свои усилия на его подавлении. Опасность вторжения царских и союзных войск на территорию Бельгии была устранена.

В дальнейшем бельгийский вопрос решался практически без участия России. Лондонская конференция, собравшаяся в ходе польского восстания в декабре 1830 г., признала независимость Бельгии, а в январе 1831 г. приняла решение о нейтралитете Бельгии, неприкосновенности ее территории. Хотя голландский король не признал законность этих решений, его протест не был услышан правителями Европы, включая и российского императора.

Польский вопрос в политике России был одним из сложных и запутанных. Связанный с борьбой Запада и Востока, латинства и православия, он осложнялся территориальными спорами из-за западных русских земель, вошедших в состав Польши по Люблинской унии 1569 г. и перешедших к России по разделам Польши. Иными словами, польский вопрос далеко выходил за рамки чисто национальной проблемы и этим вызывал особую обеспокоенность Николая I. Император опасался вмешательства Европы, тем более что действия восставших делали такую угрозу реальной. Стремясь к завоеванию независимости и расширению своей территории, поляки просили помощи у западных правительств. Конфликтные ситуации в Европе всегда рассматривались поляками как удобный повод для выступления против царизма. Кроме того, передвижение российских войск к западной границе и начавшаяся мобилизация польской армии весьма накалили обстановку.

Размах восстания вынудил Константина Павловича покинуть Варшаву и отказаться от вооруженной борьбы с повстанцами. Управление краем перешло к административному совету, а затем к Временному правительству, возглавляемому Адамом Чарто-рыйским, бывшим управляющим Министерством иностранных дел при Александре I.

Николай I увидел в восстании следствие июльских событий, опасное не только для России, но и для Австрии и Пруссии, также владевших польскими землями. Его обращение к Вене и Берлину с предложением о совместных действиях встретило понимание и поддержку.

В декабре 1830 г. Николай I опубликовал прокламацию к войскам и народу Польши с призывом к повиновению и манифест с требованием безусловной покорности. Австрия и Пруссия приветствовали эти действия царя. «Справедливость дела, которое Его императорское величество призвано защищать, очевидна, — заявил Меттерних. — Польское королевство, как только оно было создано, расценивалось нами как пороховой погреб. Огонь должен был проникнуть туда в тот или иной день» [31]. Австрийское правительство для защиты интересов своей империи перебросило в Галицию дополнительные военные контингенты, запретило проезд в Польшу через Австрию частных лиц без специальной визы российского посла в Вене. Столь же действенной была помощь Николаю I со стороны Пруссии, правительство которой направило в Познань воинские подкрепления, запретило контакты населения Пруссии с поляками, проживавшими в стране.

Восставшие не имели четко выработанной программы. Главное их требованиевосстановление территории Польши в границах 1772 г. — вызывало неприятие даже у либеральной части российского общества. Не оправдались надежды поляков на поддержку Франции и Англии. Правительства этих стран, словесно желая успеха восставшим, реальной помощи им не оказали: ни Париж, ни Лондон не хотели воевать с Россией. Британский и французский кабинеты предписывали своим послам в Петербурге «сохранять самую большую осторожность по отношению ко всему, что касается Польши» [32].

Однако западноевропейская общественность не разделяла пассивную позицию своих правительств, требуя вмешательства в конфликт. Сочувствие Запада усилило решимость поляков продолжать борьбу. В январе 1831 г. польский сейм принял декрет о лишении Николая I прав на польскую корону. В эти дни был выдвинут лозунг, обращенный прежде всего к россиянам: «За вашу и нашу свободу», автором которого большинство исследователей считают активного участника польского восстания историка Иоахима Лелевеля [33].

Акт о детронизации явился кульминацией восстания, уничтожившего конституцию 1815 г. Движение приобрело новый характер: началась русско-польская война. В феврале 1831 г. в Польшу вступила российская армия под командованием И. И. Дибича, численностью более 100 тыс. человек. Польские войска составляли лишь половину от российских. Военные соединения из Франции и Бельгии, на которые рассчитывали повстанцы, так и не подошли.

После смерти Дибича новый командующий российской армией Паскевич, которому царь поручал самые ответственные дела, потребовал от польского командования сдачи Варшавы и отвода польской армии в Полоцк. Сейм отверг эти условия. 6 сентября 1831 г. российские войска овладели Варшавой. Командующий польской армией генерал Круковецкий подписал условия капитуляции, по которым восставшие обязывались принести присягу на верность императору России, а польская армия покидала свою столицу.

Подавив восстание, Николай I пошел на дальнейшие ограничения автономии Польши. В феврале 1832 г. он издал «Манифест о новом порядке управления и образования Царства Польского», так называемый Органический статут, согласно которому Польша объявлялась «неотъемлемой частью России, а польская корона объявлялась наследственной в русском императорском доме». Управление Царством Польским поручалось административному совету с наместником императора во главе. Польский язык сохранялся в суде, делопроизводстве и школе. Но Органический статут носил скорее декларативный, чем законодательный характер. Он предназначался в немалой степени для успокоения западноевропейской либеральной общественности. Царство Польское нри некоторой его обособленности превратилось в одну из провинций России.

Однако эта победа Николая I не укрепила его международного положения: она отодвинула Россию от общеевропейского решения бельгийского вопроса, вызвала еще большие расхождения с Францией. Но у Николая I сохранилась надежда на сближение с Англией. «Не нужно терять связи с Британским правительством» , — передавал послу России в Лондоне мысли Николая I Нессельроде [34]. Расчеты императора строились на его уверенности в дальнейшем углублении англо-французских разногласий в колониальном и европейском вопросах. Англия с ее внутренней стабильностью, это состояние особенно ценил Николай I, высоким экономическим потенциалом представлялась императору заманчивым союзником.

Незамедлительно реализовать план в отношении Англии Николаю I не позволили новые осложнения на Ближнем Востоке, активными участниками которых, помимо Турции и ее подданных, были европейские страны.

Победа России в русско-турецкой войне, ослабление влияния Турции на Балканах повлияли на политику Порты и западноевропейских правительств. Последние, стремясь потеснить Россию на Ближнем Востоке, усугубили финансовую и торговую зависимость экономики Турции, что полностью подчинило ее политику интересам Западной Европы. Многие государственные деятели Османской империи не без помощи Запада стремились к модернизации страны, проведению реформ, способных укрепить внутреннее положение государства [35]. В самой Турции положение осложнялось ростом сепаратистских тенденций в ее владениях. Одно из таких крупных движений возглавлял губернатор Египта Мухаммед Али. Он создал сильную, обученную по европейскому образцу армию и флот, при помощи которых значительно расширил пределы подвластной ему территории. В годы борьбы Греции за независимость правитель Египта выступал на стороне султана, получив за эту помощь его согласие на присоединение к Египту Сирии.

Махмуд II не сдержал обещания. Мухаммед Али использовал это как повод к выступлению против Турции. В 1832 г. египетская армия под командованием сына Мухаммеда Али-Ибрахима, разбив турецкие войска, угрожала Константинополю. Турецко-египетский конфликт, как это бывало и ранее, из внутренней проблемы превратился в международную. Решался вопрос о существовании Турции как самостоятельного государства и, следовательно, об изменении ситуации на Ближнем Востоке. Султан обратился за помощью к европейским правительствам. Англия, хотя и не желала распада Турции, реальной помощи султану не оказала, ограничившись выражением сочувствия.

Франция, чье влияние в Египте было наиболее прочным, предложила свое посредничество в конфликте. Наиболее определенную позицию занял Николай I. Он уведомил султана о принятом им решении немедленно отозвать из Александрии (резиденции Мухаммеда Али) русского консула и всех проживавших в Египте русских подданных, что с благодарностью было встречено Портой [36]. Заинтересованная в сохранении целостности Османской империи Россия была готова оказать военную помощь Турции, но только после ее обращения с этой просьбой к императору.

В ноябре 1832 г. в Константинополь и Александрию по личному поручению императора был направлен генерал Н. Н. Муравьев, хорошо знакомый с Востоком, владевший турецким языком. Он должен был убедить султана в дружественном отношении России к Турции, а Мухаммеда Али склонить к перемирию. «Помни же, — поучал Николай I Муравьева, — как можно более вселять турецкому султану доверенности, а египетскому паше — страху» [37].

Послы Англии и Франции в Константинополе пытались убедить султана во враждебных намерениях России, но, выполняя инструкции своих правительств, по-прежнему отказывали ему в материальной помощи. Между тем египетская армия в конце декабря 1832 г., разгромив турецкую армию при Конье, двигалась к Константинополю. В феврале 1833 г. султан официально обратился к российскому послу А. П. Бутеневу с просьбой направить черноморскую эскадру и сухопутные войска на помощь Турции [38].

Общепринятая точка зрения в исторической литературе, что Россия навязала Турции свою помощь и тем поставила ее в зависимое от себя положение, нуждается в коррекции [39]. Очевидно, что Николай I был заинтересован в обращении Махмуда II за помощью к России. Помимо восстановления стабильности на Ближнем Востоке, он рассчитывал в случае победы Турции поставить перед султаном вопрос о режиме черноморских проливов, не вынося его обсуждение на международный уровень. Еще в ноябре 1832 г. командующему черноморским флотом был дан приказ немедленно направить из Севастополя пять кораблей и четыре фрегата в Турцию в случае обращения султана за помощью. Однако Бутеневу запрещалось самому предлагать военную поддержку султану, но разрешалось предупредить его о готовности эскадры выступить немедленно по требованию султана.

Не получив военной помощи у западноевропейских государств, султан был вынужден обратиться за ней к России. 8 февраля 1833 г. 30-тысячный десантный отряд, руководимый контр-адмиралом М. П. Лазаревым, высадился на Босфоре. Особую озабоченность действиями России проявила Франция, для которой победа Египта могла бы означать утверждение своего преобладающего влияния в Малой Азии. Поэтому французский посол в Константинополе, адмирал А. Руссен, первым заявил султану о вводе в Дарданеллы французской эскадры, если русские корабли не покинут берегов Босфора [40]. Англия вела себя более спокойно, она осторожно советовала султану освободиться от военного присутствия России. Отсутствие единства в тактике двух ведущих государств позволило Николаю I осуществить свой замысел.

Русская эскадра оставалась на Босфоре, что отрезвляюще подействовало на египетского губернатора и заставило его заключить в мае 1833 г. в Кютахье турецко-египетское соглашение, по условиям которого во владение египетского паши переходили Сирия и Палестина. Но требование о независимости было отклонено султаном. Таким образом, турецко-египетский конфликт 1832−1833 гг. закончился компромиссом, не удовлетворившим ни одну из сторон.

На заключительном этапе турецко-египетского кризиса, в мае 1833 г., в Константинополь прибыл в качестве чрезвычайного комиссара А. Ф. Орлов, умный дипломат, во многом содействовавший внешнеполитическим успехам России. В его задачу входило подписание русско-турецкого союзного договора, идея заключения которого исходила от Турции. Такое предложение было сделано от имени султана Бутеневу еще в апреле 1833 г., до появления Орлова в турецкой столице. «Первая мысль о договоре, — отмечал Нессельроде в ежегодном отчете императору, — исходила непосредственно от самого султана. Он первый почувствовал необходимость иметь моральную поддержку России» [41]. На инициативу Турции в заключении русско-турецкого договора указывал и Муравьев. В беседе с ним в апреле 1833 г. один из приближенных Махмуда II заметил: «Султан желает связать эти узы дружбы оборонительным и наступательным союзом с императором» [42].

Николай I в письме к Паскевичу следующим образом прокомментировал действия приближенных султана: «Они мне предложили заключить с ними наступательный и оборонительный трактат: первый я отверг, второй принял, как вещь нам выгодную и весьма полезную при нынешнем союзе Франции и Англии» [43]. Эти и другие документы опровергают утверждения западных историков о том, что Россия навязала Турции договор под «охраной русских штыков» 44]. На самом деле он был подписан после вывода русских войск из Босфора [45]. Вместе с тем очевидно, что Махмуд II решился на этот шаг лишь в силу своего безвыходного положения, когда угроза нового нападения египетского паши не была снята, а западные державы устранились oт помощи султану.

Разумеется. Николай I был заинтересован в соглашении с султаном. Договор с Турцией позволял сохранить преобладающее влияние России на Ближнем Востоке, закрепленное Адрианопольским миром, а также решить вопрос о режиме Проливов. особенно важном для России как черноморской державы. Стремясь избежать конфликта с европейскими государствами, Нессельроде в последней инструкции Орлову еще раз подчеркнул мысль Николая I об оборонительном характере будущего русско-турецкого соглашения: «Россия будет защищать Турцию только против агрессии» [46].

26 июня (8 июля) 1833 г. в местечке Ункяр-Искелсси, вблизи Константинополя, был подписан русско-турецкий договор сроком на восемь лет. Стороны обязывались оказывать взаимную помощь друг другу в случае нападения на одну из них: Россия обязывалась предоставить Турции такое количество войск, «которое обе договаривающиеся стороны признают нужным». О характере помощи России со стороны Турции в общих статьях соглашения не говорилось, об этом шла речь в секретной статье, приложенной к договору. Согласно ее условиям России, в случае нападения на нее, освобождала Турцию от военной помощи в обмен на обязательство закрыть Дарданеллы для военных кораблей иностранных держав [47]. По духу договора Россия как союзница Турции получала право свободного прохода через Проливы.

Ункяр-Искелесийский договор был кульминацией дипломатических успехов России на Ближнем Востоке в XIX в. Он усилил ее влияние в Османской империи, на черноморском побережье Кавказа. На Балканах Россия добилась выполнения Турцией ее обязательств в отношении Сербии.

Договор позволял Турции заняться внутренними преобразованиями в администрации, армии, финансах. Он способствовал укреплению собственно русско-турецких отношений, свидетельством чего была миссия Ахмеда-паши в Петербург в октябре 1833 — феврале 1834 г. и русско-турецкая конвенция, подписанная в 1834 г., в подготовке которой принимал участие Николай I. Ее условия подтверждали желание России сохранить дружественные отношения с Турцией и смягчить конфликты на Ближнем Востоке, в частности Россия наполовину сократила контрибуцию, ежегодно взимаемую с Турции согласно Адрианопольскому договору, вывела из Дунайских княжеств свои войска, а Турция особым указом подтвердила внутреннее самоуправление Сербии и согласилась на присоединение к ней ряда округов, населенных сербами [48].

Договоры с Османской империей, подписанные в 30-е годы, явились результатом не военных побед России, а дипломатических договоренностей, что позволяет изменить бытующие в литературе категорические оценки внешней политики Николая I как только агрессивной [49].

Заключение

Ункяр-Искелесийского договора вызвало негодование Запада. Правительства Англии и Франции в ноте, обращенной к Турции, заявили о незаконности соглашения и отказывались с ним считаться. Петербургский кабинет заметил, что договор заключен между двумя независимыми государствами и имеет законную силу. Султан же подчеркнул его оборонительный характер и свое намерение «сохранить и упрочить мир с Россией» [50]. Но и после этих заявлений нападки на договор в прессе и в парламенте западных стран не прекращались. Вновь всплыли утверждения о «русской угрозе» Индии, о противоречии этого договора международным соглашениям.

Единое желание помешать реализации условий Ункяр-Искелесийского договора Англии и Франции привело к созданию общего блока, в который пытались втянуть и Австрию. Англия, пользуясь тем, что Турция, связанная с Россией соглашениями 1833−1834 гг., не решалась на открытую помощь горцам, взяла инициативу в свои руки: на Кавказ засылались агенты, призывавшие ужесточить борьбу с Россией, а повстанцы снабжались оружием. В конце 30-х годов эта враждебная России деятельность Англии привела к крупному конфликту, вызванному инцидентом с английской шхуной «Виксен», захваченной у берегов Черкессии. После долгих усилий инцидент, едва не приведший к военному столкновению с Англией, был урегулирован [51].