Современные вызовы развитию России

Современные вызовы развитию России

Констатация. Все еще проходящие в Российской Федерации социохозяйственные, они же и политико-экономические, реформы — поначалу вполне революционные, затем собственно реформные — имеют результатом формирование сугубо присвоительно-распределительной, но никак не производительно-«развитиевной», системы финансово-экономического (капиталистического) хозяйства, встроенной в глобальную, контролируемую, направляемую и ориентируемую из-за пределов России цивилизационную (экономическую, политическую, хозяйственную) систему-мир, или же мир-систему, причем встроенную в качестве зависимой и подотчетной, во многом и колониального свойства подсистемы, что-то же самое — субцивилизации, субгосударства, субхозяйства, субэкономики. Такое субобразование способно воспринимать не более чем субмодернизацию и осуществлять некоторое субразвитие — в пределах своей зависимости от глобального контекста и на основе предположенной этим контекстом специализации (энергосырьевой, полуфабрикатной, вспомогательной), что-то же самое — в русле, на основе и в границах глобальной субординации (по месту, роли и состоянию).

Отсюда нежелательность, невозможность и нереализуемость собственного, самостоятельного, перспективного, опосредованного будущим и на будущее нацеленного, вполне новаторского и творческого развития, выходящего за пределы текущих инноваций (ныне более всего заимствуемых извне) и выражающегося в виде непрерывного процесса качественного (генеративного, совершенствовательного, возвышательного) преобразования национального хозяйства и всего странового социума.

В итоге наличие в пореформенной стране тупика неразвития, еще и неустанно подбадриваемого энтропийной тягой к антиразвитию.

Сверхзадача. Вырыв, а не переход или даже прорыв, к развитию, понимаемому не столько как появление в стране чего-то нового, даже и передового, сколько как обретение особого — нацеленного как раз на развитие — состояния социума и хозяйства. Развитие, если иметь в виду не просто развитие, а саморазвитие — не как развитиевные плоды, которые можно завезти и извне (что ныне в России по преимуществу и делается), а как почва с семенами, способная произвести развитиевное древо, родящее уже самые что ни на есть собственные развитиевные плоды. Потенция к развитию тут важнее самого по себе развития (как реального обновления); предреальность значимее реальности; возможность фундаментальнее действительности. В стране нет сегодня адекватной основы, лучше бы сказать — субстанции — субстанции развития, — ни духовной, ни моральной, ни трудовой, ни интеллектуальной, ни творческой, ни технической, ни экономической, ни управленческой. Тенденция антиразвития сильнее тенденции развития, отчего более всего не развитие, а… неразвитие. Отсюда именно вырыв к развитию, а не что-нибудь иное, ибо стране надо не более и не менее, как вырваться из трясины — трясины неразвитая, обильно орошаемой антиразвитием. Сначала сброс вериг антиразвития, потом прорыв пелены неразвития, а затем уже только рывок к развитию. Это действительно сверхзадача, ибо в тисках обыкновенности она попросту невыполнима. Тут на повестку дня выходит чрезвычайность, способная родить. чудо, если прямо-таки не сверхчудо!

Сверхметод. Метод — это путь, путь решения задачи. И ежели надо решать сверхзадачу, то и метод должен быть сверхметодом. Вполне чрезвычайным, не менее экстраординарным, чем бодро осуществленная и до сих упорно проводимая в нынешней Российской Федерации частно-присвоительная реформа, она же и самая настоящая, растянувшаяся уже на два десятилетия антисоциалистическая революция. Чрезвычайным в плане устремленности, настойчивости, изобретательности, изощренности, действенности, плодоносности. Неодирижизм в единении с неолиберализмом, когда неолиберализм снизу, а неодирижизм сверху, посреди же — субстанция развития со своей реальной зоной реального развития, или же развивающаяся Россия в пространстве устаревающей на глазах и самостоятельно не развивающейся пореформенной России. Одна опричь другой! Мобилизационный сдвиг, обеспеченный консолидацией созидательных сил, их соединением в «огненный» очаг развития и расчисткой для этого очага жизненного потребного пространства.

Политический тренд: постреформизм. Укрощение разрушительных, вредоносных и опаснейших для страны, хозяйства и социума частноприсвоительных реформ — вполне уже и безумных, не дающих практически никакого в конструктивно-продуктивном плане позитивного эффекта, в чем-то уже реформ ради реформ, инерционных реформ, слепых и глухих, а потому и тупых, морально непереносимых, вполне и злодейских. Хватит! Страна по горло сыта противоестественными, тянущими в инфернальный низ и не влекущими в сакральный верх реформами, преследующими и убивающими нормальную, плодотворную и перспективно обусловленную жизнь, и остро нуждается в принципиальном развороте от уже унылого и гнетущего реформизма к ободряюще-созидательному постреформизму, способному, погасив злокачественный реформизм, возжечь огонь доброкачественного жизнетворения.

Постреформизм в данном случае — не прекращение вообще преобразований, а всего лишь радикальное изменение их глобального судьбоносного курса — в чем-то и антиреформное, но не прямолинейно контрреформное, а более всего позитивно коррекционное, что предполагает, помимо обретения здоровой бытийственной нормы, еще и выход на достойное великой страны и ее созидательных поколений историческое творчество — идейное, социальное, культурное, научное, технологическое, — прочно и надолго овладевающее интеллектуально-организационной энергией элит и трудо-полезным сочувствием народных масс, а главное — всеобщим, достойным человека и общества будущим!

Развитие как… сверхразвитие. В нынешнюю эпоху — эпоху неоиндустриализма, нанои меганауки, высоких, тонких и незримых технологий — развитие вовсе не сводится к безудержному росту материально-технической производительной базы, безграничному возрастанию потребительного богатства и столь же безмерному приумножению предметно-полезного разнообразия текущего жизнеотправления, а, наоборот, восходит к качественному обновлению самого человеческого бытия в целях его перспективного совершенствования и перевода в иное, никогда еще не бывшее, природно-неприродное состояние — фантазийное, сказочное, мифоподобное!

Не умаляя важности решения насущных и даже не очень-то насущных, но все же необходимых для полноценного существования человека и общества производственно-потребительных задач, приходится констатировать, что главное в современном развитии — не развитие как таковое, к которому привыкло человечество и с которым свыклась академическая мысль, не развитие условий бытия человека и общества, а развитие… уже самого по себе бытия, включая даже не бытие человека и общества, что понятно, а и самого человека с его обществом, иными словами — развитие не вширь, а вглубь — человека и общества, а ежели и чего-то вширь, то не так ради самой шири, как ради чаемой глуби.

На повестке новая парадигма развития, провоцируемая и подкрепляемая наплывающей на человека новой парадигмой бытия, включая самого человека и само общество. На очереди не слишком еще известное и понятное, но уже остро ощущаемое парадигмальное обновление всего и вся. Впереди явно эсхатологическое будущее, приближаемое столь же эсхатологическим развитием, как раз тем самым, которое можно при желании посчитать как за развитие в развитии, так и за развитие развития, но с той важнейшей оговоркой, что это уже развитие… как бы в обратную сторону, во внутрь себя, ввернутое в себя развитие, интраразвитие, ну, а по новейшей умственной традиции — неоили даже постразвитие, может, и метаразвитие, как знать? Но в любом случае — сверхразвитие!

Парадигма сверхразвития как контрпарадигма. Глобальный Запад все уже за всех решил: человека — в чиповея, а общество — в чиповейник! Однако остальной мир, а во многом тоже и западный, этого не хочет, а хочет чего-то совсем другого: не постчеловека вовсе, а иного человека, или иночеловека, как соответственно не постобщества, а иного общества, или инообщества. Спасение тут не в технике, а в идеях, не в обанкротившемся либерал-гуманизме, а в новой, уже и сверх-над-человеческой идеологии, освещаемой не вымороченной от собственного всезнайства гуманитарной наукой с все еще подогреваемым ею пустопорожним и античеловеческим атеизмом, а в укорененной среди высшего относительно земного бренного человека иномирья Софии, только и могущей сообщить нечто конструктивно-спасительное бытующему на земле все-еще-человеку, не поддавшемуся на ренессансно-просвещенческую провокацию насчет собственного надприродного и внесакрального величия и избегшему, в отличие от еврочеловека, модерно-постмодернового пересотворительно-демиургического беснования. Не отрицание человека в ходе его глобального передельческого развития, а утверждение человека в ходе хорошо осознанного им сверхразвития — с софийным обновлением человеческого сознания и всей человеческой натуры — как раз без «чипов» и без «вейства»!

София. Знание — сила, а ежели оно от Софии — софийное знание, — то двойная сила — одновременно конструктивная и спасительная! Софийный человек, он же и подсофийный — человек меры, разумеется, софийной. Заповеди тут следующие: признание иномирья и высших смыслов; уважение другого, как самого себя; человек в мире-социуме и мир-социум в человеке — взаимодополняемость и взаимоответственность; свободный личный выбор при всеобщей солидарности, вполне и умеренной. Этнос, народ, нация — необходимая, неизбежная и потребная реальность. Отечество, Родина, Пенаты — непререкаемая и неукоснительная ценность, пусть во многом и ирреальная. Благотворная культура, благоносная цивилизация, ответственное государство, всеобщий и всеобъемлющий людской компромисс.

Техника. Техника рядом с человеком, но не в человеке, среди социума, но не в ущерб ему. Покорение техники человеком, а не человека техникой. Техника как управляемый человеком фактор, а не управляющий человеком фактор. Оснащенный техникой, но не поглощенный ею человек. Не технический человекобраз, а «^технический человек!

Элита как сверхэлита. Сегодня в России доминирует «либерально-российская», она же и «постмодерново-симуляционная», она же и «профанно-антироссийская», антиэлита, несущая в социум и внедряющая в человека тотальный абсурд — едкий и разлагающий. Противостоящая этой антиэлите антиабсурдная элита в России есть, но она по преимуществу в обороне и в лае. Слово за новой элитой, способной объемно одолеть антиэлиту с ее нарочитым абсурдом в ходе мощного контрнаступления. Отсюда на повестке дня не просто элита, а сверхэлита, выполняющая кажущуюся неисполнимой сверхзадачу: от арьергардной контрабсурдной обороны к авангардному на абсурд натиску! София — в помощь!

Идеология как сверхидеология. Конструктивно-спасительная идеология ныне сверхпотребна! Национальная, созидательная, устремленная в будущее, еще и человеческая, общественная, историческая, мало того — нравственная, трудовая, зовущая к творчеству, в общем — совершенно на сегодня невозможная: текущая практика не просто противоположна такой идеологии, но ей принципиально и вполне угрожающе враждебна. Но делать нечего: без идеологии — новой идеологии! — разворота к сакрально-природо-человеческой норме не совершить, как не осуществить и разворота к развитию, не говоря о сверхразвитии. Вот где тупик, так тупик! В слове, в идеях, в общественном сознании. Однако почва национальная насовсем не иссохла, кое-что плодотворное в ней еще есть — от традиции, от повседневности, от обыденности, а потому идеологический разворот еще возможен, но… вкупе с соответствующими делами, которых еще нет или почти нет, но которые все-таки возможны, ибо необходимы.

И опять сверх-, но теперь вот сверхидеология, ибо к малой идеологии вынужденного народного жизнеотправления нужно добавить большую идеологию сверхисторических свершений. И опять сверхзадача, ибо ни наука — эта разрушительница всяких идеологий; ни новомировская философия, оправдавшая бесноватый антропоцентризм с коррозионным атеизмом и вызволившая на волю страстных демонов денег, наживы и потребительства, как и развязного сциентизма с беспощадным техницизмом; ни закосневшие в правильных догматах и не владеющие гибкой современностью религии, не считая, разумеется, прозорливого в тяжкой правде своей Иоаннова «Откровения», тут не помогут.

Оттого и София — это сверхмудрость, она же и предмудрость, она же и мудрость мудрости: вопрошай, человек, внимай и думай, ищи и обретай, если сможешь… София не против, хотя и не… за, ибо ответственно все тут, очень ответственно!

Россия. Что за слово такое — РОССИЯ?! Почему столь значимо — причем таинственно, магически, трансцендентно? А что оно означает — страну, мир, цивилизацию, народонаселение, историю? А может, и самое что ни на есть. ничто, которое, вроде бы ничего не означая, означает-таки какое-то. нечто, как раз то самое, что висит себе в ноосфере и. влечет к себе, да что влечет — притягивает, втягивает, поглощает! Россия, Россия… Россия! Колдовство какое-то! И все идейное — гео-антропо-социо-идейное — почему-то и как-то в этом слове отовсюду сходится и из него непонятным образом на весь мир расходится. Не беги, безумец, от «России», а, остановившись и замерев хотя бы на мгновение, всматривайся и вслушивайся в это слово, думай о нем и вместе с ним и. всё вдруг и откроется — все смыслы, все идеи, все значения, ибо Россия — это как раз и есть наша родимая София — загадочная, далекая и близкая, закрыто-открытая, уловимо-неуловимая. Идеология России. в России, можно даже сказать — сама Россия и есть идеология, только читать ее надо уметь, да не одним лишь умом, а и сердцем. через посредство, конечно же. Софии!

Правительство. Оно в тягучей и липучей растерянности: не можется, не хочется, даже и противно, а. надо! Строить в стране надо, инвестировать, производить, изобретать, внедрять, инновировать, научно-технологическую сферу держать, образование совершенствовать не по-болонски, идеологию нравственно-созидательную запускать, позитивный личный пример показывать, с народом откровенно говорить, перспективы неустанно разглядывать, на достойное будущее замахиваться. о-о. много чего надо, в том числе и доходы не в пользу одних богатых и ненужного немассового потребления распределять, и с бедностью бороться, и с коррупцией, и кое-кого в тюрьмы сажать — прямо-таки на пожизненное, и кое-чего решительно национализировать. в общем — много чего надо, много при этом работая — умно, созидательно и по-честному. Фантастика! Чует ли эту своевременно-несвоевременную фантастику российское правительство? Чует, наверное, но. очень и очень не хочется ему к ней подвигаться, оттого и. растерянность — уже прямо-таки субстанциальная. Растерянность управленческая в России, да и перед самой Россией, которая для нынешнего правительства terra incognita, причем опаснейшая. Не правительство тащит Россию к развитию, а Россия гнобит правительство из-за неразвития. Очень неприятная для «правителей» кризиснокатастрофная ситуация! И что же? Ежели не эти сделают жизненно потребное для России, так другие сделают, не другие, так… иные, которые уже на подходе. Есть оно — скрытое историческое напряжение, от масс людей и немассовых элит вполне и независимое, а за напряжением этаким непременно следует. разряжение — уж какое у реальной истории выходит!

Искрящийся текущий момент. Еще слышатся из народных глубин зовы к переменам, как и слышатся призывы патриотической элиты к всестороннему развитию страны. Россияне. нет, не верят, конечно, а всего лишь. надеются — без всякой при этом реальной надежды! — на поворот от раздаточно-присвоительного экономического деспотизма к деспотизму развития (иного уже, видно, не дано!). Затянувшаяся на годы «минута молчания» с замершей «фигурой умолчания»! Впереди, кажется, одно лишь повторение пройденного, а хотелось бы необычной новизны — реального политического развития! И все сфокусировано, как испокон века принято на Руси, на первом в государстве лице, которое ныне не государь вовсе, не властитель и не правитель, а не более чем дивный образ. э-э. национального лидера — пока более в возможности, чем в реальности, отчего и повисла в российской атмосфере дилемма: или — или! — а дилемма вообще-то есть выбор из двух вариантов, когда оба. хуже, а вырваться из тенет неразвития непременно надо!

Итак: сверхнамерение, сверхволя, сверхусилие, сверхдеяние! Нет, ныне уже не государь, не правитель, не вождь, но. вершитель — вместе с верящим в Отечество народом и поверившей в возвышение Отечества элитой.

Вызвать веру и укрепить уверенность: словом и делом! Это-то сегодня и самое трудное!

Государство. Оно вроде бы есть — большое, многочисленное, протяженное, но его как бы и нет, ибо молчит оно — о главном! — и бездействует — тоже в главном! Чиновники есть, их очень много, но они не правят, ибо ими правит. нет, не Конституция вовсе, а. коррупция. А ведь в России без государства ничего судьбоносного никогда вообще не происходило и, увы, до сих пор не происходит: ни масштабной стройки, ни замысловатой перестройки, ни неизбежного догоняния Запада с мобилизационной модернизацией, ни умеренного реформирования, ни взрывной революции. Государство в России — более чем государство, это главнейший на российской земле охранитель и делатель — то в роли хладнокровного консерватора, то вдруг в роли темпераментного новатора, мало того — это первый, главный и единственный во всероссийском масштабе европеец, хотя при этом и совершенно российский, вовсе и не европейский. Вот и сейчас в России развернута устроенная властями евро-, она же и глобо-, реформа-революция, и, как всегда, российско-антироссийская, но зато с совершенно неудовлетворительным с позиции нации и государства результатом — с резкими социальными неравенствами и смертоносными проблемами, без всякой потенции к саморазвитию и самосовершенствованию. На очереди вновь государственная революция, она же и антиреволюция, на этот раз уже пророссийская, а ежели не так, то жди невозможных потрясений, от которых на Руси-России сладко почему-то никому не кажется!

Предпринимательство. По большому, чуть ли не по гамбургскому счету своего полнокровного и полноценного предпринимательства на Руси-России никогда не было, вернее, что-то такое было, но ограниченное, вспомогательное, неразвитое, нетворческое, по преимуществу заимствованное: торговое, «добытчевское» или первопроходское, но никак не научно-технико-индустриальное, в общем — неевропейское. Никакой предпринимательской революции в России не свершилось, как это возымело место в той же Европе. Отсюда активные экономически россияне — не предпринимательство в полном смысле слова, а всего лишь «бизнесменство», ежели и какое-то подобие предпринимательства, то в европейской мере совсем не реализованное: торговое, промысловое, сырьевое, легкопромышленное, в общем — не слишком индустриальное, не техническое, не новаторское, хотя на рубеже Х1Х—ХХ вв. таковое вроде бы и появилось, но, увы, ненадолго.

Нынешний российский «рыночник» — никакой не предприниматель, тем более не производительный новатор, а всего лишь монетарно-торгово-посреднический делец. Это некий недопредприниматель, а лучше бы сказать — переприниматель (в аспекте снятия денежных доходов). Такого «предпринимателя» совсем не интересует саморазвитие великой страны, ибо он не европеец и не американец — он лишь вырвавшийся на простор денежно-присвоительного накопления бывший советский «службец» или же бывший антисоветский «криминалец». Разумеется, ростки всамделишного предпринимательства (инициативного, новаторского, плодоносного) в России всегда были и даже есть сегодня, но лишь ростки, так и не смогшие, тем более не могущие сегодня, разрастись во всероссийское предпринимательское древо — почва и воздух, видно, не те!

Отсюда острейшая потребность в государственной поддержке не присвоительно-распределительного бизнеса, как сегодня, а инновационнопроизводительного предпринимательства, что должно быть завтра, но при этом и острая нужда в государственном предпринимательстве, эффективно сочетающемся с соответствующим частнокорпоративным предпринимательством: государственно-корпоративный неодирижизм вкупе с корпоративно-государственным неолиберализмом — вот, собственно, и все!

Экономика и хозяйство. В сегодняшней России есть вполне развитая экономика с ее деньгами, финансами и капиталами, но нет вполне и всесторонне развивающегося хозяйства с его неоиндустриальным и высокотехнологичным трудо-творчеством. В Европе экономика служила и служит худо-бедно производительному хозяйству, хотя самонадеянный нынешний финансизм уже немало ему препятствует (современный мировой кризис — кризис прежде всего паразитарного финансизма). В России же экономика с ее эгоистическим финансизмом и кромешной коррупцией работает против не только развитиевного хозяйства, но и вообще против всякого хозяйства, не давая возможности обеспечить нормальное жизнеотправление человека, общества, нации, государства.

В России нет и почти никогда не было ни свободного хозяйства, ни эффективной ради хозяйства свободной экономики. Россия — другой мир, неевропейский и европейским так и не ставший, да уже никогда и не станет — невозможно, ненужно и опасно! И не в «институциях» тут дело, не в «производственных отношениях», а в человеке, который в России вовсе не европеец. Отсюда своеобразие российского развития — оно другое, в другом и по-другому. Хотим мы того или не хотим, но российское развитие не может не быть государственно-общественным — побудительнодружным, мобилизационно-соборным, вдохновенно-бескорыстным. Дирижистское общеразвитие, долженствующее стать и национальным саморазвитием! Отсюда и постреформизм — как сброс всяких заимствованных извне и дурных по исполнению и результатам реформ, насаждающих глобо-колониальную экономику и приводящих к стагнации, деградации и развалу народного хозяйства. Не заграничные реформы в России потребны, а радикальные внутренние перемены — в политике, экономике, хозяйстве, обществе, государстве, человеке, бытии. Что Западу хорошо, то России — смерть! Не к западной джаз-бандовой какофонии надо российским дирижерам прислушиваться, а к стройному звучанию имперского национального оркестра, демонстрирующего пример именно российского способа бытия — с управителем в центре и общим ладом в окружающем его пространстве!

Неодирижизм и неолиберализм. Неодирижизм — это управление, но по преимуществу через контекст, идеологию и культуру, общественное сознание, как и через поощрение субъектных интенций, что не исключает ни прямых действий, ни регламентаций, ни запретов, ни понуждения. Нео означает, во-первых, новое (не бывшее ранее); во-вторых, с новыми задачами и средствами; в-третьих, непременное сопряженное с трудо-творческой свободой (тоже не бывшей ранее). Все дальние и ближние уроки российской истории — в неодирижизм, реально осуществимый, однако лишь вкупе с неолиберализмом, в котором нео как раз и означает сопряженность с неодирижизмом. Не дирижизм здесь служит либерализму, как на Западе, а либерализм обязан послужить дирижизму. Таково главное условие овладения российской нацией субстанцией развития, а затем и самим национальным саморазвитием! социальный экономический развитие россия Россия и саморазвитие. Нынешняя пореформенная Россия не жаждет никакого саморазвития, мало того, она бросила оное в жертву частноприсвоительному обогащению, а вместе с этим и в жертву неразвитию. Это проделала вполне реальная и вполне физическая по бытованию Россия.

Но есть и другая Россия — метафизическая, а с этой Россией все обстоит несколько, а может, уже и заметно иначе: в искореженной аморальным реформизмом стране зарождается и, несмотря ни на что, поднимает голову, причем вопреки победной на сей момент гадостно-адовой России, новый российский человек — нет, не евро-американский предприниматель, порожденный в свое время агрессивно-новаторским Ренессансом и либерально-обновленческой Реформацией, включая и экономико-научно-технологическую революцию, как и не советско-социалистический службист, наспех выкованный неукротимым большевизмом, а свободный в помыслах и жаждущий необычного жизнетворческого действа россиянин — новый россиянин (вовсе не пресловутый «новый русский», а как раз этому более чем гнусному гибриду «советикуса» с «европеоидом» прямая противоположность). И именно этот новый россиянин, еще не очень бытийственно и функционально выраженный, но зато уже метафизически чувствуемый, как раз и стоит за постреформизм и новое развитие, вполне отдавая себе отчет в тягучей невозможности сверхрешения сверхнеобходимой сверхзадачи. Но иного выхода у него и у России нет, и потому чаемый вырыв к развитию должен непременно случиться!