Какие фирмы участвуют в поставках по госзаказам в России

Какие фирмы участвуют в поставках по госзаказам в России

В 2000;е гг. с ростом доходов государственного бюджета в России существенно выросли объемы государственных заказов, размещаемых федеральными и региональными органами власти среди предприятий. Так, по данным, приводимым в докладе Всемирного банка (2006), если в 2002 г. объем госзакупок составлял примерно 12 млрд долл., или 8,7% расходов консолидированного бюджета, то к 2004 г. соответствующие цифры выросли до 22 млрд долл. и 11,7% расходов бюджета. В дальнейшем рост этих показателей продолжался такими же высокими темпами.

При этом, в отличие от ситуации 1990;х гг., государство стало исполнять свои обязательства по оплате продукции и услуг, поставленных по госзаказам. В результате государственные заказы превратились в важный источник доходов для многих фирм. Так, по данным обследования 500 предприятий, проведенного Государственным университетом — Высшей школой экономики и Т. Фраем в 2007 г. в 8 регионах европейской части России, свыше половины фирм-респондентов реализовывали свою продукцию или услуги государственным предприятиям и учреждениям. Причем для 23% промышленных компаний и 30% предприятий сферы услуг, участвующих в таких поставках, их доля в общем объеме реализации превышала 25% [Яковлев, Фрай, 2007].

Однако одновременно в начале 2000;х гг. в системе госзакупок в Российской Федерации стало наблюдаться нарастание коррупции. Так, среднее количество организаций, участвующих в контрактных закупках на федеральном уровне, снизилось с 4,2 в 2003 г. до 3,1 в 2004 г. [World Bank, 2006]. Эта тенденция вызывала нарастающее беспокойство со стороны правительства РФ и стала поводом к внесению радикальных изменений в нормативно-правовое обеспечение процесса государственных закупок. Данные изменения были инициированы Федеральной антимонопольной службой (ФАС) и зафиксированы в Федеральном законе «О размещении заказов на поставки товаров, выполнение работ, оказание услуг для государственных и муниципальных нужд» (№ 94-ФЗ от 21 июля 2005 г.), который вступил в силу 1 января 2006 г.

В числе главных задач нового закона о госзакупках официально называлась борьба с коррупцией, а также расширение доступа к участию в торгах для новых участников — прежде всего, в лице малого и среднего бизнеса (МСБ). Однако те способы, которыми ФАС предлагал решать эти задачи (максимальная унификация и формализация условий проведения конкурсов на поставки для госнужд, а также приоритет цене как главному критерию отбора поставщиков), с самого начала вызывали серьезные сомнения у экспертов, включая международных [World Bank, 2006].

В этой связи в данной статье на материалах двух эмпирических исследований, проведенных Государственным университетом — Высшей школой экономики в 2005 и 2007 гг., мы хотим проверить, насколько ФАС удалось реализовать задачи ограничения коррупции и расширения участия МСБ в госзакупках. Также в более широком контексте мы рассмотрим, чем различались по своим характеристикам предприятия, участвовавшие в поставках для госнужд до и после внесения изменений в закон о госзакупках.

Анализируя имеющуюся литературу, мы столкнулись с тем, что при обилии теоретических и описательных работ по проблематике госзакупок в последние годы проводилось крайне мало эмпирических исследований, характеризующих поведение предприятий в данной сфере и их взаимоотношения с органами власти. Одним из главных источников эмпирических данных здесь остается BEEPS — Business Environment and Enterprise Performance Survey, реализуемый с 1999 г. совместно ЕБРР и Всемирным банком в 26 странах с переходной экономикой и Турции с периодичностью один раз в три года (более подробно см.: http://go.worldbank.org/Y4YAMUYFS0).

Уже первое обследование BEEPS показало, что наряду с текущей «административной» коррупцией и феноменом «захвата государства» (state capture) в переходных экономиках очень распространенной является коррупция в госзакупках. Ее измерителем в рамках BEEPS служили ответы респондентов на вопрос: «Если фирмы в вашей отрасли работают по заказам правительства, какой процент от стоимости контракта обычно выплачивается в их отрасли в виде дополнительных платежей или подарков для того, чтобы гарантировать получение контракта?». Кроме того, респондентам задавался вопрос о том, насколько распространенной является подобная практика и как часто фирмам в их отрасли приходится платить «откаты» (kickback) за государственные контракты.

По данным первого раунда BEEPS, 12% всех фирм-респондентов полагали, что поставки для государства и государственных организаций часто связаны с «откатами». При этом на практике бизнес с государством вели 52% опрошенных предприятий, и среди этой группы фирм доля тех, кто считал «откаты» частым явлением, возрастала до 24%. Для России соответствующие цифры были близки к средним по выборке и составляли 12, 56 и 22%.

Более детальный анализ собранных данных показывал, что фирмы, вовлеченные в коррупционные практики в системе госзакупок, имели более высокие текущие показатели продаж, инвестиций и занятости, а также демонстрировали большую уверенность в прогнозах развития своего бизнеса в ближайшие три года. Причем это происходило как в странах СНГ, так и в Восточной Европе — в отличие от ситуации с «захватом государства», где наблюдались существенные отличия между этими двумя регионами [Hellman et al., 2000].

Последующие обследования BEEPS свидетельствовали о том, что если в других сферах в целом по 27 наблюдаемым странам имел место относительный прогресс, то в сфере госзакупок произошло ухудшение показателей. Так, в 2002 г. в России 14% фирм-респондентов отмечали, что «откаты» являются частым явлением. В 2005 г. такой ответ дали уже 22% из 599 опрошенных в рамках BEEPS фирм [Anderson, Gray, 2006]. Для сравнения можно отметить, что в Испании в 2004;2005 гг. такой ответ дали 4% фирм, в Турции — 9%, а в Германии — 13% респондентов.

Регрессионный анализ, проведенный на данных 2005 г., показал, что новые частные предприятия и фирмы, относящиеся к обрабатывающей промышленности, чаще оказывались вовлечены в коррупционные отношения в системе госзакупок. Напротив, фирмы с участием иностранных инвесторов были менее склонны давать «откаты» за госконтракты [Ibid].

В 2008 г. было проведено очередное обследование BEEPS, однако его данные пока не размещены в открытом доступе — что не позволяет применительно к России оценить изменения во взаимоотношениях между предприятиями и государством, связанные с радикальными новациями в национальном законодательстве о госзакупках. Кроме того, необходимо учитывать, что BEEPS в целом сфокусирован на сравнительном анализе ситуации в разных странах с переходной экономикой и предоставляет лишь ограниченные возможности для более детального анализа ситуации в одной отдельной стране.

Мы опирались в своем анализе на данные двух больших обследований предприятий, проводившихся Государственным университетом — Высшей школой экономики.

Первое обследование было проведено весной — летом 2005 г. и охватывало крупные и средние предприятия в промышленности и связи, действовавшие в организационно-правовой форме акционерного общества. В рамках этого обследования были получены данные по 822 предприятиям в 64 регионах Российской Федерации. Необходимо подчеркнуть, что это обследование в целом было сфокусировано на анализе корпоративного управления и интеграционных процессов в секторе крупных и средних предприятий. Инструментарий исследования (включая полную версию анкеты), описание структуры выборки, а также общие результаты проекта изложены в работе [Dolgopyatova, Iwasaki, 2006].

Второе обследование было проведено весной 2007 г. в 8 регионах европейской части России. В обследовании приняло участие 507 респондентов, представлявших предприятия и организации всех отраслей экономики, за исключением сельского хозяйства и сферы социальных услуг (здравоохранение, образование и т. д.). Данное обследование было сфокусировано на анализе состояния и эффективности государственных институтов, влияния бизнеса на экономическую политику и форм воздействия государства на бизнес. Структура выборки была репрезентативна для экономики регионов, включенных в обследование, с поправкой на несколько более высокую долю промышленных предприятий и несколько меньшую долю торговых фирм в сравнении со структурой генеральной совокупности. Более детальное описание выборки и методологии обследования дано в работе [Яковлев, Фрай, 2007].

Анкеты обоих обследований Государственного университета — Высшей школы экономики включали в себя вопросы об участии предприятий в поставках для государственных нужд, данные об основных параметрах деятельности фирм-респондентов, а также характеристики их взаимоотношений с органами госуправления. Это дало возможность для проведения сравнения ситуации до и после внесения изменений в законодательство о госзакупках.

Вместе с тем необходимо учитывать, что задача детального анализа отношений, связанных с участием предприятий в госзакупках, не ставилась в момент проведения этих двух обследований. Поэтому мы могли опираться лишь на ограниченное число переменных (так, в анкеты этих обследований не были включены используемые в BEEPS вопросы о масштабах «откатов» и распространенности такой практики).

Кроме того, обследования Государственного университета — Высшей школы экономики охватывали разный круг отраслей. В этой связи для обеспечения возможностей сопоставления в дальнейшем анализе мы опирались на усеченные выборки, в которые были включены только промышленные предприятия (соответственно 751 предприятие в 2005 г. и 262 фирмы в 2007 г.). Такой акцент на промышленности представлялся интересным с исследовательской точки зрения, так как по данным BEEPS 2005 г. для промышленных фирм была характерна более высокая степень вовлечения в коррупционные отношения в рамках госзакупок.

Анализ коррупционных отношений является достаточно сложной задачей, поскольку от предприятий, вовлеченных в коррупционные отношения, вряд ли можно ожидать правдивые ответы на прямые вопросы о масштабах и формах коррупции. В этой связи традиционно эмпирический анализ коррупции строится не на прямых вопросах в адрес фирм-респондентов, а на оценках ими ситуации в своих секторах. При этом предполагается, что более высокие оценки коррупции обычно связаны с собственным опытом респондентов и поэтому косвенно могут отражать вовлеченность их фирм в коррупционные отношения.

Вместе с тем прямое использование подобных переменных в анализе может давать неоднозначные результаты. Например, в рамках обследования 2007 г. мы столкнулись с тем, что фирмы, вовлеченные в систему госзакупок, оценивали проблему коррупции как менее значимую — в сравнении с фирмами, которые не участвовали в поставках для государственных нужд. Этот эффект может объясняться смещенностью оценок у разных групп респондентов (в частности, руководители фирм, вовлеченных в систему госзакупок, могут не воспринимать «откаты» как проблему и как элемент коррупции).

В этой связи в рамках данной статьи мы ориентировались на подход, использованный в последних работах, посвященных проблеме «politically connected firms» [Faccio, 2006]. Этот подход предполагает, что субсидии и государственную поддержку скорее могут получить фирмы, руководители которых имеют возможность регулярного непосредственного контакта с представителями государства. В качестве индикаторов такой возможности, помимо прямого участия государства в капитале компании, мы рассматривали факт предшествующей работы топ-менеджеров фирмы на госслужбе, их вхождение в консультативно-экспертные советы при органах власти, оказание помощи местным и региональным властям, а также участие предприятия в бизнес-ассоциациях В ходе предшествующих опросов наши респонденты отмечали, что поддержание устойчивых контактов с властями является одной из главных функций бизнес-ассоциаций в России. .

Наша первая гипотеза сводилась к тому, что до вступления в силу нового закона о госзакупках, жестко формализовавшего закупочные процедуры, факторы «близости к государству» должны были оказывать более сильное и значимое влияние на решения органов власти о распределении госзаказов между фирмами.

Вторая гипотеза касалась расширения круга поставщиков. Критикуя старое законодательство, эксперты отмечали, что оно ограничивало доступ к участию в госзакупках для иностранных фирм [World Bank, 2006]. В новом законе такого рода ограничения были сняты. Одновременно представители ФАС подчеркивали, что закон расширяет возможности участия в госзакупках для малых и средних предприятий. В этой связи мы предположили, что в 2005 г. размеры предприятий будут положительно связаны с участием в госзакупках, а наличие иностранных акционеров будет характеризоваться отрицательной связью. В 2007 г., с учетом изменения регулирования госзакупок, эти связи утратят свою значимость.

Третья гипотеза связана с оценкой взаимоотношений между региональными властями и предприятиями, входящими в бизнес-группы. Мы предполагаем, что фирмы — участники бизнес-групп могут быть менее заинтересованы в получении региональных госзаказов (так как они могут рассчитывать на заказы внутри бизнес-группы, а также на помощь материнской компании). Кроме того, большинство российских бизнес-групп имеют штаб-квартиры в Москве. Поэтому региональные власти часто воспринимают предприятия, включенные в такие бизнес-группы, как представителей «чужого бизнеса». Соответственно и со стороны региональные власти может наблюдаться отсутствие интереса к поддержке таких фирм, включая неформальные ограничения на предоставление им госзаказов. Новый закон должен был ограничить влияние такого рода факторов.

Наконец, четвертая гипотеза характеризует эффективность предприятий, отбираемых в качестве поставщиков по госзаказам. В идеальном случае это должны быть более эффективные предприятия — если система конкурсного отбора действительно нацелена на лучшее соотношение цены и качества. Здесь, правда, есть проблема с индикаторами эффективности. В ходе формализованных опросов респонденты традиционно не любят раскрывать финансовые показатели деятельности своих фирм, и даже, если такие цифры называются, очень часто они оказываются искаженными. В этой связи мы использовали ряд косвенных индикаторов, характеризующих процессы реструктуризации и модернизации предприятий. В их числе можно выделить факт осуществления в последние два года крупных инвестиций (для опроса 2005 г.) и нового строительства (для опроса 2007 г.), сертификацию по ISO как индикатор организационно-управленческих инноваций, наличие экспорта как индикатор более высокой общей конкурентоспособности.

Кроме того, в рамках опроса 2005 г. мы дополнительно использовали факт получения предприятием банковских кредитов как индикатор его большей финансовой устойчивости. В анкете опроса 2007 г. данный вопрос отсутствовал, и вместо него мы использовали ответы респондентов на вопрос об их финансовом положении в «качественной» формулировке (хорошее или удовлетворительное/плохое).

Все эти гипотезы предполагалось проверить в рамках регрессионного анализа с использованием набора логистических регрессий, в которых в качестве зависимой бинарной переменной выступало наличие/отсутствие госзаказов у фирм-респондентов. Наши гипотезы сначала проверялись на данных 2005 г. и затем — с использованием тех же моделей — тестировались на данных 2007 г.

Следует отметить, что в 2007 г. предприятия-респонденты существенно чаще участвовали в поставках для государства и госучреждений (56 против 25% в 2005 г.). Однако этот факт может просто отражать расширение масштабов госзакупок.

Также отметим, что в выборке 2005 г. фирмы в среднем крупнее. Следствием этого может быть большая доля экспортеров (54 и 33%), фирм с государственным участием (17 и 7%) и с иностранными акционерами (12 и 5%), предприятий — участников бизнес-групп (36 и 25%) и членов бизнес-ассоциаций (46 и 37%). Данные эффекты свидетельствовали о неполной сопоставимости этих двух выборок, однако мы были вынуждены работать с теми данными, которыми располагали. В любом случае, размер предприятия (логарифм численности занятых) был одной из контрольных переменных.

В числе прочих различий можно отметить, что в опросе 2005 г. некоторые вопросы были более детализированы. В частности, у нас была возможность определить не только факт участия государства в капитале, но и выделить компании, где государство является доминирующим акционером. Наличие развернутого вопроса о формах поддержки местным и региональным властям в социальном развитии территорий позволяло косвенно оценить интенсивность такой помощи (через число форм помощи, которую компания предоставляет властям). Тем не менее для данных 2005 г. мы предпочли использовать подобные «развернутые» переменные — поскольку они более полно отражали характер взаимоотношений между предприятиями и органами власти.

В 2005 г. вероятность получения госзаказов была значимо выше для более крупных и финансово-устойчивых фирм, получающих кредиты в банках; для предприятий с госучастием (отрицательный знак при соответствующем коэффициенте связан с обратной кодировкой данной переменной); для фирм-экспортеров и фирм, прошедших сертификацию по ISO; а также для фирм, входящих в бизнес-ассоциации и оказывающих поддержку местным и региональным властям.

Кроме того, нужно подчеркнуть, что в некоторых случаях (например, размеры предприятий, помощь властям) наблюдается значимая корреляция с большинством остальных переменных. В других случаях (опыт предшествующей работы на госслужбе у топ-менеджеров) такие связи практически отсутствуют.

Характеризуя связи между переменными в данных 2007 г. и проводя сравнения с данными для 2005 г., можно отметить, что список переменных, коррелирующих с нашей зависимой переменной StateProcur, несколько изменился. Так, остались значимыми ее связи с присутствием государства как собственника, наличием сертификации по ISO и оказанием помощи властям. В то же время размер предприятия, наличие экспорта и вхождение фирм-респондентов в бизнес-ассоциации стали незначимыми, а для предприятий с иностранными акционерами вероятность получения госзаказов даже снизилась.

Таким образом, данные корреляционного анализа в значительной степени соответствовали нашим исходным гипотезам о характере связей между переменными и подтверждали (но лишь отчасти) наши предположения о возможном изменении этих взаимосвязей вследствие принятия нового закона о госзакупках.

Как уже отмечалось выше, основным инструментом проверки наших гипотез выступал набор логистических регрессий, в которых в качестве зависимой переменной выступало участие/неучастие предприятия в программе госзакупок, а в качестве контрольных и объясняющих факторов — переменные, описанные выше.

При этом в обоих случаях (для 2005 и 2007 гг.) мы использовали 4 спецификации одной и той же модели. В первом случае (модели 1.1 и 2.1) проверялось влияние фактора размеров предприятия при контроле на регион и отрасль и включении в модель переменных, отражающих наличие иностранных акционеров и вхождение фирм-респондентов в состав бизнес-групп. Во втором случае (модели 1.2 и 2.2) к этим переменным добавлялись факторы, характеризующие финансовую устойчивость предприятия и его активность в части реструктуризации и модернизации (экспорт, инвестиции, сертификация по ISO). В третьем случае (модели 1.3 и 2.3) к исходному набору переменных добавлялись факторы «близости к государству» — участие государства в капитале, опыт топ-менеджеров на госслужбе, членство предприятия в бизнес-ассоциациях, участие его руководителей в консультативно-экспертных советах при органах власти, а также помощь местным и региональным властям. Наконец, в четвертом случае (модели 1.4 и 2.4) в модель были включены все выделенные выше переменные.

Таблицы 1 и 2 отражают результаты проведенного регрессионного анализа.

Как видно по данным табл. 1, в 2005 г. в трех из четырех спецификаций модели размер предприятия позитивно и значимо был связан с фактом его участия в госзакупках. Однако по мере расширения числа факторов, включенных в модель, и коэффициент при факторе размера предприятия, и его статистическая значимость снижались. При этом в итоговой модели 1.4 этот коэффициент стал незначимым. Среди значимых факторов в этой итоговой модели оказывается участие государства в капитале, участие предприятий в бизнес-ассоциациях, а также опыт работы топ-менеджеров на госслужбе. Любопытно, что в последнем случае связь оказывается отрицательной, т. е. фирмы, топ-менеджеры которых работали в органах госуправления, реже получали госзаказы.

Таблица 1. Результаты регрессионного анализа по данным опроса 2005 г.

В 2007 г. (см. табл. 2) перечень значимых факторов заметно сократился, что помимо прочего, возможно, объясняется меньшим размером выборки. Тем не менее можно отметить, что фактор размера предприятий фактически утратил свою значимость. Из набора значимых факторов, выявленных на данных 2005 г., только участие фирмы-респондента в бизнес-ассоциациях сохраняет свою значимость, хотя и на более низком уровне (р < 10%). Одновременно значимыми (причем с негативным влиянием) оказываются вхождение предприятия в бизнес-группу и наличие иностранных акционеров. Наконец, в группе «модернизационных» факторов значимым стал факт получения сертификации по стандартам ISO-9001.

Таблица 2. Результаты регрессионного анализа по данным опроса 2007 г.

В данной статье на материалах двух обследований промышленных предприятий мы попытались определить, какие факторы влияли на включение предприятия в систему госзакупок до и после радикального изменения законодательства о госзакупках, осуществленного в 2005 г.

С учетом полученных результатов мы можем констатировать следующее.

Декларированные цели закона в части расширения доступа в систему госзакупок для малых и средних предприятий в целом реализовались на практике — размеры предприятий стали незначимы в регрессиях, рассчитанных на данных 2007 г. Вместе с тем, судя по полученным результатам, новый закон препятствует доступу в систему госзакупок для предприятий — членов бизнес-групп и фирм с иностранными акционерами.

Предприятия с государственным участием утратили свои былые преимущества по получению госзаказов. Тем не менее участие фирм-респондентов в бизнес-ассоциациях по-прежнему позитивно связано с доступом к системе госзакупок. Возможно, бизнес-ассоциации выступают каналом для более раннего получения информации о планируемых закупках и дают возможность своим членам обмениваться опытом подготовки конкурсной документации и участия в торгах.

Полученные результаты не позволяют сделать вывод о том, что новые правила регулирования госзакупок обеспечивают отбор наиболее эффективных фирм. В обоих случаях значимым оказывался лишь один из четырех включенных в модель «модернизационных» факторов (финансовая устойчивость в 2005 г. и сертификация по стандартам ISO-9001 в 2007 г.).

Таким образом, при всей радикальности изменений в системе регулирования в России мы вряд ли можем говорить о качественных сдвигах в отборе фирм, осуществляющих поставки для государственных нужд.

коррупция экономика бизнес антимонопольный.

• 1. Яковлев А., Фрай Т. Реформы в России глазами бизнеса: что изменилось за семь лет? Доклад ГУ ВШЭ. М., 2007. (см.: http://www.hse.ru/data/587/456/1234/ Yakovlev-Frye16aug2007.pdf, http://www.hse.ru/data/585/456/1234/Yakovlev-Frye 16aug2007_annex.pdf)
• 2. Anderson J.H., Gray C.W. Anticorruption in Transition 3: Who Is Succeeding… and Why? World Bank, 2006.
• 3. Dolgopyatova T.G., Iwasaki I. Exploring Russian Corporations. Interim report on the Japan-Russia joint research project on corporate governance and integration processes in the Russian Economy. Discussion Paper № B35. Institute of Economic Research. Hitotsubashi University, 2006.
• 4. Faccio M. Politically Connected Firms // American Economic Review. 2006. 96. Р. 369−386.
• 5. Hellman J.S., Jones G., Kaufman D. Seize the State, Seize the Day: An Empirical Analysis of State Capture and Corruption in Transition. Paper prepared for the ABCDE 2000 Conference, Washington, D.C., April 18−20, 2000.
• 6. World Bank. Russian Federation — Country Procurement Assessment Report (A Limited Update). Operational Policy and Services. Europe and Central Asia Region. The World Bank, December 2006.