Детерминизм как основание научного знания

Вопрос, что именно изучает наука, каков, в конечном счете, ее предмет, был и остается той проблемой, вокруг которой ведутся острейшие философские и логико-методологические дискуссии.

Можно выделить три основные точки зрения. Во-первых, это мысль о том. что задача научного познания состоит в выявлении и описании тех общих свойств и закономерностей, которые проявляются в том, что мы непосредственно наблюдаем в единичном, особенном, специфичном. Такую точку зрения нередко называют наивной, поскольку она присуща здравому смыслу, является одной из самых древних и принимается большинством ученых, далеких от философских концепций. Эта же точка зрения составляет сущность материалистического понимания предмета научного знания.

Согласно второй точке зрения, за наблюдаемыми явлениями. за чувственной реальностью, за единичными событиями стоят общие идеи, которые их определяют. Сущность этих идей, их происхождение различным образом объясняют различные философские системы. Но все они признают, что именно эти универсальные идеи образуют основу воспринимаемой реальности и являются предметом нашей познавательной деятельности вообще, а следовательно, и науки. Такое понимание предмета научного знания основано на объективном идеализме. Разные варианты этой точки зрения мы встречаем у Платона, Лейбница, Гегеля, в современном неотомизме.

Согласно третьей точке зрения, единственная реальность, с которой мы имеем дело, — это совокупность, сосуществование и последовательность наших ощущений. Но ощущения единичны и следовательно, те общие понятия, в которых отображается реальность, столь характерные для научного знания. не имеют реального, адекватного, соответствующего им основания. Эти понятия ученые просто изобретают для того. чтобы упростить процесс описания множества ощущений в нашем повседневном опыте. Самое полное знание — это совокупность наших ощущений, но ориентироваться в таком знании и практически использовать его чрезвычайно трудно и даже невозможно. Поэтому мы вводим общие понятия, которыми заменяем ту или иную совокупность ощущений. Например, полное описание астрономических явлений — это совокупность всех тех наблюдений, которые были сделаны людьми на протяжении всей истории человечества. Для того чтобы упростить и как-то ориентироваться в этой ситуации, еще древние стали использовать модели космоса. Например, система Птоломея, затем ей на смену пришла еще более простая система Коперника. А наблюдения Тихо-Браге позволили Кеплеру сформулировать законы движения планет вокруг Солнца, что упростило возможность предсказания их положения на небосводе. Законы механики Галилея и Ньютона позволили вывести законы Кеплера. Таким образом, на одной стороне, или на одном полюсе, мы имеем множество единичных ощущений, наблюдений, а на другом — законы механики. Если мы хотим получить более точную картину, мы строим модели, заполняющие промежуток между законами механики и совокупностью наших наблюдений.

Согласно этой концепции ученые не открывают законы природы, так как открыть можно лишь то, что существует, а изобретают их. Такое понимание сущности научных теорий называют также конвенционализмом, поскольку ученые вынуждены договариваться между собой, какую теорию считать истинной. Несколько иной разновидностью этой же точки зрения является такое понимание предмета научного знания, когда утверждают, что научные теории, хотя и не отражают реальности и являются лишь плодом нашей мыслительной деятельности, в то же время в них заложена необходимость, поскольку такова природа нашей познавательной способности. Мы воспринимаем и описываем окружающий нас мир таким, каков он в нашем сознании, которое подчиняется определенным закономерностям. Такова, например, точка зрения Канта.

Несмотря на то, что вторая и третья концепции понимания предмета научного знания, его оснований в философской литературе представлены весьма широко, мы все же в основном будем рассматривать первую точку зрения. Для этого имеются весьма существенные основания. Во-первых, большинство ученых, как у нас, так и за рубежом придерживаются именно такого понимания предмета научного знания. Во-вторых, как вторая, так и третья точки зрения постоянно сталкиваются с такими ситуациями при попытках последовательно применить свои концепции предмета и оснований научного знания, которые порождают неразрешимые противоречия и потому приводят либо к отказу от сути этих концепций, либо к попыткам их как-то перестроить и приспособить к новым ситуациям в науке. Однако вскоре обнаруживаются новые противоречия, и ситуация повторяется. Первая же точка зрения, хотя она существует уже две с половиной тысячи лет. не сталкивается с такими неразрешимыми противоречиями. Она позволяет предвидеть появление новых ситуаций в научном знании и легко справляется с их описанием. парадигмальный познание детерминизм Все это привело к тому, что в последние годы развитие позитивистской философии, претендующей на роль философии науки, заставило сторонников этой философии, которые придерживались третьей точки зрения, во многом отказаться от нее, признав существование объективной реальности как предмета научного знания. Именно так дело обстоит в новейших направлениях постпозитивизма, которые получили название аналитической философии.

Несмотря на то, что в рамках философских систем весьма различно трактуют основания научного знания, все тем не менее вынуждены признать, что наиболее характерной чертой научного знания, в отличие от всех других форм рациональности, является необходимость этого знания, обоснованность тех выводов, тех утверждений, которые признаются научными. Взаимная обусловленность чего-либо получила название принципа детерминизма. Если научное знание отражает объективную реальность, то естественно предположить, что необходимость этого знания обуславливается соответствующим принципом, действующим в самой объективной реальности.

Еще античные мыслители связывали необходимость научного знания с отражением причинности, которая существует и действует объективно. Последовательное развитие принципа детерминизма как объективного основания необходимости научных знаний мы находим в философии Нового времени.

Основоположники казалось бы противоположных направлений — эмпиризма и рационализма, Бэкон и Декарт, — равным образом придавали решающее значение в научном познании принципу причинности как объективному основанию как в мире вещей, так и в научном познании.

В последующем детерминизм как основание научного знания развивался такими мыслителями как Спиноза, Лейбниц, Гоббс, Локк, великими французскими материалистами. При этом образцом для них служила классическая механика, которая в восемнадцатом и особенно в начале девятнадцатого века получила законченную математическую форму. Опираясь на механику, Лаплас сформулировал свой знаменитый детерминизм, который впоследствии стали называть лапласовским. Согласно этому детерминизму мир устроен таким образом, что из нынешнего его состояния можно однозначно вывести все, что было в прошлом, и предвидеть все, что будет. Для этого достаточно знать координаты и импульсы всех частиц во Вселенной, подставить эти значения в дифференциальные уравнения и решить эти уравнения.

В сущности, кроме математического языка в таком понимании детерминизма не было ничего нового. Спиноза в своей философии дал точно такое же понимание детерминизма.

Более внимательный анализ показывает, что в этом детерминизме заложены две тонки зрения, хотя и связанные друг с другом, но все же обладающие относительной самостоятельностью.

Во-первых, мир — это множество событий, причинно связанных друг с другом. Их связь столь абсолютна, что в ней ничего нельзя изменить. Достаточно разорвать одну причинно-следственную связь, как тотчас же разрушится весь мир. Или, как говорил Гегель, уничтожить пылинку равносильно уничтожению всего мира. Но в то же время это взаимодействие событий, согласно Лапласу, подчинено законам механики. Причинность оказывается как бы внутри этой системы законов. Анализируя эту ситуацию, Илья Пригожин приходит к выводу, что объективная детерминация по Лапласу может быть представлена как отношение, как закономерная связь точек, поскольку события могут рассматриваться как точки. Главное здесь, таким образом, не во взаимодействии вещей, которые в сущности исчезли в точечной структуре, а в законах, система которых и образует реальность строго детерминированного поведения. Но это и означает, что суть детерминизма в строгой определенности законов. Такой детерминизм получил название номологического.

Подобное понимание обусловленности в научной рациональности как основания самого научного знания в рамках самой науки сохранялось вплоть до начала нашего века, то есть примерно триста лет «лапласовский» детерминизм был основой мировоззрения ученых, и научной рациональности вообще. Он носил явно парадигмальный характер. Ученые в самых различных областях науки стремились придать результатам своей научной деятельности форму абсолютной необходимости, то есть абсолютного детерминизма. Законы, которые открывались и формулировались в этот период, получили название динамических, поскольку они имели форму абсолютной необходимости. Если же такая форма в какой-то мере нарушалась, то это считалось чем-то субъективным, то есть недостатком разработки самого научного знания.

Если сравнить научную рациональность с другими формами рациональности, то сразу же обнаруживается, что в них хотя и признается детерминация, принципиально она не носит того абсолютного характера, как это имеет место в научной рациональности.

Здравый смысл, или обыденное познание, также признает наличие причинности, необходимости, но в такой форме, которая вовсе не исключает неопределенности, случайности, свободы воли. Ведь абсолютизация необходимости в лапласовском детерминизме, так же как и в спинозовском, исключает всякую свободу воли, всякий произвол в действии. Но там, где нет свободного выбора поступка, нет и ответственности за этот поступок. Между тем здравый смысл полагает, что человек должен отвечать за свои поступки.

То же мы находим и в основных мировых религиях. Так, традиционное христианство признает возможность выбора между добром и злом в поведении человека. Только возможность такго выбора придает смысл понятию греха как одного из основных понятий христианства.

Дальнейшее развитие научной рациональности показало, что здравый смысл и религия в этом отношении ближе к истине, чем-то понимание принципа детерминизма, которое в течение сотен лет доминировало в научном познании.

Этот пример показывает, что стремление развивать философию за счет обобщения исключительно научного познания, а это весьма распространенная точка зрения, на деле приводит к ограниченности самой философии, как это и случилось с ней в XII — XVIII веках. В действительности философия должна преодолевать ограниченность любой частной формы рациональности, обобщая для этого все формы рациональности.

Именно потому, что философия пошла по этому пути, она смогла преодолеть ограниченность абсолютного детерминизма научной рациональности до того, как это смогла сделать сама научная рациональность.

Так, в гегелевской «Логике» было показано, что универсальность противоречия ведет к неотъемлемости неопределенности во всем, что существует, а необходимость не может быть абсолютной, поскольку она сама определяет себя через случайность, основывается на случайности, закономерно с нею связана.

Потребовалось более ста лет, чтобы после открытия принципа неопределенности Гейзенбергом наука постепенно стала осознавать относительность детерминации и универсальность неопределенности. Бриллюэн в своей книге «Научная неопределенность и информация» показал, что даже в той самой классической механике, которая была как бы абсолютной крепостью лапласовского детерминизма, обнаруживается неопределенность во многих ситуациях. Признание фундаментальности статистических законов окончательно утвердило мысль о том, что принцип детерминизма, несмотря на его важность и универсальность, нельзя рассматривать как абсолютную определенность реальных взаимодействий и законов. Поэтому, в частности, причинно-следственная связь стала пониматься как некоторый процесс, и вместо абсолютной причинно-следственной связи стали говорить о вероятностной причинности, то есть о такой, которая допускает некоторый уровень неопределенности.

Обнаружение фундаментальной роли неопределенности привело некоторых философов и методологов науки к выводу о том, что надо отказаться от принципа детерминизма вообще. Однако отказ от детерминизма ведет к отказу от закономерности как предмета научного знания вообще. Очевидно, что для подавляющего большинства ученых такая постановка вопроса является совершенно неприемлемой, поэтому стали говорить о том, что произошло изменение самого понимания принципа детерминизма, а не отказ от этого принципа.