Проблемы борьбы с тероризмом и современные угрозы безопасности РФ

Актуальность. Терроризм давно и прочно вошел в политическую реальность большинства регионов мира. И, как и предполагали некоторые зарубежные исследователи, в XXI веке стал настоящим катастрофогенным фактором. Российская Федерация, как и весь мир, пережила масштабные атаки со стороны международного и внутреннего терроризма: захват школы в Беслане (погибло 330 человек), здания «Норд-Оста» в Москве (погибло 129 человек), вооруженное нападение на Нальчик (погибло 47 человек), взрывы домов в Москве, Буйнакске и Волгодонске (погибло 294 человека) и многие другие. По данным Национального антитеррористического комитета только с 2005 по 2007 гг. на территории Российской Федерации было совершено 411 террористических актов.

Крупные теракты произошли и во многих зарубежных странах: в США 11 сентября 2001 г. атаки на Всемирный торговый центр и Пентагон (погибло 2933 человека), в Испании в марте 2004 г. серия взрывов в пригородных электричках Мадрида (погиб 191 человек), в Великобритании в июле 2005 г. взрывы в Лондоне (погибло 56 человек) и т. д. Все больше терактов происходит в Ираке и Афганистане.

В России основополагающим законом, обеспечивающим безопасность государства, является статья 83 Конституции, а ее гарантом выступает Президент, потому в вопросах антитеррористической деятельности важно обратиться к следующей цитате. Президент России В. В. Путин в Послании Федеральному Собранию Российской Федерации 10 мая 2006 г. отметил: «Для уверенного, спокойного решения вопросов мирной жизни мы должны найти убедительные ответы на угрозы в сфере национальной безопасности. на фоне активно идущего переустройства мира появилось множество новых проблем, с которыми реально сталкивается наша страна. Так, весьма значительной остается террористическая угроза. Знаю, что кое-кто очень бы хотел, чтобы Россия погрязла в этих проблемах. И как следствие, не могла бы решать ни одну из своих проблем полноценного развития».

Понять сущность и природу терроризма невозможно без глубокого анализа мотивов этого преступления. Имеются в виду, конечно, не мотивы поведения отдельных лиц, совершающих террористические акты, а сами мотивы — как смысл, субъективное значение такого поведения. Главный вопрос видится в следующем: в чем выигрыш, в первую очередь психологический, от совершения соответствующих действий для самого виновного, в том числе и в тех случаях, когда он действует за материальное вознаграждение.

Последнее обстоятельство интересно в связи с тем, что корыстные стимулы лишь внешне выглядят мотивами, а «под ними», на бессознательном уровне, функционируют более мощные побуждения, которые как раз и являются подлинными и ведущими мотивами.

Психологический подход к проблеме терроризма дает возможность понять, что он порождает у отдельных лиц стремление решать возникшие проблемы крайними, максималистскими приемами. Без учета умонастроений, психологического состояния, этнических установок, предопределяющих готовность людей к использованию любых, ничем не ограниченных средств для достижения поставленных ими перед собой политических целей, невозможно получить целостное и законченное представление о системе предпосылок и механизме формирования терроризма.

Представители различных научных направлений по-разному смотрят на этот вопрос. Так, с точки зрения важнейших представителей социальной этолгии, феномен терроризма в любых его формах и проявлениях имеет глубокие биологические корни и так же, как и другие проявления насилия — войны, конфликты, убийства, обусловлен неконтролируемым действием инстинкта агрессии.

Рассматривая биологические предпосылки социального зла, проявляющегося в актах насилия и террора, нельзя обойти вниманием весьма интересный подход к этой проблеме влиятельной группы западных исследователей, к которой относятся, в частности, известный английский философ А. Кестлер, а также видные американские ученые — нейрофизиологи Мак-Лин и Дельгадо. Сущность их концепции состоит в предположении, что эволюция животного мира на стадии антропогенеза допустила «грубый просчет», выразившийся в резкой и труднообъяснимой естественным путем акселерации в развитии больших полушарий головного мозга (неокортекса) при сохранении в неизменном виде чисто животных отделов мозга (продолговатого мозга и мозжечка). В результате такой акселерации, по мнению этих исследователей, создалась ситуация трагического конфликта между мощным интеллектом, которым владеет homo sapiens, и нетронутой цивилизацией структурой первозданных инстинктов и атавизмов троглодита, следствием чего являются параноидальные реакции, связанные с роковой биологической обусловленностью насилия, агрессии и жестокости.

Другой выдающийся этолог, Лоренц, попытался объяснить, почему у людей, в отличие от большинства других живых существ, широко распространено насилие в отношении представителей своего вида. Согласно Лоренцу, кроме врожденного инстинкта борьбы, все живые существа наделены возможностью подавлять свои стремления: последняя варьируется в зависимости от их способности наносить серьезные повреждения своим жертвам. Таким образом, опасные хищники, например львы, которых природа щедро наделила всем необходимым для успешного умерщвления других живых существ, имеют очень сильное сдерживающее начало, препятствующее нападению на представителей собственного вида, в то время как менее опасные существа — люди — обладают гораздо более слабым сдерживающим началом. Иными словами, готовность к насилию вообще, и к терроризму в частности, корнями уходит в органически присущую человеку склонность к агрессивности и азрушительным инстинктам. Качества эти с различной силой выражены у разных людей и в той или иной мере обузданы существующими правовыми и нравственными нормами, воспитанием и культурой. То есть любой человек обладает инстинктом агрессии, который, как и любые другие инстинкты, призван служить определенным целям. Проявления агрессии у человека бесконечны и многообразны. Среди множества классификационных признаков агрессии интерес представляет ее деление на враждебную и инструментальную. Термин «враждебная агрессия» (обусловленная раздражителем) приложим к тем случаям проявления агрессии, когда главной целью агрессора является причинение страданий жертве. Люди, проявляющие враждебную агрессию, стремятся причинить зло или ущерб тому, на кого они нападают, что обусловлено желанием устранить неприятную ситуацию или ослабить ее негативное влияние, прежде всего для себя. Понятие «инструментальная агрессия» (обусловленная побуждением), наоборот, характеризует случаи, когда агрессоры нападают на других людей, преследуя цели, не связанные с причинением вреда. Иными словами, нанесение ущерба другим не является самоцелью. Скорее, они используют агрессивные действия в качестве инструмента для достижения своих целей.

На наш взгляд, для террористов свойственна интеграция этих двух видов агрессии. Для них насилие — средство достижения своих целей, но, вместе с этим, для некоторых и самоцель. В этой связи М. Дисон и Джон Мак развивают понятие «эгоизма преследователя жертвы». Это понятие означает отсутствие сострадания преследователя к своей жертве, даже если ее страдания намного превышают тот уровень страданий, какой испытывает сам преследователь или связанные с ним люди. В эгоизме преследователя, возможно, кроется объяснение того, почему акты терроризма могут совершаться столь хладнокровно и расчетливо.

Ю. Антонян видит еще одно отличие поведения террористов от агрессоров любого другого типа. Террорист непосредственно соприкасается со смертью, которая, с одной стороны, влияет на его психику, с другой — его личностная специфика такова, что он стремится к ней. Террорист не защищен от нее задачей выживания, чаще всего он и не ставит таковую перед собой, приходя по своей воле в «зону смерти». Раз приблизившись к смерти, такой человек начинает приобретать опыт, который либо осознается и становится основой внутреннего развития, либо не осознается и на уровне личностного смысла определяет поведение.

Приведенные здесь теории о предрасположенности человека к насилию не дают четкого обоснования именно террористического поведения. Следовательно, внутреннюю готовность к насилию, смерти следует рассматривать в сочетании с определенным психологическим складом человека, с особенностями его социализации.

Есть основания полагать, что психологические характеристики террориста во многом схожи с теми, которые отличают приверженцев религиозных культов. Эрика Хоффер считает, что для большинства религиозных культов характерен образ общего врага, которого можно обвинить во всех внутренних проблемах религиозной организации. Таким врагом может быть сатана (в любом воплощении), правительство, другие конфессии. Именно в этом некоторыми исследователями видится неизбежный феномен жизни. Человек испытывает потребность причислять одних людей к своим союзникам, других — к врагам, и эта потребность — результат усилий по защите чувства самоидентичности.

Сходные изменения немецкие ученые Байер, Кетль и другие находят у солдат и квалифицируют их как некий «скачок». Резкие изменения (скачок) происходят и при вступлении в террористическую организацию, поскольку человек отказывается от принадлежности к определенной социальной группе, порывает с обществом и принужден вести подпольное существование. В террористических организациях обычно велик процент людей с агрессивными параноидальными отклонениями. Их члены склонны к экстернализации, к возложению ответственности за неудачи на обстоятельства и поиску внешних факторов для объяснения собственной неадекватности. При всем различии террористических группировок всех их объединяет слепая преданность членов организации ее задачам и идеалам. В связи с этим можно было бы предположить, что эти цели и идеалы мотивируют людей к вступлению в организацию. Но это оказывается совсем не обязательно. Цели и идеалы служат рациональному объяснению принадлежности к террористам. Настоящая причина, как считают некоторые ученые-социологи и психологи, заключается в сильной потребности во включенности, принадлежности к группе и усилении чувства самоидентичности. Обычно членами террористических организаций становятся выходцы из неполных семей, люди, которые по тем или иным причинам испытывали трудности в рамках существующих общественных структур, потеряли или вообще не имели работу. Чувство отчуждения, возникающее в подобных ситуациях, заставляет человека присоединиться к группе, которая кажется ему столь же антисоциальной, как и он сам.