Невербальные коммуникативные средства в русском диалогическом дискурсе

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования

«КУБАНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ»

(ФГБОУ ВПО «КубГУ»)

Кафедра русского языка как иностранного

ВЫПУСКНАЯ КВАЛИФИКАЦИОННАЯ РАБОТА

(ДИПЛОМНАЯ РАБОТА)

НЕВЕРБАЛЬНЫЕ КОММУНИКАТИВНЫЕ СРЕДСТВА В РУССКОМ ДИАЛОГИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ

Работу выполнила Шевченко А.Н.

Факультет — филологический Направление подготовки бакалавриата — Филология Научный руководитель зав. кафедрой русского языка иностранного д-р. филол. наук, проф. Абрамов В.П.

Нормоконтролер Милюк Н.М.

Краснодар 2014

СОДЕРЖАНИЕ Введение

1 Невербальные средства коммуникации как объект паралингвистики и теории речевого акта акты

1.1 Семиотические аспекты невербальной коммуникации

1.2 Представление жеста и мимики как компонента невербальных актов в процессе коммуникации

1.3 Соотношение жеста и мимики с эмоциональными интонациями как средством коммуникации

1.4 Улыбка как класс коммуникативных знаков

2 Невербальная коммуникация в диалогическом дискурсе и её языковая рефлексия в художественном тексте

2.1 Классификация невербальных средств коммуникации в ситуационных моделях

2.2 Анализ кинетических, мимических и интонационных комплексов в диалогах персонажей поэмы «Мертвые души»

Заключение

Список использованных источников список

Введение

Интерес к невербальной коммуникации прослеживается ещё с античных времён, когда проблема происхождения языка выдвинула теорию первоначального возникновения жестового языка, на базе которого развился звуковой язык. Известно, что в живой речи, в акте непосредственного речевого общения активное участие принимают такие «полноправные элементы коммуникации, как жесты, мимика, поза говорящего, выражение лица, называемые обычно паралингвистическими («околоязыковыми») средствами, или «паралингвизмами».

Тем не менее ещё совсем недавно межличностная коммуникация рассматривалась почти исключительно с точки зрения речевого взаимодействия индивидуумов, а лишь в последние годы интерес исследователей — лингвистов привлекла так называемая невербальная коммуникация, которая базируется на невербальной семиотике.

В настоящее время появился целый ряд самостоятельных направлений научного поиска — кинесика, проксемика, окулесика, гаптика, гастика, ольфакция, паралингвистика, представляющие собой разделы невербальной семиотики. Кинесика — наука о жестах и жестовых движениях, о жестовых процессах и жестовых системах. Окулесика — наука о языке глаз и визуальном поведении людей во время общения. Аускультация — наука о слуховом восприятии звуков и аудиальном поведении людей во время коммуникации. Гаптика — наука о языке касаний и тактильной коммуникации. Гастика — наука о знаковых и коммуникативных функциях пищи и напитков, о приеме пищи, о культурных и коммуникативных функциях снадобий и угощений. Ольфакция — наука о языке запахов, смыслах, передаваемых с помощью запахов, и роли запахов в коммуникации. Проксемика — наука о пространстве коммуникации, его структуре и функциях. Хронемика — наука о времени коммуникации, о его структурных, семиотических и культурных функциях. Системология — наука о системах объектов, каковыми люди окружают свой мир, о функциях и смыслах, которые эти объекты выражают в процессе коммуникации Паралингвистика — наука о звуковых кодах невербальной коммуникации [Крейдлин и др. 2001]. Однако в широком смысле понятие «паралингвистика» используется как родовое, обобщающее по отношению ко всем перечисленным понятиям.

Актуальность работы обусловлена тем, что в культуре каждого народа есть общечеловеческое и этнонациональное, и в семантике каждого языка есть отражение как общего, универсального компонента культур и специфики отдельного народа. При межнациональном общении, в случае отсутствия языкового понимания, на первый план могут выходить мимика и жесты, которые, однако, могут и не совпадать в разных коммуникативных системах.

Поэтому в теории и практике межкультурной коммуникации необходимо учитывать значение жестов и мимики в процессе коммуникации, особенно при изучении разговорной речи. Актуальным и справедливым является тот факт, что нельзя обойти при изучении диалогической разговорной речи проблемы, связанные с использованием жеста — значит, степени упростить картину реальной коммуникации, так как смысл, которой репрезентирует жест, вступает в сложные взаимоотношения с семантикой речевого высказывания в целом.

Необходимость данного исследования вызвана появлением новых подходов к решению проблем языковой манифестации невербальных средств коммуникации в рамках диалогического дискурса, которые позволяют обнаружить новые принципы отображения жестов в языке и речи, уже при помощи интонационных конструкций.

Научная новизна исследования состоит в выявлении и описании ситуационных моделей, лежащих в основе выбора и интерпретации невербальных средств коммуникации на примере текста Н. В. Гоголя «Мёртвые души».

Цель дипломной работы: комплексная, детальная характеристика невербальных языковых русского языка и рекомендации.

В соответствии с поставленной целью в работе формулируются и решаются следующие задачи:

1) выделить и описать жесто-мимические корреляты эмоциональных высказываний персонажей поэмы Н. В. Гоголя «Мёртвые души»;

2) выявить смысловые компоненты, влияющие на выбор средств языковой манифестацией жеста;

3) выделить и классифицировать группы примеров жестов по их значениям;

4) определить ситуационные модели, от которых зависят языковые средства вербализации жестов.

Материалом исследования послужил текст Н. В. Гоголя «Мёртвые души», в частности, диалоги Чичикова с другими персонажами поэмы.

Теоретическую базу исследования составляют: работы по проблеме внутриязыковой типологии невербальных актов (Г.Е. Крейдлин, Е.А. Чувилина); исследования по интерпретации культуры через посредство ключевых слов (А. Вежбицкая); концепции формального и семантического анализа невербальных средств в их сопоставлении с естественно-языковыми знаками, в частности, определение явных и обнаружение скрытых смыслов невербальных семиотических единиц, которые замещают или сопровождают языковые знаки в акте коммуникации (Г.Е.Крейдлин, Т. А. Жалагина В.В. Богданов, П. Экманн и др); методология анализа способов отображения невербального поведения человека в письменных текстах, в частности в художественной литературе (Е.М. Верещагин и В. Г. Костомаров, А. В. Дементьев и др.); работы по семантическому анализу невербальных средств при эмоциональных интонациях (И.П. Муханов).

Объектом данного исследования являются невербальные жесты и невербальные акты в их соотношении с вербальными.

Теоретическая значимость работы заключается в выявлении и описании особенностей невербальных средств коммуникации в сочетании с эмоциональными интонациями. Результаты исследования позволяют расширить существующие представления о невербальной коммуникации, о способах вербализации жестов и способствуют дальнейшей разработке теории коммуникации, в том числе и невербальной.

Практическая значимость дипломной работы заключается в том, что её результаты могут быть использованы в преподавании теоретических курсов по паралингвистике, при обучении практическому владению русским языком как иностранным, конкретно при знакомстве с русской художественной литературой.

Для достижения поставленной цели были использованы следующие методы лингвистического исследования: функциональный, интерпретационный, описательный, контекстуального и дискурсивного анализа. Для анализа средств вербализации жестов применялась фреймовая методика, производился анализ лингвокультурологических аспектов, касающихся национальной специфики диалогического дискурса и др.

Апробация работы. Материалы дипломной работы обсуждались на студенческих научно-практических конференциях в Кубанском государственном университете.

Структура работы определена, исходя из поставленной цели и намеченных задач. Она включает в себя: Введение, две главы, Заключение, Список использованных источников.

1 Невербальные средства коммуникации как категория паралингвистики

1.1 Семиотические аспекты невербальной коммуникации жест мимика невербальный коммуникативный Паралингвистика представляет собой раздел языкознания, изучающий невербальные (неязыковые) средства, включенные в речевое сообщение и передающие, вместе с вербальными средствами, смысловую информацию. А также является совокупностью невербальных средств, участвующих в речевой коммуникации.

Человек ежедневно взаимодействует с элементами своего окружения. Общение осуществляется не только путем обмена языковыми знаками, организующими семиотическую систему, но и путем намеренного нарушения правил речевого и неречевого поведения, жестов, манеры сидеть, расстановки мебели, эмоциональных интонаций, которые рассматриваются как паралингвистические средства невербальной коммуникации.

Паралингвистические средства не являются автономной и замкнутой семиотической системой, но могут быть как элементами упорядоченных семиотических невербальных систем, так и отдельными неупорядоченными в систему показателями.

Различаются три вида паралингвистических средств: фонациональные, кинетические и графические. К фонациональным относятся тембр речи, ее темп, громкость, типы заполнения паузы, мелодичные явления, а также особенности произношения звуков речи (диалектные, социальные и идиолектные); к кинетическим компонентам относятся жесты, тип выбираемой позы, мимика; к графическим — тип выполнения букв и пунктуационных знаков [Краут и др. 1998]

Паралингвистические средства не только дополняют смысл вербального сообщения, но и являются источником информации о говорящем (пишущем), о его социальных и возрастных чертах, поле, свойствах характера и т. д.

Хотя паралингвистические средства не входят в систему языка, не являются и речевыми единицами, тем не менее речевое сообщение не может быть фактом коммуникации без паралингвистического сопровождения. Поэтому паралингвистические средства в этой или иной степени представлены в каждой речевой единице. По отношению к вербальной стороне высказывания паралингвистические средства выполняют три функции:

1) вносить дополнительную информацию (иногда противоречащую смыслу вербальной): например, позитивный вербальный текст может сопровождаться фонационными характеристиками со значением отрицательного отношения;

2) замещать пропущенный вербальный компонент;

3) комбинировать с вербальными средствами, передавая тот же смысл («Дайте, пожалуйста, вот эту книгу» + указательный жест);

Обязательно присутствуя в речевом сообщении, паралингвистические средства отличаются непредсказуемостью реального воплощения. При произнесении определенного типа вопроса требуется заданная мелодика, но тип тембральной окраски остается неизвестным, поэтому тип мелодики есть языковой факт, а тип тембра — паралингвистический [Немец 2003].

Отдельные виды паралингвистических средств изучались еще в 30-х годах ХХ в. (работы Н. В. Юшманова и др.). Понятие паралингвистики было введено в 40-х годах А. А. Хиллом, но основное развитие паралингвистика получила с началом 60-х годов ХХ в., когда языкознание вышло за пределы изучения только собственно языковой системы.

Итак, в теории коммуникации определенное, значительное место занимает коммуникация «межличностная». Которая строится на «непосредственных» (прямых, контактных, направленных определенному адресату и «двусторонних» (при которых партнеры постоянно меняются ролями сообщающего и принимающего сообщение) связях. Эти виды связей существенно влияют на следующие параметры:

1) средства кодирования сообщений;

2) организацию текста;

3) статус коммуницирующих партнеров.

В контактной (прямой) коммуникации основным способом кодирования служит устная речь, воспринимаемая по слуховому каналу, но каналами могут служить и остальные органы чувств, причем все они могут работать одновременно. Не только речь, но и любая форма поведения — интонация, мимика, жестикуляция, т. е. все то в чем проявляется личность человека, и то, что доступно наблюдению для его партнера по общению, — может стать знаком, если этот партнер воспринимает их как жесты в интеракционистском значении слова «жест» (не просто телодвижение, а любой воспринимаемый звук или движение, которое служит показателем внутреннего переживания человека. «Движение и звуки становятся жестами только в контексте, тогда они служат показателями намерений человека и представляют какую-то основу для соответствующих реакций» [Новик.

Таким образом, невербальная коммуникация осуществляется путем обмена языковыми знаками, организующими семиотическую систему, поэтому следует рассмотреть теоретические аспекты семиотики — как основы невербальной коммуникации.

Семиотика, являясь научной дисциплиной, изучает общее в строении и функционировании различных знаковых (семиотических) систем, хранящих и передающих информацию, будь то системы, действующие в человеческом обществе (главным образом язык и некоторые явления культуры), в природе (коммуникация в мире животных) или в самом человеке (зрительное и слуховое восприятие предметов, логическое рассуждение).

Первоначально общие принципы семиотики как «науки о знаках» были подмечены на основе наблюдений над естественным языком, одновременно и независимо, в работах Ч. С. Пирса и Ф. де Соссюра, причем первый стремился к созданию особого варианта математической логики (так называемой чистой грамматики, grammatika speculativа). Второй ученый стремился к определению предметной области различных знаков как объектов новой науки, названной им как семиологией.

Термин семантика первоначально применялся для формальной, логико-математической линии, а содержательная, предметная, линия по европейским традициям именовалась семиологией, позднее оба названия стали употребляться как синонимы [Абрамов 2003].

У семантики ХХ в. обнаружились более глубокие исторические корни: в сочинениях Блаженного Августина, в учении Дж. Локка о разуме и языке, в идеях Г. В. Лейбница об особом искусственном языке «всеобщая характеристика», в рамках языковедов-философов В. фон Гумбольта, А. А. Потебни, К. Л. Бюлера, И. А Бодуэна де Куртэне; у основателя психоанализа З. Фрейда.

Основы семиотики языка и литературы заложили представители европейского структурализма 1920;30х гг. Пражской лингвистической школы и Копенгагенского лингвистического кружка (Н.С. Трубецкой, Р. О. Якобсон, Л. Ельмслев), русской формальной школой (Ю.Н. Тынянов, Б. М. Эйхенбаум, В.Б. Шкловский). К этим исследованиям примыкают работы М. М. Бахтина, Ю. М. Лотмана и др. Наиболее оформленными направлениями семиотики за рубежом являются: американская школа У. У. Морриса, во Франции — школа К. Леви-Строса, семиология Р. Барта, психоаналитическая семиотика Ж. де Лакона, в Италии — семиология кино П. П. Пазолини и др. [Вежбицкая 1999].

По мере развития семиотики понятие знак постепенно отходило на второй план, поскольку не удалось обнаружить какие либо знаки, универсально присущие разным естественным языкам и тем более разным семиотическим системам [Степанов 1983].

Основной корпус гуманитарной семиотики составляют два комплекса понятий, среди которых выделяются:

а) наиболее общие семиотические закономерности;

б) наиболее общие семиотические членения (уровней, аспектов) исследуемых объектов.

К семиотическим закономерностям относятся, прежде всего, оппозиции всех основных конституирующих элементов семиотических систем — фонем, морфем, слов, типов предложений, интонаций в естественных языках и элементарных жестов, ситуаций образов предметного ряда, кадров в кинофильмах — в неязыковых системах. В этикете поза «встать перед приближающимся собеседником» значит уважение, вежливость лишь в противопоставлении позе «остаться сидеть перед приближающимся собеседником». Оппозиции элементов, взаимозаменяемых в одном месте речевой цепи или в один момент ситуации выявляет существенные для системы дифференциальные признаки.

Элементы системы, обладающие каким-либо дополнительным дифференциальным признаком по сравнению с непосредственно противопоставленными им элементами, являются маркированными [Вежбицкая 1999].

По принципу так называемой функциональной семантики материально новый элемент системы включается в систему в форме того элемента, который он заместил (например, кивок головой вместо слова «да»). К закономерности функциональной семантики близка так называемая внутренняя форма слова: новое слово вводится на основании признака, уже зафиксированного в ранее существовавшем слове.

Одним из самых существенных следствий этих закономерностей является кумулятивный характер семиотической системы: элементы нового знания в них способны соотноситься, аккумулироваться с уже накопленными знаниями, а каждый новый элемент — получать точный «адрес» благодаря своей внешней форме.

Три семиотических членения представляют собой синтактику, семантику, прагматику. Сначала исследования вращаются главным образом вокруг синтактики (синтаксиса, композиции, «морфологии текста») затем переносятся в область семантики (отношения элементов к внешнему миру, означивания мира, его категоризации, статичной картины мира) и в самые последние годы переключаются в сферу прагматики (говорящего и пишущего субъекта, отношений между говорящим и слушающим). Рассмотрим эти семиотические уровни подробнее.

Синтактика определяется как отношение между знаками, главным образом, в речевой цепи и вообще во временной последовательности; общая идея работ Р. Карнапа заключалась в необходимости создания для науки языков двух типов — «вещного языка» и «теоретического языка». «Вещный язык» должен был состоять из «терминов наблюдения», обозначающих непосредственно наблюдаемые свойства вещей, что касается «теоретического языка», то он должен был состоять из таких термов, предикатов и высказываний, которые можно свести к соответствующим единицам «вещного языка». Идею «редукции», т. е. сведения одних термов и предикатов к другим через посредство высказываний и в настоящее время успешно осуществляет с помощью своего «языка мысли» [Вежбицкая 1999].

Однако сама проблема семиотической синтактики претерпела существенные изменения — она расслоилась на две проблемы:

1. Описание формальных преобразований одного предложения в другое — трансформационный, или генеративный синтаксис

2. Cоотношение исходных термов и предикатов с внеязыковой действительностью.

На определённом этапе своего развития (1950;19 660-е гг.), семиотика распалась на две дисциплины. Одни исследователи (например, Ролан Барт) стали определять семиотику как науку о любых объектах, несущих какой-либо смысл, значение, информацию.

Другие (Эрик Бюйсенс, Луис Приего) стали определять семиотику как науку о таких объектах, которые служат динамическим целям коммуникации, передачи информации и которые должны содержать в своей организации нечто подобное организации высказывания в языке. Из этих двух столь различных определений семиотики мы наблюдаем абсолютизацию одной какой-либо стороны её основной ячейки — высказывания: система классификации терминов; динамический аспект высказывания как сообщения о чем-то.

Семантика в общем виде — как отношение между знаконосителем, предметом обозначения и понятием о предмете. Семантика какого бы то ни было языка — это не только типичные «пучки семантических признаков» [Степанов 1983], но и прежде всего отношение каждого «типичного пучка» семантических признаков" к чему-то, находящемуся во внеязыковом мире, к какому-то объекту (отражение которого в сознании и закрепляется языком в «пучке признаков»).

Различие интенсионалов и экстенсионалов как разновидностей значения оказалось чрезвычайно плодотворной идеей современной семантики. Сам же возможный мир в семиотике состоит из предметов, индивидов, сущностей, соответствующих интенсионалам (совокупности семантических признаков) какого-либо языка. Возможный мир создаётся средствами языка [Вежбицкая 1999].

В прагматике языка особенно интенсивно исследуются два центра — субъект речи и адресат речи, а также связанные с ними «точки референции, выражающиеся дейктическими словами, местоимениями. Границы прагматики как одной из трёх частей семиотики были определены её соседством в рамках этой науки с семантикой, с одной стороны, и с синтактикой с другой стороны [Карасик 1998].

Основания так понимаемой прагматики заключены в более общем свойстве языка, в его «субъективности». В обыденной речи мы наблюдаем отношение говорящего к тому, что и как он говорит: истинность, объективность, предположительность речи; в художественной речи — отношение писателя к действительности и к тому, что и как он изображает, отношение читателя к тексту. Связующим звеном явился центр субъективности языка — категория субъекта. Категория субъекта — центральная категория современной прагматики [Григорьева 2007].

Из проделанного анализа прагматику можно определить как семиотическую дисциплину, предметом которой является текст в его динамике, дискурс, соотнесённый с главным субъектом. Прагматика рассматривает человека как автора событий, хотя эти события и заключается в говорении.

1.2 Представление жеста и мимики как аспекта невербальных актов в процессе коммуникации Все органы чувств человека реально могут воспринимать определённую информацию. Основная нагрузка ложится на два канала — слуховой, визуальный. Слуховой канал отвечает за передачу таких знаковых форм, как гудки, сирены, звонки, а также эмоциональные интонации, несущие определённую смысловую нагрузку. Визуальный же канал способен принимать такие знаки, как сигналы светофора, регулировщика, дорожные знаки. Также через визуальный канал происходит языковая манифестация жеста (отражение кинемы).

Таким образом, являясь семиотическими единицами, жест и мимика представляют собой особый процесс перехода от мира материального, считываемого органами чувств к миру информационному, несуществующему без соответствующей кодировки. В акте коммуникации никогда не происходит простое кодирование или перекодирование смысла. В нём сосуществуют параллельно разные системы обработки знаковой информации.

Язык жестов как канал невербальной информации особенно важен, поскольку известно, что человек может выражать некую информацию в то же время, при невербальной коммуникации он открывает свой истинный смысл, эмоциональный настрой [Леонтьев 1997].

Под языковой манифестацией жеста понимается любое вербальное отражение кинемы. [Ахманова 2005].

Термин «кинема» впервые ввёл в научный обиход основатель науки о жестах — кинесики, американский антрополог Р. Бирдвистел, а само понятие «gestus» было введено в 1936 г. Б. Брехтом для обозначения социального жеста, то есть жеста на сцене.

Выражения лица или мимические жесты, знаковые телодвижения имеют свой собственный синтаксис: внутренний, задаваемый правилами комбинаторики и упорядочивания разных видов жестов, и внешний, обусловливающий правильную сочетаемость в устном коммуникативном акте невербальных единиц с единицами естественного языка, вербальными. Таким образом, структура невербального компонента состоит их трёх планов: экспонентного (плана выражения), трансляционного и контенсивного (плана содержания), что имеет большое значение при репрезентации жестов языковыми средствами [Аристов 1992].

Интерес к жесту в истории европейского языкознания известен ещё с античных времен, когда проблема происхождения языка, на базе которого развился звуковой язык.

Позже проблема жестового языка носила прикладной характер, в связи с выработкой алфавита глухонемых. Изучение жестового языка в наше время активизировалась благодаря исследованиям семиотики, социолингвистики и теории коммуникации. В Европе и в России большое значение придавалось умению жестикулировать при публичном выступлении.

«Рука тогда только должна действовать, — писал государственный деятель России XIX в. Сперанский, — когда нужно дополнить понятия. Холодный разум не имеет правда к ней прикасаться, рука движется тогда только, когда ударит в неё сердце». Известный режиссёр К. Станиславский считал, что при вербальном общении нужно «говорить не столько уху, сколько глазу».

Наблюдения учёных — специалистов языкознания показали, что жест является необходимым элементом общения в странах Латинской Америки, Италии, Испании.

Русская жестикуляция более выражена, чем финская, но меньше, чем французская. Одно и то же понятие у разных народов по-разному изображается. Жест японцев «иди сюда», русскими воспринимается «до свидания». Русский человек, когда зовёт кого-либо, поворачивает ладонь к себе, а когда прощается — от себя. Одна и та же фраза, но с разной интонацией и сопровождением различными жестами приобретает различные значения.

Французский социолог Греймас классифицирует жесты по их роли в звуковой речи на практические, мифические (символические) и ритмические.

Специалист по русской жестикуляции Т. М. Николаева приводит такую классификацию жестов:

1. Жесты условные, то есть те, которые приняты у данного народа в разных ситуациях общения. Например, «высунуть язык» — у русского человека — это жест поддразнивания, в Индии — это жест гнева, в Китае — угроза, а у народов Майя — это обозначает мудрость.

2. Жесты неусловные — те, что понятны всем без объяснения. К ним относятся указывающие жесты — когда человек указывает на окружающих людей и предметы.

3. Жесты «подчеркивающие». Значения не имеют, но помогают понять, уяснить мысль.

4. Жесты ритмические. Когда говорящий подчеркивает не отдельные моменты речи или слова, а всю речь (жесты неуверенности, колебания, пожатия плечами, разведения руками) [Николаева 1969].

Принято считать, что неконвенциональные описательные жесты понятны всем. Но они не всегда являются однозначными из-за разницы бытовых условий народа. К примеру, русский жест «приёма пищи» — рука держит воображаемую ложку подносится к губам — не соответствует китайской языковой манифестации жеста — два пальца вытянуты, имитируя палочки, и подносится к губам.

Для народов, мало жестикулирующих, русское общение кажется сильно насыщенным жестами.

Согласно проведённым культурологическим и психологическим исследованиям, русские являются людьми «экспрессивными и эмоционально живыми», их отличает «общая экспансивность», «лёгкость в выражении чувств», «импульсивность» [Там же].

1.3 Соотношение жеста и мимики с эмоциональными интонациями как средством реальной коммуникации В разнообразной проблематике, связанной с функционированием невербальных средств коммуникации, особый интерес предоставляет вопрос о соотношении жестов и мимики с интонацией.

Согласно проведенным исследованиям русского национального характера: русский человек является «экспрессивными и эмоциональным», его отличает «общая экспансивность», «лёгкость в выражении чувств», «импульсивность». Русские выделяются своим страстным желанием стать членами некоторого коллектива, их отличает чувство коллективизма, принадлежности к определённому сообществу, а также теплота и экспрессивная эмоциональность человеческих взаимоотношений. Ф. М. Достоевский считает, что основу величия России составляет смирение, между тем как, по мнению Л. Толстого, русского человека лучше всего характеризует легенда о приглашении варягов. Их, как писал Толстой, на заре русской истории позвали к себе «жившие на территории России славянские племена, чтобы те правили ими и установили порядок». Некоторые учёные наблюдали в русском национальном характере склонность к пассивности и к фатализму.

Что касается самого русского языка, то он обладает большим запасом средств, позволяющих носителям говорить о своих чувствах как об активных и будто бы вполне осознанных. Русский язык располагает богатым арсеналом средств, дающих людям возможность говорить о своих эмоциях как о независимых от их воли и ими не контролируемых эмоций передаются в виде мимики и жестов, используемых при акте невербальной коммуникации.

Говоря об участниках языковой коммуникации можно при этом придерживаться двух разных ориентаций: можно думать о них как об агентах, или «деятелях», и можно — как о пассивных экспериенцерах. В русском, в отличие от многих других европейских языков, обе ориентации играют одинаково важную роль. Это, в частности, означает, что пассивно-экспериенциальный способ в русском языке имеет более широкую сферу применимости по сравнению с другими славянскими языками, ещё более, нежели в немецком или французском, и значительно более широкую, чем в английском [Белянин 1999].

Тесная, неразрывная связь жестов и мимики с эмоциональными интонациями особенно отчетливо проявляется в сфере выражения субъективно-модальных (оценочных, эмоциональных, экспрессивных, волевых) отношений, прежде всего эмоций.

В русском языке чувства людей, а также их жизненный опыт вообще обычно передаются буквальным переводом на иностранный язык, а порой и не поддаются переводу. Особый колорит носит русская экспрессивность и наблюдается наличие различных оттенков эмоций, передаваемых русским человеком.

Н.В. Гоголь в своем произведении «Мертвые души» писал: «Надобно сказать, что у нас на Руси если не угнались ещё кой в чём другом за иностранцами, то далеко перегнали их в умении обращаться. Пересчитать нельзя всех оттенков и тонкостей нашего обращения. Француз или немец век не смекнёт и не поймёт всех его особенностей и различий; он почти с тем же голосом и тем же языком станет говорить и с миллионщиком, и с мелким табачным торгашом… у нас не то: у нас есть такие мудрецы, которые с помещиком, имеющим 200 душ, будет говорить совсем иначе, нежели с тем, у которого их 300… словом, хоть восходи до миллиона, все найдутся оттенки».

Итак, обнаруживается, что каждая эмоциональная интонация в русском языке в определённом типе высказывания имеет свой жесто-мимический (кинетический) коррелят (соответствие).

Подобные регулярно выявляемые соотношения определённой интонации с определёнными жесто-мимическими (кинетическими) коррелятами могут называться интонационно-кинетическими комплексами. Такие комплексы можно обозначать типом интонации, дифференцированным по выражаемому модальному оттенку. В русском языке в функциональной фонетике существуют 7 интонационных конструкций (далее — ИК), которые были описаны Е. Брызгуновой [Брызгунова 1984]. Во всякой ИК выделяется 3 части:

— предцентровая часть (произносится на среднем тоне),

— центральная часть (происходит изменение движения тона),

— постцентровая часть (может быть разной, различительные признаки ИК являются центр и постцентровая часть).

ИК-1 представляется следующей схемой:

Предцентровая часть произносится средним тоном, на участке центра происходит падение, в постцентровой части — понижение тона. Этот тик ИК реализуется в повествовательных предложениях, заканчивающихся точкой.

ИК-2 представляется следующей схемой:

Ик-2 реализуется в вопросительных предложениях с вопросительным словом, в обращении, в волеизъявительных конструкциях. Предцентровая часть произносится средним тоном, центр — в пределах предцентровой части, постцентровая часть произносится более низким тоном.

ИК-3 представляется следующей схемой:

Реализуется в вопросительных предложениях без вопросительного слова. (Например, Ты идёшь?)

ИК-4 представляется следующей схемой:

Реализуется в неполных предложениях с союзом А, типа: «А Наташа?». В вопросах с оттенком требования.

ИК-5 представляется следующей схемой:

Реализуется в восклицательных предложениях со значением выражения высокой степени признака (ярко-оценочная интонация).

ИК-6 представляется следующей схемой:

Реализуется в предложениях при выражении неожиданного обнаружения высокой степени признака, действия или состояния.

Например, выражение недоумения в высказываниях типа: Как он туда попал? Ума не приложу (реализация ИК-6 с невысоким уровнем повышения тона + недоумённо поднятые плечи, брови; руки разведены; голова отведена в сторону; возможны мелкие, «дрожащие» движения головы по горизонтали).

ИК-7 представляет собой модификацию ИК-3.

Реализуется в предложениях, содержащих иронию, и обозначает обратное содержание.

Интонационно-кинетические комплексы можно обозначить типом интонации, дифференцированным по выражаемому модальному оттенку, например, ИК-6 — недоумения, ИК-6 — восхищения, ИК-2 — удивления, ИК-2 — обиды и т. д.

Эти обозначения скрывают за собой определённую модальную реализацию ИК или ИК в эмоциональном употреблении и соответствующий жесто-мимической коррелят. Существуют некоторые особенности интонационно-кинетических комплексов:

1. Интонационно-кинетические комплексы связаны с конкретным субъективно-модальным оттенком, выражаемым данным типом высказывания, изменение модальных оттенков в высказывании влечёт за собой и изменение интонационно-кинетического комплекса. Таким образом, одному высказыванию и одному и тому же типу интонации может соответствовать несколько интонационно-кинетических комплексов. Если сравнить изменение в мимике, выражении глаз, в оттенках интонации в таких высказываниях — Какая погода! — с восхищением произнёс, А (ИК-5); Какая погода! — с грустью произнёс В (ИК-5).

2. Одна и та же эмоция в разных типах высказываний может выражаться разными комплексами с возможным совпадением отдельных компонентов. (Х уехал. — Как уехал? (ИК-2)-удивился Y; -Уехал? (ИК-3)-удивился Z).

3. Один и тот же интонационно-кинетический комплекс может употребляться в разных типах высказываний. (Х идёт! (ИК-2 испуг); - Какой же это Х? (ИК-2 испуг); Зачем он сюда идёт? (ИК-2 испуг)

4. Жесты и мимика могут рассматриваться как одно из средств выражения значения звучащего высказывания наряду с синтаксической конструкцией, лексикой, интонацией и смысловыми связями данного высказывания с контекстом. Выступая прежде всего как дублёры, «зрительный образ» эмоциональных интонаций, жесты и мимика могут усиливать свою дифференцирующую роль в высказываниях с одним и тем же лексико-грамматическим составом и типом интонации, различающимся своими модальными (чаще тембральными) реализациями.

5. Собственно кинетическая (жесто-мимическая) часть интонационно-кинетического комплекса может включать в себя ручной и головной жест, мимику говорящего, взгляд. При этом в качестве значимых признаков могут выступать положение и направление руки и головы [Костомаров 1994]. Следует различать не только выражение, но и направления взгляда [Муханов 1984]. Все эти признаки могут оказаться существенным в различии оттенков субъективного отношения говорящего в высказывании.

6. Кинетическая часть высказывания может реализоваться в речи не в полном составе своих компонентов; те или иные движения могут исполняться с разной степенью интенсивности. Типичные, массово воспроизводимые движения (кинемы), входящие в интонационно-кинетический комплекс и составляющие неотъемлемый признак звучащего высказывания, следует отличать от движений нетипичных, свойственных лишь определённому индивиду.

При обучении русскому языку как иностранному эмоциональные интонации представляются в неразрывной связи с их жесто-мимическими коррелятами. Мимика, а также положение головы, поза говорящего могут рассматриваться как своеобразный «артикуляционный уклад» эмоциональной интонации. В работу над эмоциональным высказыванием включается момент «эмоциональной настройки», способный во многих случаях автоматически повлечь за собой необходимую «артикуляцию» — мимику, жест, позу.

Изучение эмоциональных интонаций в неразрывной связи с их жесто-мимическими коррелятами не только облегчает продуцирование и восприятие эмоциональных высказываний в устной речи, но и способствует также развитию навыков правильного, соответствующего авторскому замыслу интонирования художественного текста.

Определить скрытое, не выраженное в самом высказывании субъективное намерение говорящего, а через него — правильную интонацию помогает и такая разновидность жестов, как улыбка. Этот жест требует особого исследования. Улыбка у многих народов играет заметную роль в коммуникативном поведении, являясь важным компонентом общения и даже его обязательным элементом [Брызгунова 1984].

1.4 Улыбка как класс коммуникативных знаков Впервые в отечественной научной литературе, русский лингвист А. А. Реформатский поставил вопрос о характере и способах совместного (интерактивного) существования в одном коммуникативном акте нескольких знаковых систем. Особенно важным для построения лингвистической теории диалога и общей теории знаковой коммуникации А. А. Реформатский считает выявление и описание разных возможных соотношений между языковыми и неязыковыми знаковыми кодами и построение типологии выделяемых в ходе такого анализа единиц и категории [Реформатский 1963].

Именно проблема соотношения вербальных и невербальных знаков посвящена наша работа. Улыбкам как семиотически нагруженным единицам посвящено довольно много исследований. Джон Каспер Лафатер стал именно тем человеком, с которого началось систематическое изучение движений тела и мимики лица, включая улыбки. Он был первым, кто провел подробное наблюдение и описание корреляций между выражениями лица, позами и жестами, с одной стороны, и типами личностных характеристик человека, с другой.

С физиологической точки зрения улыбку можно описать как деятельность мускулов лица, в результате которой растягиваются губы. С улыбки матери, с улыбки и голоса ребёнка начинается жизнь человека на земле. Улыбающееся лицо матери является наиболее эффективным стимулом, на который способен реагировать младенец на самой ранней стадии своей жизни. Крупнейший теолог нашего времени Ганс Урс фон Балтазар в своей последней лекции в 1998 году произнёс следующие слова: «Ребёнок пробуждается к сознанию только любовью, улыбкой своей матери. В этой встрече открывается горизонт бесконечного бытия» [Зуев 2004].

Первую улыбку на лице младенца можно заметить на 8-й — 10-й день его жизни, однако на такой ранней стадии развития улыбку бывает очень трудно каждый раз соотносить с каким-то одним, строго определённым стимулом: как показали многочисленные наблюдения, улыбки младенца возникают как реакция на самые разнообразные факторы. Между тем есть много данных, говорящих о том, что даже в этот период улыбка является знаком, обращённым к адресату, и всегда выражает желание ребёнка получить что-то или от чего-то избавиться. По мере взросления человека его улыбка означает «удовольствие, радость, счастье». Жесты «широкая улыбка и обычная улыбка» являются как раз носителями этих позитивных смыслов [Зуев 2004].

Большая часть улыбок представляет собой прагматически освоенные жесты, то есть единицы, ставшие устойчивыми и привычными для людей данного этноса или данной культуры. Они сравнительно часто используются и стандартно интерпретируются людьми в процессе устного общения, в то время как противопоставленные им прагматически неосвоенные единицы употребляются в коммуникативном акте в гораздо меньшей степени и даже далеко не всегда распознаются как жесты. Прагматически освоенные улыбки входят в центр невербальной системы русского языка тела, а неосвоенные — в её периферию или вообще ещё только находятся на пути в лексикон рассматриваемого невербального языка. Важным показателем того, что улыбка относится к прагматически освоенным жестам, является наличие у неё стандартного языкового обозначения в виде закреплённой номинации (а чаще — нескольких синонимичных номинаций). Прагматически неосвоенные или плохо освоенные единицы не имеют общепринятого языкового имени (укажем, что некоторые освоенные улыбки тоже не имеют стандартного языкового наименования) [Николаева 2000].

Улыбка как таковая является исключительно важным социальным и культурным феноменом, причем роль этого жеста постоянно возрастает. А это в первую очередь связано с увеличением числа и значимости социальных и культурных ритуалов в современности общества. Речь идёт о таких важных социальных ситуациях общения, как официальное — знакомство, деловые встречи, ведение коммерческих, дипломатических и политических переговоров, ритуализированные визиты и приемы, посещение банков, магазинов, юридических контор. Необходимо отметить актуальную, исключительно важную общественную роль рекламы, где жест-улыбка человека стала почти обязательным элементом. В подобных случаях приходится классифицировать социальные улыбки по форме, виду и типу.

Во всех культурах улыбки играют первостепенную роль в организации и поддерживании социальной жизни и коммуникации людей. Каждая дружеская встреча и диалог начинаются с первой улыбки, с первого дара любви и дружбы.

Основное социальное назначение и мотивация русских улыбок — оказывать положительное влияние на адресата, в частности, производить успокаивающее и демонстрировать добрые, позитивные чувства к нему. Например: — Он добрый? Вроде да — все время улыбается, говорит приятные вещи (Тростников. Сильные мира его).

Будучи употребленными как коммуникативные мимические эмблематические жесты, улыбки в своей семантической структуре содержат компонент «Я хочу, чтобы ты знал…». Некоторые коммуникативные улыбки используются как знаки приветствия и прощания, люди их дарят другим в знак установившегося контакта или как обещание на будущее. С другой стороны, по своей изначальной физиологической природе, улыбки являются симптоматическими знаками — эмблемами, согласно терминологии ряда работ [Григорьева, Григорьев, Крейдлин 1996, Крейдлин 2001].

Улыбки являются такими знаками, которые в пределах данного невербального языка обладают собственным лексическим значением и способны выступать в коммуникативном акте изолированно от речи, выражая эмоциональное состояние субъекта (характерные русские улыбки радости, смущения, растерянности, грустной иронии и т. д.). Симптоматические улыбки дают выход чувствам наружу, представляя собой мимический сигнал, который свидетельствуют, в частности, о позитивных чувствах, испытываемых улыбающимися человеком в настоящий момент.

Отметим особо, что там, где нет какого-либо, вербального или невербального, показателя негативной эмоции, там мы либо имеем дело с ситуацией физического или психического нездоровья человека, либо сталкиваемся с отсутствием полного проявления самой эмоции. Жестикулирующий сознательно сдерживает или подавляет свои чувства. Умение человека не показывать своим поведением испытываемое им горе или демонстрировать сдержанность перед лицом опасности, то есть сохранять хладнокровие, обычно оценивается другими людьми как положительное качество.

Однако в случае испытываемых человеком позитивных эмоций ситуация следующая: неулыбающееся, деревянное или невыразительное лицо, как и окаменевший взгляд или абсолютно застывшая, неподвижная поза, создают представление о «неживом человеке», и все эти невербальные манифестации оцениваются отрицательно. Контроль за выражением лица, в частности за улыбками, является одной из важнейших форм общего контроля человека за коммуникативной ситуацией [Зуев 2004].

Итак, у русских улыбок, как и у других симптоматических жестов, есть два типа употребления — физиологически исходное, симптоматическое, употребление в качества средства выражения эмоции и производное, коммуникативное, употребление — сознательная передача адресату некоторой информации. Однако для улыбок последний круг употреблений, в особенности социально-информативная и этикетная сферы, имеет значительно более высокую функциональную значимость и частоту, о чём свидетельствуют многочисленные языковые выражения типа спрятать улыбку, сдержать улыбку, удержаться от улыбки. Приведённые и аналогичные им языковые единицы показывают, что как коммуникативные знаки улыбки являются сознательными и контролируемыми выражениями лица, хотя и у разных людей, и у одного человека в разных жизненных ситуациях, степень сознательности и контроля над улыбками может быть различной.

Как известно, многие культуры обладают особыми социо-культурными моделями, или сценариями, невербального поведения, в том числе эмоционального. Человек, относящийся к конкретной культуре, хорошо знает её правила и нормы, утверждаемые соответствующими сценариями, и обычно действует, согласуясь с ними.

В тех же случаях, когда поведение представителей данной культуры происходит с явным нарушением норм, то это делается или либо осознанно — обычно с намерением выполнить определённое поведение либо получает нестандартную интерпретацию, либо просто осуждается как этически или эстетически нехорошие, как физически или психологически неприятное, не благоприятствующее общению.

Национальная специфика улыбки как компонента русского коммуникативного поведения весьма значительна. Специфика улыбки ставит Россию как бы в особое положение по отношению и к Западу и Востоку. В структуре русского общения и поведения улыбка занимает место, существенно отличное от того, какое она занимает в общении многих народов как Запада, так и Востока. Улыбка русского человека во многом выполняет иные функции, чем в Америке, Европе или странах Юго-Восточной Азии. Существует целый ряд особенностей русской улыбки.

У русских не принято улыбаться на улице незнакомым людям. Например, если русский мужчина улыбнулся на улице незнакомой девушке, или наоборот, то это чаще рассматривается как некоторая фривольность, нарушение установленных правил приличия; поэтому улыбку незнакомого человека русские могут понять неправильно.

Вторая особенность русской улыбки: у русского человека улыбка не является атрибутом вежливого общения, она не вступает как обязательный вежливый комплимент собеседнику. В русском общении приветствие должно сопровождаться вежливой интонацией, дружеским выражением лица, но вовсе не обязательно улыбкой.

Третья особенность: в русском общении не принята улыбка при исполнении служебных обязанностей. Считается, что занималась ответственным, серьёзным делом, сосредоточившись на нём, человек должен быть исключительно серьёзным. (Детям часто говорят: «Посерьёзней, пожалуйста, ты ведь делом занимаешься!», учителя на уроках: «Чему ты улыбаешься? Работай!» Традиционно считается, что улыбка во время работы отвлекает работающего от её выполнения и наносит ущерб делу. «Делу — время, потехе — час»).

Четвёртая особенность: для улыбки необходимо причинные обстоятельства. Не принято улыбаться «просто так», с целью расположить к себе собеседника, произвести на него приятное впечатление. Если нет серьёзной причины для демонстрации хорошего настроения, то русский человек чаще всего не будет улыбаться, улыбка считается неуместной (смех без причины — признак дурачины).

В качестве желаемого элемента общения признается только искренняя добродушная улыбка, демонстрирующая личное расположение к знакомому собеседнику. Искреннее улыбающийся человек (у которого при улыбке поднимаются брови, а не только растягиваются губы) в русской коммуникации оцениваются положительно.

Так, иностранцы могут принимать за знак враждебности или неприязни отсутствие улыбки у русских продавцов, официантов, сотрудников учреждений, таможенных или других организаций.

Каждое умственное, моральное или психическое качество души, находит отражение в «эстетических» свойствах телах. Внешность человека, а также такие его качества, как обаяние, красота или уродство, имеют, по мнению Дж. Лафатера, свои корреляты в невербальном поведении человека. Самым известным оппонентом пастора был выдающийся немецкий учёный и писатель Георг Кристофор Лихтенберг, он критиковал Дж. Лафатера за чересчур упрощённый подход к физиогномике. Г. Лихтенберг подчёркивает, что правильное изучение выражений лица, в частности улыбок, и жестов должно сочетать в себе анатомический, физиологический и психологический анализы форм и способов движений человеческого тела.

Чарльз Белл, английский анатом, физиолог, хирург и художник, был одним из первых, кто заинтересовался выражениями эмоций на человеческом теле. Его работы в области функционального анализа нервной системы заставили отдельных групп мускулов и нервов, функционально ответственных за выражаемые с их помощью эмоции. В частности, Ч. Белл пришёл к заключению, что сильные чувства сопровождается изменениями в дыхании, а также мускульной активности лица и корпуса (поскольку мускульная активность сама находится под действием изменившихся моделей дыхания). Что касается улыбок, то учёный считал, что они передают тысячи различных значений, от «безмятежной улыбки доброты и презрительного изгиба в улыбке нижней губы да улыбки самодовольного тщеславия или улыбки сожаления». Действительно, наиболее яркие эмоции у человека проявляются в выражениях глаз и мимике, а из мимических жестов самым экспрессивным является улыбка.

О происхождении улыбок говорится в работе [Блертон-Джоунз 1972], где представлены результаты наблюдений над улыбками у дошкольников и констатирована значимость социальной функции улыбок у детей при установлении ими коммуникативных контактов. Там же выявлена важная функция улыбок — функция умиротворения (русские сочетания успокаивающая улыбка, примирительная улыбка, обезоруживающая улыбка). В этой функции улыбка у детей сходна с мимикой подчинения и страха у обезьян.

Р. Краут и Р. Джонстон [Краут, Джонстон 1979] предполагают, что улыбки у людей «часто должны появляться в тех ситуациях, когда он или она сделали что-то неправильное или нарушили какие-то социальные нормы и приносят за это извинение» [Краут, Джонстон 1979]. З. Фрейд возводит улыбку к мимике грудного ребёнка, которого только что накормили молоком и который показывает матери, что наелся. Эти и последующие исследования учёных, посвящённые социальным функциям улыбок и смеха, показали исключительно важную роль формы и положений губ, открытого рта и обнажённых зубов при исполнении основных видов улыбок.

Симптоматические улыбки-эмблемы составили предмет многочисленных трудов известного психологи, специалиста по эмоциям и их лицевому выражению П. Экманна и его коллег. Их исследования лежат исключительно в области антропологии.

Коммуникативные улыбки — эмблемы изучались в основном в связи с их интерактивными и социальными функциями. Краут, Джонстон, эти учёные наблюдали за поведением людей в естественных жизненных ситуациях и пришли к выводу, что люди редко улыбаются во время тех событий, которые предположительно являются каузаторами эмоций радости или счастья. Но улыбки всегда были спутниками людей во время коммуникативных взаимодействий (при встрече знакомых, при обращении к болельщикам той же команды со своей радостью). Такие улыбки рассматриваются как жесты, призванные выразить удовольствие от встречи или разделить успех, как призыв прокомментировать событие.

Одно из самых известных экспериментальных исследований последнего десятилетия, относящихся к сфере человеческий эмоций и эмоционального поведения, представляется в статье [Фернандес-Долс, Руиз-Белда 1995]. Описываются результаты анализа невербального мимического поведения 22-х спортсменов разных стран (14 женщин и 8 мужчин), победителей летних Олимпийских игр в Испании, во время церемонии их награждения золотыми медалями. Авторов интересовали прежде всего улыбки на лицах чемпионов. Было выдвинуто, на первый взгляд очевидное предположение, что эти люди испытывают чувство огромной радости от победы, и это чувство должно проявляться прежде всего в радостных улыбах на их лицах. Но оказалось, что в ситуации награждения, эмоционально накалённой, были выделены 3 фазы поведения, или три разных подтипа эмоциональных ситуаций, — поведение спортсменов перед пьедесталом (ситуация ожидания), нахождение на пьедестале во время награждения (ситуация коммуникативного взаимодействия с официальными лицами и публикой) и спуск с пьедестала и стояние перед флагом во время его подъёма и исполнения национального гимна (некоммуникативная ситуация снятия предшествующего сильного эмоционального напряжения). Выводы исследователей следующие: