Кочевой общественный строй казахов и особенности их государственности. 
Попытка переосмысления устоявшихся взглядов

Кочевой общественный строй казахов и особенности их государственности. Попытка переосмысления устоявшихся взглядов

В настоящей статье делается попытка критического переосмысления устоявшихся в литературе взглядов на историю кочевников-казахов и их государственность как на феодальный строй и, соответственно, с позиций новых теоретических подходов обобщить имеющийся фактический материал. Речь при этом идет об истории Казахстана после монгольского завоевания и до вхождения в состав России.

Новейшая, ещё не завершенная История Казахстана (в 5 томах) выделяется своей фундированностью в отношении источников и литературы, громадный перечень которых приводится в приложениях к её главам¹. Эта, в целом необходимая и положительная, сторона издания стала неким его недостатком. Авторы оказались пленниками этих публикаций. Стремление втиснуть любой ценой факты источников и материалы монографий в канву истории Казахстана привело к размыванию основной сюжетной линии изложения, его стройности и логичности. В изданных томах очень много материалов, имеющих лишь косвенное отношение к истории Казахстана, а также повторов и фактологических данных, излишне загружающих текст.

Однако главным недостатком издания является методологическая концепция в подходе к изложению истории нашего народа. Несмотря на реверансы в сторону цивилизационной теории и евразийской концепции во введении, в разделах о социально-экономическом развитии рефреном звучит формационный подход. В частности, на каждом шагу упоминаются положения о феодальном строе, феодальных отношениях, о классах, патриархально-родовой знати и.т.д. Вместе с тем в них получили отражение идеи о самобытности и автохтонности социального строя и культуры казахского народа.

В предисловии ко 2-му тому пишется: «На территории Казахстана монгольская знать, породнившаяся с тюркской и присвоившая все прерогативы политической власти, постепенно поглощалась и ассимилировалась в тюркской, прежде всего кыпчакской среде. В борении двух культур — монгольской и кыпчакской восторжествовала более развитая кыпчакская культура, тем самым кыпчакская традиция возобладала над монгольской. На этой почве идеи, связанные с государственным устройством кыпчаков оказались настолько прочными, что они проявились вновь в период образования в конце XIII в. Кок-Орды (Ак-Орды) — первого автохтонного государства на кыпчакской этнической основе» [1; т.2; с.87].

Утверждая этот тезис, авторы рассматривают золотоордынскую государственность и её влияние на формирование казахской государственности. Абзац заканчивается словами: «Казахская государственность несомненно развилась на собственной основе и явилась периодом возрожденных традиций древнетюркской государственности» [1; т.2; с.85]. Здесь же отмечается: «Политическая по своему содержанию и характеру власть Чингизидов, основанная лишь на „генеалогическом праве“, не имела, видимо, национального значения» [1; т.2; с.85].

В разделе тома о послемонгольском размежевании отмечается: «На территории Восточного Дешт-и-Кипчака с середины XIII в. существовало государство Ак-Орда. Преемники Орды были фактически самостоятельными правителями, по словам Рашид-ад-дина, «независимыми государями своего улуса, лишь номинально признававшимися вассалами Бату хана» [1; т.2; с. 98,99].

Что же было той неодолимой силой, которая ещё в период Ак-Орды в XIII в. способствовала суверенизации казахской этнополитической государственности. Несмотря на многочисленные источники средневековья, авторы тома не объясняют сущности государства, не анализируют структуры государственности казахов-кочевников.

Очевидной истиной является то, что государственность зависит от сущности общества. Известный английский историк А. Тойнби, рассматривая различные виды цивилизаций, счел необходимым сделать предваряющее замечание: «Общество, а не государство, есть тот социальный „атом“, на котором следует фокусировать свое внимание историку»².

Вопрос о путях исторического развития и особенностях общества и государства у номадов, как показал известный российский ученый-кочевниковед Н. Н. Крадин, является одним из самых дискуссионных. Поставив своей задачей выяснить, что же было особенного в общественной организации кочевников и какого уровня достигли они в своем историческом развитии, российский ученый сосредоточивает свое внимание на вопросах:

• 1) могли ли кочевники самостоятельно преодолеть барьер государственности? и
• 2) осуществлялись ли данные процессы так же, как у земледельческих обществ, или для кочевников был характерен самостоятельный путь эволюции?

Он считает, что государственность была для кочевников ни с точки зрения интегративной (Э.Сервис), ни с точки зрения конфликтной концепции (М.Фрид, марксисты) — двух основных теорий политогенеза — не необходимой. Развивая эту мысль, он отрицает необходимость для кочевников специализированного бюрократического аппарата, занимающегося управленческо-редистрибутивной деятельностью. С иной стороны, все социальные противоречия между номадами разрешались в рамках традиционных институтов поддержания внутренней политической стабильности. Исходя из этих попыток он полагает, что можно согласиться с теми исследователями, которые считают, что большинство обществ кочевников никогда не достигало уровня государственности³.

Делая такие выводы, российский востоковед не берет во внимание предложенный Л. Н. Гумилевым этноинтегрирующий фактор создания государственности у номадов.

Прежде чем перейти к тому, как эти процессы проявились в истории казахского народа в период создания казахского ханства, необходимо рассмотреть некоторые концепции государства и общества, какие имеют хождение в казахстанской официальной научной литературе в настоящее время.

Проблемы социально-экономической истории Казахстана своими историческими корнями восходят к советской исторической науке. Наиболее известные советские историки Е. Б. Бекмаханов, С. Е. Толыбеков вынуждены были писать с классово-формационных позиций. Профессор С. Е. Толыбеков, аргументированно отвергший существование феодальной собственности на землю у кочевников, остановился на полпути, предложив общественные отношения казахов-номадов определить термином «патриархально-феодальный», который надолго закрепился в Советском Казахстане⁴. Эта концепция продолжила свое существование в новейших изданиях истории Казахстана. Так, в параграфе «Социальная стратификация» (звучит по-современному. — М.Х.) 3-го тома пишется, что наиболее многочисленную прослойку господствующего класса казахов представляли старшины («аксакалы»), осуществлявшие социально-регулирующие функции во всех звеньях кочевых общин" [1; т.3; с.203].

В подобном разделе 2-го тома автор пишет: «Феодальные отношения в Казахстане не существовали в чистом виде. Застойный характер экономики скотоводческого хозяйства приводил к сохранению родоплеменной структуры кочевания. Традиционная родоплеменная и военная организация скотоводов использовалась знатью в своих интересах. Племенное устройство фактически маскировало феодальный строй» [1; т.2; с.185].

Тезис о застойном характере экономики скотоводческого хозяйства в корне неверен. Сельское хозяйство даже многих индустриально развитых стран вплоть до ХХ в. развивалось экстенсивным путем. Техническая революция и интенсивные формы производства — это явления каких-то полутора веков новейшего времени. Очевидно, что не в этом дело. В данном тексте просматривается узость методологического подхода. При формационном подходе экономический базис обусловливает общественный строй. Кроме того, причину долголетия родо-племенного строя авторы видят в своекорыстных интересах знати?! Так ли это?

Чтобы быть классом или сословием феодалов, эксплуатирующих рядовых кочевников через родо-племенную организацию, казахская знать должна была иметь сословно-корпоративную обособленность или хотя бы особое происхождение, как это было в Англии, Франции, России, Японии и других странах Евразии. Аристократия и дворянство во Франции происходили из германских племен — франков, завоевавших Галлию. Крупный мыслитель и историк Франции ХІХ в., аристократ по происхождению, Алексис де Токвиль пишет о дворянстве при старом порядке (дореволюционном строе) как сословии, оторванном от нации, и причину того, что оно в один миг (решением Учредительного собрания от 4 августа 1789 г.) лишилось своих сословных привилегий, он видит в отчуждении от народа⁵. Российское дворянство связывало свое происхождение с норманским завоеванием. Получив, согласно указам царицы Екатерины II, большие сословные привилегии, российское дворянство оказалось заинтересованным в сохранении крепостного рабства в стране и незаинтересованным в модернизации России. Все, кто сколько-нибудь знаком с Японией, знают о самураях как особой военно-сословной касте страны. В свете этих примеров — была ли в казахском обществе такая привилегированная знать — военно-сословная каста?

Ответ на этот вопрос, кажется, лежит на поверхности! Монгольское завоевание создало сословие «торе», а исламские миссионеры «ходжи» (правильнее было бы — «кожа»), превратились в своеобразное сословие корпоративного характера с привилегиями. Но это характерно для другого века — после завоеваний ЧингисханомКазахстана. В дальнейшем эти сословия сохранились лишь номинально: «торе» обозначало принадлежность к аристократии («ак суйек»), а прямые отпрыски чингизидов могли претендовать на ханский престол и звание султанов. «Кожа» считались последователями пророка Мухаммеда, миссионерами Ислама. Оба этих сословия были ассимилированы казахским населением, сохранив лишь привилегии первенства при публичных торжествах, военных сборах, при выдвижении на те или иные должности. Л. Н. Гумилев характеризует этот процесс следующими словами: «Наиболее тонким и умным надо признать краткое описание улуса Джучиева Аль-Омари: «В древности это государство было страной кыпчаков, но когда им завладели татары, то кыпчаки сделались их подданными. Потом они смешались и породнились с кыпчаками, и земля одержала верх над природными и расовыми качествами их, и все они стали точно кыпчаки, как будто одного с ними рода… Это можно назвать географическим детерминизмом, но ведь тесная связь этноса с ландшафтом через способы хозяйства бесспорна«⁶.

Таким образом, в полукочевом казахском обществе не было особого сословия знати и дворянства, обособленного от рода и племени с феодальной собственностью, корпоративными интересами, культурой, традициями, связями и своей идеологией. Это общество, несмотря на определенную социально-бытовую стратификацию, отличалось родо-племенной спаянностью.

Тот же Л. Н. Гумилев отмечал родо-племенную спаянность древних тюрков и отсутствие борьбы воинов против знати, объяснял это их родовым единством⁷. То же самое можно сказать и о кочевниках Казахской степи. Отсутствие классовой борьбы и наличие борьбы группировок знати подтверждается материалами Истории Казахстана. В уже названных томах нет разделов о восстании угнетенных классов, зато много фактов борьбы за ханскую власть. Такими смутами характеризовались периоды после смерти Касым-хана, Шигай-хана, Есим-хана [1; т.2; с.520], что объясняется особенностями выбора ханов при наличии удельно-лестничной системы, характерной для казахов.

В полукочевом казахском обществе (речь идет о периоде истории XIV—XVIII вв.), несомненно, существуют социальное неравенство и отношения господства и подчинения, эксплуатации соплеменников. Но причины их возникновения иные, чем при классовом феодальном строе. Если в последнем источниками эксплуатации являются феодальная собственность на землю или крепостное право — институты, которые основаны на силе государства и корпоративной спаянности помещиков, то при отсутствии этих институтов на пространстве Степи неравенство возникает в силу присущих любому человеческому обществу законов социальной дифференциации. Люди не одинаковы как по физическим так и по умственным задаткам, психологически неодинаковы. Видимо, в силу физический слабости, природной лености, склонности к тем или иным страстям отдельные индивидуумы общины оказываются не способными к производительному труду, накоплению материальных богатств. Они обречены на бедность или существование люмпена за счет общины. Естественные законы конкуренции (неистребимые по своей природе) действуют и в родо-племенной среде, способствуют возвышению умственно и психологически сильных и достойных, зачастую ловких и хитрых сородичей. В их руках, при наличии семейной собственности на скот, накапливаются богатства в виде скота, они пользуются лучшими угодьями общинной земли. Бедные сородичи вынуждены идти к ним в услужение и внаем. Специфика самого кочевого животноводчества была такова, что чем больше численная масса (в определенных пределах) определенных видов животных, тем лучше они сохраняются, плодятся и дают рост. Это закон природы. В силу этих причин небольшие стада бедных кочевников лучше сохраняются в общем стаде, табуне. Так возникает совместный труд. Бедняк-кочевник зависит от богатого сородича (бая, султана, бия, батыра). Но и они находятся в зависимости от него, поскольку большие стада требуют коллективных усилий. Это особенно необходимо в период весеннего массового рождения — приплода животных. Все эти обстоятельства приводят к совместному труду, который был бы невозможен при сословных делениях и обособленности классов. Мы уже обосновали ранее отсутствие феодальной земельной собственности и слабость государства как непременных атрибутов эксплуатации и угнетения⁸.

В обществе казахов-номадов никакого класса, состоявшего из биев, баев, батыров и аксакалов, как пишут авторы новейших издании Истории Казахстана, класса, обособленного от рядовых кочевников и эксплуатирующее их, не было. Эти категории суть социальные страты самого общества номадов, плоть от плоти родов и племен кочевой степной цивилизации. Полукочевое в своей сути казахское общество жило и функционировало по другим (чем классовая) нормам морали и кодексам бытия. Ч. Ч. Валиханов в своих замечаниях на описания киргиз-казачьих орд А. Н. Левшина счел необходимым отметить традицию, которая состоит в том, что кочевник, обедневший от падежа скота или по другим причинам, получал помощь всего рода⁹.

Одним из неверных, искаженных в результате классового подхода является тезис «…о неразвитости общественных условий средневековья, особенно в кочевом обществе…» [1; т.2; с.350]. Подобная формула была бы правильной, если бы казахи жили в обществе, разделенном на сословия со всеми классовыми ограничениями и предрассудками, или, как европейские крестьяне, от зари до зари были бы заняты тяжелым крестьянским трудом. Вопреки расхожим мнениям, общественные отношения у номадов были более развитыми, чем у оседлых народов. Это связано со своеобразием полукочевого способа производства и быта номадов.

На огромных просторах Великой Степи природные богатства для кочевого способа производства были столь обильными и широкими, что всякие ограничения и принуждения были немыслимы. Высокопродуктивный характер кочевого животноводства, коллективный способ его ведения, богатейшая и разнообразная природа, порой суровая и непредсказуемая, и само это обязательство позволяли индивидам этой цивилизации развиваться в человеческом, моральном и интеллектуальном отношениях (в общественно-культурном измерении) более динамично, чем оседлое население. Кочевник был более свободным, чем землепашец. Именно этим можно объяснить высокий уровень духовного развития степняка: философский склад выражения дум и мыслей, музыкальность большинства народа, известные морально-этические нормы, которые отразились в уложениях Тауке хана «Жеты Жарѓы», вводивших среди прочих смертную казнь за изнасилование женщины. монгольский казахский кочевник ханство В этом же томе Истории Казахстана в главе о духовной культуре народа пишется следующее: «Своеобразие государственного устройства и жизни Казахского ханства, а также гармоничное сочетание кочевой и оседлой жизни, скотоводства и земледелия выработали огромные виды народной культуры и выдвинули на передний план духовной жизни общества поэзию жырау, творчество шешенов-биев и эпос богатырского и исторического содержания». Осмысление собственного исторического быта, как известно, — показатель высокой духовности общества [1; т.2; с.536].

Когда говорят об отсталости кочевых народов, то часто забывают, что речь идет лишь о технико-экономических категориях европейского измерения. Да, способ производства, основанный на освоении машинного труда, оказался передовым, начиная с XVI в. Однако никто не станет оспаривать того факта, что вплоть до XV в. Восток опережал Запад в отношении развития науки, образования, философии, литературы, в духовно-религиозном плане. Однако не надо забывать, что арабы в эпоху пророка Мухаммеда были тоже номадами. Каковы были государственность и государство номадов-казахов, у которых, как мы установили, не было классового строя?

Как известно, насилие и принуждение как средства эксплуатации и угнетения являются главными признаками государства. При глубоком анализе мы вынуждены признать отсутствие этих признаков классового строя и государства. Но значит ли это, что у номадов-казахов не было государственности?! Почему мы должны измерять политическую жизнь Великой Степи категориями Европы и крупных государств Азии?! Публичная власть — первейший признак государственности. Она здесь присутствует в форме ханской власти, но совершенно иной формы и характера. Сама удельно-лестничная система передачи власти, характерная для казахов, носит черту родо-племенного демократизма. Когда умирает хан, власть переходит к старшему из братьев, — наследнику покойного и в дальнейшем — к старшему по родству. При этом существует ритуал посвящения, по которому вопрос о решении, кого «поднять на белой кошме», решается на высшем совете представителей родов и племен. Это, видимо, не формальный, а имеющий значение ритуал, поскольку речь идет об избрании наиболее достойного из всех претендентов, чтобы исключить вероятность избрания нежелательного по тем или иным причинам кандидата. Этим объясняются так называемые смуты в борьбе за власть после смерти того или иного хана. Хан Абылай не был, как известно, прямым наследником и родным братом Абулмамбета, но избранным оказался он.

Казахские ханы и их власть, таким образом, держались на признании и всеобщем согласии представителей крупнейших родо-племенных образований, а не на политическом и военном насилии. У них нет идеологического обоснования божественного происхождения как у древних фараонов или королей Европы и императоров Азии. Ханы, которые теряют поддержку основных этнополитических сил, теряют и власть. Ярким тому примером являются судьбы двух ханов, правивших после Касым-хана. После кратковременного царствования его наследника Мамаш-хана на белой кошме был поднят внук Жаныбека Тахир-султан (1523−1524). Грубостью своего характера, вероломством он отвратил от себя сердца племен и воинов, был покинут начальниками войска и знатными людьми, неудачной внутренней и внешней политикой вверг страну в войну и хаос и вынужден был бежать к кыргызам и умер там в бедности и одиночестве. Такая же участь постигла и последующего хана — Буйдаша¹⁰.

О слабости ханской власти свидетельствуют события XVII—XVIII вв., когда после смерти Тауке-хана наступила эпоха политической раздробленности. Первенствующую роль стали играть крупные родоправители — Казыбек бий в Среднем жузе, Толе бий в Старшем жузе, Айтеке бий в Младшем жузе. Они имели дипломатические сношения с Россией, вели переговоры с калмыцкими правителями. Слабость власти ханов была не случайной, обусловливалась отсутствием у них постоянной сословной основы. В казахском обществе она могла держаться лишь на этнополитической основе, т. е. на добровольном союзе племен и жузов, поддерживающих национальную государственность. Пожалуй, только Абылай хан, благодаря своим военно-политическим заслугам и как харизматическая личность, смог создать и сплотить вокруг себя большинство биев, батыров и султанов, а также всенародно популярных сказителей-жырау и создать на время нечто вроде сословной основы своей власти как всеказахского хана.

Таким образом, в государственности номадов-казахов нет тех следующих признаков, которые обычно характеризуют государство: публичная власть, имеющая определенную сословную основу; централизованные и местные органы исполнительной власти; постоянная армия; полиция; судебный аппарат; тюрьмы. Все эти атрибуты, характерные для классового государства, кочевому обществу не нужны. Номадная цивилизация своими инструментами полностью берет на себя функции этих органов. Родоправители и аксакалы исполняют функции местных органов власти, постоянная армия и полиция заменены народным ополчением, суд вершится знатоками обычного права и народных традиций — биями, тюрем нет. Возникает вопрос, зачем тогда государство? Есть положение марксизма, что государство возникает там и тогда, где и когда возникают классы и классовое угнетение. Но в данной формуле есть один существенный изъян. Он, во-первых, не учитывает того, что первичным является государство, а не классы. Ибо обратного этому процессу не может быть. Во-вторых, в таком случае именно этнополитический процесс образования народов создает государство, которое, в свою очередь, формирует свою классовую базу. В таком случае, что же является основой этноинтеграционного процесса там, где нет классов? Ответ на этот вопрос дал Л. Н. Гумилев.

В качестве важнейшего фактора этногенетической интеграции Л. Н. Гумилев выдвигает концепцию положительной комплиментарности. Кратко суть теории заключается в следующем: «Положительная комплиментарность — это безотчетная симпатия без попыток перестроить структуру партнера; это принятие его таким, какой он есть. В этом варианте возможны симбиозы и инкорпорации. Отрицательная — это безотчетная антипатия, с попыткой перестроить структуру объекта или уничтожить её. При этом варианте возможны химеры, а в экстремальных коллизиях — геноцид. Нейтральная — терпимость… Феномен комплиментарности существует и играет в этнической истории если не решающую, то весьма значительную роль. Как же его объяснить? Само собой напрашивается гипотеза биополей с различными ритмами, т. е. частотами колебаний. Одни совпадают и создают симфонию, другие — какофонию; Это явно явление природы, а не дело рук человеческих»¹¹. «Принципы комплиментарности весьма действенно проявляют себя на уровне этноса… Внутриэтническая комплиментарность, как правило, полезна для этноса, являясь мощной охранительной силой«¹².

Войны Чингисхана и его прямых наследников сыграли рубежную роль в истории кочевых народов Великой Степи. Когда были созданы большие армии и полководцы и наследники Чингисхана повели их на завоевание народов Евразийского континента, старые межплеменные войны прекратились, начались войны глобального масштаба. В рядах армии Бату хана шли преимущественно тюркоязычные представители Дешт-и-Кыпчака. Долгие и дальние походы, победы и поражения, знакомство с совершенно новыми народами и странами и их культурой оказали огромное влияние на тюркоязычных солдат монгольской армии. Они почувствовали на полях сражений свое этническое и языковое родство и чужеродность монгольского ига. Здесь-то и начались процессы поляризации, этноинтеграционные процессы положительно комплиментарных родственных племен и родов. Быстро тюркизировавшиеся чингизиды поняли этот зов предков, и не случайно уже в XIII в. империя начала распадаться на независимые улусы. Прошло всего два века после победных шествий армии хана Бату, как в Восточном Дешт-и-Кыпчаке образовалось этнонациональное Казахское ханство.

Возникает вопрос: на чем, на каких скрепах держалось государство кочевников? Ответ на этот вопрос дал Ф. Энгельс в своем не потерявшем значения труде «Происхождение семьи, частной собственности и государства». Говоря о том, что германские племена омолодили вышедшую из рабовладельческой Римской империи Европу, он пишет, что омолодили Европу не их национальные особенности, а просто их варварство, их родовой строй: «Их личные способности и храбрость, их свободолюбие и демократический инстинкт побуждали видеть во всех общественных делах свое собственное дело…»¹³.

Два признака, по словам Ф. Энгельса, отличают государство от прежнего варварского союза племен. Это, во-первых, территориальная организация общества и, во вторых, учреждение публичной власти, которая уже не совпадает с населением, организующим само себя как вооруженная сила. Эта особая публичная власть необходима потому, что самодействующая вооруженная организация населения сделалась невозможной со времени раскола общества на классы¹⁴.

Поскольку у кочевников-казахов не было раскола общества на классы, то здесь главной вооруженной силой в борьбе с нашествием джунгаров в XVIII в. выступало народное ополчение. Конечно, организаторами выступали народные батыры, родоправители — бии, которые и рассматривали борьбу за независимость как собственное дело. Не ханы и султаны, а именно могучие народные силы грозно поднялись и защитили страну от иноземных захватчиков.

• 1. История Казахстана с древнейших времен до наших дней: В 5-т. — Алматы: Атам? ра, 1997.
• 2. Тойнби А. Постижение истории. — М.: Прогресс, 1991. — С. 40.
• 3. Крадин Н.Н. Общественный строй кочевников: дискуссии и проблемы — Вопросы истории. — 2001. — № 4. — С. 21, 22.
• 4. Толыбеков С.Е. Кочевое общество казахов в XVII — начале XVIII века. Политико-экономический анализ. — Алма-Ата, 1971.
• 5. Токвиль А. Старый порядок и революция. — М., 1908. — С. 196.
• 6. Гумилев Л.Н. Черная легенда. Друзья и недруги степи. — М., Айрис Пресс, 2003. — С. 165.
• 7. Гумилев Л.Н. Древние тюрки. — М., 1993. — С. 59.
• 8. Хасенов М.Х. О несостоятельности классового (формационного) анализа при изучении социально-экономических в Казахстане в XVIII—XIX вв. // Вестник КарГУ, 1999. — № 2.
• 9. Валиханов Ч.Ч. Замечания на третью часть описания киргиз-казачьих орд (А.И.Левшина) // Валиханов Ч.Ч.Собр. соч.: В 5 т. — Т. 3. — С. 41.
• 10. История Казахстана… Т. 2. — С. 374−377; Ирмуханов Б.Б. Из истории казахов: Аз-Жанибек, Казахское ханство и жузы. — Алматы, 2001. — С. 94.
• 11. Гумилев Л.Н. Черная легенда. — С. 30, 34.
• 12. Там же. — С. 230.
• 13. Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства // Маркс К., Энгельс Ф. Избранные произведения. — Т. 3. — М., 1981.
• 14. Там же. — С. 362−363.