Борьба казаков с джунгарами и калмыками

Между тем по той причине, что шах персидский [Надир—1736—1747] в провинциях великой Татарии, яко то в Бухаре, в Хиве и в других тамошних местах немалые завоевания учинил, со стороны оренбургской комиссии всякие осторожности были учреждены дабы от персиян какого не было наглого и нечаянного нападения, ибо Хива, где сам помянутый шах с войском своим действительно был, не весьма в дальнем расстоянии. И по присланному тогда из бывшего кабинета указу ко упреждению его шаховых намерений всякую острожность иметь и город Оренбург в совершенное оборонительно состояние привести было велено. Тогда ж и киргиз-кайсацкие орды немалое затруднение причинили, ибо… бывший в Башкирии возмутитель Карасакал, ушед в киргиз-кайсаки, назвался что он бывшего зюнгорского владельца Кенташи — сын, а нынешнего Галдан-Чирина брат, и ходил с некоторыми своими единомышленниками под зюнгорское владение. И причиня им некоторые пакости, оных калмык так разорил, что помянутый им владелец Галдан-Чирин отправил на них войска своего 20 тысяч и при них несколько пушек. Которые до Яика реки гнали их, киргиз-кайсак, раззоряя так, что принуждены были разоряться от них до самого Оренбурга [Орска], который оное калмыцкое войско усмотря и по высылке уже из крепости от коменданта нарочных людей со объявлением что они, калмыки, соседственной дружбе противно чинят, нападая на подданных российских киргиз-кайсак, возвратились, но уже многие раззорение причинив, а особливо улусы Абулмамета и Аблая салтанов вконец раззорили и бесчисленное множество скота побрали, также и людей побили не мало [1741]. По которому их отступлению, командующий тем калмыцким войском владелец прислал в Оренбург знатных зайсангов объявить, какие их причины к нападению на киргиз-кайсак подвинули, а именно, что во время бывшей у них с китайцами войны киргиз-кайсаки воровством и нападениями своими покою им не давали, да и ныне тож чинить отважились. А что они российские подданные, того их владелец не ведал. Против чего объявлено было, каким образом киргиз-кайсацкие орды в подданство российское пришли, с представлением, чтоб зюнгорский владелец впредь о их противностях в оренбургскую комиссию писал, почему всякая справедливость может быть чинена; а сам бы он с ними не управлялся, и через то б соседственной дружбы не нарушал.

1740, 25 января. Вследствие нападения зюнгаров в числе 15 000 человек на киргиз Средней орды, владения Увак-Гирея, Абулмамета и Барака султанов кочевавших по Иртышу и Ишиму рекам, означенные киргизы откочевали к Яику [р. Урал], побросав свой скот и «тягости» и зимою намерены идти на калмыков и башкир. Предписано не допускать ни до малейшего раззорения киргизами верноподданных ее величества. (К. 8).

Августа 24 числа [1742] хан с детьми и при них Джанбек батырь и зюнгорские посланцы приезжали к тайному советнику [Неплюеву] для конференции. По входе всех их в ставку, тайный советник, имев с ними несколько партикулярных разговоров, зюнгорских посланцев оставил в той ставке со штаб-офицерами, а хана, Брали салтана и Джанбек батыря вызвал в заднюю свою ставку, и с ними начал разговор о приезде помянутых к нему посланцев, и о их комиссии, как она с честью его хана и с благополучием всего киргиз-кайсацкого народа не сходна. Хан тайного советника весьма за сие благодарил, объявляя, что их нарочно для того и привез, чтоб при свидании с ним, тайным советником, оные дела окончить. Против того тайный советник хана обнадежил, что он к пресечению всех зюнгорского владельца производимых к ним затейных претензий всякое старание приложить не оставит; и ежели нужда востребует, то может он и к зюнгорскому владельцу с приличным ответом от себя нарочного отправить, и чтоб оный владелец киргиз-кайсацкий народ ничем не утеснял, наисильнейшим способом представлять. На сие хан доносил, что у него и у всего его народа на единого бога и на е. и. в. высокосклонные милости надежда, и притом уверил о всегдашней своей верности, которую он завсегда с детьми и с народом продолжать не оставит. После того хану, салтану и Джанбек батырю учинены были обыкновенные подарки, кои они с великим благодарением приняли, и высочайшую е. и. в. милость прославляли. Потом тайный советник, оставя с ними штаб-офицеров сам вышел для разговору с зюнгорскими посланцами, и как спрашиваны они, для чего и с какою комиссиею отправлены они от владетеля своего Галдан-Чирина, то первый посланец Кашка ответствовал, что когда у них происходила долговременная и немалая с китайцами война, тогда киргиз-кайсаки, вбегая в их зюнгорские границы, причинили многие раззорения; по замирению же их с китайцами помянутый их владелец, получа случай, отправил войска своего для отмщения тем кайсакам в трех партиях по десяти, итого тридцать тысяч, из которых де войска одна партия зашед от Ташкента гналась за киргиз-кайсаками до самой реки Ори, и по таковом де войске аки бы киргиз-кайсаки к их зюнгорскому владельцу приказывали от себя такие слова: «У пребывающих в войне всегда кости обнажаются, а у живущих в миру и покое седые волосы вырастают», и просили, чтоб с ними помириться, и взять бы от них аманатов подобно тому, как зюнгорский владелец и от Большой киргиз-кайсацкой орды аманатов содержит, которая де орда в подданстве у них состоит, и за сим де они от владетеля своего присланы.

На те посланцовы слова тайный советник отвечал, что Абулхаир-хан со всею Меньшею киргиз-кайсацкою ордою обретается в подданстве у е. и. в., и тому уже двенадцать лет, как в том присягою утвердился, и ныне при их посланцах е. и. в. с народом своим присягал же; равномерно и Абулмамет Средней орды хан со всеми своими старшинами и народом в подданстве у е. и. в-ва находится, и тако сами они совсем не в состоянии, чтобы без воли е. и. в. с зюнгорским владельцем в какие либо договоры вступить, а еще менее аманатов дать. Что же касается до прекращения происходивших между зюнгорцами и киргиз-кайсаками ссор, то о добром примирении их почтится он, тайный советник, свое старание приложить, и в том киргиз-кайсацкий народ утверждать будет, дабы они в зюнгорское владение никаких впадений не чинили, о чем он и зюнгорскому владельцу через нарочно посланного от себя письменно представит.

На то зюнгорский посланец сказал, что они посредством его, господина тайного советника, весьма довольны; токмо киргиз-кайсацкий народ непостоянный, и на обнадеживаниях их утвердиться весьма невозможно; они де подобны шелудивому волку, который бегая по степи ищет таких мест, где огни раскладываны, чтоб шел уди свои очесать; тако де и те киргизцы на обе стороны, то есть: России и зюнгорскому владельцу льстят, а в самом деле ничего от них кроме воровства ожидать не должно. А хотя оные посланцы многие отговорки приносили, что им со ответом от него тайного советника возвратиться нужды нет, ибо от владельца своего не к нему, тайному советнику, отправлены, но к Абулхаир хану; однако наконец чиненными им в наисильнейших терминах представлениями, причем и хан с его старшинами был, к тому были приведены, что склонились, дабы ехать им возвратно в отечество свое со ответом ко владельцу их от помянутого тайного советника, и в ту посылку командирован был майор Миллер, яко в киргизских ордах бывалой…

Сего ж лета [1745 г.] в сентябре месяце партия волжских калмыков, переплывши реку Яик, воровски угнали от киргиз-кайсаков с тысячу лошадей, на которых воров командированная за ними яицких казаков партия, напав, имела с ними сражение, при котором из тех воров побито десять человек, да два человека пойманы, а из угнанных лошадей отбили девятьсот одиннадцать (в том числе яицких казачьих сто семьдесят лошадей), из коих угнанные от киргизцев все отданы были киргизцам обратно. А понеже от имевшихся у киргизских и у калмыцких владельцев чрез своих людей взаимных пересылок и переписок разные вредности чинились, того ради по сношению с астраханским губернатором определено отныне такую между ими бесполезную, но еще и вредную коммуникацию вовсе пресечь, что и самым делом наблюдать начато…

Сегож лета [1749 г.] от зюнгорцев к Нурали-хану присланы были посланцы, коими тамошний владелец требовал от хана сестру его, дочь Абулхаир-ханову, в жену, кою еще Абулхаир-хан отдать ему обещал, и чтоб вместо зюнгорцев, которые находились в полону у киргизцев, отдавали ему киргизцы торгаутских, то есть волжских калмык. И хотя сие хан скрывал, но при отпуске его и с султаном в орду посланный с ним капитан Андрей Яковлев оттуда рапортовал, что хан прибыв в орду, делал по отце своем по их обыкновению поминки, при чем у него было немалое собрание народа, и с бывшими тут старшинами усоветовали они: 1) чтоб в безопасности быть от зюнгорского владельца, для того б сестру его ханскую, дочь Абулхаир-ханову, рожденную от калмычки, отдать оному владельцу в жены; 2) собравшись бы им иттить к Туркестану для отмщения Барак салтану за убийство Абулхаир-хана; 3) собрание российских пленных на том совете отложили они до тех пор, пока из походу возвратятся; 4) хан в том собрании пожалованный ему на ханство патент всему народу объявил и читал. К тайному же советнику [Неплюеву] писал он, хан, якобы зюнгорские посланцы с тем токмо присланы к нему чтоб обоим народам, то есть зюнгорцам и киргизцам, иметь между собою дружелюбие и мир, в разсуждении ж обещанного отцом его и им собрания и отдачи пленных, напоминал он о баранте, объявляя, якоб без того он киргизцев к отдаче их принудить не может; но в самом деле видимо было, что он баранты наипаче для того требовал, дабы над народом усиливаться, а особливо старался он с братьями своими, чтоб Средней орды владельцев всех из той орды выгнать, а вместо их по улусам распределить бы своих братьев. (Рычков, Ист Оренб, 63—64, 81, 90).

Хан этой [Средней] орды Аблай воспользовался некогда мятежом Дауаджи и совершил несколько раз опустошительные набеги в Джунгарию. Подавив упомянутый мятеж, император Тянь-Лун во втором месяце двадцатого года своего царствования [март 1754 г.] отправил посольство к Аблаю, чтобы передать последнему свои повеления.

Шун-То-На и Танг-Ионг-А, офицеры императорской гвардии, отправленные в качестве послов, получили от Аблая следующий ответ:

" Узнав в свое время о короновании китайского императора, я не мог тогда же послать дань повелителю Китая по той причине, что я находился в местах, отдаленных от его столицы многочисленными горными хребтами и реками. В данное время силами могущественного повелителя, распространяющего свою власть до отдаленнейших пределов, Или очищено от мятежников… отныне, таким образом, все могут жить в добром согласии с джунгарами. Достигнуто поистине беспредельное благоденствие. Я искренне подчиняюсь всем приказаниям императора" .

Шун-То-На и его товарищ возвратились в Или, сопровождаемые Борбубаем, послом Аблая. В это время Амурсана поднял знамя восстания в Или, но, потерпев поражение, вынужден был искать в следующем году убежища у казаков. Аблай принял его к себе. Тогда император приказал маршалам Тартанга и Катака пройти со своими войсками на территорию Аблая: первому — по дороге с запада, а второму — с севера. В то время, как Амурсана направлялся к казакам один найман-оток [глава поколения найман] по имени Налабат, хотел было помешать мятежнику проехать и захватить последнего, но это ему не удалось; но все же Налабат расположил свое войско таким образом, что Амурсана мог бежать в сопровождении только трех всадников. Итак мятежник укрылся у Аблая. Военачальники последнего выражали желание, чтобы Амурсана был схвачен и выдан китайскому правительству; однако Аблай не только этому воспротивился, но даже послал Кодзи Боркена с войсками сопровождать Амурсану, направившегося к Нуле; сам же во главе тысячи всадников выступил на запад и соединился со своим помощником у подножия Каоказалакских гор, где и расположился, поджидая нашу [китайскую] армию.

В седьмом месяце [в августе] войска маршала Тартанга подошли к Ярле, где они встретились с передовым отрядом Кодзи Боркена, силою примерно в две тысячи человек. Казаки устроили засаду за одним холмом и симулировали бегство, рассчитывая заманить китайские войска, которые начнут преследовать бегущих; но наши воины взобрались на холм и засада была открыта. Потом они сомкнули ряды и приготовились стрелять залпами; затем окопавшись, они устроили укрепленный лагерь, к которому неприятели не осмеливались приблизиться. По прошествии ночи Уртенг был выслан вперед с легкой кавалерией, чтобы воодушевить войска; Алихун, Оше, Канинго и Минг-Жуй командовал фланговыми войсками; маршал Тартанга и вице-маршал Чалафсунга, державший знамя главнокомандующего, находились в центре. Вся армия разом пришла в движение. Жинухун, Мачанг, Тотонго, Ортенга, каждый во главе своего племени, следовали за ней. Враги не устояли при первом же столкновении и бросились бежать по всем направлениям в полнейшем беспорядке; изрублено их было до пятисот семидесяти человек; остальные еле смогли спастись бегством. Наши войска воспользовались победой для занятия Нулы, где они взяли в плен Чулука.

Кодзи Боркен и Амурсана направились к западу с войском, состоявшим из двух тысяч всадников. Преследуемые по пятам нашими войсками они не могли уклониться от сражения, которое было длительно и кровопролитно; наши враги потеряли в битве знамя, пушки и триста сорок человек убитыми. Амурсана спасся только благодаря переодеванию. Шун-То-На по возвращении своем из посольства к Аблаю, представляя императору отчет об исполнении возложенного на него поручения, одновременно сообщил и о последних событиях. Император повелел тогда своему послу снова отправиться к Аблаю для передачи последнему высочайших приказаний.

В седьмом месяце [в августе] Шун-То-На прибыл в Боркарджун, но остановленный по дороге казаками, не смог дальше проехать; тогда он направился в лагерь маршала Катака. Последний отправил джанака [начальника] Сондубу с войсками против казакских отрядов. Сондубу разбил войска Аблая у подножия Каоказалакских гор, где расположились казаки, и отрубил головы у сотни врагов.

В руки Сондубу попало много лошадей и большое количество припасов. Аблай бежал, преследуемый по пятам нашими войсками, которые умертвили еще сотню неприятелей, захватили двести лошадей, сто ружей и взяли в плен Джаохаша. Итак, в трех сражениях мы трижды оказались победителями.

Войска прибыли затем в Ишиль и, таким образом, армии Тартанга и Катака соединились. Два казака, Лучук и Джаохаш, захваченные в плен, имели встречу с маршалами и вручили им письмо Аблая, в котором тот изъявлял желание покориться. Маршалы приказали освободить пленников и поручили им доставить Аблаю письмо следующего содержания: «император повелел нам уничтожить мятежников, а так как вы поддерживали их, то следовательно, и вас надо было бы умертвить; однако же, если вам удастся захватить Амурсану и выдать его нам, вы можете рассчитывать стать подданным нашего повелителя» .

Аблай, зная, что он обманут Амурсаной, хотел поймать мятежника для выдачи его нам и затем полностью покориться императору; однако планы Аблая преждевременно получили огласку; Амурсана похитил десяток казакских лошадей и снова убежал в Джунгарию.

В двадцать втором году [1757 г.], когда маршал Чао-Гуей и дзан-дзан Фу-То вели войну на западе, Амурсана опять бежал к казакам.

В шестом месяце [июль] того же года Аблай выступил с тридцатитысячным войском с целью помочь нам захватить Амурсана; во главе передового отряда он отправил своего младшего брата Абулбиса. При встрече с нашими войсками Аблай подарил маршалу, а также дзан-дзану, каждому из них, по одному коню; в то же время он передал маршалу письмо, в котором, признавая свои вины, выражал готовность жить отныне под властью Китая. Чао-Гуей командировал к нему одного из своих офицеров с ответом. Аблай прислал казакского вождя Кендзикора, приведшего в подарок четырех прекрасных коней, с просьбой к маршалу благосклонно принять изъявление его покорности. Аблай писал: «Со времен моих предков Ошена и Янгыра и до настоящего времени наша страна не имела возможности познать китайскую цивилизацию. Лишь теперь мы начали получать повеления императора, удостоившего изливать свои благодеяния на наши орды, обитающие на крайних рубежах его империи, я и мои подданные не находят слов для выражения своей радости и ликования. Мы ничему так не удивляемся, как могуществу императора. Я, Аблай, и все казаки, составляющие мою орду, горячо желаем воспринять китайскую цивилизацию и стать навеки подданными Срединной империи». Император, которому было послано обстоятельное донесение обо всем происходившем, предписал принять подданство Аблая и его орду. Осенью Аблай отправил посла, чтобы засвидетельствовать свое верноподданство императору, находившемуся в то время в летнем дворце Пи-Шу-Шан. Этот посол удостоился приглашения на пир в саду Уан-Шу, где он увидал фейерверки, и всякого рода иллюминации.

Покорившись, Аблай захотел помочь нам в поимке Амурсаны; он сказал Шун-То-На, встреченному им по дороге: «Я и казаки провинились перед императором, поддерживая Амурсану; но мы почтительно полагаемся на его бесконечную доброту и надеемся, что он не отвергнет нас; мы будем его вернейшими подданными. Мы желаем поймать Амурсану для выдачи его вам. Быть может, таким путем мы искупим нашу вину? Мы теперь знаем, что Амурсана, намеревающийся искать помощи у чужестранцев — негодяй. Может ли он еще дольше жить, если действительно существует провидение?» Затем Аблай дал Шун-То-На написанное шрифтом тутучук [арабским?] письмо [пропускное свидетельство] для того, чтобы наша армия могла беспрепятственно пройти по территории казакских орд.

В том же месяце Аблай хотел захватить Амурсану в Арчаду, но безуспешно: мятежник бежал в Россию. Одна-кож Аблаю удалось взять в плен двух казакских вождей, сопровождавших мятежника — Обудзи и Дзибахана, выданных им нашим войскам. Кодзи Боркен, разбитый в сражении при Нуле нашими войсками в двадцать первом году [1756 г.] и вынужденный вследствие этого бежать, узнав о подчинении Аблая, сообща с другим вождем орды, Карабаратом, во главе тридцати тысяч семейств, подданных их обоих, подошел к нашей армии. «Мы не умеем ни писать, ни читать — сказал он — и поэтому решили явиться лично для изъявления покорности». Маршал Чао-Гуей велел открыть свой шатер и приказал Кодзи Боркену сесть, повернувшись лицом на восток; сам же сел, повернувшись лицом к западу. Затем он приказал накрыть столы, на которые поставили блюда с разными животными, приготовленными в целом виде для еды. Кодзи Боркен, следуя обычаю своих соотечественников, приступил к обеду только после того, как помолился своим идолам [божкам]. Он сказал: «раз я теперь подданный императора, разве я мог бы отказываться от угощения?» .

По окончании обеда казакскому вождю показали упражнения солдат в стрельбе из лука; он был весьма устрашен, увидя, какое количество стрел выпускалось и достигало цели. Уезжая, он дал обещание помочь нам в поимке Амурсаны и девять раз простерся ниц. Итак, вся орда на западе был покорена нашим оружием.

В пятом месяце двадцать третьего года [июнь 1758 г.] вождь байдзикотской казакской орды Байбурак, прозванный храбрым, взял в плен мятежника Букджахана; в шестом месяце [июль] казак Кордзин захватил Кошдзи. Оба эти мятежника были выданы китайской армии, закованы в кандалы и отправлены в столицу [Пекин]. В двадцать четвертом году [1759 г.] Аблай послал ко двору сына своего старшего брата, и вождя Бокена. Император пригласил их обоих на пир и разрешил присутствовать на испытании лучников, производившемся в саду, где обычно происходили упражнения в стрельбе.

В двадцать пятом году [1760 г.] Аблай снова отправил посла ко двору; тот был приглашен на императорский обед и получил разрешение осмотреть дворцовые сады. Императорский указ, изданный в связи с приездом посла, предписывал Аблаю более строго управлять своей ордой и не допускать казаков к переходу через границу в поисках пастбищ.

Декретом опубликованным в первом месяце двадцать шестого года [февраль 1761 г.] император даровал прощения казахским вождям Батуку и Батуру, раззорившим набегами Ву-Леанг-Хай. Эти вожди сопровождали аблаевского посла, приезжавшего ко двору в шестом месяце [июль]. Офицеры императорской гвардии были посланы в Улиясутай, чтобы запретить казакам торговать там. Во втором месяце двадцать седьмого года [март 1762 г.] вождь казаков Абулмамбит отправил посольство к императору. Последний совершал в это время путешествие на юге, а потому казакские послы были приняты во временном дворце в Янь-Чау. Император подарил им шляпы и одежды.

Дзан-дзан Акуей задержал казаков, перешедших границу в поисках пастбищ; он получил приказ простить их и отпустить на свободу. В пятом месяце [июнь] было отменено постановление, запрещавшее казакам торговать в Улиясутае, но контрабанда оставалась под запретом. В седьмом месяце [август] император, будучи на охоте в Мулане, принял аблаевского посла, прибывшего засвидетельствовать верноподданничество Аблая, и вознаградил его шляпой и одеждами. Военачальник У-Мор, сопровождавший посла, получил звание офицера императорской гвардии Тянь-Цзинской Порты; ему было приказано пока поселиться со своей семьей в Или.

В третьем месяце двадцать девятого года [апрель 1764 г.] от Абулмамбита ко двору приехал посол. Император подарил ему шляпу и одежды. В тридцать четвертом году, в январе месяце [февраль 1769 г.] Абулбис послал ко двору своего сына Джордзи. В третьем месяце Аблай отправил своего сына Уали Суртонга.

В январе месяце тридцать восьмого года [февраль 1773 г. ] казак Борот наследовал после своего отца Абулмамбита посольство. Одновременно ко двору прибыл и Джордзи, сын Аблая. В январе месяце сорок первого года [февраль 1776 г.] от Аблая прибыл посол, который был принят и приглашен на императорский обед по установленному порядку. (Омбо, 117—127).