Заключение. 
Тридцатилетняя война

Таким образом, в заключение необходимо сделать следующие выводы развитии тактики стратегии в Тридцатилетнюю войну.

Несомненно, что наибольший вклад в развитие военного искусства в период Тридцатилетней войны внесла шведская армия под руководством короля Густава-Адольфа. Изучение военными теоретиками успехов шведских войск под руководством Густава Адольфа дало свои результаты. Передовые армии Европы стали делать основную ставку на повышение эффективности огня. Увеличилась роль полевой артиллерии. Изменилась структура пехоты — к концу войны мушкетёры стали численно преобладать над пикинёрами.

В ходе войны армии часто были вынуждены отступать из-за отсутствия снабжения даже после побед. Многие государства по примеру Густава Адольфа стали создавать организованное снабжение войск боеприпасами и провиантом. Стали появляться «магазины» (склады военных запасов). Возросла роль транспортных коммуникаций.

Магазины и коммуникации, также как и непосредственно войска, стали рассматриваться, как объекты атаки и обороны. Серией искусных манёвров можно было прервать коммуникации противника и заставить его отступить, не потеряв при этом ни единого солдата. Появилось понятие «манёвренная война».

В то же время, Тридцатилетняя война стала пиком эпохи наёмных армий. Оба лагеря использовали ландскнехтов, набиравшихся из различных социальных слоев и без оглядки на вероисповедание. Они служили за деньги и превратили военное дело в профессию. Само понятие «мародёрство» родилось в эпоху войны. Его происхождение связывается с именем одного из двух известных командиров, носивших фамилию Мероде и принимавших участие в Тридцатилетней войне: это немец, генерал граф Иоганн Мероде или швед, полковник Вернер фон Мероде.

Единственной положительной стороной Тридцатилетней войны, по мнению Ф. Меринга, является полное крушение кондотьерства, на смену которому пришли постоянные наемные армии. Это, конечно, не единственная положительная сторона войны. Тем более нельзя согласиться с утверждением Меринга о том, что Тридцатилетняя война оказалась периодом «общего банкротства европейского военного искусства». По его мнению, известный прогресс в военной технике выразился в победе мушкета над пикой, от которой выиграло лишь шведское войско; «тот же прогресс явился одним из средств уничтожения кондотьерства». Однако характер и социальный состав армий зависит не от технического прогресса, а от экономических основ, от общественного и политического строя. Постоянные наемные армии это прежде всего продукт буржуазных революций XVI-XVT1 вв. и абсолютистских монархий.

Поэтому совершенно прав Меринг, когда говорит об экономической основе военного искусства, что прежде всего относится к характеру и составу армий. Валленштейн не мог подражать шведской тактике именно потому, что необходимым условием ее была «экономическая структура шведской нации; он же и его войско оставались связанными с испанской тактикой».

В первой половине войны мушкет еще не одержал полной победы над пикой и пехота продолжала состоять из пикинеров и мушкетеров, соотношение которых изменялось в пользу последних. Для окончательной отмены пик технические предпосылки (штык и кремневый замок) появились лишь во второй половине XVII в.

Период войн за утверждение французской гегемонии в Западной Европ; (в основном весь XVII в.) является временем становления новой военной организации и нового военного искусства, родоначальником которых правильно называют Нидерландскую буржуазную революцию. Новое содержание военной организации, военного и военно-морского в. окончательно сложились постоянные наемные армии, их система комплектования, организации, вооружения и обучения. «Постоянные войска стали возможны и даже необходимы лишь тогда, когда монархии современного типа достигли известной степени развития» Ф. Меринг совершенно правильно отметил политическую основу утверждения постоянных армий.

В связи с изменением роли родов войск в бою изменилась структура армий, повысился удельный вес конницы и артиллерии. Определилось место каждого рода войск в боевом порядке и порядок его построения. Повышалась роль артиллерии в полевом бою, хотя количество орудий все еще было невелико. Сократилась глубина строя пехоты и конницы и увеличилось протяжение фронта боевого порядка, что позволяло вводить одновременно в бой большее количество пехотинцев и всадников. Тактические единицы стали более мелкими, возможности маневрирования войск увеличились. Это был период становления линейной тактики.

Основным материалом для образования постоянных войск послужила одичавшая солдатня Тридцатилетней войны, равно как массы бродяг и преступников, порожденных этой войной. Прежде всего для них была необходима железная дисциплина". Изменялся характер комплектования армии — от добровольной вербовки переходили к применению насилия и различных видов обмана.

Дисциплина таких «наемников» не могла держаться только на шпицрутенах и относительно регулярной выплате жалованья. Всякая дисциплина исчезала тогда, когда солдаты были голодны. Теперь требовалось своевременное и регулярное снабжение войск продовольствием. Самоснабжение исключалось тем более в обстановке потрясающего экономического опустошения Центральной Европы. Немаловажную роль играло все более и более увеличивавшееся дезертирство. Из этой жестокой необходимости возникло магазинное снабжение постоянного войска, превратившееся в определенную систему.

Появились новые важные объекты военных действий — магазины и коммуникации войск, от состояния которых зависела боеспособность армий. Такова одна из самых существенных материальных предпосылок новой стратегии. Умелое маневрирование войск на театре военных действий являлось теперь необходимым условием достижения успеха в войне.

В период Тридцатилетней войны «…система военного наемничества, — писал Ф. Энгельс, — была общепринятой в Европе; образовалась категория людей, которые жили войной и ради войны; и хотя тактика от этого, может быть, выигрывала, но зато качество людского состава — материала, из которого образуются армии и который определяет их morale, — от этого, конечно, пострадало»¹.

Для поддержания необходимой их боеспособности усиленная муштровка дополнялась палочной дисциплиной. В этих условиях «единственной формой борьбы, при которой возможно было употреблять огнестрельное оружие с такими солдатами, была линейная тактика».

Эта новая тактика давала возможность наносить мощные по тому времени фронтальные огневые удары как при атаке, так и при ее отражении (в оборонительном бою). В линейном построении взаимодействовали пехота, конница и артиллерия, что в отношении организации и управления боем выдвигало повышенные требования к командованию всех ступеней армии. В то же время силы и средства равномерно распределялись по фронту, резерв, как правило, не выделялся, боевой порядок не имел тактической глубины, а поэтому сокращались возможности маневра на поле боя. Однако возникновение в XVII в. линейного построения армий было прогрессивным явлением в военном искусстве, новым этапом в развитии тактики.

В войнах за утверждение французской гегемонии выдвинулись талантливые полководцы и военачальники, к числу которых следует отнести Густава Адольфа, Тюренна и с некоторыми оговорками Тилли и Валленштейна.

По мнению Меринга, Густав Адольф и Тилли в методах ведения войны «не стояли выше своего времени» и заслуга их заключается в том, что они «старались сохранить дисциплину». «Тилли был, что называется, боевым генералом: смел и деятелен в битве, воспитание получил в испанской школе, не имел дарований полководца и политически был ограничен. Густав Адольф стоял в военном отношении несравненно выше его; экономическая структура его государства дала ему возможность пройти нидерландскую школу» Таким образом, основное различие между двумя военачальниками заключается в том, что они являлись представителями двух различных «школ». Дело, конечно, заключается не в «школах», а в том, что Тилли способствовал сохранению старого, отжившего военного искусства, шведский же полководец содействовал развитию в военном деле нового, прогрессивного содержания.

Выше Густава Адольфа и Тилли, по утверждению Меринга, стоял Валленштейн. Такая точка зрения не согласуется с оценкой этих полководцев Ф. Энгельсом.

Валленштейн «при всех своих тяжких конфискациях и контрибуциях… — писал Ф. Меринг, — всегда преследовал политическую цель, укрощая заносчивость и самомнение князей, но щадя крестьян и горожан, так что последние все же могли существовать, несмотря на все военные тяготы». Такое утверждение Меринга не подтверждается исторической действительностью. Войска Валленштейна свирепствовали в Германии не менее прочих наемников. Именно ему принадлежит идея содержать армию полностью за счет населения оккупированной территории, т. е. осуществление правила — «война кормит войну».

Ф. Меринг слишком переоценил Валленштейна. Он писал: «Величайший полководец своего времени, „кумир войск и бич народов“, он был прежде всего политиком, а затем уже солдатом. Он понимал, что война является продолжением политики насильственными средствами, и, где мог, предпочитал мирные средства насильственным. Значительно превосходил Тилли и Густава Адольфа как организатор больпшх армий, он ни разу не дал наступательного сражения. Его полупоражение под Люценом было фактически доказательством его дальновидности».

Вполне можно согласиться с тем, что Валленштейн был солдатом, организатором и «самым крупным предводителем банд», но нельзя сказать, что он являлся «самым крупным политиком своего времени» и тем более «велжчайшим полководцем».

Как полководцы значительно выше Валленштейна стояли Густав Адольф и Тюренн, которые действительно немало сделали в отношении организации постоянных армий, разработки системы их снабжения, оформления и систематизации возникших новых способов ведения войны и боя, а также в развитии элементов регулярства.