О. Ермаков «Последний рассказ о войне»

Об авторе

Ермаков Олег Николаевич родился в 1961 году в Смоленске. Живет в Смоленске. Работал лесником Баргузинского заповедника (1978;79), затем Алтайского и Байкальского заповедников, сотрудником районной газеты «Красное знамя» (1979;81), корреспондентом в смоленской обл. газ. «Смена» (1983;85), сторожем, сотрудником Гидрометеоцентра (1985;89). Его Произведения переведены на английский, венгерский, голландский, датский, итальянский, китайский, корейский, немецкий, финский, французский и японский языки. Прозаик, участник войны в Афганистане, автор многих книг, в том числе «Последний рассказ о войне».

Анализ произведения

Традиционно жизнь человеческая в России никогда, кажется, не имела той цены, на которую могла бы рассчитывать.

Сегодняшний разговор о войне и об Афганской войне в частности мне хотелось бы связать с рассказом прозаика Олега Ермакова. Его произведение носит выразительное название «Последний рассказ о войне».

В центре размышление главного героя — Мещерякова о том, каким же должен быть последний рассказ о войне.

«Может быть, написать такой рассказ, который бы как магнит захватил, втянул бы всё в себя, что только он помнит, думает, знает о войне? Написать о пленном, брошенном в горах Азии своей армией, своими генералами; о том, как сложилась судьба лейтенанта, бежавшего в Долине… И про то, как кремлевский ареопаг решил защищать честь революции, оказавшийся в чужой стране в опасности, и войска шлемоблещущих пересекли реку, и земля содрогалась под колёсами…

Нет, слишком много для одного рассказа. Тем более, что всё это не то.".

Конечно, ненаписанный рассказ, который не дает покоя Мещерякову, так или иначе должен быть связан с Афганской войной. Но в основе его лежит сверхзадача. Это ведь еще не один рассказ о войне, а это последний рассказ о ней. «Рассказ-магнит, который бы вытащил все осколки из всех ран». «Рассказ, который бы вобрал в себя всё. И даже больше, чем всё».

Существует множество свидетельств творческих людей, вполне серьезно болеющих идеей, мыслью, темой до тех пор, пока последние не найдут своего воплощения на бумаге. То же самое, по-видимому, происходит с главным героем — солдатом, а впоследствии — прозаиком Мещеряковым. Молодой прозаик сидит в ресторане какого-то среднерусского городка, в одиночестве отмечая выход своей первой книги. Самое главное событие в жизни Мещерякова, к которому он возвращается памятью ежедневно и ежечасно, — война. Эта война уже кончилась для него в Афганистане. Но она совсем не собирается кончаться в его душе. Ассоциации, связанные с «Афганом», могут быть очень сложными, многоступенчатыми, отраженными. А могут — совсем простыми, лежащими на поверхности: «Стоит сейчас мимо проехать автобусу, выбрасывающему облака сгоревшей солярки, — мгновенно вспомнишь дорогу среди холмов, желтовато-серых степей и освещенные солнцем стены кишлаков»; «Взгляд на долину русской реки вызывает в душе те же чувства, которые ему довелось испытать в Долине Центрального Афганистана».

Нет, не может Мещеряков вести обыкновенную мирную жизнь, потому что душа его обожжена злым афганским солнцем. Едва ли половина людей, вернувшихся с войны, излечимы от внутренней боли, обмана, несправедливости. Мы слышали о «вьетнамском синдроме», но теперь есть и «афганский». Лекарство у каждого может быть свое.

Что еще не давало забыть об этой войне? Не в последнюю очередь — её абсурдность. В той или иной степени абсурдна любая война. Но это была обречена на провал еще потому, что доля абсурда в ней побила все мыслимые рекорды. Отечество располагалось где-то там, за горами. Оно было прекрасно и мысль о том, что горстки кочевников могут причинить ему серьезный вред, иногда могла показаться смешной, а зачастую просто вызывала ненависть к этим смуглолицым людям — афганцам, само существование которых мешало вернуться домой. Абсурд поражает тоску. Мы видим Мещерякова, целыми днями пишущего бодрые плакаты в «ленинской» комнате, потом целыми днями ищущего пропавшего где-то в горах лейтенанта, а всё это время рядом с ним находится Смерть, гибнут люди; и надежда на то, что он сможет выжить здесь полтора или два года, до смешного мала.

Не всякого писателя можно назвать человеком. Так, герой Мещеряков отсылает нас к Константину Паустовскому — оратору прозы о Мещёрском крае. Мещёрский край — в сердце России, и солдат-читатель с «говорящей» фамилией предстаёт перед нами очень узнаваемым, очень русским человеком.

Чтение Паустовского, впрочем, и чтение вообще, как выясняется, — недозволенная роскошь для солдата Ограниченного Контингента. Это — офицерское лакомство. Книга, сумевшая достучаться до души, в Долине становится подобной наркотику. Она дает недолгое сладкое забвение и усиливает тоску по дому, обостряя желание выжить, которое может трансформироваться в трусость перед боем, уход в горы, членовредительство — да мало ли во что!

На Афганской войне как на войне. Расстрелы местного населения, иногда без «лишних» разборок: кто ты — враг, прячущий оружие, или просто мирный местный крестьянин. Мещеряков помнит: «Разведчики и пехотинцы расстреляли группу афганцев, предварительно обобрав их, некоторым санинструктор шприцом вводил воздух». Мещеряков помнит: маленькое полуголое перепачканное существо — единственный человек, оставшийся в живых после налёта штурмовиков на караван.

«Сколько можно об этом писать? Снова и снова мчаться на грохочущем железе, сквозь жару, пыль, страх, смерть: куда?».

Мещеряков знает о войне чудовищно много, иногда кажется каким-то библейским старцем, живущим бесконечно долго и вбирающим, впитывающим в себя войну и всё так или иначе связанное с ней. Даже если когда-нибудь настигнет его смерть, он будет «вечно возвращаться то под одним именем, то под другим, то с одним цветом глаз, то с другим, то сержантом, то рядовым, то лейтенантом. Или прапорщиком. Сможет ли он заключить этот мир, или он обречен на вечную войну?

Отдельно нужно сказать о Времени. Это, кстати, еще один, не второстепенный, персонаж рассказа. «Время там воспринималось совсем не так, как в любом другом месте. Оно представлялось тягучим. И не только в степи, горах, но и городах, и даже в шумном и суетливом Кабуле». Там, где речь идут об Афганистане, сюжетное время движется, в самом деле, медленнее по сравнению с теми эпизодами рассказа, где действие происходит уже в России.

Но каким же всё-таки должен быть действительно последний рассказ о войне? Да и вообще — может ли быть такой? Можно ли вместить в десятки или даже сотни страниц всю боль и абсурдность войны, её быть, не уют, жажду и надежду на скорый её конец? Может быть, единственный выход здесь — это рассказ… о мире. Звучит не совсем ожидаемо, но ведь так уж сложилось, что мир и война плывут рядом, подобно белой и черной ладьям по одному и тому же квадрату моря…

Главного героя «Последнего рассказа о войне» в финале повествования убивает шайка хулиганов. Убивают его, прошедшего пески «Афгана», вернувшегося благополучно домой и успевшего уже выпустить книгу рассказов о войне. Не последнюю, как думал он, книгу. Ведь он очень молод. Но судьба рассудила по-своему. И, цепляясь уходящим сознанием за жизнь, Мещеряков еще успевает подумать: «А что же главное? О чем бы написал этот рассказ?».

Вывод

Путь между войной и миром очень недолог. Еще короче путь между жизнью и смертью. Умирать всегда страшно. Еще обиднее умирать молодым. Несправедливо — пройти всю войну, «вернуться в страну трав и громоздких ослепительных облаков» не для того, чтобы жить, но быть убитым подонками. Но самая большая несправедливость заключается в том, что лишь за несколько секунд до своего ухода в Вечность, Мещеряков наконец-то понял, каким должен быть последний рассказ о войне: без войны. За это знание он заплатил жизнью.