Турция. 
Посольские связи Русской монархии

Посольские описания Османов в XVI в. показательны по ряду причин. Иван IV признавал турецкого султана наивысшим лицом в иерархии правителей, конечно, наряду с самим собой. Султан обладал государством в согласии с генеалогией и владел именно царством (империей в своем государстве). Фактически в русской посольской документации при Иване IV наличествовал образец турецкого государя, с которым сравнивались как собственная, так и иностранные монархии. Образ монархии Османов в статейных списках удобно накладывался на московский государственный порядок.

Первые сношения c Османами великий князь Иван III в 1492 г. начал через посредничество крымского хана Мегли Гирея Грамота Ивана III Менгли-Гирею I от 31 августа 1492 г. // СГГД. № 22. С. 12. С того момента и до миссии Ивана Новосильцева в 1570 г. XVI в. сношения оговаривали почти только вопросы торговли, улаживали проблемы торговых людей и их товаров. Статус правителя некоторое время подкреплялся особо красочными эпитетами перед титулом в грамотах обоих государей. В своей грамоте султан Баязид II символически именовал себя гамаюном (райская птица, являвшаяся царским атрибутом) Там же. № 22. С. 12. Позже Василий III в своем послании обратился к Селиму I: «Высокостолнейшему властию и превознесенному честию яко рогу, и сынъ рога гамаюна подражателю, и по сему желателнейшу светлостию лица неже песни Сирина царское изгнетение, ведомые власти глава…» СИРИО. Т. 95. № 5. С. 85. Смысл слов Василия отчасти решает символика «рога». Убедительным представляется вывод Л. А. Юзефовича о символике посоха русских государей из рога единорога: «Можно предположить, что обладание посохом из его рога, в котором скрыто начало нового бытия — аллегория жизни после смерти, было прерогативой русских государей» Юзефович Л. А. Путь посла. С. 169. Если принять это, то, по всей видимости, слова «яко рогу, и сынъ рога» изображают преемственность власти турецких правителей, подобно московским государям. Другим атрибутом турецкого султана являлось «счастье», в турецких грамотах он часто именуется «счастливым хандикером» См., например: СИРИО. Т. 95. С. 680−681. СГГД. Ч. 5. С. 23. Счастливый государь для турок был успешным государем, русские внимательно следили за отношением турецких подданным к своему монарху. В известиях русского посланника Семена Мальцева, оказавшегося в турецком плену и побывавшего в турецком походе под Астрахань в 1569 г. сообщал царю о неудаче похода, передавая слова турок: «И сами ся тому дивят и царя своего Селим-салтана зовут Несчастливым» Посольская книга по связям Московского государства с Крымом 1567 — 1572 гг. С. 259. Определение «счастливый» употреблялось в русско-турецкой, русско-крымской и иногда в русско-ногайской переписке. В посланиях турецких чинов, расположенных к московскому правителю, аналогичное определение относилось и к русскому государю. Применяли понятие «счастье» к своему государю и русские посланники.

Известно, что между русскими государями не было спора за признание статуса правителя Подробнее о титулатуре в русско-турецкой переписке см.: Филюшкин А. И. Титулы русских государей. С. 106−123. Понимание султаном своего места в мире наглядно показано в послании Сулеймана I Василию III в 1528 г., в нем нет прямых попыток возвышения, просто демонстрируется обыденный «порядок вещей»: «Милостью Божией, язъ Великий Государь и силный Царь, и Великий повелитель, Царь Салтанъ Сулейманъ… и Царемъ царь великий и возможный. Пишетъ высота великая Государьствами. Всеми почтенному, и благородному, и всякой чести и славе достойному, нашему доброму приятелю и почтенному суседу, Великому Князю, почтенному Государю Московскому» СГГД. Ч. 5. № 103. С. 107. При всех красочных эпитетах московский государь уже не брат, каким был Иван III по отношению к Баязиду II, а «сосед». Тем не менее впоследствии русские государи именовались «братьями».

Иван IV в своем понимании имел все основания считать себя и турецкого султана наиболее могущественными государями. Турецкий султан — государь прирожденный, кроме этого только два государя в Европе и на Балканах имели реальную возможность по своей воле ставить и низлагать других правителей, в том числе и царей. Турецкий царь принимает жалобы (челобитья) от польского, валашского, крымского и других государей, признающих его верховную власть. Империум (царство) здесь заключается в «воле», «вольности» правителя. Грозный прекрасно осознавал это. В 1568 г. в наказе Истомы Осорьину, как и многим другим посланникам, говорилось проведать: «Да и про крымского царя ему проведати: как его салтан Турской держит, и нет ли какова салтанова на крымского царя гневу? И будет каков гнев на царя есть — и что его гнев, и что про то крымской царь умышляет?» Посольская книга по связям Московского государства с Крымом 1567 — 1572 гг. С. 152. В 1584 г. русский посланник к султану Борис Благой, по собранным сведениям, доносил царю, что крымский хан Мехмед-Гирей был смещен Мурадом III за то, что не послушился его и не пошел войной на Сефевидов РГАДА. Ф. 89. Оп. 1. Д. 2. Л. 369 об. -370. Воля султана хорошо проиллюстрирована на примере молдавских воевод, последнее было отмечено мной в польских делах. В воле султана был и Стефан Батория, но в то же время и по докончанию. Держал султан крымского хана. Видимо тот же смысл в термин «держал» русский государь вкладывал и в отношениях с Касимовским и Казанским юртами. Также Грозный предлагал Девлет-Гирею держать его сыновей на свободном и достойном в своем царстве месте. Аналогично султан держал в своем царстве татарских царевичей и мог делегировать их на Крымский престол. В описании русскими послами взаимоотношений суверена и вассала в каком-либо европейском государстве отсутствует понятие «держать». В 1583 г. в Польше Д. П. Елецкий услышал инцидент на празднике в честь обрезания сына, проходившем во дворе Мурада III при европейских послах: «и пришла деи к турскому весть, что у него кизылбашской людей побил, и турскои деи тотчас кизылбашсково послов велел повесити, взяв из-за стола» РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Д. 14. Л. 540 об. Царский посланник в Турции Борис Благой в 1585 г. оставил рассказ по личному свидетельству о снятии опалы Мурадом с валашского воеводы Александра: «А мутьянской воевода был сослан в опале два года на Беломъгороде в Магрипи, и царь ему пожаловал опалу ему отдалъ, отпустил опять на мутьянскую землю, а поминков привез к турскому доспехи и бехтерцы, латы и шеломы, шапки железные, сабли да суды серебреные … и бархаты и камки золотны, да пятьдесят тысяч золотых черленыхъ, а с поминки стояло человекъ с восмьдесят» РГАДА. Ф. 89. Оп. 1. Д. 2. Л. 442−442 об.

Сношения с Турцией были устойчивы и касались вопросов в основном торговли, за отсутствием необходимости посольские сношения Ивана IV c Сулейманом I почти прекращаются. Возобновляются они при Селиме II в 1570 г., с посольством Ивана Новосильцева. Описание послом посольского церемониала при дворе султана в Стамбуле походило на аналогичную церемонию при московском дворе, заменены именования чинов, османские муфтии названы митрополитами, это было отмечено в исследованиях. Прием московских посланников у султана и пашей происходил с аналогичными русскому церемониалу элементами, которые отсутствовали в посольском церемониале европейских государей: придворные чины облачались в золотое платье, янычары выстраивались по обе стороны от дворца султана См., например, прием Бориса Благова в 1585 г.: РГАДА. Ф. 89. Оп. 1. Д. 2. Л. 412−412 об. Во время приема Новосильцева от ворот до палаты султана стояли янычары (посланник отметил, что они были без ружей) Путешествия русских послов. Статейные списки. СПб., 2008. С. 75. Любопытно, что в России стрельцы стали выстраиваться на пути следования посольского поезда в 1570-е гг. Юзефович Л. А. Путь посла. С. 140. В тоже время царских послов, отправленных к императору Максимиллиану II, Захария Сугорского и Андрея Арцыбашева в 1576 г. в Регенсбурге от городских ворот до посольского двора окружали 2000 «дрябов с самопалами и бердышами» ПДС. Т. 1. С. 671. Султан, как и крымский хан и московский государь дарил посланникам одеяния, в том числе одевая посланников в подаренный наряд.

Взгляд царя на структуру государственной власти демонстрируют вопросы решаемые Иваном Новосильцевым: «Да Иван же проведывал… и хто у салтана больших паш, на которых большее земское дело лежит, и которой паша близок у салтана в его жалованье, или хто у салтана иные люди в приближение» Путешествия русских послов. Статейные списки. С. 80. Столкновение русских с турками под Астраханью произошло по вине неких людей, поссоривших султана с московским царем Там же. С. 65−68., как выяснил Новосильцев, виновником были крымский хан и кафинский наместник Касим. Судя по разведывательной работе Новосильцева, царь серьезно был заинтересован в поиске лиц, ратовавших за астраханский поход. Ссылка на подданных, злым советом или изменами мешавшим дружбе между государями, типична для Москвы. Важнейшей чертой, презентующей могущество турецкого султана, являлось щедрость в жаловании. Посольские материалы фиксировуют раздачу жалования (олафы) султаном. В 1521 г. азовский санджак-бей в своей грамоте описывал Василию III восшествие на престол Сулеймана I, передавая истино царское поведение: «Присылалъ еси въ Азовъ городъ пытати про государя нашего вестей, и государь нашъ Салимшагъ умеръ, а сынъ его Сюилименьшагъ на отцове государстве селъ и седши на отца своего столе всехъ добрыхъ людей своихъ жалованьемъ призрелъ, а люди его на государстве осмотрили и милость его и справедливость познали» СИРИО. Т. 95. С. 681. В 1570 г. Новосильцев сам отметил демонстративную раздачу жалования при османском дворе: «и, как вышед, в сенех сел, и против его стали давати турским людям олафу турского в хамянных мехех по четыреста и по триста рублев и меньши; давали деи им для того, чтоб то Иван видел, кое у них розход великой, а срок деи тем людем давно олафе минул» Путешествия русских послов. С. 78. При этом Иван Новосильцев был первым русским посланником, который должен был подробно ситуацию в монархии Османов. К однажды описанной Новосильцевым картине устройства державы Османов в последующее время долго фактически не требовалось каких-то существенных дополнений. К турецкому султану обращались за жалованьем крымские татары и ногайцы, и он их жаловал О роли Турции в политике Крыма и Ногайской Орды см.: Виноградов А. В. Виноградов А.В. Русско-крымские отношения в 50-е — вторая половина 70-х гг. XVI века. М., 2007. Т.2; Зайцев И. В. Между Моской и Стамбулом. Джучидские государства, Москва и Османская империи. М., 2004. 216 с. На страницах посольских книг русские похоже относились к Османам как к конкурентам московских царей в политике пожалований.

Достаточно подробные вести, собираемые русскими посланниками в Османской империи, начиная с вестей Ивана Новосильцева, имели явный идейный уклон в сторону преувеличения значимости собственного монарха в отношении с Османами. Стоит иметь в виду и то, что информаторы русских посланников были в основном подкупленные лица, получившие жалование русского государя. Взгляд на царский род Османов, судя по вестям Новосильцева, напоминает отношение русских государей к Чингисидам Крыма и к князьям старой удельной эпохи. Так Новосильцев отметил известия о междоусобице Османов между Сулейманом Великолепным и его сыном Баязидом: «и Баязит деи умыслил бежати на Русь ко государарю, царю и великому князю, а сам хотел на царстве сести», затем султан приказал крымскому хану не пускать Баязида на Русь, в итоге Баязид бежал к Сефевидам Путешествия русских послов. Там же. С. 80. Очень почетно Ивану IV было бы видеть в держании у себя османских царевичей.

В сношениях с Турцией слабо затронут религиозный вопрос. Притязания Турции на мусульманские юрты: Казань и Астрахань, артикулировались ханом Девлет-Гиреем, а не Османами. Поход на Астрахань не преследовал целей религиозной или даже политической борьбы с Москвой, как часто отмечалось в историографии Убедительную критику см.: Зайцев И. В. Между Москвой и Стамбулом. С. 9−48.. По словам крымского хана султан обеспокоен закрытием мечетей в Казани и Астрахани, а в 1570 г. визирь Мухаммед-паша Соколлу спросил Луку Новосильцева, почему царские воеводы в Астрахани не пропускают бухарцев и шемахейцев к святыням, но это не привело ни к какой действительной реакции со стороны Москвы или Стамбула. На переговорах иногда те или иные действия правителей оправдывались в том числе и религиозными мотивами. Мехмед-паша Скоколлу в 1570 г. сказал Ивану Новосильцеву: «То все земля черкасы и кумуки и крым-шевкалы государя нашего и вера наша же, и государь деи наш того для посылал летось людей своих и того места досматривати, где стал город на Терке» Путешествия русских послов. С. 90. В богословии грамот правители как и в русско-крымских сношениях аппелировали к одному богу. В 1585 г. Борис Благой говорил паше в Стамбуле: «государь вашь Мурат салтанъ великой государь в бусурманскихъ государехъ, а нашь царь и великий княз Федор Ивановичь всеа Русии в христьянских государех великой государь» РГАДА. Ф. 89. Оп. 1. Д. 2. Л. 443 об. К роли религиозного фактора возможно в небольшой мере относятся разногласия в отношении судебных дел в начале XVI в. Великий князь московский сообщал султану, что мусульмане в судебных разборках с русскими не признают правомочности показаний (русаки или русины в источнике) русских свидетелей с русской стороны, в то время как если русский свидетель привлекается мусульманином, то он берется во внимание. Иван III настаивал на равном праве участия свидетелей разных вер со стороны обеих сторон СИРИО. Т. 41. С. 396. «Русский» в данном контексте — христианин, то есть не мусульманин. Тоже самое требование Иван III повторил в наказе своему посланнику в 1501 г. Там же. С. 404. Как ни странно, но послы не оставили никаких вестей, посвященных непосредственно положению христианских подданных в Османской империи.