Подходы к изучению дискурса

Рассматривая педагогический дискурс, следует уточнить содержание самого понятия «дискурс».

В последние десятилетия направление, известное под названием «дискурсивный анализ», оформилось в самостоятельную лингвистическую дисциплину, равноправную, например, синтаксису, фонологии и т. п. Дискурс — это такой же объект лингвистического исследования, как и морфема (для морфологии), словосочетание (для синтаксиса), «дискурс является даже более важным центральным объектом лингвистики, так как он заведомо не является теоретическим конструктом, и есть точка зрения, что лингвистика могла бы избавиться от многих своих заблуждений, если бы начала как бы „с нуля“, исследуя реально зафиксированные образцы дискурса» (Кибрик, 1994:127).

Хотя историю междисциплинарного исследования дискурса Т.А.ван Дейк предлагает начать от античных трактатов по риторике и этике (Ван Дейк, 1989:113−114), современное развитие данной парадигмы, как отмечает М. Л. Макаров, относится к середине 60-х годов (Макаров, 1998:72). Термин «анализ дискурса» был введен З. Хэррисом, который обозначил им «метод анализа связной речи», предназначенный «для расширения дескриптивной лингвистики за пределы одного предложения в данный момент времени и для соотнесения культуры и языка» (Harris, 1952:1−2). А термин «дискурс» (фр. discours, англ. discourse) начинает широко употребляться в начале 70-х годов (Степанов, 1998:670).

В настоящее время в лингвистической науке существуют различные подходы к определению дискурса.

Одним из них является формально-структурный подход (Кох, 1978; Николаева, 1978; Москальская, 1981; Ван Дейк, Кинч, 1983; Борботько, 1998, 1999; Stubbs, 1983). Дискурс в данном понимании означает «тексты в их текстовой данности» (Степанов, 1998:670). Т. М. Николаева (Николаева, 1978:467) в словаре терминов лингвистики текста при определении термина «дискурс» пишет следующее: «Дискурс — многозначный термин лингвистики текста, употребляемый рядом авторов в значениях почти омонимичных. Важнейшие из них: 1) связный текст; 2) устно-разговорная форма текста; 3) диалог; 4) группа высказываний, связанных между собой по смыслу; 5) речевое произведение как данность — письменная или устная». Значительно позднее лингвисты, исследующие дискурс в рамках формально-структурного подхода, начинают отмечать, что дискурс — это не только «данность текста», но также и «системно языковые структуры целого текста» (Ван Дейк, Кинч, 1988:154), и «речемыслительный процесс, приводящий к образованию структуры» (Борботько, 1998:1). Однако это не выходит за рамки текстообразующего подхода.

Второй подход представляет собой функционально-структурное определение дискурса как всякого «употребления языка» (Brown, Yule, 1983; Halliday, 1973; Halliday, Hasan, 1991; Fasold, 1990; Schiffrin, 1994; Widdowson, 1997). Этот подход предполагает обусловленность анализа функцией дискурса, изучением функций языка в широком социокультурном контексте: «изучение дискурса — изучение любого аспекта использования языка» (Fasold, 1990:65), «анализ дискурса неизбежно предполагает анализ языка в его использовании» (Brown, Yule, 1983:1). В рамках данного подхода важным является взаимодействие единиц друг с другом, то, как они дополняют и изменяют текст. Этот подход созвучен с идеями Пражского Лингвистического кружка: «…к лингвистическому анализу нужно подходить с функциональной точки зрения. С этой точки зрения язык есть система средств выражения, служащая какой-то определенной цели» (Тезисы Пражского лингвистического кружка, 1965:123).

Теория дискурса как прагматизированной формы текста берет свое начало в концепции Э. Бенвениста, одним из первых придавшего слову «дискурс» [discourse], которое во французской лингвистической традиции понималось как речь вообще, терминологическое значение, обозначив им «речь, присваиваемую говорящим», и разграничившего план повествования [rйcit] и план дискурса. «Речь [discourse] следует понимать при этом в самом широком смысле, как всякое высказывание, предполагающее говорящего и слушающего и намерение первого определенным образом воздействовать на второго… Таким образом, различие, которое мы проводим между историческим повествованием [rйcit] и речью [discourse], никоим образом не совпадает с различием между письменной и устной разновидностями языка» (Бенвенист, 1974:276, 299).

Начиная с 80-х годов, данный подход разрабатывается многими исследователями (Булыгина, 1981; Винокур, 1984, 1989; Васильев, 1988; Зернецкий, 1988, 1989; Сусов, 1988; Сухих, 1988; Богданов, 1990а; Седов, 1996; Сухих, Зеленская, 1998; McCarthy, 1993 и др.).

Третий подход основывается на прагмалингвистической модели дискурса, которая строится, исходя из понятия коммуникативной деятельности и противопоставляется структурной модели речевой деятельности. При сравнении коммуникативно-прагматической и системно-структурной парадигм И. П. Сусовым были отмечены два подхода к дискурсу (под которым автор понимает коммуникацию посредством текста) (Сусов, 1988:8−9). Сторонники системно-структурной парадигмы считают, что семантический компонент языка органично включается в структурный компонент, дающий необходимую детализацию целей и условий коммуникации для содержания речевого действия. Эта позиция представлена Ю. Н. Карауловым в его трехуровневой дифференциации языковой личности: лексикон (формальный, вербальный уровень), тезаурус (когнитивный уровень) и прагматикон (мотивационный уровень) (Караулов, 1987:18−19). Но коммуникативно-прагматическая парадигма — это не просто отображение вышеназванных уровней, она существенно отличается в том смысле, что при анализе точкой отсчета являются личные интеракции, а не лингвистические значения. Коммуникация состоит не из предложений и слов, а из коммуникативных шагов и речевых актов в дискурсе.

Речевой акт — это «целенаправленное речевое поведение, совершаемое в соответствии с правилами, … принятыми в данном обществе. Это — единица нормативного социоречевого поведения в рамках определенной коммуникативной ситуации» (Конецкая, 1997:103).

Речевой акт (высказывание) является элементарной единицей структуры дискурса. В противоположность системно-структурной лингвистике лингвистика функционально-прагматического направления «может строиться как учение не о системе языковых средств, а как учение о единицах языкового общения, начиная с речевых актов, каждый из которых обладает определенным целевым потенциалом (иллокутивной силой), речевых ходов, знаменующих очередные вклады каждого из коммуникантов в развитие дискурса в рамках речевых взаимодействий (или интеракций), и кончая дискурсом как целым речевым событием» (Сусов, 1998:9).

Прагмалингвистический подход критикуется В. А. Хомяковым (Хомяков, 1991:13), который утверждает, что теория речевых актов ошибочна, так как игнорирует социальное определение коммуникативной ситуации и, следовательно, лишена таких характеристик контекста как культурные, этнографические, межличностные и т. д. Разумеется, это нельзя не учитывать, рассматривая теорию речевых актов, но мы придерживаемся точки зрения М. И. Кобозевой, которая подчеркивает, что, несмотря на недооценку некоторых целей, достигаемых в общении, «внесоциальное понимание акта коммуникации, статическую точку зрения на объект», теория речевых актов «продемонстрировала важность учета подлежащей распознанию цели (намерения) говорящего для объяснения процессов речевого взаимодействия», а также затронула ряд других вопросов, входящих в компетенцию теории речевой деятельности, — «проблемы типологии коммуникативных неудач» и «типологию первичных речевых жанров» (Кобозева, 1986:20−21).

Речевые акты рассматривались в работах многих авторов (Безменова, Герасимов, 1984; Вежбицка, 1985; Гордон, Лакофф, 1985; Петелина, 1985; Серль, 1986a, 1986b; Демьянков, 1986; Кобозева 1986; Почепцов О. Г., 1986; Романов, 1988; Гак, 1998; Austin, 1962; Searle, 1975; Ballmer, Brennenstuhl, 1981; Clark, Carlson, 1982; Weigand, 1989; Yule, 1996). В классической речеактовой модели смысл высказывания распадается на три составляющих: 1) что говорится (локуция), 2) какой поведенческий смысл выражается (иллокуция), 3) каков эффект или результат речи (перлокуция) (Остин, 1986:86−88). Центральным моментом в речевом акте является иллокуция — тип речевого воздействия, выступающий как средство для достижения определенных целей субъекта деятельности.

В лингвистической литературе предложены различные критерии измерения иллокутивных актов, например, различия в цели данного типа акта, в выраженных психологических состояниях, в статусе говорящего и слушающего, в перформативном и неперформативном употреблении иллокутивного глагола и др. (Серль, 1986:172−177).

Создатель теории речевых актов Джон Остин выделял такие речевые действия, как вердиктивы (акты приговора), экзерситивы (акты осуществления власти), комиссивы (акты обязательств), бехабитивы (акты общественного поведения — похвала, соболезнование и др.) и экспозитивы (акты — объяснения типа «я допускаю», «я признаю») (Остин, 1986:119).

Более стройная классификация предложена Д. Серлем (Серль, 1986:181−185), который разграничивает иллокутивный и пропозициональный компоненты высказывания: 1) репрезентативы (фиксирование ответственности говорящего за сообщение о некотором положении дел), 2) директивы (попытки со стороны говорящего добиться того, чтобы слушающий нечто совершил), 3) комиссивы (возложение на говорящего обязательства), 4) экспрессивы (выражение психологического состояния, задаваемого условием искренности относительно положения вещей), 5) декларации (установка соответствия между пропорциональным содержанием и реальностью).

Д.Вундерлих разграничивает речевые акты по их функциям, выделяя директивы, комиссивы, эротетивы (вопросы), репрезентативы, сатисфактивы (в известной мере соответствуют экспрессивам), ретрактивы (заявления о невозможности выполнить обещание), декларации и вокативы (обращения) (см. Карасик, 1992:118).

В работе А. А. Романова дана детальная классификация речевых актов, включающая 14 типов речевых действий: комиссивы (обещания, пари), экспозитивы (разъяснения, угрозы), пермиссивы (согласия), сатисфактивы (упреки, акты похвалы), регламентативы (формулы социального этикета), инъюнктивы (приказы, требования), реквестивы (просьбы, мольбы), инструктивы (предписания, запреты), суггестивы (советы, предупреждения), инвитивы (приглашения), дескриптивы (описания), аргументативы (доводы), констативы (утверждения), нарративы (повествования) (Романов, 1988:55).

Анализируя предложенные выше классификации речевых актов по определенным типам речевых действий, следует согласиться с точкой зрения Л. Л. Фёдоровой, что любое однонаправленное речевое действие, содержанием которого является социальное воздействие говорящего на собеседника в процессе коммуникации, можно понимать как речевое воздействие (Фёдорова, 1991:46).

Речевое воздействие в широком смысле — это любое речевое общение, взятое в аспекте его целенаправленности, целевой обусловленности, это речевое общение, описанное с позиции одного из коммуникантов, когда он рассматривает себя как субъект воздействия, полагая своего собеседника объектом (Безменова и др., 1990:5). Действия субъекта речевого воздействия направлены на решение следующих задач: 1) задачи организации общения (привлечение и удержание внимания, создание благоприятной атмосферы и т. д.), 2) задачи оказания собственно воздействия — побуждение объекта воздействия к некоторой деятельности (указание на имеющуюся потребность, демонстрация предмета — мотива, указание на деятельность, осуществление которой приведет к удовлетворению имеющейся потребности).

Цель воздействия определяется как соответствующая организация деятельности человека — объекта или группы — объекта воздействия, а результат воздействия — как реально достигнутое в процессе воздействия изменение деятельности объекта воздействия. В основе речевого акта лежит интенция говорящего, т. е. желание, для реализации которого будут предприняты определенные шаги. Коммуникативное намерение (интенция) обладает сложной природой. Важно различать намеренные и спонтанные речевые действия и, следовательно, разграничивать два вида намеренных речевых действий: собственно намеренные речевые действия и квазиспонтанные речевые действия, когда говорящий пытается скрыть мотивы своего поведения. В. И. Карасик отмечает, что целевые установки речевого акта необходимы, но не являются единственными его составляющими (Карасик, 1994:15). Л. М. Медведева показывает, что речевой акт состоит из следующих составных частей: 1) иллокуция, 2) участники, 3) высказывание, 4) социальный контекст, 5) условия коммуникации, включающие пресуппозиции. Каждую из составных частей можно разделить на подтипы (Медведева, 1989:42−44).

Но иллокутивные акты ориентированы не только на цели, но и на окружающую обстановку, статус участников общения, информированность и т. д. В. В. Богданов классифицировал иллокутивные акты следующим образом: 1) среда общения (институциональное / неинституциональное общение), 2) цель дискурса (зафиксированная / незафиксированная), 3) дейксис (говорящий / адресат в фокусе), 4) информативность (информативные / неинформативные речевые акты), 5) экспрессивность (экспрессивы / ассертивы), 6) статус участников (социально маркирован / не маркирован), 7) тип информации для адресата (новая / старая информация), 8) дейктический тип для адресата (реквестивы / суггестивы) (Богданов, 1990а:54).

Четвертый подход к анализу дискурса — критический анализ (Водак, 1997; Lakoff, 1990; Fairclough, 1992, 1995; Diamond, 1996). Критическая лингвистика и критический анализ дискурса лучше всего могут быть определены как «единая перспектива при осуществлении языкового, семиотического или дискурсивного анализа» (Van Dijk, 1993). Это единая перспектива, как отмечает Р. Водак (Водак, 1997:7), относится к термину «критический / -ая», возникшему под влиянием Франкфуртской школы (в особенности благодаря Ю. Хабермасу). Критический анализ дискурса имеет своей целью анализ как неявных, так и прозрачных структурных отношений доминирования, дискриминации, власти и контроля, выраженных в языке. Иначе говоря, критический анализ дискурса изучает «отношения подчинения, неравенства, дискриминации, разные идеологические и политические представления, выраженные в языке и дискурсе, их общую манипулятивность» (Макаров, 1998: 50).

Пятый подход представляет изучение дискурса как особое использование языка для выражения особой ментальности, особой идеологии (Степанов, 1998; Sйriot, 1985), что влечет за собой активизацию некоторых черт языка и, в конечном счете, особую грамматику и особые правила лексики. Дискурс — это особая социальная данность, которая «существует, прежде всего, и главным образом в текстах, но таких, за которыми встает особая грамматика, особый лексикон, особые правила словоупотребления и синтаксиса, особая семантика, — в конечном счете — особый мир» (Степанов, 1998:776).

Подход к анализу дискурса, предложенный М. Л. Макаровым (Макаров, 1998), основан на выделении Д. Шифрин трех основных моделей коммуникации, на которые явно или неявно опирается всякое исследование языка: 1) информационно-кодовая, 2) инференционная и 3) интеракционная модели коммуникации (Schiffrin, 1994:386−405). По мнению М. Л. Макарова, одно из существенных положений современной феноменологии состоит в противопоставлении информации и коммуникации: «от того, по какому пути пойти, зависит вся концептуализация природы человеческого опыта, а также его адаптивной преобразующей направленности» (Макаров, 1998:28; ср.: Deets, 1994). М. Л. Макаров подвергает критике научную парадигму, в которой главным в коммуникации признается процесс передачи информации. «При таком подходе коммуникация выступает как процесс оформления, своего рода „ратификации“ репрезентаций в качестве информации и — более всего — как процесс, обеспечивающий ее трансляцию между индивидами» (Макаров, 1998:27). Исследователь также считает, что коммуникацию следует понимать не как трансляцию информации и манифестацию намерения, а как демонстрацию смыслов, необязательно предназначенных для распознавания и интерпретации реципиентом. Практически любая форма поведения — действие, бездействие, речь, молчание — в определенной ситуации может оказаться коммуникативно-значимой. Данной точки зрения придерживаются также А. К. Михальская (Михальская, 1996:45−47), В. В. Дементьев и К. Ф. Седов (Дементьев, Седов, 1998:32−34).

Еще один подход к изучению дискурса можно выделить, исходя из понятия языковой личности.

Подобно тому, как в осуществлении любого вида деятельности активное начало принадлежит субъекту деятельности, в организации дискурса такая роль принадлежит субъекту дискурса. В конкретных актах коммуникации участвуют не некие обезличенные человеческие существа, а конкретные личности, т. е. субъектом конкретного дискурса является конкретная личность, у которой организация дискурса как особого вида текста предполагает наличие дискурсных способностей (Пушкин, 1990:52). Связь между способами организации дискурса и дискурсными способностями личности является взаимообусловливающей. «Если за исходное взять дискурсные способности личности, то с некоторой долей уверенности можно прогнозировать порождение личностью определенного дискурса. В свою очередь способ организации конкретного дискурса позволяет предполагать определенные способности личности, реализовавшиеся в данном дискурсе» (Пушкин, 1990:52). Личность, владеющую совокупностью дискурсных способностей на уровне всех «фаз интеллектуального акта», а именно ориентировки и планирования речевых и неречевых действий, формулировки плана действия в речевой форме, контроля и корректировки (по мере необходимости) речевых действий (Леонтьев, 1977а:226−228), А. А. Пушкин предлагает называть языковой личностью (см. также: Караулов, 1987:38, 245). Каким образом и в какой мере личность реализует свой потенциал дискурсных способностей, во многом зависит от условий коммуникативной обстановки, от свойств и отношений личности. О конкретной языковой личности можно говорить лишь в случае реализации в конкретном дискурсе ее конкретных дискурсных особенностей.

С позиции языковой личности существенным представляется понятие коммуникативной компетенции, т. е. владение знаниями, представлениями, умениями и навыками, необходимыми для поддержания общения и обмена информацией в рамках соответствующей культуры (Карасик, 1999:3). Как подчеркивает В. З. Демьянков, разработка основ лингводидактической теории формирования коммуникативной компетенции ведет к «восстановлению прав человека» в гуманитарном исследовании (Демьянков, 1995:285).

Согласно В. В. Богданову, в теории искусственного интеллекта принято разграничивать энциклопедические и лингвистические знания (Богданов, 1990b:26). Энциклопедические знания отражают устройство реального мира и других возможных миров, положение дел в различных областях. Иначе говоря, это могут быть предметы, ситуации, события и факты, которые могут стать содержанием языкового общения. В понятие этих событий и ситуаций включаются и характеристики самого человека: его поступки, правила поведения в обществе, способность к аргументации своей точки зрения. Лингвистические же знания относятся к устройству языка. Они представляют собой информацию о лексических единицах и их значениях, о грамматических формах и категориях и их значениях, о референции, т. е. о правилах соотнесения языковых единиц с экстралингвистическими объектами, о правилах построения предложения и дискурса и т. п. Коммуниканты должны располагать этой информацией, чтобы иметь возможность доводить до сведения друг друга энциклопедическую информацию. Речевое общение, однако, не может осуществляться только на базе энциклопедических и лингвистических знаний, хотя они играют в общении исключительно важную роль. Имплицитное знание говорящим единиц своего языка и понимание того, каким образом происходит образование бесконечного множества предложений из конечного множества языковых единиц и по каким признакам осуществляется определение их отмеченности с точки зрения данного языка, недостаточно (Драганова, 1985:46−47). Для возможности обмена энциклопедической информацией при помощью языка коммуникантам необходимы знания о том, как это делать, т. е., правила коммуникативного обмена, выражающиеся в чередовании интерактивных ходов. Данные правила отражают интерактивный аспект языковой коммуникации и называются интерактивными знаниями (Богданов, 1990b:26). Знания, которыми обладают коммуниканты, можно трактовать как информацию, т. е. совокупность сведений, с которыми можно производить те или иные операции. Способность же коммуникантов оперировать этими знаниями предлагается называть «компетенцией».

Коммуникативная компетенция — это «знания, умения и навыки, необходимые для понимания чужих и порождения собственных программ речевого поведения, адекватных целям, сферам, ситуациям общения» (Казарцева, 1998:9), это «система внутренних ресурсов, необходимых для построения эффективного коммуникативного действия» (Жуков и др., 1990:3). При этом каждому виду знаний соответствует своя компетенция. Так, энциклопедическая компетенция находит свое выражение в способности человека вербально описывать положение дел в том или ином фрагменте мира, например, предметной области. О лингвистической компетенции свидетельствует способность человека пользоваться арсеналом определенного языка для достижения своих целей. Интерактивная компетенция проявляется в способности человека устанавливать языковой (речевой или текстовый) контакт с партнером, поддерживать его или прерывать, соблюдая при этом правила и конвенции общения, принятые в данном языковом коллективе.

Следует отметить, что коммуникативная компетенция — это способность не врожденная, а формируемая во взаимодействии человека с социальной средой, в процессе приобретения им социально-коммуникативного опыта (Белл, 1980:50). Знания и компетенции коммуникантов, даже принадлежащих к одной профессиональной группе редко бывают тождественны. Как правило, они различаются в большей или меньшей степени. Такие различия ведут к возникновению доминирования одного коммуниканта над другим. Если же некоторый коммуникант доминирует по всем трем видам компетенции, то ему принадлежит коммуникативное лидерство. Таким образом, коммуникативный лидер — это человек, который обладает нетривиальной информацией с точки зрения данной ситуации общения, умеет выразить эту информацию в наилучшей форме и довести ее до сведения адресата посредством оптимального языкового контакта (Богданов, 1990b:30). В педагогическом дискурсе коммуникативным лидером, как правило, выступает учитель, что обусловливается его возрастом, опытом, уровнем образования.

В Лингвистическом энциклопедическом словаре (ЛЭС) дискурс определяется как «связный текст в совокупности с экстралингвистическими — прагматическими, социокультурными, психологическими и другими факторами; текст, взятый в событийном аспекте; речь, рассматриваемая как целенаправленное социальное действие, как компонент, участвующий во взаимодействии людей и механизмах их сознания (когнитивных процессах). Дискурс — это речь, «погруженная в жизнь» (ЛЭС, 1990:136). Таким образом, форма связного текста, обусловленность экстралингвистическими факторами, событийный аспект и целенаправленное социальное действие являются наиважнейшими характеристиками дискурса.

Для уточнения данного определения обратимся к пониманию дискурса В. П. Зернецким (Зернецкий, 1989:47−48). Вслед за ним мы будем рассматривать дискурс как центральную, функционально однозначную и завершенную единицу речевой деятельности, выражающую межличностное речевое взаимодействие и обладающую общей (интегративной) коммуникативной функцией и единой темой (топиком).

Для полной характеристики дискурса необходимо рассмотреть его отношение с текстом и речью — основными лингвистическими понятиями.

С одной стороны, разграничение текста и дискурса, как показывает М. Л. Макаров, «происходит по линии письменный текст vs. устный дискурс, что неоправданно сужает объем данных категорий, сводя их только к двум формам языковой действительности, использующей и не использующей письмо» (Макаров, 1998:70). Например, М. Хоуи на основе этой дихотомии разграничивает анализ дискурса, объектом которого, по его мнению, является устная речь, и лингвистику текста (письменного текста) (Hoey, 1983/4:1). Аналогичное противопоставление наблюдается и в работах В. Г. Борботько, отмечающего, что «не будучи зафиксированными в виде текста, фольклорные дискурсы (притчи, сказки, загадки, поговорки, небылицы) как целые произведения передаются из уст в уста, от поколения к поколению» (Борботько, 1999:4).

С другой стороны, понятия текста и дискурса могут употребляться как синонимы (Беллерт, 1978:172). Разумеется, что в данных понятиях нетрудно найти нечто общее, однако фиксация и анализ общих черт и признаков не должны мешать выявлению специфики каждой из данных единиц (Мороховский, 1989:3).

По отношению к понятию «текст» в лингвистике существуют различные подходы (стилистический, грамматический, психолингвистический (категориальный), коммуникативный и др.). В зависимости от этого под текстом понимается «объединенная смысловой связью последовательность знаковых единиц, основными свойствами которой являются связность и цельность» (ЛЭС, 1990:507), «структурно-семантическая синтаксическая единица, которая занимает место «над предложением» (Звегинцев, 1970:100), «…как совокупность предложений, связанных между собою по смыслу и грамматически, так и отдельное высказывание» (Лисоченко, 1992: 18), «материализированное воплощение речевой деятельности, в котором объективируется вся совокупность психологических условий ее осуществления, индивидуально-психологические и деятельностные особенности ее субъекта» (Зимняя, 1991:81), «феномен реальной действительности, способ отражения действительности, построенный с помощью элементов системы языка, …основная единица коммуникации, способ хранения и передачи информации, форма существования культуры, продукт определенной исторической эпохи, отражение психической жизни индивида» (Белянин, 1988:8), «языковое единство художественной речи» (Кухаренко, 1979) и пр.

Одни исследователи рассматривают текст как письменно зафиксированную форму: «Текст — это произведение речетворческого процесса, обладающее завершенностью, объективированное в виде письменного документа, литературно обработанное в соответствии с типом этого документа, произведение, состоящее из названия (заголовка) и ряда особых единиц (сверхфразовых единств), объединенных разного типа лексической, грамматической, логической, стилистической связью, имеющее определенную целенаправленность и прагматическую установку» (Гальперин, 1981:18). «Под текстом мы будем понимать такую упорядоченную и письменно зафиксированную совокупность языковых знаков, которая вместе с заголовком образует законченное и литературно обработанное речевое произведение» (Черняховская, 1983:117). Другие исследователи при определении данного термина не разграничивают письменной и устной форм, называя текстом любое «законченное сообщение, выраженное в вербальной форме» (Каменская, 1990:8).

При рассмотрении дихотомии «текст — дискурс» мы исходим из определения текста как произведения речевой деятельности, как устного, так и письменного, вычленяемого из потока речи либо совокупности текстов в противопоставлении не-тексту и имеющего определенные категории (целостность, связность, членимость, соотносимость с другими текстами, адресатность и др.), выделяемые, подобно постулатам общения, на основе анализа не-текста. Данный подход представляется методологически правильным, так как «текст — это предельная единица языка, для характеристики речевой деятельности необходим выход в психологию и социологию, объяснить же текст, не прибегая к толкованиям культурного плана, можно лишь на формально-поверхностном уровне» (Карасик, 1996:22).

Основываясь на работе И. Э. Клюканова (Клюканов, 1988:42), основными поступательными операциями речемыслительной деятельности мы считаем операции выбора содержательных элементов (содержательных сущностей) и их организации в определенную структуру (своеобразной предикации). В результате действия этих единиц создаются и понимаются высказывания и последовательности высказываний (дискурс).

В основе коммуникативно-функциональной теории дискурса лежит направление «от конкретного текста (фрагмента текста) — к типу речевой деятельности» (Зернецкий, 1988:40), которое исследует стратегии и тактики построения текста: синтаксическую, семантическую, прагмалингвистическую, стилистическую. Следовательно, в отличие от идеи текста как произведения речевой деятельности как устного, так и письменного, вычленяемого из потока речи либо совокупности текстов, основной идеей дискурса выступает идея развития, развертывания.

Помимо идеи развития, к основным характеристикам дискурса, как отмечалось выше, относятся обусловленность экстралингвистическими факторами и целенаправленное социальное действие. В этом смысле дискурс представляет собой расширенное понимание текста, т. е. текст, погруженный в ситуацию общения, и значит, включающий знания об участниках, обстоятельствах и нормах коммуникации. Исходя из этого, мы не можем согласиться с В. Я. Мыркиным, который под дискурсом понимает «обезличенный текст, т. е. некую последовательность знаков (словосочетание, предложение, в том числе и односоставное) вне реального, подлинного контекста» (Мыркин, 1994:79). Учет личностных факторов в дискурсивных стратегиях необходим, так как «структуры дискурса соотнесены со структурами деятельности и структурами сознания» (Сусов, 1988:10). Дискурс вплетен в процессы межличностного взаимодействия, в совместную практическую деятельность людей. И прагмалингвистика, представляя собой не просто новую волну в рамках системно-структурного подхода, символизирует собой совершенно новый подход к языку (Сусов, 1988:9), изучая использование языка в дискурсе, сосредоточивая свое внимание на личности, на личностных факторах языкового общения, на отражении этих факторов в языковых структурах (дискурсе).

Рассматривая понятия «дискурс» и «речь», в первую очередь следует отметить, что речь можно понимать следующим образом: во-первых, как вид деятельности (наряду с трудовой, познавательной, игровой и др.), во-вторых, как «языковой материал», включающий сумму отдельных актов говорения и понимания (ЛЭС, 1990:142). «…в одних случаях мы называем речью определенную деятельность человека как самый процесс общения, осуществляемый средствами языка. В других случаях мы называем речью то, что является конечным результатом этого процесса…» (Беляев, 1965:25). Таким образом, под речью понимают как сам процесс говорения (речевую деятельность), так и его результат (речевые произведения, фиксируемые памятью или письмом). Следовательно, речь обладает всеми свойствами, относящимися к способу протекания речевой деятельности.

Речевую деятельность при понимании речи можно представить как путь речевых сообщений (текстов) к сознанию, который «начинается с анализа преобразуемой структуры, вычленения из нее строевых элементов, необходимых для порождения новой структуры, и завершается синтезом новой структуры из найденных элементов» (Кацнельсон, 1972:127), а при создании речи — как путь от сознания к речевому сообщению (тексту), «от активизированных элементов сознания к отдельным событиям и положениям, от событий и положений к пропозициям и мыслительным структурам более сложного порядка, от глубинных семантико-синтаксических структур к поверхностным положениям» (Кацнельсон, 1972:128). В результате осуществления выше указанных действий происходит создание разных типов речи. Для обозначения разных видов речи и речевых произведений используется термин «дискурс» в его расширительном смысле (например, прескриптивный, практический, ораторский дискурс) (ЛЭС, 1990:414). Связность и осмысление разных видов речи и речевых произведений воссоздается с учетом всей совокупности как языковых, так и не собственно языковых факторов.

От объективного повествования дискурс отличается рядом грамматических черт (системой времен, местоимений и др.), коммуникативными установками и отчетливо выраженной социальной ориентацией. Для него характерны типовые ситуации институциональных форм общения: педагогический, политический, терапевтический, военный и др. дискурс.

Процесс речи характеризуется определенным темпом, продолжительностью, тембровыми особенностями, степенью громкости, артикуляционной четкости, акцентом и т. п. Речь может быть охарактеризована через указание на психологическое состояние говорящего. Индивидуальный характер является важнейшим признаком речи. Таким образом, дискурс и речь различаются в плане социального и индивидуального.

На основе изложенного выше можно сделать вывод о том, что основными отличиями дискурса от текста являются идея развития и обусловленность экстралингвистическими факторами, а от речи — отчетливая социальная ориентация.

Следует также отметить, что в лингвистических работах понятие «дискурс» довольно часто сопоставляется с понятием «диалог». Причиной тому являются следующие положения: 1) диалог — первичная форма дискурса, 2) диалог как форма речевой деятельности обладает определенными особенностями, которые базируются на характерных чертах устной речевой деятельности, 3) структура диалога существенно отличается от структуры монолога, и компонентами диалога выступают не предложения, а шаги, последовательность коммуникативных интеракций, 4) вопросы в диалоге выполняют определенное количество специальных функций и образуют центральный пункт в диалогичной структуре, 5) в диалоге могут участвовать более двух лиц (Карасик, 1994:20).

В соответствии с функцией взаимодействия могут быть выделены определенные типы диалога (Соловьева, 1965; Теплицкая, 1984): диалог-спор, диалог-объяснение, диалог-ссора, диалог-унисон и диалог-команда. Рассматривая коммуникативное намерение как основную составляющую дискурса, Т. И. Олейник (Олейник, 1984) описывает четыре типа диалога: диалог-расспрос, диалог-дискуссия, диалог-обмен мнениями и диалог-заключение соглашения.

Проблема составляющих диалога рассматривалась многими авторами (Шведова, 1956; Падучева, 1982; Фёдорова, 1983; Дридзе, 1984; Общение. Текст. Высказывание, 1989; Сухих, 1989; Борботько, 1998; Макаров, 1998; Левицкий, 1998; Хундснуршер, 1998 и др.). Многообразие критериев приводит к разнородным типам диалогических составляющих: повторы, эллиптические предложения, ответы различных видов, вопросы, согласия и несогласия, комментарии и т. д.

Лингвисты отмечают необходимость разграничения понятий дискурса и диалога (например, Schiffrin, 1988), так как: во-первых, имеются вопросы, специфичные для анализа диалога, а во-вторых, даже те вопросы, которые могут показаться сходными, требуют различных решений. Если дискурс можно определить как языковую единицу, превосходящую размеры предложения, а диалог — как дискурс, произведенный более чем одним говорящим, то тогда дискурс будет включать и диалогическую и монологическую формы в письменном и устном виде, а диалог — только устное межличностное вербальное взаимодействие. В содержательном плане дискурс рассматривается как универсальная возможность в рамках условий взаимопонимания людей.

Модель дискурса, разработанная Д. Шифрин (Schiffrin, 1987), может служить основой анализа взаимоотношения структурных содержательных и интерактивных свойств дискурса. (Данная модель представлена в приложении II). Характеристики дискурса конкретизируются в его институциональных типах.