Тема природы в контексте отображения ментального мира как глубинной структуры внутреннего мира сознания Аиссе

Чувство близости к природе, её чувственно-эмоциональное восприятие свойственно человеку с древнейших времен. Но как эстетическое переживание, связанное с осознанием законов мировой, космической жизни и духовной деятельности человека, оно складывалось постепенно. Совершенно справедливо замечает Г. Гачев: «Первое, оче-видное, что определяет лицо народа — это природа, среди которой он вырастает и совершает свою историю. Она — фактор постоянно действующий. Тело земли: лес (и какой), горы, пустыня, животный мир, растительность — предопределяет и последующий род труда и образ мира. Здесь коренится и образный арсенал литературы, обычно очень стабильный: например, роль гор как мировых координат — в искусстве народов Кавказа » .

Изображение природы как объективно существующего мира в литературе появляется одновременно с интересом к человеческой личности, раскованностью чувств, которые принесли с собой сентиментализм и романтизм. Пейзаж в творчестве романтиков и еще раньшесентименталистов не имел декоративного или аллегорического значения, как в произведениях классицизма; перестав быть только фоном для человеческих переживаний, он оказался неотъемлемой частью сложной психологической характеристики человека. Постепенно возникла связь пейзажа с характеристикой внешности героя, отношением автора к происходящему, его мировоззрением.

В литературе распространён принцип образного параллелизма, основанный на контрастном сопоставлении или уподоблении внутреннего состояния человека жизни природы. «Открытие» природы связано с осознанием человека как частицы Вселенной, включённой в её жизнь. Этот прием является частью мифопоэтического сознания и пантеистического восприятия мира, свойственного языческим культурам. Описание пейзажа в этом случае создаёт представление о душевном состоянии героев по принципу контраста либо соответствия.

Подобное восприятие окружающего мира в романе «Графиня Аиссе» свойственно лишь черкешенке Аиссе и турку Фахри. Например, любуясь по дороге табуном лошадей, резвившихся на лугу, Фахри задумывается об устройстве мироздания: «Эти прекрасные лошадки и клин журавлей в небе, и круторогий баран во главе своей отары — как все красиво и мудро устроено Аллахом — все живут, радуются, оставляют после себя потомство, вот как эти ромашки оставят осенью семена, чтобы весною луг украсился новыми. И все это само собой, по законам, данным Им, а человеку к этому таинству прибавил еще одно, великое таинство — разум, чтобы человек с его помощью познавал тайны планет, звезд, тайны самой жизни, а ещё он изобрел порох, ружье, пушку и с их помощью на войнах проливалось и проливается столько человеческой крови, что если её слить в одно место — получится море О, всемогущий Аллах, когда же на Твоей прекрасной земле исчезнет эта страшная греховность?» (с. 49−50).

Психологический пейзаж соотносит явления природы с внутренним миром человека. Линия раскрытия внутреннего содержания Аиссе подчеркивается константным обращением к теме природы. Здесь можно провести параллели и с теориями «естественного» человека, обоснованными Ж.-Ж. Руссо и романтиками. В данном аспекте, применяя прием образного параллелизма, И. Машбаш подчеркивает разницу в восприятии природы Аиссе и французами. Аиссе сливается с природой, чувствует её, понимает, она — часть этого мироздания, дитя «диких гор». Когда де Ферриоль спрашивает её, что нужно сделать, чтобы она была счастливой, Аиссе отвечает: «как приедешь в Стамбул, в тот же день поднимись на самую высокую скалу на берегу Черного моря, повернись в сторону Черкесии и так крикни, чтобы тебя услышало море, небо, Черкесия: «Дочь Болета и Джанет Айшет — жива и живет во Франции» (с. 69).

В интерпретации И. Машбаша, турки, как народ менее цивилизованный, чем французы, также ближе к природе, острее её чувствуют. Турок Фахри, восхищающийся Черкесией, говорит: «Да, и мы с вами — грешные, а горы Черкесии, моря, поля, луга — святая тайна» (с.35). Аиссе доверяет свои тайны дубу, напоминающему ей о дубе в родном дворе, свое понимание природы она озвучивает в следующих словах: «я выскажу свое мнение о деревьях. Я действительно их люблю. И мне кажется, что они похожи на людей, а люди — на них» (с. 229). Дуб, имеющий многоаспектные древние сакрально-символические значения устойчивости, надежности, вечности бытия, мудрости, не раз появляется в тексте романа. «Перед крыльцом, широко раскинув свои кроны, возвышается любимый Аишей вековой дуб, будто явившийся сюда из сказочного мира. С ним она любит беседовать, поверяя ему самые сокровенные мысли.

Разве есть дерево без ветвей? Оно не может таким вырасти. Дерево вырастает ветвистым, и все видят его красоту. В зной, под его тенью, люди спасаются от горячих лучей солнца, в стужу — оно готово пожертвовать собой, чтобы обогреть нас. Уставшая птица отдыхает на его ветвях, сооружает свой домик-гнездо, и по весне веселый птичий щебет и гомон разносится по всей округе" (с. 228). В данном фрагменте текста мысль автора прозрачна — дерево в качестве воплощения жизненного начала олицетворяет все стадии существования: рождение, рост, увядание, смерть; оно также предстает как символ восходящей линии жизни, процесса распространения жизненного начала, способности самовоспроизведения. Кроме того, оно отражает идею бессмертия всего сущего и отдельных его форм (прежде всего человека).

Среди трех видов любви, существующих для неё, наряду с любовью к родителям, к мужчине, третьим Аиссе называет любовь к природе. Мысль автора романа здесь прозрачна: природа — это то, что объединяет и делает людей разных культур и положения равными, для всех светит одно солнце и все живут и умирают под одним небом: «В бесконечном пространстве жизнь течет в своем единстве и многообразии. Каждому свое место и время, своя доля света и тьмы, из которых и складывается их сущность .

Это сущность не только земли, но и всей земной бесконечности, которую ничем и никогда не измерить. А надо ли измерять, вычислять? Главное, что она есть, что дает нам радость земного бытия" (с. 142−143).

Французы же, напротив, в тексте романа духовно не соприкасаются с природой, читатель не встретит ни одного эпизода, описывающего отношение представителей французского высшего света к природе, пейзаж соотносится с французами лишь как фон действия, как среда-окружение, приятная глазу.

В романе выявляется и авторское восприятие природы, декларируемое в небольших авторских отступлениях, введенных в ткань текста в подчеркнуто-нейтральном эпическом тоне: «Природа сродни человеческой жизни. То дождь, то снег, то ветер, то почти волшебная тишина, то ласковое солнышко, то лавина огня и грохот грозы. Если человек в ладу с природой — то он в ней, а если нет — выпадает из неё, перестает быть творцом, ведь творчество — это вечный поиск, это торжество побед над неудачами, победа радости над печалью. Радость не бывает без горести, победа — без поражения. В этом великий смысл её бесконечности, человеческой жизни как вершины» (с. 351).

Автор сопрягает изменчивость и, в то же время, взаимосвязь и взаимообусловленность природных явлений с коллизиями человеческой судьбы. Этот прием имеет глубокую мировоззренческую основу и традиции — он идет от гуманистических концепций Античности, Возрождения и Просвещения. Эту идею и литературные традиции отмечает Т. Степанова: «Смысловая конструкция фабулы, ставшей сюжетной основой романа И. Машбаша, близка к новеллистике эпохи Возрождения, и так называемым романтическим поэмам Дж. Байрона, и «кавказским» произведениям А. Бестужева-Марлинского, А. Пушкина и М. Лермонтова. Здесь присутствует символика и «дубового листка, оторванного от ветки родимой», и «тучек небесных, вечных странников». Содержательная выпуклость этой фабулы сближает сюжет романа и с притчей, в которой заключен архетип, символика «золотой клетки» .

Человек — дитя природы, и существует он, не всегда подчиняясь голосу разума, иногда сильнее в нем чувства, подобные лавине, и тогда он совершает несвойственные ему поступки. Нравственные последствия этих поступков неравнозначны, они зависят от уровня сознания личности. Для Аиссе её падение стало судьбоносным фактором. До встречи с де Эди героиня смогла противостоять всем соблазнам, и это противостояние не составляло ей труда, она была непреклонна, так как руководствовалась голосом разума и рассудка. Но как только истинное чувство вторглось в её душу, Аиссе, как натура страстная и искренняя, не смогла противостоять ему.

Анализ текстовых доминант, связанных с пейзажем, выявил наличие в романе константных архетипических природных символов: горы, вода (море, река, горный поток, ручей, дождь), небо, солнце, растения (деревья, трава, цветы). В авторском слове, которое передается через речь повествователя, эти символы отчетливо обозначены: «Природа сродни человеческой жизни. То дождь, то снег, то ветер, то почти волшебная тишина, то ласковое солнышко, то лавина огня и грохот грозы» (с. 351).

Небо как архетипическая модель является воплощением космического начала. Восприятие неба приобщает к сфере трансцендентального и величественного; все возвышенное, духовное, божественное приписывается небесному. Воздушная стихия неба обусловливает тот факт, что оно мыслится в качестве души, дыхания мира. Обладая свойствами недоступности, огромности, в мифологическом сознании оно наделяется непостижимостью, всеведением, величием. В горестные минуты жизни, когда, рыдая, Аиссе обращается к богу, она видит небо: «Небо показалось ей жгуче черным, а звезды невиданно яркими». И Аиссе приходит к мысли: «Да, мир такой черный, но в нем, благодаря Аллаху, есть чистые, яркие звезды добра…» (с. 211). Небо становится в романе символом бесконечности, будущего: «Ведь каждый из нас с детства по сей день смотрит на линию, где сходятся земля с небом, и хочет понять, увидеть, даже, если угодно, ощутить. И не только то, что находится за горизонтом, но и дальше, выше… Зачем ему это?» (с. 208). Таким образом, пейзаж приобретает глубокое философское наполнение.

По одному из своих мифологических значений гора ассоциируется с высотой человеческого духа. Трудный путь совершенствования подобен подъему в гору. На вершине горы царствует одиночество. Горная вершина есть воплощение традиции, через нее осуществляется связь с высшими мирами. Оттуда, по различным мифологическим повествованиям, ведет лестница на небо. В финале своей жизни, после исповеди, заснув, Аиссе в который раз видит родную землю, горы, море: «Вон те вершины — они были такими красивыми под голубым небом, что Айшет была уверена — там живет счастье, а в лесу, что у их подножья веселятся сказки. И море не просто шумит, а рассказывает эти удивительные сказки» (с. 484).

Архетип вода выступает в качестве универсального символа во всех мировых традициях и наделяется многообразными функциями. Определенные качества воды обусловили ее одушевление, живое начало, она — символ первостихии мира. Вода всегда находится в движении, она изменяет цвет под светом звезд, под действием тепла превращается в пар, способна отражать предметы и живые существа, в шуме ее потока слышится речь, она возрождает к жизни иссушенную растительность, утоляет жажду людей и животных, дает исцеление и отдохновение утомленным и больным. Будучи используемой для омовения, она также наделяется способностью очищения души.

Существенно, что представление о водной стихии как первоначале, из которого все возникло, особенно распространено среди народов, живущих близ морского побережья либо у берегов крупных рек. Черкесы жили на морском побережье, и в романе архетип вода транслируется через образ Черного моря, на берегу которого родилась Аиссе. Она постоянно вспоминает шум волн, шорох гальки, и первая сцена романа, его экспозиция, происходит на берегу, когда героиня была еще дома, жила безмятежной природной жизнью: «Голубое небо в солнечном разливе было высоким, просторным и веселым. Море грустно перешептывалось с берегом, то прибивая гальку на отмель, то унося ее обратно в свою глубину» (с.7).

Дерево — один из центральных архетипических символов мировой культуры. Подобно другим растительным формам, оно связывается с плодородием, процветанием, изобилием, но прежде всего оно является олицетворением жизни в различных ее аспектах и проявлениях. Кроме того, дерево может выступать как символ вечной жизни, бессмертия. Оно соотносится с мирозданием и, в контексте идеи тождества макрокосма и микрокосма с человеком (в силу вертикального положения последнего), — с человеческим родом. Основные символические формы, связанные с деревом, — мировое древо (реализующее универсальную концепцию мира) и его варианты — древо жизни и древо познания. В фармацевтическом трактате 18 века сказано: «Именно древо (древо жизни) избрал Творец, дабы несло оно дух животворящий, который призван был охранить человека от смерти «. Во многих индоевропейских традициях существовал культ дуба, считавшегося священным деревом, жилищем богов, небесными вратами, через которые божество может появиться перед людьми. Как и все деревья, дуб выступает в роли мирового дерева: он символизирует мировую ось, соединяющую верхний и нижний миры, живых существ и умерших предков, знаменуя центр Вселенной. Дуб означал силу, мужество, выносливость, долголетие, плодородие, благородство, верность. В художественном мире романа «Графиня Аиссе» дуб становится константным образом, реализуя свои основные символические значения.

Солнце — древнейший космический символ, известный всем народам, означающий жизнь, источник жизни, свет. С солярной символикой связываются такие характеристики, как верховенство, жизнесозидание, активность, героическое начало, всеведение. Повествователь часто включает в текст философские размышления, которые построены на приеме иносказания: «Как лист дерева из зеленого к осени становится багровым, так и солнце к своему закату делается багрово-красным, чтобы потом и вовсе уйти на покой, как и вся жизнь в конце своего летнего дня» (с. 146).

Следует также выделить архетипический мотив и образ дороги. По мысли повествователя, «раздумья чаще всего связаны с дорогой, неважно — длинная она или короткая. Дорога с первых шагов зовет к размышлениям и воспоминаниям» (с. 69).

Яркой иллюстрацией образного параллелизма является эпизод, в котором описывается душевное состояние графа де Ферриоля, размышляющего в дороге под стук колес кареты о смысле своей жизни, о бесконечности, к которой неуклонно приближает его каждый прожитый день. Грустное настроение графа подчеркивается пейзажем: «Вот уже два часа его карета, покачиваясь, постукивая, пробиралась вдаль в нескончаемом тесном коридоре нудно-осеннего дождя. Дома и домишки, высокие деревья и припавшие к слякотной земле кусты акации и сирени — все было туманно-призрачным. Вроде и вовсе не было никакого неба: только нескончаемая темень, мрачная бесконечность» (с. 70).

Из анализа художественной реализации пейзажа в романе И. Машбаша «Графиня Аиссе» следует, что природа в художественном мире романа имеет концептуальное значение и является не просто фоном для развития действия, а важнейшим способом углубления психологизации образов персонажей и способом выражения авторских философских и мировоззренческих сентенций.