Лингвистические маркеры субъектов текста в романе М.П. Шишкина «Письмовник»

К проблеме определения жанра произведения М. П. Шишкина «Письмовник»

Целью предлагаемого исследования является лингвистическое описание субъектов текста, т. е. описание повествовательной организации рассматриваемого произведения. Однако рассмотрение повествовательной структуры любого художественного текста является практически невозможным без выявления жанровых особенностей произведения и ответа на вопрос об особенностях хронотопа. Жанр выбранного нами произведения является предметом дискуссии в работах исследователей-филологов. В данном параграфе мы ставим перед собой следующие задачи:

осветить основные дискуссионные вопросы относительно жанра романа «Письмовник» в научной литературе;

попытаться самостоятельно определить жанровых особенностей произведения;

описать тесно связанные с жанром проблемы — проблемы субъектов в тексте произведения и хронотопа романа.

На жанровые особенности романа М. П. Шишкина обращает внимание Е. В. Макеенко в статье «К вопросу о трансформации жанра эпистолярного романа в современной русской литературе (Михаил Шишкин, „Письмовник“)». С точки зрения исследователя, «в романе форма наиболее ориентированного на открытую коммуникацию жанра эксплуатируются для сюжета, построенного вокруг ситуации псевдокоммуникации» (Макеенко 2013: 176). Согласно данной статье, роман М. П. Шишкина противоречит канонам жанра, поскольку переписка героев «не включена ни в какой внешний текст» (Макеенко 2013: 177), в романе отсутствует какая-либо информация об издателе, который публикует письма, переписка Володи и Саши дается читателю без ожидаемых и привычных для него предисловия или послесловия: «автор не обрамляет эпистолярный текст, не задает ему рамку, не опосредуется персонифицированным нарратором, но, как и читатель, присутствует в тексте в качестве структурирующего начала» (Макеенко 2013: 177). Таким образом, Е. В. Макеенко выделяются в романе следующие субъекты коммуникации: Саша, Володя, автор и читатель — и тогда диалог в данном романе возможен только потому, что «автор выстраивает последовательность (чередование) их писем и называет имена, а читатель, в свою очередь, прочитывает эпистолярный сюжет в силу установки на его существование». В этом случае можно предположить, что коммуникация происходит только между автором и читателем при главенствующей роли последнего: «основным воспринимающим элементом становится читатель, на которого возложена функция осуществления коммуникации» (Макеенко 2013: 177). Таким образом, согласно статье исследователя, жанровая форма романа в письмах, главной особенностью которой является выраженное диалогическое начало, редуцируется в произведении М. Шишкина, в связи с чем закономерно поднимается вопрос: «зачем структура эпистолярного романа выхолащивается до полного отсутствия диалогического начала» (Макеенко 2013: 179) — однако внятного ответа на поставленный вопрос в статье Е. В. Макеенко не дается.

Действительно, если предположить, что в тексте романа есть два субъекта, относящихся к разным хронотопам, и нет фигуры повествователя, нарратора, редактора, то диалог в романе осуществляется только на внетекстовом уровне — между автором и читателем. Однако в этом случае непонятными остаются ответы на вопросы: почему выбрана именно такая принципиально диалогическая жанровая форма? Действительно ли отсутствует (невозможна) коммуникация между героями — Володей и Сашей?

Е.Н. Рогова в статье «Некоторые аспекты художественной целостности романа М. Шишкина ''Письмовник''» рассматривает различные традиции, формирующие художественное целое романа М. Шишкина. В отличие от Е. В. Макеенко, исследователь предполагает, что коммуникация между героями романа возможна, поскольку для романа «характерно ''магическое'' измерение времени, план вечности» (Рогова 2014: 110), и в этом случае «история двух возлюбленных является историей человечества» (Рогова 2014: 110). Интересно то, что автор статьи обращает внимание на исторические, временные и стилистические странности в романе М. Шишкина. Например, как нарушение причинно-следственных связей ученый рассматривает следующее несоответствие: Володя участвует в войне начала XX века, но использует в своей речи слово «бомж», которое получило распространение в 90-е гг. XX века. Ученый говорит о том, что фрагментам романа с такими несоответствиями присуща повествовательная форма потока сознания, стирание границ между сознанием героев и сознанием автора. Однако автор статьи не отвечает на вопрос, в каких именно фрагментах происходит стирание границ между сознанием автора и героев, характерен ли такой синкретизм для каждого слова романа или есть некая логика, закономерность переплетения слова автора и героя. И еще один вопрос, требующий детального рассмотрения: действительно ли данные фрагменты являются образцом переплетения сознаний героев и автора, или можно определить границу сознаний — и в данном случае можно говорить о присутствии третьего субъекта (помимо Володи и Саши) в тексте романа М. П. Шишкина.

В критической литературе, посвященной роману М. П. Шишкина, есть попытки рассмотреть роман М. Шишкина как сборник исторических сведений, записок, уже существующих мемуаров. В частности, литературный критик Мартын Ганин замечает, что письма Володи — это отсылка к другим текстам и мемуарам: например, к книге военного корреспондента Дмитрия Янчевецкого «У стен недвижного Китая» (Янчевецкий 1903) и автобиографической повести Вадима Шефнера «Имя для птицы, или Чаепитие на желтой веранде», к поэзии Константина Симонова и т. д. В то же самое время в речи Саши нет отсылок к «другому» слову, нет почти дословных фрагментов других книг и мемуаров.

Таким образом, и ученые-филологи, и литературные критики обращают внимание на то, что речь героев стилистически неоднородна, в ней присутствуют элементы, которые относятся исследователями или к авторскому слову, или к сознанию, находящемуся на границе между автором и героем, или к прямым цитатам из мемуаров, книг и записок. Тем не менее, практически отсутствуют попытки однозначного понимания того, зачем автор наполняет речь героев такими разнородными элементами. Более того, говоря о том, что роман М. П. Шишкина выходит за рамки жанрового канона, исследователи не уделяют должного внимания ответу на вопрос о причинах такого нарушения канонов, кроме того, в научных работах практически отсутствуют попытки анализа жанрового определения, вынесенного в заглавие романа — письмовник. С нашей точки зрения, необходимо выявить границы (если они есть) между жанром «эпистолярного романа» и жанром «письмовника».

Письмовник — исторически издательский жанр, «собрание образцовых посланий», в том числе образцов официальных и неофициальных, светских и духовных писем (Зуева 2011: 80).

А. С. Демин пишет о том, что в составе письмовников можно встретить не только образцы деловых посланий, но и послания, которые можно считать литературными (например, «Послание дворянина дворянину») или в которых можно найти элементы литературности, что является примером «связи или тенденции к связи деловой письменности с литературой» (Демин 1964: 90−100). В связи с тем, что письмовник является издательским жанром, правомерно выделять фигуру составителя — или, по определению А. С. Демина, «книжника». Исследователь оговаривает важнейшую функцию книжника: «книжники обычно прочили письмовник на долгое и широкое употребление, отбирая, с их точки зрения, „общие“, „вечные“ темы для образцовых посланий и вытравляя детали, которые осознавались ими как неуместные следы прошлого» (Демин 1964: 90−100).

Итак, жанр письмовника предполагает наличие составителя (книжника), который наделен правом отбора материала, его сортировки по принципу «нужное — не нужное», «вечное, общее» — «индивидуальное, частное». В этом, с нашей точки зрения, обнаруживается различие между жанром письмовника и эпистолярного романа. В эпистолярном романе коммуникация между двумя героями предполагает связь писем по типу «письмо» — «ответ на письмо», при этом фигура редактора может присутствовать, но не является обязательной. Если фигура редактора/комментатора присутствует в романе, то она явлена в предисловии или послесловии, и функция данного субъекта — «актуализировать в поле читательского восприятия информацию о том, как данная переписка попала к автору и при каких обстоятельствах она публикуется» (Рогинская 2002).

Очевидны различия в функциях, выполняемых данными субъектами: задача редактора в эпистолярном романе — дать читателю сопутствующую информацию о тексте, он не может менять структуру текста, отбирать письма, в то время как составитель письмовника наделен этими полномочиями и приближен в этом смысле к автору с той разницей, что автор может создавать собственный текст, а составитель может только структурировать отрывки, письма, тексты.

Таким образом, структура коммуникации для этих жанров будет различной, что определяется, во-первых, тем, что эпистолярный роман относится к художественной литературе, а письмовник — к нехудожественной. Во-вторых, наличие редактора и составителя также меняет структуру коммуникации.

Так, если мы будем рассматривать жанр письмовника, то обнаружим, что составитель и автор в данном случае максимально близки, поскольку составитель обладает правом изменять текст, выстраивать его структуру. Между тем, в самом тексте диалога нет, и текст не вступает в непосредственную коммуникацию со своим составителем.

В эпистолярном романе коммуникация выстраивается иначе: редактор зафиксирован (выражен) в тексте в предисловии, комментариях, послесловии или других элементах, он приводит письма без изменений, но излагает свою точку зрения (приближенную к авторской) о цели публикации писем (или другую информацию), он может вступать в одностороннюю коммуникацию с публикуемым материалом (например, комментировать). Кроме того, если роман посвящен переписке двух людей, то необходимо говорить о коммуникации между героями писем. Т. е. в случае с эпистолярным романом мы имеем вариант усложненной коммуникации, о которой пишут исследователи. Например, М. Я. Сорникова пишет о том, что «эпистолярной прозе свойственно условное двойное авторство: наряду с автором произведения, существуют и „авторы“ приводимых в нем писем. Во-вторых, двойная адресованность: произведение одновременно обращено к явленному в тексте адресату и к имплицитному читателю, публике» (Сорникова 2008: 310).

Попытаемся определить жанр произведения М. П. Шишкина. Исследователи говорят о «Письмовнике» как об эпистолярном романе, и для этого есть основания: при первом прочтении читатель воспринимает текст как простую переписку двух влюбленных, т. е. текст строится по принципу «письмо — ответ на письмо», фигура редактора в тексте отсутствует. Однако затем читатель понимает, что письма не имеют данной связи, они не являют собой акт непосредственной коммуникации, т.к. герои живут в разных временных промежутках и не могут знать друг друга, т. е. переписка лишается статуса «реальности», что потенциально вводит фигуру составителя, который и организует данную вневременную коммуникацию. Более того, в самих письмах Володи и Саши выделяется некий субъект, который обладает более широким кругозором по сравнению с героями. Данный субъект может быть выявлен за счет анализа лингвистических средств. Покажем это на примере первого письма Володи к Саше.

Адресант данного письма принадлежит к конкретной исторической эпохе, связан с историческим событием — Ихэтуаньским восстанием (около 1900 года). Читателю открывается эта информация в процессе чтения романа, в первом письме Володи к Саше отсутствует историческая конкретика. Получается, что герой (адресант) живет в конце 19 — начале 20 века, в дореволюционной России. Однако в письме, которое он пишет Сашеньке, упоминаются исторические явления, которые не могут входить в его кругозор.

Например, в первом абзаце упоминается «невинно убиенный цесаревич в матроске» (9) — речь, вероятно, идет о цесаревиче Алексее Романове (1904 — 1918 гг.), самом известном «мальчике-цесаривиче», носящем матроску, в дореволюционной России, и расстрелянному без всякой вины в 1918 году (отсюда и «невинно убиенный»). Очевидно, что автор письма умер раньше, чем родился Алексей Романов.

Следующее временное несовпадение — упоминание известного в советское время плаката «Родина-мать зовет», созданного в период Великой Отечественной Войны в 1941 году. Очевидно, что временной план, в котором живет герой романа, ограничивает его возможности в познании истории: герой не может знать того, что произошло в будущем, его кругозор ограничен, соответственно, не может писать об этом, следовательно, в его письме, в его слове присутствует слово более знающего субъекта.

Однако в начале письма отсутствует включение в действие активного субъекта: текст организован односоставными безличными и неопределенно-личными предложениями, двусоставными предложениями без адресанта как субъекта, вовлеченного в события. Например, письмо начинается с безличного предложения с составным глагольным сказуемым («Оставалось только выбрать себе войну»(Шишкин 2013: 9)), так же присутствует еще одно безличное предложение («Почему-то особенно бывает жалко невинно убиенного царевича в матроске» (Шишкин 2013: 9)) и обобщенно-личное предложение (не успеешь толком газету развернуть (Шишкин 2013: 9)). Двусоставные предложения не относятся напрямую к адресату письма, т. е. автор письма не является активным участником действий. Можно предположить, что автор письма имплицитно включен в активные действия в первом предложении (о чем свидетельствует возвратная форма глагола, возвратное местоимение себе, возможно пропущенное местоимение мне), однако, мы не можем однозначно говорить, что автор письма (Володенька) мыслит себя активным субъектом в данном случае. Здесь мы сталкиваемся с двойной интерпретацией, оппозицией личного и общего, включенности или дистанции, отдаленности. Выбор односоставных предложений в данном случае является принципиально важным, так как они позволяют композиционно организовать подобное противопоставление. Очевидно, что в предложении «Оставалось только выбрать себе войну» субъект мыслится как активный, но не является таковым, в то время как если бы была выбранная другая синтаксическая конструкция (двусоставное предложение с активным субъектом), то читатель столкнулся бы фактической ошибкой или временным несоответствием. Таким образом, функция односоставных предложений в данном случае — ввести вневременной план в повествование, время, недоступное героям, но доступное более знающему субъекту.

Анализируемое письмо похоже на рассказ или повесть, где есть повествователь, однако в данном случае функцию повествователя, обладающего более широким кругозором по сравнению с героем, берет на себя синтаксическая организация письма: от безличных и обобщенно-личных предложений, используемых в той части текста, которая информационно открыта только для читателя, но не для героев — следовательно, эти предложения организуют коммуникацию с читателем-адресатом; до активного использования двусоставных предложений и определенно-личных односоставных предложений, которое приближает нас к сфере коммуникации героев.

Кроме того, что некий всезнающий субъект появляется в текстах писем героев, с его фигурой мы встречаемся в конце романа — он представлен как поп Иван, и ведет диалог с героем в «своем царстве». Кругозор попа шире, чем Володи: он знает все о его жизни и мыслях. Кроме того, поп говорит о том, что заканчивает писать свою книгу (т.е. то, что непосредственно представлено перед читателем), тем самым подтверждая мысль, что в коммуникацию героев вмешивался более знающий субъект, что не характерно для эпистолярного романа, где редактор может комментировать письма, но не наделен функцией «автора», т. е. не может редактировать, изменять письма, вставлять в них «свое» слово. Поп соотнесен с составителем письмовника, что подтверждает и ряд особенностей: в своей последней фразе он использует древние формы «бысть», «переплывши», сопоставляет себя с писарем, сама его «должность» — поп, отводит нас к оппозиции, характерной для письмовников: оппозиции светского и духовного.

Таким образом, произведение М. П. Шишкина имеет жанровые особенности как эпистолярного романа (художественная форма, присутствует коммуникация между героями, организованная письмами), так и письмовника (наличие составителя, наделенного функциями автора).

Данный роман является сложно выстроенной полидиалогической структурой, поскольку помимо коммуникации между героями (вневременной и условной), между автором и читателем через текст, присутствует коммуникация между составителем (поп Иван) и героем (Володенька), между авторами писем и героями, о которых они рассказывают. Полидиалогическая структура объясняется сложной субъектной организацией текста, границы между субъектами в романе стираются, и читателю трудно отличить слово одного героя от слова другого (например, о быстром переходе между Сашей и героиней ее письма говорит К. А. Воротынцева (Воротынцева 2012), нами был показан переход между субъектом более высокого ранга (составитель, повествователь) и автором писем — Володенькой). Выявление меж субъектных переходов в тексте возможно путем описания лингвистических особенностей романа.