Вводящая конструкция there

Случаи употребления конструкции

Возьмем третий тип конструкций с there — там (There Is a house in the wood). (Там) есть дом в лесу. Грамматическим подлежащим конструкции выступает вводящее слово (в данном случае there), грамматическим сказуемым — is a house, логическим субъектом высказывания является a house, логической связкой is, психологической темой there is a house — там есть дом.

Таким образом, подлежащее there десемантизировано полностью. Оно приближается к десемантизированному it в конструкции с модальным значением объекта, но отличается от него значительно большей семантической опустошенностью. В известной мере there соотносимо с опущением подлежащего типа это в русских безличных оборотах: трудно дышать, невозможно ходить и т. д., где заострение и сосредоточение внимания на модальном характере объекта в плане раскрытия психологически значимых черт последнего вылилось в развитие такой синтаксической модели, при которой подлежащее излишне. Однако в случае с there пространственный плацдарм сохраняется, хотя выступает не в качестве, конкретно-овеществленного указателя, а как репрезентатор абстрактно-восприникаемых отношений. Поскольку же всякое явление языка есть единство абстрактного и конкретного, то, естественно, что имеющая место, абстрагированность в грамматическом подлежащем должна быть восполнена конкретностью двух сопряженных с ним форм.

Характерно, что с грамматической точки зрения предложения с подлежащим there состоят не из одного центра, а как бы распадаются на два автономных. Первый состоит из сказуемого (is a house), которое включает в себя свой собственный объект (a house), образуя с ним так называемое составное сказуемое. Второй состоит из подлежащего, которое в свою очередь стремится к включению в себя своего объекта, его раскрывающего. Например, there — in the wood, где in the wood выступает определителем десемантизированного и неопределенно-указательного подлежащего. Именно в этом смысле каждый из двух центров (is a house и there — in the wood) может самостоятельно развиваться в реме: 1) A house that has three' windows; 2) There — in the wood that is thick. Получается, что составное сказуемое не только выделяет подлежащее временной характеристикой, но и в информационно-конкретном смысле отключается от подлежащего, которое определяется само по себе независимо и отдельно от группы сказуемого, которая также определяется сама по себе в реме.

There не зависит от характера объекта и определяется через ремную часть предложения, относящуюся к подлежащему как к первому логическому понятию. Поэтому характерно, что конструкции с подлежащим there в большинстве случаев включают в себя ремную часть, раскрывающую в высшей степени отвлеченный характер объекта. Установлено, что в 70% случаев после there объект абстрактен (There is some mystery there). Bo втором случае there несет на себе совершенно определенную смысловую и структурно-организационную функции. Так, во-первых, оно раскрывает абстрактную сущность подлежащего, конкретизируя его в пространственных координатах, во-вторых, замыкает предложение, представляя его формально законченным. Что же касается временной соотнесенности, то она достигается согласованием со сказуемым, которое выступает в непосредственной связи с подлежащим, получая от него направленность к действию.

При таком рассмотрении открытым, однако, остается вопрос числового согласования форм. Известно, что подлежащее и сказуемое уравнены количественной формой, в связи с чем множественное или единичное число глагола-сказуемого предопределено аналогичной исходной формой, т. е. единичностью или множественностью объекта, принимаемого в данных конструкциях за подлежащее, В конструкциях с начальным there числовая форма как бы зависит от самого глагола, так как объект-дополнение включается в его структуру как его именная часть. Однако нельзя забывать при этом о неизменяемости формы такого подлежащего, которая в отличие от местоимений this — that остается индифферентной к присоединению числовых показателей. В этом отношении опять-таки возможна некоторая аналогия" с формой русских предложений на это: в «Это будут дома» и «Это будет дом» объект раскрывает значение-неизменяемого подлежащего в плане его информационной определенности. Это в значении пространственного соотносителя не имеет формы множественного числа и не равно в рассматриваемом смысле конкретизированно назывным местоимениям эти — те (англ. it — это равно первому рассматриваемому значению и this — that — это, эта, этот, то, та, тот равны второму).

Аналогичное явление, по-видимому, наблюдается и в. конструкциях с there в качестве подлежащего. Входящий в составное сказуемое объект в числовом отношении не однороден, что отражается в различной числовой форме сопряженного с ним в общей структуре именного составного сказуемого. Оно являет собой единую форму, которая может быть представлена или в виде единичности, или множественности (There is a house — There are houses there). Подлежащее же, будучи грамматически лишенным числовых окончаний, формально остается неизменяемым. Тем не менее при анализе этих конструкций не с грамматической, а с психологической точки зрения появляется известный соблазн рассмотреть их как выразителей субъектно-предикативной структуры, в которой субъектом выступает слово типа a house—дом, а предикатом глагол типа Is. Однако в таком случае мы пойдем по пути подмены грамматического значения психологическим и будем исходить не из анализа языковых связей, а из обнаружения психологических закономерностей развития темных и ремных частей предложения. Дело не в предикативном или постпредикативном положении подлежащего, а в конкретном подходе к определению типологической сущности разбираемых конструкций. Известно, что местоимения типа это (как и та, те, тот) представляют собой одну из наиболее древних форм выражения и восприятия мира. Видимо, и конструкции с такого рода словами отражали какой-то строго определенный тип исходно-ассоциативных связей, при котором пространственно-временное соотношение с объектом шло от указательной формы, которая раскрывалась через качественную сущность объекта. Можно полагать, что фиксирование такого типа связей, построенных на локальной неопределенности воспринимаемого объекта по отношению к говорящему лицу, привело в английском языке к расчлененности общего типа конструкций с препозитивным указательным элементом на три подтипа: с it, с this — that и с there. Каждый из них обладает специфическими чертами в характере соотнесения с объектом, от которого зависит форма временной связи н тип глагола (простой или составной). Эти соображения подтверждаются различной логической и психологической трактовкой каждого из рассматриваемых объектов, которая не только лежит в основе их формирования, выражения и функционирования, но является тем внутренним импульсом, который концентрирует в себе различные ростки их возможной эволюции. Большого внимания заслуживает, в частности, факт прогрессирующего употребления в современном варианте английского языка в Америке формы единственного числа сказуемого после there, не зависящей от числа объектов (There's many houses there), где подлежащее и сказуемое (there is) грамматически замыкаются, образуя нерасторжимую в числовом отношении группу.

Думается, что это явление зависит от особенностей' выражения количественного фактора различными частями речи —- наречием и двумя типами местоимений, выступающими в функции подлежащего. Известно, что синтаксический рисунок индоевропейского предложения предполагает номинативную, т. е. неизменяемую в падежном отношении, форму подлежащего. Ее относительная пространственная независимость от глагола-сказуемого вызывается тем фактом, что всякое движение последнего задается и определяется подлежащим, а не наоборот.

Таким образом, та графическая линия, с помощью которой обычно изображается предикат, получает свой мобильный импульс от субъекта, который не подвержен Падежному Изменению. Падеж как бы проецируется на имя со стороны глагола-сказуемого и поэтому проявляется в формах, следующих за именительным падежом. В связи с этим выбор падежа определяется не именем, а глаголом, поскольку падеж, как известно, передает отношения пространственного порядка, фиксируя изменение положения объекта в пространственных координатах по отношению к другим объектам, как близлежащим, так и весьма отдаленным, не названным. Естественно, что именительный падеж в этом смысле не повторяет закономерностей всех остальных косвенных падежей, представляя собой ту начально-исходную структуру, которая сама определяет сказуемое, и, таким образом, посредством его влияет на выбор формы косвенного падежа. Такое положение заставляет думать, что именительность не является падежной формой, а представ ляет собой неизменяемую исходно-номинативную структуру слова, которая в формировании числа сохраняет основное качество своей части речи. Например, у существительного в форме множественного числа она передает репрезентацию однородных объектов в плане их абстрактного исчисления (дома, например, где каждый объект повторен как однородный: дом+дом+дом+…) и ничто, кроме данного объекта,^ форму не включается. Аналогично и структура предложения, включающая имя существительное в качестве подлежащего, дает представление именно о таком характере числа (Дома — наш приют). Местоимения различаются в плане отражения количества. Указательные местоимения (this — that) в силу своей указательной направленности, идущей не на предмет, а от предмета, повторяют закономерности выражения множественного числа существительных, передавая однородность не названных, а лишь указанных объектов. Сравним предложения This is a house (Это -дом) и These are houses (Это — дома), где объекты раскрывают пространственно-указательную соотнесенность подлежащего с их количественной сущностью, а сами при этом входят в группу сказуемого. Аналогия синтаксической модели с именем существительным в качестве Подлежащего подтверждается также и характером сказуемого (при конструкциях с this— that), которое в обоих типах предложений является именным составным. При сохранении в языке падежной системы этот вид сказуемого подвержен падежным изменениям в пределах своей именной части (Дома — наш приют, Дома были нашим приютом, Дома будут нашим приютом).

Указательное местоимение it (это) в противоположность местоимению только что рассмотренного типа имеет прямо противоположную пространственную направленность — не от предмета к говорящему, а от говорящего к предмету, который фиксирует какую-то точку в пространственно-временных координатах, превращая ее в центр мысли. В этом отношении объект не сливается с субъектом в смысле определения его числовой формы через количество однородных предметов (it is the house, it is the houses — это дом, это — дома). Подлежащее по своему внутреннему содержанию (это) передает не однородность или разнородность предметов, а является формой выражения отношения говорящего к предметам окружающего его мира, при котором их количество не влияет на сущность отношений. Естественно, что в таком случае в языке используется количественно неизменяемое местоимение It, которое отличается от рассмотренного выше местоимения this — that (это, эта, этот). Характерно, что сказуемое в этом типе предложений не включает в свой состав объект, хотя последний подвержен изменениям числового порядка, которые не затрагивают подлежащее. Следовательно, в числовом отношении формы it (это) и houses (дома) не взаимосвязаны. Более того, глагол-сказуемое также не зависит от количественной сущности объекта,.что лишний раз подтверждает не составной, а простой тип сказуемого. Сопоставление таких конструкций с аналогичными в русском языке позволяет отметить падежную независимость объекта. Сравните: это есть человек, это будет человек, это был человек, это были люди, где указательное местоимение это соотносимо с английским it частично в плане направленности движения при восприятии объекта от говорящего, и эти будут людьми, эти были людьми, где указательное местоимение эти соотносимо с английским this —that и раскрывает совершенно иную структуру связи, при которой наблюдается не только числовое, но и падежное изменение объекта. Причем если первое непосредственно связано с подлежащим, то второе определяется проецированием на него предикативных связей.

Подлежащее there (там) по своему внутреннему содержанию близко к местоимению it. Как и последнее, оно фиксирует пространственные отношения, идущие на предмет, и связывается в нашем восприятии не с предметом, а с той пространственной оценкой, которая его определяет. В связи с этим there требует своего раскрытия и, как правило, детализируется в ремной части. Сказуемое, включая в свой состав именную часть, модифицируется в зависимости от ее количественной основы: (there) is a house (там) имеется дом или (there) are houses — (там) имеются дома. Однако различные соотношения психологического плана, наблюдавшиеся между подлежащим н сказуемым в конструкциях с it и there (когда сказуемое выступает простым в первой и составным — во второй), приводят к различному типу предикативной структуры. В английских конструкциях с подлежащим it в смысловом плане оно остается односторонне связанным лишь с подлежащим, чем и объясняется его числовая неизменность (всюду наблюдается одна и та же форма III лица единственного числа). Модификация же затрагивает только временной план (is, was, will be).

Различия и типологически общие черты в некоторых безличных конструкциях

В конструкциях с подлежащим there объект, будучи составной. частью, именного сказуемого, грамматически подчинен подлежащему. Однако неизменяемая числовая форма последнего (there) не дает достаточно наглядного подтверждения данному положению. Подобно it there является выразителем отношений, отвлеченных от предмета, но определяющихся, с одной стороны, через связь с предикатом, который раскрывает числовую форму названных отношении, а с другой — через связь с пространственными ограничителями, следующими за предикатом. В этом заключается то существенное различие, которое свойственно конструкциям с it и с there. Первая не требует своей пространственной детализации, и ни в коей мере не зависит от количества объектов, поскольку ее функция заключается исключительно в определении внутренней пространственной позиции говорящего. Вторая (с there) устанавливает не внутреннюю позицию самого говорящего, а констатацию внешней по отношению к нему обстановки (в связи с чем и добавляются обычно следующие за сказуемым обстоятельства). В этом, смысле предложения с подлежащим there сближаются с предложениями, имеющими this — that в качестве подлежащих, поскольку последние также фиксируют местоположение предмета, внешнего по отношению к говорящему. Однако наряду с общими чертами, которые способствуют использованию одинакового типа сказуемого (составного именного), наблюдается и существенное различие. Оно заключается опять-таки в характере определения пространственных координат. Если в предложениях с подлежащим на this — that направленность на предмет, имея внешний характер по отношению к говорящему, соотносится с говорящим и возвращается к нему, то в конструкциях с there направленность идет* на объект, и, требуя дальнейшей дешифровки его в пространственном местоположении, не возвращается на. говорящего, а имея центробежную направленность от исходно-указательного подлежащего, напротив, удаляется от него.

Этой объективно-пространственной ориентацией определяется психологическая сущность темной и ремной частей в различных типах предложений, их логическая неравнозначность и языковая специфика, раскрыть которую мы попытались. Нельзя не учитывать, что грамматическая неизменяемость there как подлежащего может способствовать структурному преобразованию конструкции, в соответствии с которым сказуемое в числовом отношении начинает согласовываться с подлежащим (There is many houses, there). Есть все основания полагать, что архаичность типа синтаксической структуры с пространственно-указательным подлежащим должна прослеживаться во всех языках (по меньшей мере индоевропейской общности). Однако в каждом из них будет наблюдаться наряду с типологически общими чертами значительная индивидуализацияпризнаков. Так, например, в русском языке подлежащее это хоть и в различной мере, но все же сохраняет свое исходное значение направленности мысли на объект чем в известной степени объясняется числовая независимость отколичественной стороны объекта. В предложениях Это был дом, Это был тот, который (кто) видел меня вчера, Это было трудно осознать, как и в рассмотренных выше английских, восприятие начинается не с самого объекта, «а с процесса его миросозерцания. В силу этого подлежащее, фиксируя, определенные пространственные связи, координируется» со сказуемым в плане выражения одновременности, предшествования или дальнейшей последовательности с объектом мысли. Грамматическая связь сказуемого с подлежащим отмечена грамматической завершенностью сказуемого (как простого, а не составного элемента предложения). Последняя предполагает одновременно его логическую связанность как соединителя подлежащего, выступающего в роли пространственного ограничителя, и объекта как смыслового центра мысли. Психологически подлежащее в обоих языках наделено целостностью, и неделимостью со сказуемым, вызывая появление объекта в ремной части, который фиксируется сказуемым не только в пространственных координациях, но и во временных.

Объект, будучи различен с точки зрения своей информативности, существенно изменяет синтаксический рисунок всего предложения (сравните информативно-завершенную; структуру: Это мой дом и Это тот: который…). При усилении модально-информативного характера объекта в русском языке наблюдается полное изъятие подлежащего это, превалирование в нем. абстрактного начала и переход предложения в, особый тип так называемого безличного. Сравним: Это трудно осознать (где ощущается конкретность) и Трудно подумать (где абстрактный характер, всего высказывания идет вразрез с указательным значением местоимения)., Иными словами, происходит отпадение, темной части как несущественной и незначимой, благодаря чему осуществляется перестройка всей, структуры в ее ремной части с превращением последней в. законченное в смысловом отношении безличное предложение. Очевидно, истоки этого явления заложены во внутренней. речи. Отмечалось, что мысль человека выраженная в предложении, не всегда исчерпывается этим предложением. Как правило, она объединяет вокруг себя ряд предложений, видоизменяется в них и связывается в сверхфразовые единства (СФЕ).Одним из средств подобной связи является такое специфическое и весьма распространенное языковое явление, как повтор. В акте коммуникации смысловое содержание выступает определенным связующим звеном; выходящим за пределы одного предложения. Именно это содержание, надо полагать, способствует процессу, активного взаимопонимания. О значимости данного процесса свидетельствует тот факт, что само развитие предложения, порождающее различные' структурные типы гипотаксиса и паратаксиса происходит в акте коммуникации. Последний понимается как процесс широкого обмена мнениями, достигаемый своеобразным повторением содержания, высказанного в предшествующем суждении.