Экспозиция усадьбы. 
Архитектура усадьбы Кусково

Разбивка регулярного парка.

В то время как общество оставалось далеким от провозглашенных идеалов, его правители пытались создать иллюзию регулярного мира в так называемых французских, или регулярных, парках, ставших обязательной частью резиденции коронованных особ или имений придворной знати. Природа здесь как бы теряла объемность, сплющивалась и превращалась в спирали и завитки, вырезанные в дерновой массе. В таком парке человек не чувствовал себя частью природы. Парк внушал человеку идею порядка, давал представление о человеческой воле, предусмотревшей все и вся.

Сад позади Кусковских хором превращался в регулярный парк постепенно, но его коренное переустройство началось в 1750 году, когда Елизавета дала обещание приехать в Кусково в свой следующий приезд в Москву. Это было большой честью для Шереметьева, как представителя Московского дворянства, и подготовка к приему началась. С весны 1750 года на расширение Большого пруда были согнаны сотни крепостников. В следующем, 1751 году Кологривов привлек наемных землекопов.

Ранней весной 1754 года Большой пруд наполнился водой. В раме выровненных по ниточке берегов перед Шереметьевским домом распростерлось огромное водное зеркало в форме трапеции. Прежде Кусковский дом, пруд и роща за прудом существовали отдельно, сами по себе. Теперь же прямая линия прорезала просеку с каналом, пересекла большой пруд и, объединив разнородные части, как ось, прошла по Шереметьевским хоромам и парку позади хором.

В саду были вырублены деревья, выкорчеваны пни, неровности подсыпаны землей, вынутой из котлована, и на площади, ровной и гладкой, как стол, высажены молодые деревья. Кологривов выписал садовников, столяров, плотников из различных Шереметьевских вотчин и пока землекопы рыли котлован Большого пруда, плотники надстроили дом вторым этажом, а лепщики украсили крышу затейливыми балюстрадами со статуями и вазами.

В итоге из окон Кусковских хором стало возможным окинуть взором все 30 гектаров парка. Аллеи, прочерченные по линейке, просматривались по всей длине насквозь, а заново высаженные деревья были подстрижены так, что ни одной не поднималось выше другого. Лишь узкие цветочные бордюры окаймляли симметрично расстеленные вдоль главной оси ковры зеленого дерна. По сторонам партеров тянулись зеленые стены — боскеты. Крепостные садовники выстригали молодые липы так, что боскеты получали строгую вертикальность. Деревья перед боскетами выстригались в форме шара. Зеленые шары были расставлены на одинаковом расстоянии друг от друга, поднимались на одинаковую высоту и имели одинаковый объем. Статуи в парке изображали героев и божеств, римских императоров, которые стояли вдоль боскет. Это было величественное и впечатляющее зрелище. Границу регулярного парка обозначал Обводный канал. Роль ворот в Кускове исполнял деревянный подъемный мост.

И, надо сказать, все это делалось не зря — летом 1754 Елизавета посетила Кусково. Чудеса начались сразу, как только опустился подъемный мост. Вправо и влево от Голландского домика по сторонам залива красовались два искусно построенных павильона. Один, именовавшийся Столбовой беседкой, изображал античное святилище, другой назывался Китайской беседкой и должен был изображать буддийский храм. В Китайской беседке были выставлены предметы восточного мастерства, а, надо заметить, в ту пору китайский фарфор очень ценился за свою редкость. И теперь разнообразные сосуды из фарфоровой массы, известной знатокам под названием «яичная скорлупа», белой, звонкой и такой тонкой, что сквозь нее просвечивали пальцы, вызывают удивление и восторг.

Пушечный залп возвестил начало «трактования», как тогда называли банкет. Гости рассаживались за столами самых необычных форм: в виде лиры, в виде двуглавого орла или в форме буквы «Е"—вензеля императрицы. На такой стол блюда не ставились. Сначала их разносили, показывая гостям, ибо всем яствам тоже придавалась причудливая форма — то античного храма, то замка, то скульптуры. Лишь после обозрения слуги накладывали кушанья на тарелки. Главным блюдом считались кабаньи головы, сваренные в рейнском вине; их подавали с приправой из оленьего рога. Затем шли рябчики, жаренные на углях из гвоздики, рагу из петушиных гребешков, соловьиные язычки и другие затейливые блюда. Наряду с изысканными творениями кулинарного искусства учившихся в Париже поваров подавались блюда древнерусской кухни. Жареных лебедей и павлинов в уборе из собственных перьев в Петербурге давно успели забыть и даже считали несъедобными, но в Кускове они напоминали о царских пирах тех времен, когда Москва была столицей Древней Руси. Из-за множества букетов и вазонов с цветами стол походил на клумбу, но каждый цветок имел свое значение: бархатец означал бессмертие, лилия—нежность, роза—юность, а вместе они составляли изречения, которые гостям надлежало «прочесть». Цветы окружали статуэтки из фарфора.

За столом, в пудреных париках, небольших и изящных, с буклями над ушами, сияя звездами орденов, сидел цвет русского дворянства. Тем не менее половина присутствующих едва умели читать и лишь треть умели расписываться. Банкет закончился затемно, когда вдоль аллей, напоминая огненный пунктир, загорелись плошки, нечто вроде маленьких костров на тарелочках с салом. Освещение относилось к дорогим удовольствиям, даже люди со средствами не всегда могли позволить себе восковые свечи, поэтому иллюминация парка представлялась великолепием. Закончилась она красивейшим фейерверком — пьесой, разыгранной в ночном небе.

В Кускове все пейзажи в той или иной мере — результат деятельности человека. Поэтому в процессе создания ансамбля шло одновременное приноравливание интерьеров с соответствующим пейзажем и пейзажей — интерьерам.

Рассмотренные павильоны подчинены парку. Внутренне пространство этих зданий постоянно омывается светом и воздухом. Совсем другое соотношение с парком у дворца — самого большого паркового павильона. Но именно из-за величины тема его интерьера разрастается в большое и сложное произведение, в котором парк играет лишь роль аккомпанемента.